ым,  чем  недавно
разыгравшийся скандал в приемной. Однако  секретарям  господина  Набуки  это
было  невдомек:  Сабуро  для  них  по-прежнему  оставался  просто  водителем
лимузина, которому давно пора на пенсию.
   Одна из панелей стены  напротив  рабочего  места  господина  Набуки  была
сдвинута в сторону, открывая  взгляду  плоский  экран  большого  телевизора,
целиком спрятанного в просторной нише. Телевизор  работал:  господин  Набуки
смотрел выпуск новостей на канале Си-эн-эн.  На  экране  были  видны  старые
русские танки, ведущие огонь по горному склону. При  каждом  выстреле  танки
подскакивали на месте, заволакиваясь густыми облаками желтой пыли. Звук  был
отключен:  господин  Набуки  ждал  совсем  других  новостей,  и  подробности
американской акции возмездия его совершенно не интересовали.
   - В чем дело, Сабуро? - спросил он,  опускаясь  в  свое  кресло  боком  к
работающему телевизору и делая водителю знак подойти.
   - Плохие новости, Набуки-сан, - сказал Сабуро, приблизившись к столу.
   Господин Набуки покачал головой.
   - Хороших новостей не бывает, друг мой, - сказал  он.  -  Новость  -  это
всегда неожиданность,  а  неожиданности  обычно  не  несут  с  собой  ничего
хорошего. Особенно в нашем возрасте и  при  наших  с  тобой  занятиях.  Если
появляются неожиданные новости - значит, что-то пошло не  по  плану,  что-то
упущено, не предусмотрено, вышло из-под  контроля...  А  это  всегда  плохо.
Более того, это опасно. Но ведь нам не впервой встречать опасность  лицом  к
лицу, не так ли?
   Сабуро почтительно наклонил  голову  в  знак  согласия.  Размеренный  тон
господина Набуки, как обычно, мгновенно заставил  его  взять  себя  в  руки,
усмирив бушевавшее в груди волнение. В то же время он подумал, что встречать
лицом к лицу такую опасность господину Набуки до сих пор не приходилось.
   Он  заметил,  что  господин  Набуки  все  время  косится  на   работающий
телевизор, и бросил  быстрый  взгляд  на  настольные  часы.  Унявшееся  было
беспокойство снова всколыхнулось: он не понимал,  почему  все  телевизионные
каналы мира до сих пор не трубят об очередной катастрофе. Судя  по  времени,
эфир должен был буквально ломиться от панических  сообщений,  сопровождаемых
вселяющими  ужас  картинками  страшных  разрушений.  Вместо  этого  Си-эн-эн
демонстрировала уже успевшие изрядно  надоесть  публике  кадры,  на  которых
американские летчики перепахивали фугасными бомбами афганские горы.
   - Ты сказал, что у тебя есть новости. - Голос  господина  Набуки  оторвал
Сабуро от невеселых раздумий, и он невольно вздрогнул. - Неужели ты  нарушил
все  наши  правила  и  ворвался  сюда  только  для  того,  чтобы  посмотреть
телевизор?
   - Кицунэ Таками получил сообщение с Кунашира, - сказал Сабуро. -  Помните
человека, который сфотографировал вас на причале?
   - Что-то припоминаю, - равнодушно ответил господин Набуки, но  в  душе  у
него шевельнулся неприятный холодок: фотограф с Кунашира ему сразу чем-то не
понравился, хотя он не смог бы вразумительно объяснить, что  именно  его  не
устраивало в этом человеке - А в чем дело? Меня  часто  фотографируют,  я  к
этому привык. К тому же, я надеюсь, Что наши друзья  на  Кунашире  выполнили
мою просьбу и фотографий больше нет.
   Он сделал ироническое ударение на слове "друзья";
   Сабуро отреагировал на это короткой улыбкой, которая искривила его  губы,
но не коснулась глаз.
   - Фотографии есть, - сказал он. - Наш человек на острове прислал по факсу
копии. Вот, взгляните.
   Он вынул  из  внутреннего  кармана  пиджака  и  положил  на  стол  стопку
факсимильных копий. Господин  Набуки  перебрал  фотографии,  лишь  ненадолго
задержав внимание на двух своих портретах - Бывали времена, - сказал  он,  -
когда я получался на фотографиях гораздо лучше.
   Потом в руки ему попал снимок, на котором "Коньэй-мару", краса и гордость
его флотилии, поднимала до отказа набитый рыбой трал.
