в себе постель из старухиных тряпок, он улегся на полу в  кухне  и
задул лампу. Откуда-то пришла облезлая серая кошка, улеглась на его ногах  и
принялась вылизываться. Даже на таком расстоянии  от  нее  разило  помойкой.
Потом Баландина кто-то укусил. Это наверняка  была  блоха,  но  он  не  стал
прогонять  кошку,  которая  уже  успела  свернуться  калачиком   и   завести
спрятанный у нее внутри моторчик. Слушать мурлыканье кошки и ощущать  сквозь
старухину рванину и ткань брюк  ее  горячую  тяжесть  оказалось  удивительно
приятно. Баландин заснул с ощущением возвращения домой и проснулся только  в
десятом часу утра.
   Он умылся над ржавой раковиной, сбегал в магазин и  закатил  для  Агнессы
Викторовны настоящий пир. По дороге  он  успел  дозвониться  до  Рогозина  и
назначить старинному приятелю встречу, о которой мечтал  долгих  одиннадцать
лет.

***

   Матерчатая спортивная сумка еще не просохла, и  Чек  невольно  вздрогнул,
дотронувшись до влажной ткани. Сейчас его ночные приключения казались просто
нелепым сном, поганым кошмаром, привидевшимся после чересчур плотного  ужина
с неумеренным возлиянием.
   "Какого черта я ввязался в это дело? - уныло подумал он. - Ведь  не  умею
же я этого, не умею и не хочу... Черт меня дернул  позвонить  Аверкину.  Что
мне, денег не хватает?"
   Подогретый безумной спешкой энтузиазм минувшей ночи схлынул, как вода  из
ванны, откуда вытащили пробку, и теперь Чек с тягостным недоумением  пытался
понять, что заставило его пойти на такой риск. Даже сумма выкупа,  названная
им Аверкину, теперь казалась смешной и нелепой. Что  такое  сто  тысяч?  Для
серьезного делового человека это не деньги, а для рядового обывателя - нечто
из разряда астрономических чисел. Вот и получается, что он, Чек,  ввязавшись
в серьезную игру для взрослых людей, повел себя, как  малолетний  хулиган  -
все равно что потребовал у прохожего горсть  мелочи  на  мороженое,  угрожая
заряженным пистолетом.
   Он дернул ?молнию? сумки и выгрузил из нее ноутбук. Идти на  задание  без
ноутбука было непривычно, но и работа, предстоявшая Чеку, была для  него  не
привычной: прежде  ему  никогда  не  приходилось  заниматься  слежкой  в  ее
классическом варианте, и теперь он чувствовал себя не в своей тарелке.
   Посмотрев на часы, Чек заторопился: нужно было прибыть  на  место  раньше
Рогозина и таинственного незнакомца, который назначил ему встречу.  То,  что
речь шла о президенте ?Эры? Рогозине, наполняло  Чека  чувством  собственной
значимости несмотря на его  снисходительно-ироничное  отношение  к  чинам  и
званиям.
   Он побросал в сумку все необходимое, начиная от направленного микрофона и
кончая компактной видеокамерой. Все еще лежавшая в  холодильнике  ?минольта?
последовала туда  же.  Застегнув  сумку,  Чек  рассеянно  похлопал  себя  по
карманам, проверяя, все ли на месте, закурил ?на посошок?, забросил на плечо
ремень сумки и вышел из дома, с самым небрежным видом вертя на пальце кольцо
с ключом от машины.
   На лестнице ему повстречался пенсионер Курьянов, активно  опорожнявший  в
разверстую  пасть   мусоропровода   содержимое   своего   мусорного   ведра.
Спрессованная дрянь ни  в  какую  не  желала  покидать  обжитую  емкость,  и
Курьянов  ожесточенно  колотил  перевернутым  ведром  по  жестяному   коробу
мусоропровода. Его знаменитая палка стояла здесь же, прислоненная  к  стене,
на окруженной седым пухом лысой  макушке  поблескивала  обильная  старческая
испарина.
