пунь  против
перхоти, спортивные тренажеры или  костюмы  от  Пьера  Кардена,  -  было
непонятно, поскольку перед Илларионом, судя по всему,  предстал  образец
идеального мужчины. В данный момент этот голливудский супермен, кажется,
играл роль секретного агента, так как в правой руке у него  было  зажато
устрашающее  орудие,  больше  напоминавшее  какой-нибудь  фантастический
бластер, чем обыкновенный пистолет.
   Эта   штуковина   была   оснащена   массой   каких-то   приставок   и
приспособлений,  среди  которых  даже  опытный  глаз  Забродова  смог  с
уверенностью определить только глушитель и лазерный прицел.
   Левой рукой  этот  красавец  ловко  потрошил  ящики  стола  Вареного,
наскоро просматривая бумаги и без церемоний  отбрасывая  их  в  сторону.
Судя по всему, он ничего и никого не  боялся  -  на  нем  не  было  даже
перчаток, он бездумно оставлял отпечатки своих пальцев повсюду,  хотя  и
не  выглядел  новичком,  слыхом  не  слыхавшим   о   такой   вещи,   как
дактилоскопия.
   Наконец незнакомец покончил с ящиками стола и  взялся  за  компьютер.
Илларион напрягся, увидев. что Карлуша положил свою чудо-пушку на  стол,
но решил выждать еще немного: судя по тому, как  уверенно  этот  человек
работал с клавиатурой, он мог знать пароль.
   Похоже, так оно и было. Через несколько секунд Карлуша удовлетворенно
кивнул,  вынул  из  кармана  коробочку  с  лазерным  диском  и  принялся
копировать какие-то файлы. Закончив  копирование,  он  встал,  оттолкнув
кресло, взял со стола пистолет и прицелился в системный блок.
   Илларион понял, что пора действовать, и выскочил из-за портьеры,  все
еще сжимая в руке  бесполезный  картонный  муляж.  Как  бы  ни  выглядел
человек со странным именем Карлуша,  он  был  настоящим  профессионалом:
ствол  его  невообразимой  пушки   стремительно   и   плавно   поднялся,
нацелившись Иллариону  в  лоб.  Забродов  швырнул  в  Карлушу  фальшивым
Прустом и прыгнул следом. Карлуша не мог знать, что за предмет летит ему
в голову и сколько он может весить.
   Он отклонился в сторону, уворачиваясь,  рука  его  дрогнула,  и  пуля
выбила форточку. Все это заняло считанные  доли  секунды,  по  истечении
которых разрисованная камуфляжными пятнами фигура Забродова,  перемахнув
стол, обрушилась на голливудского красавца. Навороченная  пушка  Карлуши
сразу  же  отлетела  в  сторону,  но  Карлуша   действительно   оказался
профессионалом, и следом за пистолетом в сторону  отлетел  Забродов.  Он
врезался спиной в фальшивый книжный стеллаж, и на голову ему  посыпались
раззолоченные муляжи книг.
   Карлуша не стал дожидаться,  пока  он  встанет,  и  бросился  следом,
навалившись на противника всем весом. Краем глаза Илларион уловил в  его
руке опасный блеск неизвестно  откуда  появившегося  ножа  и  подался  в
сторону настолько резко, насколько позволяло его положение.  Это  спасло
его от прямого удара в живот,  но  левый  бок  пронзила  острая  боль  -
увернуться до конца все-таки не удалось.
   Карлуша  понял,  что  промазал,  и  занес  нож  для  второго   удара.
Противники боролись молча - появление в кабинете вооруженных  охранников
не входило в планы ни одного из них. Забродов перехватил руку с ножом  и
что было  сил  боднул  Карлушу  в  лицо.  Лощеный  убийца  зажмурился  и
отпрянул, ослепленный болью. Этого было достаточно: в следующую  секунду
Забродов уже оседлал его, заломив руку с ножом болевым приемом.
   Пальцы Карлуши разжались, нож беззвучно упал на душистый ковер.
   - Все, - задыхаясь, сказал Забродов, - все,  все  Не  дергайся,  руку
сломаю.
   - Пусти, с-сука, - прошипел киллер. - Пусти, гад, тебе же хуже будет.
Я офицер контрразведки.
   - Дерьмо ты, а не офицер, - сообщил ему Илларион. - Андреевичу своему
расскажешь, какой ты контрразведчик.., когда  на  нары  рядышком  сядете
Карлуша дернулся.
   - Дурак, - прохрипел он. - Помечтай, помечтай...
   Только имей в виду, ты уже труп.