   - Основная идея этой подборки мне ясна, - проговорил  господин  Набуки  и
снова покосился на телевизор. По телевизору опять показывали танки - на  сей
раз  израильские.  Он  вгляделся  в  титры  и  вздохнул,  да,  репортаж   из
Палестины... Где же, наконец, сообщения из Москвы?  -  Этот  человек,  -  он
постучал пальцем по разъехавшейся стопке фотографий, -  не  очень  похож  на
туриста.
   - На туриста он вообще не похож, - согласился Сабуро. - Он  представлялся
корреспондентом одной из московских газет. Армейской, кажется..
   - Представлялся корреспондентом? - Господин  Набуки  снова  посмотрел  на
фотографии. - Да, это похоже на репортаж. Я уже  говорил,  что  здесь  четко
прослеживается основная идея, даже несмотря на отсутствие подписей.
   - Подписи тоже есть,  -  сказал  Сабуро  и  вынул  из  кармана  еще  одну
фотографию. - Вот этот снимок он просил передать по факсу в Москву.
   Лицо у Сабуро было чернее тучи. Господин Набуки взял у него копию  снимка
и не сразу понял, в чем дело: это опять был его портрет - тот, на котором он
зажмурился, ослепленный  вспышкой.  Потом  он  увидел  размашистую  надпись,
наискосок пересекавшую снимок, и попытался ее прочесть,  но  быстро  сдался:
по-русски он читал плохо, а написанное от руки не  мог  читать  вообще.  Ему
удалось разобрать только дату и время - тот самый  день  и  тот  самый  час,
когда был сделан этот снимок.
   - Что здесь написано? - спросил он.
   Бумажка с переводом уже была у Сабуро в руке. Он поднес ее почти к самому
лицу и прочел, делая ударение на каждом слове:
   - Интересующий вас объект. Прибытие на Кунашир.
   - Интересующий кого? - ворчливо спросил  господин  Набуки.  Ситуация  ему
активно не нравилась, Сабуро зачем-то ходил вокруг да около, тянул резину  и
напускал тумана, как будто пришел специально для того, чтобы помучить своего
хозяина. И почему, в конце концов, до сих пор молчит Москва?
   - Номер, по которому он просил  отправить  факс,  принадлежит  российской
службе  безопасности,  -  мрачно  сказал  Сабуро.  -  Аппарат  установлен  в
общественной приемной ФСБ.
   - Тогда это какая-то неумная шутка, - сказал господин Набуки. -  Если  он
работает по  заданию,  то  какой  смысл  афишировать  это,  посылая  факс  в
общественную приемную, да еще через посторонних людей?
   - Шутка? - с сомнением переспросил Сабуро.
   - Если не шутка, то анонимный донос. Хотя мне кажется, что  доносчик  сам
плохо представляет, о чем конкретно ой доносит.
   - Это еще не все, - сказал Сабуро.  -  Будучи  задержанным  милицией,  он
предъявил  удостоверение  сотрудника  ФСК.   Это   русский   контрразведчик,
Набуки-сан.
   - Какая чепуха, - с раздражением произнес господин Набуки, заставляя себя
смотреть на Сабуро, а  не  на  экран  телевизора.  -  Все  это  кажется  мне
совершенно лишенным смысла. Они что, хотят  прикрыть  наш  рыбный  промысел,
обвинив меня в шпионаже? Но это же смешно!
   - Мне это смешным не кажется, - мрачно сказал Сабуро,  собирая  со  стола
разбросанные фотографии. - Вспомните попытку  проникновения  в  базу  данных
банка Аригато. Вспомните русского, который собирал досье на  вас  с  помощью
того подонка, Сигэцу. Вспомните другого  русского,  которого  нашим  рыбакам
пришлось утопить вместе с лодкой. Они не оставят вас в покое, Набуки-сан.
   - Ничего, - сказал господин Набуки, - скоро  им  станет  не  до  меня.  Я
думаю, им уже не до меня. Гром уже  прогремел,  а  в  новостях  ничего  нет,
потому что русские, как никто, умеют засекречивать любую информацию.
   - Хотелось бы в это верить, - мрачно буркнул  Сабуро.  -  Но  боюсь,  эта
информация не из тех, которые легко поддаются засекречиванию. Мне  думается,
это было бы заметно даже с орбиты. Я говорил вам, Набуки-сан: не  надо  было
посылать на это дело мальчишку. Сопляк наверняка что-то перепутал или просто
попался...
   - Ему нечего было путать, -  резко  оборвал  его  господин  Набуки.  -  И
попадаться ему тоже было не на чем. Он ничего не знает  и  ничего  не  может
рассказать. Никому. Вот что, Сабуро, с ним нужно связаться...