   - Привет, дед! - громко сказал ему  Чек.  Курьянов  сделал  вид,  что  не
услышал.
   - Еще раз подопрешь мою машину своим корытом, сволоку его  на  свалку,  -
пообещал Чек, - а тебя, старого пердуна, отправлю в больницу.
   Курьянов громко икнул - видимо, от удивления Раньше Чек не позволял  себе
таких выходок.
   Чек немного постоял у него за спиной, ожидая реакции, не дождался и  стал
спускаться вниз, шагая через ступеньку и с некоторым удавлением думая о том,
какими странными порой бывают отношения между людьми. Ведь  сколько  раз  он
пытался договориться с Курьяновым  по-человечески!  Просил.  Убеждал.  Даже,
помнится, угощал водкой  и  интересовался,  не  нужна  ли  ему  какая-нибудь
помощь. Одного он не пробовал -  угрожать.  И  зря,  выходит,  не  пробовал.
Старику-то, оказывается, только этого и не хватало! Он ведь,  бедолага,  всю
жизнь так прожил: топчи слабого и лижи задницу сильному. А тут вдруг пенсия,
как снег на голову. И топтать некого, и  ни  одной  подходящей  для  лизания
задницы поблизости, опять же, не наблюдается... Беда!
   Старая ?победа?,  конечно  же,  опять  стояла  бампер  к  бамперу  с  его
?хондой?. Чек обернулся  в  сторону  подъезда  и  немного  подождал.  Старик
Курьянов так и не вышел, но Чеку показалось, что  в  окне  стариковой  кухни
едва заметно шевельнулась серая от грязи занавеска. Чек развел руками, глядя
прямо в окно - дескать, я ведь предупреждал, а теперь не обессудь, -  открыл
дверцу машины, поставил сумку  на  пассажирское  сиденье  и  бросил  быстрый
взгляд на часы. Пара  минут  в  его  распоряжении  еще  была.  Чек  полез  в
бардачок, нашел забытый кем-то коробок спичек и выбрался из машины.
   Он часто развлекался подобным образом в дни  золотого  детства,  так  что
никаких проблем с осуществлением  задуманного  у  него  не  возникло.  Через
минуту все четыре колеса ?победы? громко  зашипели,  выпуская  воздух  через
заклиненные спичками ниппеля.  Чек  снова  посмотрел  на  окно  Курьянова  и
приветливо помахал рукой.
   Выбираясь со стоянки, он увидел, как старик выскочил из подъезда  и,  как
был прямо в домашних тапочках, выбежал на проезжую часть. Вместо того, чтобы
прибавить газу, Чек затормозил и опустил стекло  со  своей  стороны:  старик
явно нуждался в том, чтобы  с  ним  провели  дополнительную  разъяснительную
работу.
   - Ты! - выпалил Курьянов, вцепляясь своими  артритными  клешнями  в  раму
открытого окна. - Да ты...  Да  ты  что  делаешь,  бандитская  морда?  Да  я
милицию...
   - Глохни, дед, - сказал ему Чек. - Я ведь  предупреждал,  что  это  плохо
кончится. Учти, в следующий раз сделаю, как обещал:  вызову  эвакуатор,  дам
водителю на водку и отволоку твою телегу на ближайшую свалку. А про  милицию
забудь. Что они мне  сделают?  Штраф?  Штраф  я  заплачу,  а  вот  ты  потом
пожалеешь. Ты меня понял, стукач заплесневелый?
   Курьянов гулко сглотнул  слюну  и  беспомощно  кивнул  плешивой  головой,
окончательно уничтоженный неожиданной отповедью Чека, которого всегда считал
интеллигентным мозгляком. Чек нажал на кнопку, и тонированное стекло с тихим
жужжанием поехало вверх, отрезая от него растерянного старика.  В  следующее
мгновение ?хонда? с бархатным  ревом  сорвалась  с  места,  обдав  Курьянова
облаком теплого вонючего дыма, пулей пронеслась по двору,  мигнула  красными
огнями стоп-сигналов и скрылась за углом.
