итан,  втаскивая  на  борт
своего работодателя, с которого лило  в  три  ручья.  -  Непростительное
нарушение субординации и отвратительное в своей агрессивности поведение!
Надеюсь, вы простите мне мою  вспыльчивость..,  ведь  вы  тоже  были  не
совсем правы, не так ли, Юрген?
   Юрген отхаркался и смачно сплюнул за  борт  -  он  хотел  плюнуть  на
палубу, но подумал, что скандал и впрямь пора закруглять.  Сначала  надо
доставить груз, а уж потом старого борова можно будет пришить, абсолютно
ничем не рискуя - вряд ли кто-то станет его искать.  Кроме  того,  скоро
должен вернуться Штюбе, который терпеть не мог вдаваться  в  подробности
повседневной жизни  на  судне,  но  зато  придирчиво  требовал  порядка,
дисциплины  и  полной  боевой  готовности.  Чертову   немцу   очень   не
понравится, если он застанет своего делового партнера и капитана рвущими
друг на друге волосы. Потому-то он плюнул не на палубу, а  за  борт,  и,
глядя в сторону, сказал капитану:
   - Да, вы правы. Мы оба погорячились.
   - Но ведь мы  не  станем  посвящать  в  подробности  нашей  маленькой
размолвки герра Штюбе?
   - Что вы, капитан, это наше с вами дело, только ваше и мое.
   В этих словах прозвучала угроза, которую  капитан  заметил  и  оценил
совершенно правильно.
   В это врезая кто-то легко и  уверенно  прошагал  по  сходням,  и  они
услышали голос, говоривший по-русски правильно, но с сильным иностранным
акцентом.
   - Что здесь происходит, господа?
   Позади них стоял Штюбе во всей своей красе:  подтянутый,  элегантный,
уверенный  в  себе  и  собственном  превосходстве  только  лишь  на  том
основании,  что  он  платит  деньги...   Короче,   самый   обыкновенный,
самодовольный типично немецкий бюргер.
   - Что с вами случилось, герр Лаубе?
   -  Господин  Лаубе  увидел  в  воде  что-то   интересное,   нагнулся,
поскользнулся и  упал  за  борт,  -  сказал  капитан,  видя,  что  Юрген
колеблется с ответом.
   Штюбе поднял брови.
   - Что же вы там увидели, герр Лаубе, из-за чего стоило нырять?
   - Мне показалось, я вижу свой телефон, - придумал ответ Юрген.
   - Телефон? - брови Лаубе поднялись еще выше. - Но ведь здесь глубоко,
да и вода, насколько я вижу, мутная?
   - Я же говорю - показалось, - сказал Юрген.
   - Да? - с сомнением произнес Штюбе. - Ладно, забудьте о телефоне! Нам
сейчас не до него. Вы помните о свидании?
   - В шесть вечера у Домского собора, - сказал Юрген. -  Вы  полагаете,
курьер прибудет?
   - До сих пор Ирма нас не подводила, - пожал плечами  Штюбе.  -  Будем
надеяться, что не подведет  и  на  этот  раз.  В  противном  случае  нам
придется отчалить с неполным грузом - мы  и  так  задержались.  Портовые
власти уже начинают косо посматривать в нашу  сторону,  срок  моей  визы
истекает, и потом...  -  он  окинул  взглядом  мокрую  фигуру  Юргена  и
усеянную коньячными лужами и осколками бутылочного стекла  палубу,  -  и
потом, на борту начинают происходить несчастные случаи, а это  намек  на
то, что судно застоялось в порту.
   Спускаясь в каюту, чтобы переодеться, Юрген  подумал,  что  вместе  с
капитаном неплохо было бы отправить в лучший мир и немца.

Глава 15

   Илларион давно не бывал в Риге и сейчас испытывал чувство, близкое  к
настоящему наслаждению, несмотря на то, что обстоятельства, казалось бы,
к этому не располагали.
   Дорога отняла несколько больше времени, чем он рассчитывал, поскольку
ему пришлось пробираться к Риге  окольными  путями,  -  его  многотонный
монстр  с  разбитой  фарой,  помятым  бампером  и  российскими  номерами
привлекал  к  себе  слишком  много  внимания,  и  Забродов  не   рискнул
пренебречь тем, что на дороге  ему  может  встретиться  неподкупный  или
чересчур дорогостоящий полицейский.