   Сабуро удивленно шевельнул бровями, но господин Набуки уже  взял  себя  в
руки и изменил опрометчивое решение.
   - Прости,  я  что-то  нервничаю...  Это  дело  слишком  важное,  чтобы  я
оставался спокойным. В данном случае отсутствие новостей - тоже  новость,  и
очень неприятная. Так что с тем русским контрразведчиком?
   - Насколько я понял из сообщения нашего агента, этот человек  ведет  себя
вызывающе.  Он  почти  не  скрывает,  что  прибыл  на  Северные   территории
исключительно ради вас, Набуки-сан. У меня сложилось странное ощущение,  что
он бросает вам вызов. В противном случае это обыкновенный глупец, и остается
только гадать, как ему удалось дослужиться до полковничьего чина.
   - Глупец в чине полковника  -  не  такое  уж  редкое  явление,  -  сказал
господин Набуки. - Особенно у русских. В течение семидесяти с лишним лет они
исповедовали бредовую идею, согласно которой любая кухарка  может  управлять
государством. А последствия такого управления им приходится расхлебывать  до
сих  пор.  Полковник  контрразведки,  выполняющий  специальное  задание   на
Кунашире. В такой ситуации, если ты не  слишком  умен,  легко  почувствовать
себя Богом.
   - Примерно так и обстоит дело, -  согласился  Сабуро.  -  Он  ведет  себя
именно как Бог - точнее, как самоуверенная свинья. Но это получается у  него
как-то вызывающе, словно он сам напрашивается на неприятности.
   Господин  Набуки  припомнил  лицо  и   фигуру   человека,   который   так
бесцеремонно приветствовал  его  на  Кунашире.  Образ,  вставший  перед  его
внутренним взором, мало соответствовал представлению господина Набуки о том,
как должен выглядеть облеченный властью глупец. Но чего в  таком  случае  он
добивается? Если  в  поведении  русского  контрразведчика  и  была  какая-то
логика, то настолько извращенная, что господин Набуки оказался не в силах ее
понять. Одно было очевидно: с самого  начала  русский  стремился  заявить  о
себе, иначе к чему была эта выходка на причале?
   У господина Набуки возникло тревожное ощущение, что он не только  опознан
русскими как враг, но и,  более  того,  уже  сброшен  со  счетов  как  глава
крупного бизнеса. Похоже, отныне с ним не собирались  церемониться  Господин
Набуки почувствовал себя гроссмейстером, севшим играть в шахматы с чемпионом
мира по боксу: поняв, что судьба партии  решена,  его  противник  передвигал
свои фигуры как попало, с нетерпением ожидая момента, когда  эта  тягомотина
наконец закончится и можно будет, вскочив  со  стула,  опрокинуть  господина
Набуки на пол одним ударом - Как  ты  думаешь,  Сабуро,  -  спросил  хозяин,
задумчиво пощипывая усы, - зачем он сюда приехал?
   - Мне кажется, это киллер, - без раздумий ответил шофер.
   Господин Набуки  придерживался  в  точности  такого  же  мнения.  Русские
почуяли в нем опасного врага. Поначалу они пытались действовать по правилам,
но все их поползновения собрать улики  для  преследования  господина  Набуки
потерпели крах. Логика русских была ему ясна: отрицательный результат - тоже
результат,   и   поголовная   гибель   их   агентов   послужила    косвенным
доказательством вины господина Набуки.  Решение  напрашивалось  само  собой:
врага нужно было уничтожить раньше, чем он соберется с силами для удара. Эта
тактика была стара как мир и дожила до наших дней по  той  простой  причине,
что  человечество  до  сих  пор  не  придумало  более  действенного  способа
разрешения проблем.
   "Ну что же, - подумал он, - если  русские  решили  перейти  от  шахмат  к
боксу, я готов. Их ждет большой сюрприз, потому что я тоже кое-что умею."
   Он вспомнил фанатика, которого недавно подослал к  нему  бен  Ладен.  Тот
глупый араб был далеко не первым, кто пытался убить  господина  Набуки  Всех
убийц  постигла  одинаковая  участь.  Так  почему  же  русский  должен  быть
исключением?  Тем  более  что  он,  если   верить   Сабуро,   сам   на   это
напрашивается...
   - Да, - сказал  он.  -  Вероятнее  всего,  это  убийца.  Что  ты  намерен
предпринять?
