тить,  а
вообще...
   - Я так и понял, - сказал  таксист,  стараясь  дышать  через  раз:  в
салоне было не продохнуть от перегара.
   - А кстати, - оживился Званцев, -  куда  это  мы  едем?  Направляемся
куда?
   - Домой, - просветил его таксист. - На Сивцев Вражек.
   - Какой еще овражек? - удивился Званцев. -  Учти,  шеф,  живым  я  не
дамся. Взяли моду - пассажиров насиловать...
   Таксист тактично промолчал, решив не вступать в дискуссию по половому
вопросу. Вроде на голубого  не  похож,  подумал  он,  косясь  в  зеркало
заднего вида на своего пассажира. Ну а начнет приставать,  пусть  пеняет
на себя. На что,  спрашивается,  шоферу  монтировка?  Шины  монтировать?
Ну-ну...
   - Сивцев Вражек, Сивцев Вражек,  -  бормотал  между  тем  Званцев.  -
Знакомое что-то... А! Так я же там живу. Слушай,  ты  откуда  мой  адрес
знаешь?
   - В Мосгорсправке узнал, - ответил таксист. - Это у нас  такой  новый
метод работы - не у пассажира адрес спрашивать, а в справочной.
   - О! -  сказал  Званцев  с  глубоким  удовлетворением.  -  Додумались
наконец-то. А то  возят  по  каким-то  овражкам...  Научная  организация
труда! Чем мы хуже Америки? Имели мы  эту  Америку  во  все  места..,  в
овражке.
   Таксист от души пожалел, что его магнитофон не работает на  запись  -
пленка могла бы получиться исключительная. Такого клоуна он не возил уже
давно. Впрочем, расслабляться  было  рановато:  таксист  был  пожилой  и
повадки пьяных пассажиров знал назубок. Он не был знаком с высказыванием
кого-то из древних, утверждавшего, что алкогольное опьянение  имеет  три
стадии: обезьяна, лев и свинья,  но  давным-давно  убедился  в  этом  на
собственном горьком опыте. Сейчас позади него  кривлялась  и  паясничала
обезьяна, но любое неосторожное слово могло мгновенно  превратить  ее  в
разъяренного зверя. Оставалось лишь надеяться, что упоминание о плате за
проезд не станет этим самым неосторожным словом: клиент выглядел  не  по
годам крепким и мог, пожалуй, создать серьезные проблемы.
   - Вот так-то, шеф, - грустно сказал Званцев, внезапно  возвращаясь  к
давно, казалось бы, оставленной теме. - Богатые тоже плачут.
   - Ну да? - неискренне изумился таксист. - Вот никогда бы не подумал.
   - Плачут, плачут, - уверил его  Званцев.  -  Я,  например,  регулярно
рыга.., то есть рыдаю. Буквально в три ручья. Утром, в обед и вечером  -
так сказать, на сон грядущий.
   - Да, - расплывчато согласился таксист, - тяжелая штука - жизнь.
   - И не говори, - сказал Званцев. - Хочешь, всплакну?
   - Лучше не надо.
   - Ну, как хочешь. Дома поплачу, - покладисто сказал Званцев.
   Такси  уже  катилось  по  Сивцеву  Вражку,  и  водитель   внимательно
вглядывался в номера домов. Увидев нужный, он подъехал к витой  чугунной
решетке ворот и с облегчением остановил машину. Дом был, судя по  всему,
из тех, в которые простых смертных пускают  разве  что  по  специальному
приглашению - унитаз там прочистить или гвоздь забить.  "Да,  -  подумал
таксист. Богатые тоже плачут..."
   - Это куда мы приехали? - с живейшим  интересом  спросил  беспокойный
пассажир. - Ба! Вот моя деревня, вот мой дом родной...
   Цепляясь различными частями тела за все подряд, он  тяжело  вылез  из
машины. Таксист включил в салоне свет, но пассажир даже не  взглянул  на
счетчик.