   Прекрасно понимая, что его липовые документы  в  сочетании  с  пустым
трейлером (в котором, согласно  накладной,  было  полным-полно  школьной
мебели) выглядят, мягко говоря, странно, Илларион  предпочитал  избегать
подобных встреч. И  все  же  не  очень  длинная  дорога  от  границы  до
побережья обошлась ему в полторы тысячи долларов. Илларион расставался с
деньгами легко - накладные расходы все равно оплачивались за счет фирмы.
Полученные от Старцева и  Плешивого  доллары  он  ни  минуты  не  считал
своими, и потому у встреченных им дорожных полицейских сложилось  о  нем
самое приятное впечатление.
   По дороге он размышлял о том,  почему  контрабандисты  избрали  своим
перевалочным  пунктом  Ригу.  Казалось  бы,  куда   проще   осуществлять
переброску грузов через Вентспилс или Лиепаю... Да если уж на то  пошло,
малое судно вроде яхты могло бы пристать  к  берегу  где  угодно!  Тогда
почему  все-таки  Рига?  Ведь  для  того,  чтобы  войти  в  порт,  судну
необходимо  прежде  пройти  через  Ирбенский  пролив,   битком   набитый
латвийскими и эстонскими  пограничниками,  пересечь  оживленный  Рижский
залив и лишь потом столкнуться с пограничными  и  таможенными  рогатками
портовых служб...
   Если вам, к примеру, нужно подождать - неделю, декаду, месяц, а то  и
побольше, - то лучшего места, чем оживленный порт, не найти.  Главное  -
вовремя давать на лапу тем, кто призван следить за порядком в  порту,  и
для всех прочих вы как бы  перестанете  существовать.  Порт  -  местечко
обособленное.  Оставаясь  на  его  территории,  можно   тянуть   волынку
бесконечно долго - например, устраняя несуществующие поломки или  заново
набирая членов команды вместо  "заболевших".  Кроме  того,  почти  вдвое
сокращается полный неожиданностей и денежных трат путь по суше, что  для
бережливых европейцев тоже очень немаловажно.  Что  ж,  решил  Илларион,
если смотреть на дело под таким углом, то все недостатки Рижского  порта
по сравнению с каким-нибудь  уединенным  уголком  побережья  оказываются
мнимыми,  зато   преимущества   скрытыми,   приобретают   первостепенное
значение.
   Илларион остановил машину в какой-то  деревушке  и  в  небольшом,  но
чистеньком магазинчике приобрел пару светлых брюк, матерчатые  туфли  на
легкой резиновой подошве и бело-голубую тенниску с отложным воротником -
его пятнистая униформа, порядком запачканная и местами  кое-как,  наспех
зашитая кривыми торопливыми стежками, была вполне уместна в  пограничных
лесах, но здесь, и, уж тем более, в готической Риге, она бросалась бы  в
глаза не меньше, чем его ярко-желтый помятый "мерседес".
   Переодевшись в кабине, Илларион почувствовал себя другим человеком  -
более соответствующим окружающему ландшафту,  заставленному  аккуратными
коттеджами,  такими  чистенькими,  словно  их  только  вчера  отлили  из
пластмассы и установили на зеленых лужайках перед самым его приездом.
   В Крустпилсе ему снова пришлось остановиться - он вдруг вспомнил, что
за выяснением отношений с Мещеряковым совершенно забыл поесть.
   В последний раз он ел вчера ранним вечером  -  это  было  на  окраине
Великих Лук, и тогда с ним была Ирина.  Вспомнив  об  Ирине,  он  крепче
стиснул обтянутый губчатой резиной руль и временно запретил себе  думать
об этом. Надо подумать о другом.
   Какой-то неизвестный Иллариону человек  ждал  его  на  площади  перед
собором святой Марии, помахивая условленной газеткой и повторяя про себя
пароль, как герой какого-нибудь старого шпионского фильма.
   Он свернул на стоянку возле небольшого придорожного кафе  на  окраине
Крустпилса и вступил в сложные переговоры с не  знающим  русского  языка
официантом. Доллары, как всегда, послужили лучшим заменителем эсперанто,
и немедленно обнаружилось, что официант, хоть и с сильным  акцентом,  но
вполне сносно говорит-таки  по-русски  и  вообще,  оказывается,  славный
парень. Они перекинулись парой фраз - о том, как  тяжело  жить  честному
труженику в Латвии, и о том, как несладко приходится такому же труженику
в России.
   Официант, однако же,  был  не  таким  уж  честным  тружеником,  каким
пытался изобразить себя в разговоре  с  Илларионом.  Оказалось,  что  он
склонен  к  получению  нетрудовых  доходов   самыми   грязными   путями.