   - В таком случае мне вообще нечего  бояться,  -  доверительно  сказал
Илларион и не удержался от  удовольствия  поддернуть  заломленную  назад
руку киллера повыше. Карлуша скрипнул зубами, но промолчал.
   - Сейчас сюда придет охрана, - , сказал он. - меня они знают,  а  вот
тебе - каюк! Я скажу, что ты убил Вареного. Лучше отпусти меня и  прыгай
в окошко. Слышишь, они уже идут.
   Внизу действительно раздался какой-то шум, неразборчивые  выкрики,  и
вдруг там звонко хлестнул одинокий выстрел. При звуке  выстрела  Карлуша
снова вздрогнул.
   - Странно, да? - сказал Илларион. - И чего  они  там  палят?  Друг  в
друга, что ли?
   - Вешайся, идиот, - посоветовал Карлуша, но тут же  обмяк,  прекратив
сопротивление - он все понял.
   Через  несколько  секунд  оперативники  с  Петровки  заполонили  дом,
обнаружив в кресле-качалке прошитый двумя пулями крупного  калибра  труп
Вареного и сняв Иллариона Забродова со спины Карлуши.  Забродов  был  им
благодарен, поскольку силы покидали его вместе с вытекавшей  из  раны  в
боку кровью.
   В памяти стоявшего в кабинете Вареного компьютера обнаружилась  масса
любопытных данных - настолько любопытных,  что  буквально  на  следующий
день их изъяли из дела, что привело полковника  Сорокина  в  неописуемое
бешенство. Илларион Забродов, с которым полковник поделился своим горем,
от души ему посочувствовал, ничего не сказав при этом о лежавшей у  него
в кармане  плоской  коробочке  с  компакт-диском  и  кое-каких  бумагах,
хранившихся теперь в ящике его письменного стола.
   Слушая Сорокина, он думал о Татьяне, и в душе его крепла уверенность,
что в ближайшее время недописанная статья Андрея Кареева будет завершена
и опубликована.



   Андрей ВОРОНИН
   БЕЗ ЕДИНОГО ВЫСТРЕЛА


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   В книге вы  снова  встретитесь  с  бывшим  офицером  спецназа  Илларионом
Забродовым, который никогда не нападает первым, но, если почуял врага,  бьет
без промаха. Бывший инструктор спецназа проводит собственное расследование в
недрах самой секретной и  самой  могущественной  организации  -  Федеральной
службы безопасности. Ему удается распутать клубок противоречий и  загадок  и
наказать преступников...

Глава 1

   Просторный двухэтажный дом с мансардой мерно  вздрагивал  от  подвала  до
конька крутой черепичной крыши в такт ритмичным  ударам  басовых  барабанов.
Под зеркальным потолком гостиной плавал густой  табачный  дым,  подсвеченный
ритмичными красно-сине-зелеными  вспышками  цветомузыкальной  установки.  На
заставленном  грязной  посудой  и  бутылками  столе,  мерцая  от  недостатка
кислорода, оплывали свечи. Их было десятка три - все, что нашлись в доме.  В
огромном, сложенном из красного кирпича камине полыхал огонь, хотя в комнате
и без того было душно.  Какой-то  идиот  с  пьяным  энтузиазмом  натолкал  в
закопченную пасть камина столько дров,  что  мирное  пламя  домашнего  очага
напоминало лесной пожар.
   Стол был  сдвинут  в  сторону,  чтобы  освободить  место  для  танцующих.
Впрочем, танцевали всего несколько человек. Остальные  давно  разбрелись  по
углам и занялись куда  более  интересным  делом,  чем  танцы.  Повсюду  -  в
глубоких гобеленовых  креслах,  на  диване  и  даже  на  полу  -  миловались
полуодетые парочки, постепенно выколупывая друг друга из  тесных,  пропахших
вином и табаком тряпок, нащупывая,  расстегивая  и  стаскивая  их.  Отблески
пламени  и  разноцветные  вспышки  цветомузыки  вырывали  из  полумрака   то
обнаженное длинное бедро, то чью-то упругую  грудь,  то  запрокинутое  назад
пьяное  лицо,  искаженное  гримасой  истомы.  То  тут,  то  там   размеренно
вспыхивали  красные  огоньки  сигарет,  отражаясь  в  расширенных   зрачках.
Вечеринка была в самом разгаре, и Юрий Рогозин почувствовал,  что  пить  ему
больше не следует. Среди этого бардака  хоть  кто-нибудь  должен  оставаться
относительно трезвым, чтобы сберечь дом  от  полного  уничтожения.  В  конце
концов, если эта банда придурков спалит дачу,  ответ  перед  отцом  придется
держать не Пушкину, а ему, Юрию Рогозину.