   - Держи, командир, - суя  таксисту  в  руку  мятый  ком  серо-зеленых
бумажек, сказал пассажир. На  верхней  мелькнули  два  нуля,  и  таксист
поспешно сунул деньги в карман. - Не бойся, не фальшивые... Гран  мерси.
Хорошо покатались.
   - Доброго здоровья, - сказал таксист. - Спокойной вам ночи.
   - А что, уже ночь? - удивился Званцев. - Ах да...
   Что же это - все ночь да ночь? Прямо Заполярье какое-то...
   Он стоял, задумчиво охлопывая себя ладонями, словно проверяя, все  ли
на месте. Таксист воткнул передачу и  потянулся  через  спинку  сиденья,
чтобы захлопнуть дверцу.
   - Погоди, - сказал пассажир, - чего-то не хватает...
   Куда же это я...
   Он нырнул на заднее  сиденье,  пошарил  по  нему  руками  и  вынырнул
обратно, держа за ствол здоровенный пистолет.
   - Так я и знал, - с удовлетворением сказал он. - Вечно  я  его  везде
теряю, прямо Маша-растеряша какая-то...
   Таксист отпустил сцепление и рванул с места,  забыв  закрыть  дверцу.
Монтировка, подумал он. Шины монтировать. Ну-ну.
   Званцев проводил глазами быстро удаляющиеся  габаритные  огни,  пожал
плечами и направился к воротам, по-прежнему держа пистолет  в  опущенной
руке и слегка покачиваясь. Он нажал на укрепленную сбоку от ворот кнопку
электрического звонка и держал ее, не отпуская, никак не меньше  минуты,
но охранник так и не появился.
   - Вот это сон, - пробормотал  Званцев,  из  последних  сил  борясь  с
искушением сбить замок выстрелом.
   Не зная, что предпринять, он тряхнул створку ворот, и  та  неожиданно
легко открылась.
   - Совсем охренели, - выругался он, входя в арку и прикрывая за  собой
ворота. - Просто черт знает что...
   Он даже немного протрезвел, но, увы, не настолько, чтобы усмотреть  в
открытых   воротах   хоть   что-нибудь,   кроме   обычного   славянского
разгильдяйства.
   Кодовый замок на двери подъезда был, как ему и полагалось, заперт, но
вот столик охранника в вестибюле тоже пустовал. Званцеву показалось, что
это многое объясняет,  и  он  попытался  припомнить,  какой  же  сегодня
праздник. Ему не вспомнилось ничего, кроме расхожей  фразы:  "Опить  нет
повода не выпить", и он решил, что так оно скорее всего и  есть.  Бывают
же, в конце концов, и у охранников дни рождения и прочая ерунда  в  этом
же роде.., в конце концов, чья-нибудь теща могла выгнать ведро самогона,
и любящий зять поспешил поделиться своей радостью с коллегами.
   В лифт он садиться не стал и, только  поднявшись  до  второго  этажа,
сообразил, что лифт все-таки существенно отличается  от  "Мерседеса",  а
между первым и четвертым этажом нет ни одного поста  ГАИ.  Спать,  решил
он. Никаких сигарет, никакого кофе, никаких рюмочек на  сон  грядущий  и
никаких, мать их, фиолетовых папок - только спать.
   Он посмотрел вниз и обнаружил, что так и несет пистолет в руке, держа
его при  этом  за  ствол.  Он  попытался  затолкать  его  в  карман,  но
безуспешно - рукоятка ни в какую не желала втискиваться в узкую прорезь.
"Стоп,  стоп,  -  подумал  он  с  легким  испугом.  -  Так  я,  пожалуй,
застрелюсь. Надо же было так надраться!"  Он  оставил  попытки  засунуть
пистолет в карман, ограничившись тем, что перехватил его за рукоятку - в
конце концов, дом спал, входная дверь заперта на кодовый замок, и стоило
ли возиться из-за трех лестничных маршей после того, как он прогулялся с
пистолетом в руке по улице?