   Чек прибыл на место без пяти четыре, припарковался поближе  к  скверу  со
скамейками и внимательно осмотрелся. Ничего подозрительного он  не  заметил,
но это вовсе не означало, что на площади все чисто: здесь было полно людей и
автомобилей, в каждом из которых мог  скрываться  внимательный  наблюдатель,
оснащенный не хуже, а возможно, и лучше Чека.
   Оптика, подумал Чек. Без оптики наблюдение  практически  невозможно,  это
ясно как  белый  день.  Известно  также,  что  оптика  бывает  разная  -  от
простейшего увеличительного стекла до  мощнейших  телескопов.  Этот  широкий
диапазон включает в себя, между прочим, и такую удобную вещь, как оптический
прицел, с помощью которого можно не только наблюдать,  но  и  прицеливаться,
что отлично видно даже из названия...
   Развлекая себя подобными  размышлениями,  Чек  сноровисто  собрал  легкий
дюралевый  штатив  и  укрепил  на   нем   следящую   видеокамеру,   микрофон
направленного действия и миниатюрное передающее  устройство,  которое  могло
работать также и на запись. Надежно укрепив получившуюся конструкцию  внутри
салона ?хонды?, он вышел из машины и ленивой походочкой, закуривая  на  ходу
сигарету, двинулся через  площадь,  направляясь  к  расположенному  напротив
сквера кафе. Здесь он занял столик у огромного, во  всю  стену,  запыленного
окна, заказал двойной кофе, еще раз посмотрел на часы и  стал  ждать,  между
делом глазея по сторонам и пытаясь засечь Канаша, который наверняка уже  был
где-то  здесь,  если  вообще  намеревался  появиться  на  месте  предстоящих
событий.
   Получив  свой  кофе,  Чек  поблагодарил  миловидную  официантку,   удобно
развалился на стуле, забросил ногу на ногу, закурил еще одну сигарету и  как
бы между делом вставил в ухо горошину головного телефона на  длинном  тонком
шнуре. Опустив руку в карман своей просторной куртки, он опробовал  действие
пульта   дистанционного   управления.   Установленный   в   салоне   ?хонды?
направленный  микрофон  исправно  вертелся  во  все   стороны,   донося   до
притаившегося в кафе Чека обрывки чужих разговоров и хаотичный уличный  шум.
Проконтролировать работу видеокамеры, не имея под  рукой  верного  ноутбука,
Чек не мог, так что здесь ему пришлось полностью положиться на технику.  Это
было неудобство, с которым Чек вынужден был мириться, если не хотел  собрать
вокруг себя толпу зевак, сидя в кафе с компьютером  на  коленях.  Обычно  он
оставался в машине, где мог со всеми удобствами  следить  за  работой  своей
аппаратуры, но Канаш ясно дал понять, что объект наблюдения крайне опасен  и
очень осторожен. Оставалось лишь  надеяться,  что  машина  без  водителя  не
привлечет его внимания, и  он  не  заметит  любопытного  глаза  видеокамеры,
следящего за ним сквозь тонированное стекло салона.
   Когда до указанного Канашом времени оставалось чуть больше двух минут, на
площади появился длинный, как грузовая  платформа,  золотистый  ?бьюик?.  Он
двигался с солидной неторопливостью входящего  в  тесную  гавань  океанского
суперлайнера, мигая указателем правого поворота и явно высматривая  местечко
для стоянки. Чек, не  сдержавшись,  фыркнул  прямо  в  чашку  и  забрызгался
горячим кофе, когда увидел, как  стоявший  позади  его  ?хонды?  потрепанный
?москвич? пару раз моргнул поворотником и вырулил на проезжую часть. Рогозин
немедленно  загнал  свой  огромный  автомобиль  в  образовавшийся   просвет,
заставив его продемонстрировать неожиданную для такой туши  маневренность  и
даже грациозность.