   - Я распорядился не спускать с него глаз,  -  сразу  же  ответил  Сабуро,
ждавший  этого  вопроса.  -  По  поводу  более  радикальных  мер   я   хотел
предварительно проконсультироваться с вами.
   - У русских есть одна очень верная пословица: береженого Бог  бережет,  -
сказал господин Набуки. - Это означает, что меры предосторожности не  бывают
излишними. Ты поступил правильно, Сабуро, решив  сначала  посоветоваться  со
мной; и мне кажется, мы будем правы, если ликвидируем угрозу, прежде чем она
примет конкретные очертания.
   - Я немедленно отправлюсь на  Хоккайдо,  -  сказал  Сабуро,  -  и  оттуда
передам приказ по радио. Вы разрешите мне воспользоваться вашим  вертолетом,
Набуки-сан?
   - Разумеется. Я сейчас распоряжусь. Впрочем, достой. Я лечу с тобой.
   Он  развернулся  лицом  к  столу,  нажал  клавишу   селектора   и   отдал
распоряжение срочно приготовить вертолет. Сабуро в кабинете уже не было:  он
отправился проследить за приготовлениями. Господин Набуки  бросил  последний
взгляд на беззвучно  мерцающий  экран  телевизора  и  решительным  движением
пальца  отключил  изображение.  Экран  померк,   превратившись   в   широкий
прямоугольник темно-серого стекла, тускло отражавший обстановку  кабинета  и
встревоженное лицо господина Набуки.
   Господин Набуки выбрался из-за стола и направился к дверям, но на полпути
передумал и свернул в угол, где у окна  стоял  низенький  чайный  столик.  С
минуту постояв в нерешительности, господин Набуки перегнулся  через  столик,
нечаянно толкнув его коленом, и снял с подставки  меч  полковника  Минамото.
Его пальцы коснулись шелковистой  поверхности  лакированных  ножен,  мускулы
слегка  напряглись,  ощутив  приятную  тяжесть  древнего  клинка,  вселяющую
уверенность. Правая ладонь господина Набуки медленно сомкнулась вокруг  туго
обмотанной полуистлевшим кожаным ремешком рукояти. Внезапно он увидел, какая
маленькая, сухая и морщинистая у него рука. На фоне длинной толстой  рукояти
она выглядела совсем немощной, ни на что не годной, и господин Набуки  вдруг
подумал, что время безнадежно  упущено:  ему  следовало  умереть  много  лет
назад.
   Это была неожиданная мысль, и она совсем не понравилась господину Набуки.
Умирать ему было рано даже теперь:  слишком  многое  осталось  недоделанным.
Если бы он умер много лет назад, дело всей его жизни умерло бы вместе с ним,
не успев даже толком начаться,  как  святое  дело  мятежного  Мисимы  умерло
вместе с Мисимой. Но крамольная мысль ни в какую не желала уходить: а  может
быть, так было бы лучше для всех? Его воистину грандиозная месть,  по  своим
масштабам почти  неотличимая  от  кары  Господней,  не  принесла  облегчения
бесчисленным жертвам Хиросимы и Нагасаки; напротив,  она  породила  огромное
количество  новых  жертв.  Теперь,  когда  это  произошло,  господин  Набуки
чувствовал, что месть не принесла облегчения даже ему самому.  Ему  осталось
лишь горькое удовлетворение, что он сдержал данную еще в отрочестве  клятву;
но теперь,  когда  он,  пожилой  немощный  человек,  стоял  посреди  пустого
кабинета с  тяжелым  старинным  мечом  в  руках,  удовлетворение  это  вдруг
показалось ему мелким и недостойным упоминания. Миру не  было  дела  до  его
клятв; миру ни до чего не было дела. Он катился в пропасть сам по себе,  как
пущенный с крутого склона горы каменный шар; так  стоило  ли  тратить  целую
жизнь на то, чтобы заставить его катиться чуть-чуть быстрее?
   Поздно, подумал господин Набуки и покрепче стиснул рукоять меча.  Как  бы
то ни было, менять жизнь поздно, да и зачем это нужно - менять то,  что  уже
свершилось? Если миру нет дела до господина Набуки, то  и  ему,  Минамото-но
Хорикава, нет никакого дела  до  этого  глупого,  бездарного  мира.  Он  был
самураем - может быть, последним на этой печальной планете, - и  он  сдержал
свое слово. Остальное просто не имело значения.