   " Он  отпер  дверь  квартиры,  отключил  сигнализацию  и  вздохнул  с
облегчением, только теперь почувствовав, до какой степени устал за  этот
сумасшедший день. Хмель странным  образом  испарился,  и  осталась  одна
усталость, - усталость и  желание  поскорее  добраться  до  кровати.  "А
таксист-то перепугался, - вспомнил он вдруг. - Что  я  ему  такое  плел?
Кажется, ничего особенного. Но вот пистолет... Настучит?  Да  нет,  вряд
ли. Денег-то я ему отвалил, как за рейс до Тель-Авива и обратно, так что
вряд ли он станет на меня стучать. Что он, пистолетов не видел?"
   Зевая и почесывая поясницу  стволом  пистолета,  Званцев  поплелся  в
гостиную, на ходу расстегивая свободной рукой куртку. Он вдруг вспомнил,
что так и оставил коньяк и лопатинское, с позволения сказать, "дело"  на
журнальном столике. Это была, конечно, мелочь -  никаких  посторонних  в
этом доме сроду не водилось, но Званцев, как и Балашихин, любил  порядок
и старался не давать себе послабления  даже  в  мелочах.  Оставленная  с
вечера на столе грязная рюмка могла испортить  ему  половину  следующего
дня.., точно так же как и брошенный на полу в спальне  костюм,  вспомнил
он и мысленно закряхтел от огорчения, представив себе все  те  действия,
которые необходимо  было  совершить  перед  тем,  как  лечь  в  постель.
Например, принять душ. От него так разило паленым, что он чувствовал это
сам.
   Стоп, сказал он себе, и действительно остановился.
   А с какой это стати от меня разит паленым? Я ведь  наблюдал  пожар  с
приличного расстояния и очень, очень  недолго.  А  запах  такой,  словно
здесь обрабатывали паяльной лампой только что забитую свинью. Или это  -
как это? - галлюцинация? Сроду у меня не было галлюцинаций.
   Черт, подумал он, до чего же я устал.  Глаза  совсем  не  смотрят,  и
голова не варит.  Какие,  к  черту,  галлюцинации?  В  такси,  наверное,
чем-нибудь воняло, а я не заметил. В такси вечно чем-нибудь воняет...
   Он  вошел  в  гостиную  и  снова  остановился.  У  него  опять   была
галлюцинация - на этот раз зрительная: ему чудилось, что  в  его  кресле
кто-то сидит. Ха, подумал он, - кто-то! Это труп  сидел  там,  потягивая
его коньяк и листая лопатинскую папку - горелый труп в старом плаще явно
с чужого плеча, наброшенном поверх паленых лохмотьев камуфляжной куртки.
Отсюда и запах, понял он. Просто галлюцинация у меня комбинированная.  У
меня все по высшему разряду, даже глюки...
   - Коньяк у тебя ничего, - похвалила галлюцинация, -  штатный.  Да  ты
садись, давай потолкуем.
   Званцев медленно опустился в  свободное  кресло,  держа  пистолет  на
виду.  Невозможно,  билось  у   него   в   мозгу,   невозможно!   Замок,
сигнализация.., да ерунда это все, он же умер! Не мог не умереть! Или..,
мог?
   - Какого черта, - сказал он с обидой, - ты же умер!
   - Как бы не так, " - ответил Забродов.

Глава 20

   - Это несложно исправить, - сказал Званцев,  большим  пальцем  взводя
курок пистолета.
   - Ц-ц-ц, - поцокал языком Забродов. - Знаешь, что тебя губит? Спешка.
Такой, казалось бы, солидный мужик, а торопишься,  как  голый  е..,  это
самое. Торопишься, Званцев, сам себе пакостишь. Ну,  чего  ты  наворотил
вокруг этого Лопатина? Это ж подумать страшно:  и  баба,  и  доллары,  и
пацана украли, как чечены какие-нибудь...