   Продолжая улыбаться, Чек снова засунул правую руку  в  карман  и  поиграл
кнопками на пульте дистанционного управления. Направленный микрофон  работал
просто  великолепно:  сидя  в  кафе,  Чек  слышал  сдержанный  рокот  мотора
огромного американского автомобиля, бодрый голос диск-жокея, доносившийся из
встроенных  в  обивку  салона  ?бьюика?  динамиков  и  даже  тихое  жужжание
свеклоподъемника.
   - Ну где эта сволочь? - услышал он, когда минутная стрелка на  его  часах
коснулась шестерки. - Еще и нервы помотает, сука лагерная...
   Чек увидел ?суку лагерную?, наверное, на секунду раньше, чем сам Рогозин.
Со стороны сквера, держа курс прямо на золотистый ?бьюик?, странной ныряющей
походкой приближался какой-то костлявый  субъект  неопределенного  возраста.
Чересчур просторная белая рубашка болталась на его широких костлявых плечах,
как на вешалке, острое костистое лицо было угрюмым и сосредоточенным,  кисти
рук прятались в карманах мятых серых брюк. На всей площади не было человека,
который подходил  бы  под  определение  ?сука  лагерная?  больше,  чем  этот
субъект. Чеку оставалось  только  гадать,  что  могло  связывать  президента
крупной фирмы с этим  угрюмым  гуманоидом,  от  которого  за  версту  разило
лагерем строгого режима.
   Чек решил, что все-таки ошибся, но  тут  по-прежнему  сидевший  за  рулем
своего автомобиля  Рогозин  ворчливо  пробормотал:  ?Наконец-то...?,  и  Чек
понял, что началась работа, ради которой он сюда приехал.
   Он подозвал официантку и заказал еще один двойной кофе без сахара,  краем
глаза следя за площадью и вслушиваясь  в  звуки,  которые  доносил  до  него
спрятанный в ухе наушник.
   - Хорошая музыка? - спросила официантка, кивая на  змеившийся  по  одежде
Чека провод и кокетливо стреляя блестящими фарфоровыми гляделками.
   - Увы, - сказал ей Чек, заставляя себя улыбнуться, -  это  не  музыка,  а
аудиокурс языка суахили. Ужасная скукотища, но я готовлюсь к экзамену.
   Официантка скорчила уморительную гримаску и упорхнула: суахили  она  явно
не интересовалась.
   Человек, который сильно смахивал на тощего  двуногого  волка,  между  тем
дохромал до машины Рогозина и склонился над открытым окном.
   - Ну здравствуй, - услышал Чек  грубый  хриплый  голос,  который  мог  бы
принадлежать  оборотню  -  не  киношному,  а  настоящему,  если   бы   такие
существовали на самом деле. - Сколько лет, сколько зим, как говорится...
   - Здравствуй, - напряженным голосом отозвался Рогозин. - Черт, во что  же
это они тебя превратили... С руками-то у тебя что?
   - Ерунда, - прохрипел  человек-волк  таким  тоном,  словно  речь  шла  об
испачканном манжете. - Главное, что ты отлично сохранился и  выглядишь,  как
огурчик. Поверь, я был бы сильно огорчен, если бы вернулся и узнал,  что  ты
окочурился от какого-нибудь рака. В общем, давай обойдемся без  крокодиловых
слез и иудиных поцелуев.
   - Ого, - насмешливо сказал Рогозин, - а ты,  оказывается,  помнишь  такие
слова! Я-то думал, что ты теперь это.., по фене ботаешь.
   - И это тоже, - заверил его человек с волчьим лицом. - Ас памятью,  Юрок,
у меня все в порядке. Что видел, в жизни не забуду.