   - Все, - громко сказал Юрий, обращаясь к самому себе, - срочно трезвеем!
   Он почувствовал, как напряглась, формируя  звуки,  гортань,  но  услышать
себя сквозь рев и громыхание тяжелого металла так и не смог. Протрезветь ему
тоже не удалось, и он решил обойти дом, чтобы слегка развеяться, а заодно  и
посмотреть, все ли в порядке.
   С трудом выбравшись из скрипучего кресла-качалки, Рогозин  встал,  слегка
пошатнулся, ловя ускользающее равновесие, и шагнул вперед, сразу  же  въехав
ногой в шеренгу пустых бутылок, которые  какой-то  кретин  выставил  поперек
прохода. Юрий выругался, чувствуя, как нехотя, словно деревянный, ворочается
во рту язык, и на нетвердых ногах двинулся в обход стола. Перед глазами  все
плыло и прыгало, в голове  гудело.  Он  увидел  на  ковре  брошенный  кем-то
дымящийся окурок и  с  пьяной  старательностью  растер  его  подошвой  белой
кроссовки, с силой ввинтив табачные крошки и черный уголь в пушистый бежевый
ворс.
   Кто-то, покачиваясь, стоял у камина и, пьяно ухмыляясь, мочился  прямо  в
огонь. Струя сверкала в отблесках пламени и  шипела  на  раскаленных  углях,
распространяя облако вонючего пара. Рогозин нацелился было дать недоумку  по
шее, но подумал, что все к лучшему: по крайней мере, не будет пожара.
   Какая-то сгорбленная фигура, тяжело мотая головой с растрепанными патлами
и придерживая расстегнутые штаны, спотыкаясь и пошатываясь добрела до стола,
перебрала бутылки и с пьяной размашистостью до краев наполнила водкой фужер,
пролив  половину  на  скатерть.  Подняв  фужер  на  уровень  груди,  человек
повернулся к камину, и Рогозин увидел,  что  это  Баландин.  Нижняя  губа  у
Баландина пьяно отвисла,  обнажив  плохие  зубы,  глаза  смотрели  в  разные
стороны. Заметив Рогозина, Баландин отсалютовал фужером, щедро  расплескивая
водку, и сделал приглашающий жест другой рукой. Для этого  ему  пришлось  на
секунду отпустить джинсы, и они немедленно съехали до колен, приоткрыв тощие
волосатые ноги и цветастые ?семейные? трусы. Однако всем, кто здесь был, как
и самому Баландину, было глубоко наплевать на это.
   Кривясь и морщась Баландин выглотал водку, сунул фужер на стол  и  только
после этого подтянул съехавшие штаны.
   - Ништяк, Юрик! - проорал он, перекрикивая  музыку.  -  Штатная  тусовка!
Отрыв по полной программе! А ты чего один бродишь? Или ты уже?..
   - Что - уже? - не понял Рогозин.
   Вместо ответа Баландин сделал  недвусмысленное  движение  тазом,  держась
обеими руками за пояс сползающих штанов. По его виду было  ясно,  что  он-то
как раз ?уже?, причем, возможно, не один раз. Рогозин почувствовал, как  его
охватывает привычная черная зависть, и попытался взять себя в руки.
   Баландину он завидовал всегда, с самого раннего детства, хотя,  по  идее,
все должно было быть наоборот.
   Игорь Баландин рос без отца и никогда не отличался ни красотой, ни  умом,
ни умением стильно одеваться. Мать Баландина работала на каком-то заводе  на
другом конце Москвы, так что со своим  чадом  виделась  только  по  вечерам.
Чадо, как и полагается в подобных условиях, росло двоечником и  хулиганом  -
что называется, оторви да выбрось. Семья Рогозиных жила в одном  подъезде  с
Баландиными.