   Зачем? Сунули бы ему пару тысяч, он бы и отстал. Балашихина  зачем-то
убили, меня припутали, и все ради чего?
   Чтобы одного-единственного взяточника от срока  отмазать.  Бухгалтера
этого пришили... Эх вы, супермены!..
   - Много ты понимаешь, - скривившись,  проворчал  Званцев.  -  Ты  мне
другое скажи: чего ради ты сюда при перся?  Как  ты  сюда  попал,  я  не
спрашиваю, ты только скажи: зачем?
   - Знаешь, - сказал Илларион, вертя в пальцах рюмку, - когда-то  давно
я не закончил одно дело. Вернее, мне не  дали  его  закончить  разные..,
гм.., гуманисты на общественных началах. Я, грешным делом, думал, что на
этом все, и уже основательно  все  призабыл,  да  ты,  добрая  душа,  не
поленился напомнить.
   - Вот за это я тебя и не люблю, - процедил  Званцев,  глядя  на  него
тяжелым взглядом. - Рыцарь, блин, Печального Образа... Болтаешь, строишь
из себя невесть что. Тоже мне, борец за справедливость...  А  сам  такой
же, как все. Ненавижу!
   - Врешь, - сказал Забродов, - ненавидишь ты меня не за это, а за  то,
что я тебе принародно морду набил  и  все  твое  дерьмо  на  свет  Божий
выволок. Ты ведь пристрелить меня собираешься, так зачем же врать?
   - Никак не  пойму,  дурак  ты  или  блаженный,  -  озадаченно  сказал
Званцев. - Ну что ты дергаешься? Ты хоть видишь, что вокруг творится? Ты
мстить сюда пришел? За кого, мать твою?! За Лопатина, за слизняка этого?
За Балашихина? А ты знаешь, почему он умер? Он за  сто  тысяч  фальшивых
баксов продался, твой Балашихин!
   - Каких еще фальшивых баксов? - возмутился Илларион. -  Балашихин?  В
жизни не поверю!
   - Вот! - запальчиво воскликнул Званцев. -  Не  поверит  он...  Ты  же
дальше собственного носа не видишь, а на носу у тебя - очки  с  розовыми
стеклами. Капусту эту липовую мы Лопатину подкинули.., а ты  что  думал,
она настоящая была? Вот и Балашихин то же самое решил, чудак, и купился,
как карась на червяка. Главное, его же и ловить никто не собирался,  сам
голову в петлю сунул... И за то, что тебя в это дело впутали,  тоже  его
можешь благодарить. Он тебя пытался ко мне на работу протолкнуть. Тебя -
ко мне! Ну я и послал к тебе Олю...
   Кстати, что с ней?
   - А как ты думаешь? - спросил Илларион. -  Кстати,  чем  это  ты  нас
гвозданул? Хорошо гвозданул, от души. Я, когда очухался, сразу  подумал:
и как это он, зараза, пушку на крышу втащил?
   - Пушку, - проворчал Званцев, - говнюшку...
   Фаустпатроны это были, понял? С того самого склада...
   - Да неужто с того самого? - поразился Илларион. - Обалдеть можно.
   Он вдруг загрустил, вздохнул, налил себе рюмочку и хлопнул  ее  одним
махом, совершенно не обращая внимания на пистолет в руке Званцева.
   - Да, -  со  вздохом  сказал  он,  жуя  подсохший  ломтик  лимона,  -
Балашихин, Балашихин... Неужели я и вправду такой дурак? Зря я, выходит,
тогда тебе морду побил. Так ведь время какое было...  Мы  же  все  тогда
четко знали, что деньги - исключительно от нечистого.
   - Это ты знал, - проворчал Званцев. Он был  удивлен:  слова,  которые
говорил сейчас Забродов, с лихвой искупали то неприятное обстоятельство,
что он каким-то образом остался жив. Это, пожалуй, даже хорошо: умри  он
тогда, и сейчас Званцеву не удалось бы услышать  ничего  подобного.  Это
было здорово. Это настоящий триумф: враг не был уничтожен физически - он
капитулировал. Теперь к нему можно даже  проявить  милосердие...  -  Все
нормальные люди знали совсем  другое,  -  продолжал  он.  -  Почему,  ты
думаешь, Федотов не отдал меня под трибунал?