   До Чека донесся странный звук: похоже было на то, что  Рогозин  заскрипел
зубами.
   - Не забудешь, значит, - повторил он. - Даже если тебя попросить?
   - Это смотря как просить, -  с  нехорошей  интонацией  сказал  собеседник
Рогозина. - И смотря кто просит. И, главное, о чем.
   - Да ты садись в машину, - предложил Рогозин. - Чего на улице торчишь?
   - Лучше пройдемся, - сказал волк. - Откуда я знаю, чем  она  нашпигована,
твоя машина? Хотя мне что-то не верится, что у тебя могло возникнуть желание
записать наш разговор.
   Невидимый для собеседников Чек согласно закивал головой: у него сложилось
точно такое же впечатление. Это, между прочим, наводило на интересные мысли,
касавшиеся намерений и планов Канаша, но думать об этом сейчас было некогда.
   - Охота тебе по улице хромать, - проворчал Рогозин, открывая дверцу.
   - Ладно, - вдруг передумал его собеседник. - Сроду в иномарке  не  сидел,
если не считать того раза.., ну, ты помнишь.
   - Понятия не имею, о чем ты говоришь, - довольно жестко ответил Рогозин.
   - Короткая у тебя память, Юрик, - сказал человек с волчьим лицом,  садясь
в машину. - Лепила в пересыльном пункте говорил, что  это  опасный  симптом.
Так, говорил, и ласты склеить недолго.
   - Угрожаешь?
   - Забочусь, чудак. Ну что, покатаешь старого кореша или как?
   - Или как, - жестко ответил Рогозин. - Некогда мне с  тобой  кататься.  И
потом, ты хотел говорить о деле, а здесь Москва, а не  какие-нибудь  Красные
Смердуны. Здесь надо либо машину вести, либо языком чесать.
   - Да, - сказал волчьелицый, - водитель из тебя всегда был, как из  дерьма
пуля. Ладно, говорить так говорить. Что думаешь предпринять, Юрик?
   - В каком смысле? У меня, знаешь ли, много разных планов, так что  говори
поконкретнее, уж будь так добр. И учти, что у меня мало времени.
   Собеседник Рогозина протяжно вздохнул, и  Чек  услышал,  как  он  чиркает
колесиком зажигалки.
   - Ну что ты темнишь, старик? - сказал он наконец. - Что ты целочку-то  из
себя строишь?  Конкретность  ему  подавай...  Хорошо,  вот  тебе  конкретный
вопрос: что ты намерен предпринять, чтобы я молчал о твоем  участии  в  деле
этой Свешниковой? Я, братец ты мой, одиннадцать лет мечтал задать тебе  этот
вопрос, так что ты уж постарайся, не разочаруй старого корешка,  ответь  как
полагается. На суд явиться у  тебя  кишка  оказалась  тонка,  да  и  папашка
позориться не хотел, так ты уж хотя бы теперь поднатужься, побудь хоть  пару
минут мужиком.
   Чек пропустил ответ Рогозина, на некоторое время выпав  из  реальности  и
погрузившись в состояние, близкое к  кататонии.  ?Свешникова  -  одиннадцать
лет. Одиннадцать - Свешникова...? - без устали крутилась  у  него  в  голове
одна и та же мысль.
   - Вам плохо? - спросила проходившая мимо официантка.
   - Да... Нет... Не знаю, - сказал ей Чек, не слыша собственного  голоса  и
не понимая, что он говорит и говорит ли  что-нибудь  вообще.  -  Вы  знаете,
одиннадцать лет назад у меня погибла сестра. Ее звали Анна, Анна Свешникова.
Мы с ней были от разных отцов, потому и фамилии разные: у нее Свешникова,  а
у ме...
   Он оборвал себя на полуслове,  поняв,  что  говорит  лишнее,  и  поспешно
закурил, стараясь вникнуть в то, что бубнили голоса в его правом ухе.