Выяснилось это очень просто: когда сытый  и  довольный  жизнью  Илларион
вышел из кафе и неторопливо направился к машине, цыкая зубом и нашаривая
в кармане сигареты,  к  нему  вдруг  подошли  два  баскетбольного  роста
аборигена и без лишних предисловий потребовали деньги.
   Пребывающий в прекрасном  расположении  духа  Илларион  воззрился  на
грабителей с веселым удивлением:
   - Что вы, ребята, какие деньги? Я еще не успел обменять  валюту.  Так
что латов у меня нет!
   В доказательство своих слов он вынул из кармана  и  продемонстрировал
грабителям пачку  стодолларовых  купюр.  Один  из  них  быстро  протянул
похожую на корабельную мачту  руку  и  попытался  выхватить  деньги,  но
Илларион не менее быстро одернул руку в сторону, сохраняя при этом самый
наивный вид.
   Грабитель пробормотал  что-то  по-латышски  и  молниеносно  ударил  с
левой, причем Илларион успел заметить блеск металла и понял, что этот не
по годам развитой юноша вооружен кастетом - штукой почти забытой, но  не
менее  опасной,  чем  электрошокеры  или  газовые  пистолеты.   Забродов
несильно ударил своего противника в солнечное сплетение  и  тут  же,  не
дожидаясь нападения со стороны второго  грабителя,  свалил  того  точным
ударом  ноги.  Благодушествуя  после  плотного  завтрака,  Илларион  бил
вполсилы, и оба его оппонента,  хотя  и  в  должной  мере  вразумленные,
сохранили,  тем  не  менее,  способность  самостоятельно  передвигаться.
Проводив их взглядом, Илларион оглянулся на кафе и увидел прильнувшее  к
стеклу бледное лицо официанта. Илларион погрозил  ему  пальцем,  и  лицо
поспешно исчезло.
   После Крустпилса не знавшему дороги Иллариону стало легче - слева  от
него очень кстати обнаружилась Западная  Двина,  или,  как  называли  ее
здесь, Даугава, и теперь оставалось только не терять ее из вида  -  река
должна была привести его в Ригу вернее всяких дорожных указателей.
   Ориентируясь по реке, то появлявшейся, то исчезавшей по  левую  руку,
Илларион пересек  одноименный  приток  Даугавы  и  здесь,  наконец,  ему
повстречался указатель, сообщавший, что до цели его путешествия осталось
каких-нибудь пятьдесят километров. Как выяснилось в  течение  ближайшего
часа, именно эти пятьдесят километров должны  были  отнять  у  Забродова
львиную долю затраченных на дорогу денег.
   Тем не менее, дорога закончилась, как рано или поздно  кончается  все
на свете, и Илларион, оставив грузовик на стоянке, отправился бродить по
городу, поскольку в его распоряжении оставалось еще не менее двух часов,
которые нечем было занять.
   Город был тот и не тот, каким запомнил  его  Илларион.  Все  было  на
месте: и готические шпили церквей, и замшелые камни Пороховой  башни,  и
Арсенал с Юнгфрау, и стертая тысячами ног брусчатка улиц и  площадей,  и
амбар святого Духа, помнивший идущие на приступ  толпы  вооруженных  чем
попало горожан, перед яростным  напором  которых  оказались  бессильными
сталь и доблесть Меченосцев, - все осталось, как  было,  за  исключением
былой пряничной яркости. Город перестал быть точкой  на  карте  огромной
страны,  помеченной  крошечным  изображением  готического  собора,  куда
толпами  съезжались  туристы,  чтобы  поглазеть  на  невиданные  чудеса,
отведать взбитых сливок, запивая их бальзамом, и повздыхать о  том,  как
строили в старину. С города словно содрали яркую обертку, и он,  стиснув
зубы, зажил обыкновенной жизнью, в которой ночь темна, камень - стар,  а
человек вынужден добывать хлеб насущный в  поте  лица.  Впрочем,  вполне
возможно, что изменился не город, а сам Илларион - в  конце  концов,  со
времени их последнего свидания  утекло  столько  воды.  А  люди  стареют
быстрее, чем города, и далеко не так мудры.
   Свидание с городом получалось коротким  -  здравствуй  и  прощай,  но
Забродов давно привык к такой  жизни.  Кроме  того,  если  он  не  будет
достаточно расторопным, свидание это может продлиться против его воли  -
следственный изолятор тоже находится в пределах городской черты.