   - Да, - задумчиво  протянул  Забродов,  -  действительно...  А  я-то,
дурак, думал... Эх!
   - Ты что это? - подозрительно спросил Званцев, - уж не извиняться  ли
решил?
   - Да черт его знает, что я решил, - сказал Забродов. - Совсем ты меня
запутал с Балашихиным твоим...
   - Это твой Балашихин, -  жестко  сказал  Званцев.  -  Просто  ему  не
повезло родиться таким идиотом, как ты.
   Вот он и жил так: шаг вперед,  два  назад..,  совсем  как  у  Ильича.
Воровать нельзя, но Забродов говорит, что Званцев плохой,  -  значит,  у
Званцева воровать можно...
   Типично совковая психология: сначала урвать, а потом объяснить это  с
точки зрения высших идеалов.
   - Да, - обескураженно сказал Забродов, - да...
   Слушай, да ну его к черту! Нас ведь двое с тобой осталось,  Мещеряков
и Федотов не в  счет,  они  -  там.,  -  Он  помахал  в  воздухе  рукой,
показывая, что Мещеряков и Федотов забрались в заоблачные выси  и,  надо
полагать,  совсем  зазнались,  -  Давай  выпьем,  -  предложил   он,   -
напоследок, а? А потом хоть и стреляй... Надоело все, сил  моих  нет.  И
главное, скучно...
   - Не верю я тебе, Ас, - сказал Званцев. - Ну вот хоть убей, не  верю.
Был бы это кто-нибудь  другой  -  поверил  бы,  даже,  наверное,  работу
предложил, а вот тебе - не верю.
   - Ну так и пошел ты на хер, - в совершенно несвойственной ему  манере
сказал Забродов. - Давай стреляй, ты ведь об  этом  почти  двадцать  лет
мечтал...
   Званцев внимательно посмотрел на него исподлобья.
   Забродов показался ему сейчас жалким  и  сломленным  в  этом  нелепом
плаще, обгорелый, ободранный, контуженный и,  похоже,  пьяный..  Званцев
покосился на бутылку: так и есть, коньяка осталось на донышке.  "Эге,  -
подумал он. - А ведь его, похоже, и впрямь можно будет  использовать!  В
постоянную команду его вводить, конечно, не стоит, но на  раз  сгодится:
сходил, подстрелил, кого надо, и был убит при  попытке  к  бегству...  А
подстрелить он сумеет, как никто, - хоть конкурента, хоть президента...
   - Ладно, - сказал он, убирая пистолет в карман.  -  Давай  выпьем.  В
самом деле, что мы как дети?
   Делить нам с тобой нечего, а кто старое помянет, тому глаз вон.
   Они чокнулись и выпили.
   - Знаешь, - сказал Забродов, - просто камень с души... Говно это  все
- принципы, вендетты там всякие... Я это давно понял, только  признаться
боялся - даже себе.
   - Вот и хорошо,  -  сказал  Званцев,  тщательно  пряча  презрительную
улыбку. - Мне  всегда  казалось,  что  у  нас  с  тобой  вышло  досадное
недоразумение. Работать на меня пойдешь?
   - Работать? - с  сомнением  переспросил  Забродов,  снова  принимаясь
вертеть в пальцах пустую рюмку. - Работать... Слушай, а  ты,  часом,  не
пьян? Что-то быстро ты на мировую согласился. На тебя непохоже.
   - На тебя тоже, - сказал Званцев. Он вдруг понял, что и в самом  деле
не слишком трезв. Конечно, по сравнению с тем, что было  полчаса  назад,
он сейчас был  в  полном  порядке,  но  если  подойти  к  этому  вопросу
объективно... - Знаешь, - сказал он, - а ведь это же смешно.