   Маленький Юра Рогозин, с четырех лет против собственной  воли  посещавший
изостудию, а с шести - еще и  музыкальную  школу,  люто  завидовал  Баланде,
который днями  слонялся  по  двору,  задирая  мальчишек  и  дергая  за  косы
девчонок. Баланда был во  дворе  королем,  а  Юрик  Рогозин  -  обыкновенным
гогочкой, которому каждый раз попадало за  испачканную  рубашку  и  которого
загоняли домой с первыми тактами музыкальной заставки  программы  ?Спокойной
ночи, малыши!?. Всякий раз, проходя по двору с нотной папкой под мышкой, Юра
стыдливо отводил глаза от знакомой растрепанной фигуры  Баландина,  который,
поплевывая и болтая ногами, сидел на  крыше  металлического  гаража  и  грыз
подсолнухи или краденые  зеленые  яблоки.  У  Юры  Рогозина  было  все,  что
полагается иметь мальчику из благополучной и  обеспеченной  семьи:  красивая
одежда, новенький велосипед и сколько угодно дефицитной жевательной резинки,
но он завидовал Баландину, который обладал полной свободой.  Кроме  того,  у
Баланды были твердые кулаки, с помощью которых он мог в любой  момент  взять
все, что ему требовалось: велосипед,  жвачку  и  даже  электрический  маузер
фирмы ?Страуме? с лампочкой в стволе и трещоткой внутри корпуса, которым так
гордился Юрик Рогозин. Не раз и не два юный Рогозин прибегал домой в  слезах
и с расквашенным носом, прежде чем понял,  что  с  Баландой  лучше  делиться
заранее, не дожидаясь начала военных действий.
   Как-то незаметно их отношения потеплели  и  со  временем  превратились  в
настоящую дружбу. Рогозин много читал, и Баланда с горящими  от  возбуждения
глазами слушал в его пересказе будоражащие  мальчишечью  душу  истории  Майн
Рида и Дюма. В знак благодарности  он  научил  Рогозина  курить,  сплевывать
сквозь зубы и метко стрелять из  рогатки  по  жирным  и  ленивым  московским
голубям. Баланда впервые дал Рогозину попробовать портвейн, и именно от него
Юра узнал значение некоторых слов  и  выражений,  которыми  пользовался  его
отец, когда думал, что сын его не слышит.
   Потом Рогозина-старшего  перевели  из  райкома  в  ЦК,  и  семья  сменила
квартиру на более просторную и  расположенную  поближе  к  центру.  Приятели
стали видеться реже. Баландин с грехом пополам  закончил  восемь  классов  и
поступил в строительное ПТУ,  после  которого  пошел  ишачить  каменщиком  в
стройбате - военной кафедры в его ПТУ не было.  Юрий  Рогозин  по  окончании
школы получил золотую медаль и через полтора месяца уже был студентом МГИМО,
сознательно не заметив усилий, которые приложил к этому его отец.
   Последний раз они виделись два года назад - как раз  в  тот  день,  когда
Баланда получил повестку из военкомата, а Юрий готовился к  сдаче  первой  в
своей жизни летней сессии.
   Писем они друг  другу  не  писали,  полагая  это  занятие  пустой  тратой
времени, но, случайно столкнувшись на улице, не  скрывали  радости.  Баланда
щеголял в ушитой до немыслимого облегания парадной форме. Сапоги у него были
любовно  обработаны  -  голенища  собраны   гармошкой,   высоченный   каблук
стопочкой, - а на кителе пестрело и  сверкало  такое  количество  непонятных
значков, самодельных медалей,  нашивок  и  сплетенных  из  бельевой  веревки
аксельбантов, что рядовой  запаса  Баландин  больше  напоминал  генерала  из
какой-нибудь банановой республики, чем  отечественного  дембеля.  Оказалось,
что в Москве он первый день и ищет, по его выражению, ?где бы вмазать?.
   Юрий сказал, что с этим проблем нет. Его родители вторую  неделю  грелись
на пляжах Средиземноморья, так что и квартира, и дача остались в его  полном
распоряжении.
   "Клево, - г живо отреагировал Баландин. - Только я буду не один?. Рогозин
в ответ только пожал  плечами:  какая  разница?  Чем  больше  компания,  тем
веселее. Однокурсников из МГИМО он приглашать не  стал:  Баланда  со  своими
приятелями не вписывался  в  компанию  надутых  интеллектуалов,  с  которыми
учился Юрий.
   Баланда  притащил  с  собой  человек  пятнадцать,  и  все  они  сразу  же
почувствовали себя на даче бывшего инструктора ЦК КПСС  Рогозина  как  дома,
быстро перестав обращать внимание на Юрия, который  предоставил  им  кров  и
закуску.
   - Так ты чего, а? - справившись с непослушной ?молнией?, пристал  к  нему
Баландин. - Неужто до сих пор не оприходовался?
   - Да как-то... - пробормотал Рогозин.
   - Чего? - проорал Баландин. - Ты ори громче, не слышно же ни хрена! Я  не
понял, ты трахался или нет?
   - Нет! - гаркнул Рогозин, и в этот момент музыка смолкла.
   В наступившей тишине стали слышны сосущие и чмокающие звуки, доносившиеся
со всех углов комнаты. Кто-то принялся возиться с магнитофоном, поминутно  с
грохотом рассыпая кассеты.