   Он шел по городу  под  перезвон  колоколов,  скликавших  верующих  на
вечернюю  службу.  Чем  ближе  он  подходил  к  площади,  тем  очевиднее
становилось, что призыв этот не остался  неуслышанным:  вскоре  Илларион
обнаружил, что движется  в  довольно  густом  потоке  желающих  отстоять
службу. Это открытие вызвало в нем неожиданное отвращение к тому, чем он
в данный момент занимался.
   Он нарочно задержался, разглядывая какую-то витрину - в конце концов,
он был  просто  набит  деньгами,  и  было  бы  логично  накупить  всякой
дребедени, чтобы потом раздарить ее знакомым. Истинная причина задержки,
конечно же, была другой - ему почему-то не хотелось подходить  к  собору
вместе с верующими.  В  этом  молчаливом  потоке,  не  столько  плотном,
сколько однородном, он ощущал себя не  в  своей  тарелке,  словно  забыл
побриться или надел рубашку шиворот-навыворот.
   Подходя к собору, он издали услышал басовитое пение органа и мысленно
еще раз проклял тех, кто назначил ему свидание именно в этом месте  и  в
это время,  -  желание  войти  и  послушать  было  почти  непреодолимым.
Илларион почувствовал, как не  ослабленная  толстыми  каменными  стенами
органная музыка пронизывает каждую клеточку тела, резко тряхнул головой,
отгоняя наваждение, и огляделся. "Соберись-ка, турист, - скомандовал  он
себе. - Нашел время для вздохов".
   Поодаль он заметил человека, по описанию вроде бы похожего на того, о
котором говорила ему Ирма.
   Илларион мысленно поблагодарил ее за предусмотрительность, с  которой
та передала ему всю необходимую информацию. Думая  об  Ирме,  он  ожидал
новой вспышки эмоций, но  ее  не  последовало,  и  Забродов  понял,  что
организм привычно привел себя  в  рабочее  состояние  без  его  участия.
Нужный ему человек озирался  по  сторонам,  нервно  похлопывая  себя  по
штанине скрученной в трубочку газетой. В  другой  его  руке  Илларион  с
легким удивлением заметил упакованную в прозрачную коробочку  орхидею  и
понял, кого так упорно ищет глазами незнакомец: он ждал Ирму.
   Илларион неслышно подошел к нему сзади и произнес пароль, стараясь не
рассмеяться над детской несуразностью этой игры в шпионов:
   - Вы не подскажете, как  добраться  до  железнодорожного  вокзала?  Я
должен сегодня же уехать в Валмиеру.
   Человек с орхидеей легонько подскочил, резко обернулся и уставился на
Иллариона, не скрывая удивления. Илларион с досадой подумал, что  ошибся
и что никогда  еще  не  чувствовал  себя  поставленным  в  такое  глупое
положение. Но  делать  было  нечего,  и  он  совсем  уже  было  собрался
повторить пароль, когда незнакомец вышел, наконец, из транса и торопливо
проговорил отзыв:
   - Поезд на Валмиеру  уже  ушел.  Почему  бы  вам  не  остаться  и  не
послушать орган святой Марии?
   Илларион вздохнул с облегчением - все-таки  он  не  ошибся,  описание
было точным.
   - На вас другой костюм, - заметил он. - Я вас едва  узнал,  и  потом,
эта орхидея... Надеюсь, она предназначена не для меня?
   Юрген  снова  вздрогнул,  но  взял  себя  в  руки;  этот   совершенно
незнакомый  ему  человек,  конечно  же,  никак  не  мог  знать   о   его
бисексуальности.
   - Я упал в воду, - буркнул он. - А где Ирма?
   - Ирма... - Илларион поколебался, но в конце концов решил, что правда
ему ничем не угрожает. - На границе возник конфликт в связи с  задержкой
предыдущего груза. Задержка произошла по вине Ирмы, и...
   - И?.. - повторил Юрген.
   - Не прикидывайтесь идиотом, - нарочно грубо сказал  Илларион.  -  Мы
так и будем здесь стоять?
   - Ага,  -  с  некоторой  печалью  сказал  Юрген.  -  Что  ж,  давайте
пройдемся.
   Они неторопливо вышли с площади  и  углубились  в  каменный  лабиринт
Старого города. На первом же углу Юрген выбросил орхидею в урну. Секунду
подумав, он бросил туда же газету.
   - Жаль, - сказал Илларион.
   - Вы читаете по-латышски? - удивился Юрген.
   - Да нет. Я говорил об орхидее.
   - Это всего лишь цветок. Так вы - новый курьер?
   - Совершенно справедливо.
   - А кто принял вас на работу?