   Был бы здесь кто-то третий - помер бы со смеху...  Сидят  два  бывших
спецназовца, которые всю жизнь мечтали  порвать  друг  другу  глотки,  и
откровенничают, как старые девы за бутылкой кагора.
   - Да что тут смешного? - пожал плечами Забродов. - В конце концов, мы
же цивилизованные люди.
   Можно же договориться...
   - Ты не это ли имел в виду, когда говорил о деле, которое  тебе  надо
закончить? - спросил Званцев.
   - А хоть бы и это...  Так  что  ты  там  говорил  про  работу?  Учти,
подслушивать и подглядывать я не намерен: не приучен, с души воротит, да
и не моя это специальность.
   - Не дрейфь, Ac, - благодушно  сказал  Званцев.  Он  чувствовал,  что
последняя рюмка коньяку была лишней: его снова повело,  и  он  торопился
закончить разговор, пока его не развезло окончательно. -  Подберем  тебе
работу по специальности. Это же грех - использовать  такого  специалиста
не по назначению. Если честно, тебе  равных  нет...  У  Егорыча  большие
планы, так что работа найдется.
   - У какого Егорыча? - спросил Забродов. -  Это  у  Агапова,  что  ли?
Зачем ему такой, как я? Он же политик и денежный мешок, а не военный.
   - Каждый политик - немножко военный,  -  возразил  Званцев.  -  Иначе
зачем государству армия? Всякое бывает, знаешь ли...
   - Ага, - задумчиво произнес Забродов. - Понятно.
   Кстати, скажи, за что ты его так не любишь?
   - Кого? - не понял Званцев.
   - Да Агапова своего. Ты извини, совсем забыл тебе сказать... Я у тебя
здесь немного пошарил - револьвер свой искал, знаешь ли... Между прочим,
кто это научил тебя хранить оружие в смывном бачке?  Полиэтилен  -  это,
конечно, хорошо, но все-таки... Револьвер-то хороший, жалко.
   - Ну ты сука, - удивился Званцев.
   - Ага, - согласился Забродов, - есть немножко.
   Но я же извинился! Собственно, дело не в этом. Я, сам понимаешь, даже
представить себе не мог, что ты можешь оружие в унитаз спрятать, поэтому
нашел твой сейф.., ну тот, который в спальне. Замок там, кстати,  никуда
не годится, сломался  к  чертовой  матери...  А  в  сейфе  -  документы,
фотографии,  кассеты  какие-то...  Между   прочим,   говорят,   что   на
компьютерных дискетах информацию хранить удобнее. Дискеты там тоже были,
да я в компьютерах разбираюсь примерно так же, как в вязании. В общем, я
почитал кое-что...
   - Ты... - задохнулся Званцев. - Ты, сволочь...
   - Ну, - спокойно возразил Забродов. Он вдруг, словно  по  волшебству,
перестал казаться жалким и  сломленным:  это  был  прежний  Ас,  немного
постаревший, но все такой же спокойный и уверенный  в  себе  и  в  своих
идиотских принципах, вычитанных из всеми забытых книг, и даже  улыбка  у
него была прежняя: холодновато-печальная, ироничная. - Даже и не  думай,
- добавил он, заметив, что рука Званцева скользнула к карману куртки.
   - Чертов идиот, - сказал Званцев. - А я тебе чуть было не поверил.
   - Зря, - сказал Забродов. - Не  расстраивайся.  Мы  теперь  долго  не
увидимся. Не  знаю  только,  смогу  ли  я  себя  заставить  носить  тебе
передачи. А Олю ты пришил сгоряча.., да и вряд ли она стала бы бегать  к
тебе в тюрьму, не из таковских была девушка. Ее досье я тоже прочел -  с
большим, между прочим, интересом.
   - Сука, - сказал Званцев. - Чего тебе надо? Денег?
   Забродов молча улыбался.
   - Что ты скалишься, болван