   - Музон давай! - крикнул кто-то.
   - А что так? - с  трудом  ворочая  языком,  поинтересовался  Баландин.  -
Смотри, какие телки... Я специально их побольше привез.., чтобы  выбор  был.
Ты давай, братан, не теряйся.
   Он снова перебрал горлышки стоявших на столе бутылок, вяло  махнул  рукой
и, пошатываясь, удалился в темноту, откуда сразу же послышался женский  визг
и пьяное похохатывание. Потом снова загрохотала музыка, начисто заглушив все
остальные звуки. Рогозин  неопределенно  повертел  в  воздухе  растопыренной
ладонью и зачем-то полез на второй этаж по винтовой лестнице.
   Здесь была  родительская  спальня.  Остановившись  на  верхней  ступеньке
лестницы, Юрий задрал голову и посмотрел  на  свое  отражение  в  зеркальном
потолке. То, что его старики устроили в своей  спальне  такой  потолок,  уже
перестало его удивлять и шокировать. В конце концов, они тоже живые  люди  и
иногда нуждаются в том, чтобы как следует оттянуться. А  когда  человеку  за
пятьдесят, для этого приходится все больше напрягать воображение.
   Он осмотрелся и понял, что не один. На широченной  родительской  кровати,
сбивая стеганое покрывало, возилась голая  парочка.  Музыка  была  слышна  и
здесь, но не так громко, и Рогозин  без  труда  различал  среди  громыхающих
аккордов преувеличенно страстные стоны и вскрикивания  худосочной  брюнетки,
оседлавшей распростертого усатого блондина, одетого в  одни  дырявые  носки.
?Все покрывало запачкают?, - подумал Юрий, но тут же махнул рукой:  изменить
что бы то ни было он теперь все равно не мог. Пусть пачкают, черт с ними. Не
напрасно же папашка  установил  на  даче  стиральную  машину-автомат  -  как
чувствовал, ей-богу...
   В глубоком кожаном кресле,  кряхтя  и  похрюкивая,  раскинулся  еще  один
приятель Баландина. Лица его Юрий не видел, но  из-под  спущенных  до  самых
щиколоток штанов выглядывали острые носы рыжих ковбойских сапог.
   Обладателя сапог  звали  не  то  Владиком,  не  то  Костиком  -  Юрий  не
запомнил. ?Да плевать, как его зовут, - с завистью подумал он.  -  Зато  как
устроился!"
   Владик  (или  Костик)  устроился   действительно   неплохо.   На   каждом
подлокотнике занятого  им  кресла  сидело  по  полураздетой  девице,  и  обе
наперебой ласкали своего партнера, временами  переключаясь  друг  на  друга.
Некоторое время Юрий с растущим интересом наблюдал за этой сценой. Потом  он
заметил, что стоит с отвисшей челюстью, сердито захлопнул  рот,  вздохнул  и
повернулся, чтобы уйти. Спустившись на две ступеньки, он вдруг  остановился,
обернулся и долгим взглядом посмотрел на компанию в кресле.
   Юрию Рогозину был двадцать один год, но он до сих  пор  не  встречался  с
девушками. Он не мог понять, что ему мешает, но что-то, несомненно,  мешало:
девушек он  побаивался,  и  они  платили  ему  тем  же,  старательно  обходя
стороной. Не раз, глядя в зеркало, он задавался вопросом, какого дьявола  им
нужно. Внешность, казалось бы, без патологий, ростом тоже не обижен,  деньги
есть, одет, как картинка из модного журнала... Так какого черта?
   Он смотрел на группу в кресле,  чувствуя  растущее  возбуждение.  А  что,
собственно, такого? Почему хозяин дома должен бродить среди  совокупляющихся
гостей, как какое-то привидение? Чем он хуже остальных? Чем  он  хуже  этого
Владика.., или Костика? Да ничем! А  если  как  следует  разобраться,  то  и
лучше. А эти девчонки насели на него, как мухи на  дерьмо,  и  облизывают...
Кто они - малярши, вагоновожатые?
   Должны почитать за счастье, если студент третьего курса МГИМО обратит  на
них внимание. И потом, зачем этому Владику или Костику сразу две? Он же  так
набрался, что и с одной, наверное, не справится. Вот подойти сейчас  к  ним,
взять одну за руку.., вон ту, со светлыми волосами, которая  в  колготках  и
без лифчика.., взять за руку и сказать: ?Пойдем?. Что,  не  пойдет?  Пойдет,
как миленькая! Она чего хочет? Правильно, мужика! А я кто? Мужик! Ну  так  в
чем ж