   - Меня рекомендовали Старик  и  Плешивый  Гуннар,  а  непосредственно
нанял, конечно же, Тихарь.
   - Как его зовут?
   - Кого, Тихаря? Олег Капитонович, как же еще.
   Да вас что, не предупредили обо мне?
   Вопрос был рискованный - о нем действительно  могли  предупредить,  и
это наверняка кончилось бы плохо.
   - Мы два дня сидим без связи... Черт бы побрал ваших  земляков  с  их
конспирацией! Стоит пьяному борову уронить в воду телефон,  и  ты  вдруг
оказываешься слепым и глухим!  Он,  наверное,  сейчас  так  и  заходится
звоном на дне реки!
   - Не думаю, - серьезно сказал Илларион. - Вода, вообще-то, губительно
воздействует на электронику. Полагаю, что ваш телефон, если речь идет  о
нем, безнадежно испорчен. Вы можете воспользоваться моим, если не хотите
просто позвонить с почты.
   - Проклятье,  не  делайте  из  меня  идиота!  -  взорвался  Юрген.  -
Извините, это нервы. Связь была односторонней, так что я просто не знаю,
куда звонить.  Обычно  я  связывался  с  Москвой  через  Тихаря,  но  он
почему-то не отвечает.
   "Ну, еще бы", - подумал Илларион.
   - Вы доставили груз? - спросил Юрген.
   - Разумеется, - ответил Забродов, глядя по сторонам.
   - Где же он?
   - Я что, должен был протискиваться по этому кирпичному  кишечнику  на
трейлере, груженном школьной мебелью и почти полутонной вольфрама?
   - Тише, тише, не надо кричать!
   - Но ведь предполагается, что здесь никто не знает русского языка!
   - У вас есть пословица: человек предполагает,  а  бог  располагает...
Так где вы оставили машину?
   - Машину я оставил на стоянке. Когда разгрузка?
   - Немедленно! Вечером мы должны выйти  в  море,  так  что  необходимо
срочно перегрузить ящики в нашу машину...
   - Вы с ума сошли, - сказал Илларион. - Ящики стоят  в  самом  дальнем
углу и заставлены мебелью. Как вы себе это представляете?
   - Проклятье! Какой идиот додумался их туда засунуть?
   - Во-первых, грузил машину не я, а во-вторых, куда  же  их  еще  было
ставить? С краю, чтобы любой идиот мог  засунуть  туда  свой  любопытный
нос? Что ж, разгрузимся прямо на стоянке. Правда, потом  придется  снова
все загружать...
   - Нет, это не годится. Слишком мало времени.
   Поедемте на стоянку. Придется разгружаться прямо на пирсе.
   - Это рискованно.
   - А разве у нас не рискованная специальность?
   Илларион рассмеялся и кивнул головой.
   - Вы правы, черт возьми, - сказал  он.  -  Кто  не  рискует,  тот  не
выигрывает.

***

   Купюра исчезла, словно ее и не было, и Илларион  в  который  уже  раз
подивился той профессиональной ловкости, с которой это  было  проделано:
вот ваши деньги есть, а вот их уже нет -  вуаля!  Шлагбаум  поднялся,  и
"мерседес" въехал на территорию порта.
   - Черт возьми, - сказал Илларион, - у  ваших  земляков  дорогостоящие
привычки. Почему бы вам не поучаствовать в  процессе  удовлетворения  их
прихотей?
   - Увы, - скучным голосом отозвался Юрген, - сегодня я не при деньгах.
   - А, - понимающе покивал Илларион, - поиздержались за время  стоянки.
Но за груз-то вы мне заплатите?
   Юрген бросил на него дикий взгляд, и Забродов понял, что сморозил.
   - Что вы так смотрите? -  недовольно  спросил  он.  -  Разве  мне  не
положены премиальные за тот ад, сквозь который я прорвался на границе?
   - А там был ад?
   - Вы что, не.., ах, ну да, конечно. Ваш телефон утонул,  а  в  газеты
эта история еще не попала и, будем надеяться, не  попадет.  Наши  бравые
таможенники делили сферы влияния с помощью артиллерии.
   - Ваши таможенники?
   - Наши таможенники. Наши. И ваши в том числе.
   -  Это  печальное  происшествие,  но  все  причитающиеся  деньги  вам
выплатят в Москве. Разве Олег Капитонович этого не оговорил?
   - Он сильно спешил, ваш Олег Капитонович...
   Куда здесь?
   - Налево. Это ваш Олег Капитонович.
   - Хорошо, хорошо, наш. Наш Оле