   - Сочувствую, -  разом  поскучнев,  сказала  официантка.  -  Я  могу  вам
чем-нибудь помочь?
   - Нет, - сказал Чек. - Спасибо вам. Извините,  я  не  хотел  вас  пугать.
Просто накатило вдруг... У меня так бывает. Все уже прошло, спасибо.
   Официантка  ушла,  недоверчиво  оглядываясь  и  явно  борясь  с  желанием
попросить его немедленно расплатиться за кофе. Чтобы  она  успокоилась,  Чек
выложил на стол крупную купюру и сосредоточился на  происходившем  в  салоне
?бьюика? разговоре.
   - ..деньги немалые, - услышал он  обрывок  фразы,  произнесенной  голосом
Рогозина.
   - Не смеши меня, старик, - лениво прохрипел собеседник президента  ?Эры?.
- Кто бы плакался!..
   - Плакаться у меня и в мыслях не было, - сердито огрызнулся Рогозин. - Но
я же не ?челнок? какой-нибудь, не торгаш с базара, я бабки в чулке не храню,
они у меня работают. Чтобы собрать полмиллиона зеленых, мне  нужно  хотя  бы
три дня. Это минимум, ясно?
   - Не забудь про паспорт с московской пропиской, - напомнил хрипатый.
   -  А  какая-нибудь  другая  прописка  тебя  не  устроит?   -   недовольно
поинтересовался Рогозин.
   - Не устроит. Я тут родился и вырос, и помереть хочу тоже тут. Да  ты  не
бойся, в гости ходить не буду. Закончим дело и разбежимся, как котики-песики
после случки.
   - Надеюсь, - сухо сказал Рогозин.
   - Знаешь,  -  сказал  вдруг  хрипатый  странно  изменившимся  голосом,  -
кантовался я как-то на пересылке  в  Крестах,  и  встретился  мне  там  один
очкарик из образованных, вот вроде тебя, только не такой гнилой,  пожалуй...
Переехал он кого-то, что ли, на тещиных ?жигулях?. Он мне одну вещь  сказал,
так я ее на всю жизнь запомнил. Мы, говорит, пуще всего не любим  тех,  кому
какую-нибудь подляну кинули. У него это, конечно, красивее  звучало,  глаже,
но за смысл я ручаюсь.
   - Я спешу, - напомнил Рогозин.
   - Спеши, спеши. Не стану задерживать. Твое время на вес золота, ясно даже
и ежу...
   Чек услышал, как щелкнул, открывшись, замок дверцы,  и  встал,  почти  не
чувствуя под собой ног. Где-то на заднем плане, на самом краю сознания,  все
еще пульсировало монотонное: ?Свешникова - одиннадцать лет...  Свешникова..,
одиннадцать лет... Свешникова...? Он двинулся к выходу, машинально  играя  в
кармане кнопками пульта,  заставляя  направленный  микрофон  почти  бесшумно
поворачиваться на штативе вслед за хромым человеком с  волчьей  физиономией.
Он увидел, как отъехал от бровки  тротуара  длинный  золотистый  ?бьюик?,  и
ускорил шаг, почти перейдя на бег, когда заметил, что человек, за которым он
следил, подошел к припаркованной метрах в  двадцати  от  его  ?хонды?  белой
?девятке?. ?Сейчас сядет в такси и уедет, - лихорадочно  подумал  Чек,  -  и
тогда поминай, как звали. А упускать его нельзя. И Канаш не  велел,  и..,  и
вообще?.
   Он  остановился  как  вкопанный,  услышав  разговор  своего  ?объекта?  с
водителем ?девятки?. Разговор был какой-то странный, совершенно  непонятный,
словно Чек опять пропустил половину из того, что говорилось.
   - Сидишь? - сказал волчьелицый. - А ну, вали  отсюда!  И  передай  своему
бугру, чтобы не взду