   Господин Набуки решительно сунул меч под мышку, открыл  скрытый  в  толще
стены платяной шкаф и вынул оттуда смокинг, который хранился в  кабинете  на
всякий непредвиденный случай. Когда  он  обмотал  смокингом  меч,  получился
неаккуратный продолговатый сверток довольно странного вида. Но  все-таки  он
был не таким странным, каким мог бы показаться служащим "Набуки  корпорейшн"
самурайский меч, среди бела дня торчащий из-под мышки у главы корпорации.
   Уже поднимаясь в лифте на крышу здания, где ждал его  вертолет,  господин
Набуки попытался понять, зачем ему понадобился меч, долгие годы  пролежавший
на одном и том же месте в углу кабинета, но так  и  не  смог  сформулировать
причины, толкнувшие его на столь неожиданный поступок.
   Ему просто захотелось взять меч с собой.
 
Глава 13 
 
   Гидрокостюм был утепленный и плотно облегал тело от макушки  до  кончиков
пальцев на ногах. Свободными оставались  только  кисти  рук  и  лицо,  резко
выделявшиеся  на  фоне  черной  прорезиненной   материи.   Костюм   негромко
поскрипывал при каждом движении и слегка жал  в  плечах.  Иларион  расставил
ноги, растопырил руки и, наклонив голову, с любопытством оглядел  себя,  как
человек, без зеркала примеряющий только что купленную вещь. После  этого  он
удовлетворенно похлопал себя ладонью по туго обтянутому резиной животу (звук
получился звонкий и какой-то неуместно жизнерадостный) и сказал:
   - Вылитый ниндзя, только маски не хватает.  Капитан-лейтенант  Кривоносов
недовольно поморщился: ему было не  до  шуток,  да  и  упоминание  о  ниндзя
намекало на такое развитие событий,  о  котором  он,  кадровый  офицер  ВМС,
предпочел  бы  ничего  не  знать.  Он  наконец-то  в  полной   мере   оценил
деликатность  Забродова,  который  отказался  посвящать  его  в  подробности
предстоящей операции и отговорил совать нос в загадочный чемодан.
   - Слушай, ты, ниндзя, - сказал Кривоносов, - прошу тебя:  поаккуратнее  с
казенным  имуществом.  Задницей  чую,  что  эта  наша  прогулка  дорого  мне
обойдется.
   Иларион озабоченно подвигал левой рукой. Плечо ныло, как больной зуб,  но
ключица,  кажется,  все-таки  уцелела.  Реакция   есть,   подумал   Иларион,
прислушиваясь к своим ощущениям. Реакция есть, но уже не та. Лет пять  назад
он бы меня вообще не достал Это ж надо  было  додуматься:  ломом!..  Киллеры
доморощенные... Двадцать первый век на дворе, а он  -  ломом  -  Не  дрейфь,
Леша, - сказал он Кривоносову. - Если дело выгорит, я тебя в обиду  не  дам.
Орденов и благодарностей не жди, но я уж постараюсь сделать так,  чтобы  под
трибунал ты точно не угодил.
   -  Вот  спасибочки,  -  поблагодарил  Кривоносов  и  отвесил  иронический
полупоклон. - Утешил, добрый человек. А если не выгорит?
   Иларион  перестал  улыбаться  и  принялся  деловито  стаскивать  с   себя
гидрокостюм, в котором ему было слишком жарко.
   - Выгорит, - процедил он сквозь зубы, прыгая на одной ноге. - А  если  не
выгорит... Ты, Леша, боевой офицер. Работа у тебя такая - жизни  не  жалеть.
Не погон, Леша, а жизни.
   - Это смотря за что, - буркнул Кривоносов.
   - За Россию, Леша. В самом прямом смысле - за Россию. Не за какие-то  там
государственные интересы,  не  за  интернациональный  долг  и  не  за  чужие
нефтепроводы,  а  за  Россию.  Даже  не  за  народ,  а  за  людей  -  живых,
обыкновенных, которые ни хрена не знают и знать не должны.
   - Я тоже ни хрена не знаю, - проворчал Кривоносов.
   - А я тебе все объясню, - пообещал Иларион. - Потом, когда дело сделаю.
   - На том свете ты мне все объяснишь, - пояснил  Кривоносов.  -  Когда  на
одной сковородке жариться будем.
   - Типун тебе на язык, - сказал Иларион и потрогал левую скулу, на которой
багровела широкая ссадина самого предосудительного вида - Кстати, этот бланш
тебе тоже за Россию навесили? - поинтересовался  капитан-лейтенант,  заметив
его движение.
   - Не сомневайся, - сказал Иларион, - именно за нее.
   ...На  него  напали  в  тот  час,