половину
которого занимал отдел мужской одежды. И  вдруг,  неожиданно  для  себя,
столкнулся лицом к лицу с Аллой.
   Она была в обществе мужчины с  холеным  лицом  и  полными  капризными
губами и быстро изобразила рукой недвусмысленный знак: сделай  вид,  что
мы незнакомы. Могла бы и не стараться - Рублев знал о  здешней  привычке
смотреть на женщину, как на свою собственность, даже если она не жена, а
любовница.
   С невозмутимым видом он прошел мимо. В одном из многочисленных зеркал
заметил, как Алла обернулась. Словно хотела ему что-то сказать  и  ждала
первой возможности.
   Направившись по соседнему проходу в обратную сторону, Рублев  увидел,
что спутник  Аллы  внимательно  изучает  мужские  костюмы  на  вешалках.
Наконец, он выбрал один и направился за занавеску. Сейчас переоденется и
выйдет, чтобы женский глаз оценил все тонкости. Значит есть пара минут.
   Алла сделала несколько шагов в сторону ?родственника? и притворилась,
что продолжает осматривать вещи.
   - Только тихо. А то он мне  все  печенки  потом  выест.  Насчет  тебя
интересовались.
   - Черт возьми. Все-таки прицепились по моей милости. Один, двое?  Как
выглядели? Пробовали надавить?
   - Один. Разговаривали мы через дверь, я при  всем  желании  не  могла
открыть, - едва слышно шептала  Космачева,  периодически  оглядываясь  в
сторону  примерочной.  -  Видела  в  ?глазок?.  Шея  странная,  кажется,
нафаршировали так, что лопнет.
   - Ясно, Ильяс.
   - Сказала, как ты просил. Да, родственник, но я его не знаю  и  знать
не хочу.
   - Удовлетворился?
   - Не знаю, пока больше никого не присылали... Все,  сейчас  мой  кадр
вылезет. Из дому одну не выпускает, даже телефон обрубил.  Жену  так  не
держат на привязи, как он меня.
   - Ревнует, значит любит.
   - В субботу мы с ним будем на мероприятии в ?Каравансарае?,  в  узком
кругу. Если сможешь,  подскочи,  найдем  возможность  перекинуться  хоть
словом.
   Комбат направился дальше по проходу и услышал за  спиной  теперь  уже
полнозвучный, мелодичный голос:
   - Очень даже неплохо. Ну-ка, ну-ка...  Да,  точно  на  тебя,  как  по
заказу сшито.
   Ничего удивительного, что Шаин почесался навести  справки,  ?мюэллим?
не из тех, кто верит безоглядно. Гораздо  больше  Рублева  тяготил  круг
одних и тех же лиц, из которого он пока  не  находил  выхода.  Время  от
времени  круг  расширялся,  как  недавно,  во  время  поездки  Шаина   к
возможному посреднику. Но все  равно  Комбат  чувствовал  себя  пловцом,
который далеко отошел от берега, но движется по мелководью, где вода  не
поднимается выше колена.
   Вот сейчас, например. Какого черта он сюда приперся?  Ну  выходил  из
магазина араб, что из того? Про самого араба все вилами на воде  писано,
а бежать в каждое заведение, куда ему случилось наведаться,  совсем  уже
глупо.
   Не  получается  пока,  не  складывается.  В  старину  бы,   наверное,
помолились в храме. Но вера в Бога должна с молоком  впитываться,  иначе
она будет чем угодно, только не верой. А у  него  внутри  все  задубело:
прокалено огнем и подморожено стужей.

***

   Чтобы настроиться на боевой лад, Комбат еще раз отправился  на  место
гибели  друга.  Наверное,  впервые  с   момента   прибытия   он   что-то
предпринимал без особой нужды, без  расчета  получить  информацию.  Даже
общаясь с Вороной, Рублев никогда не забывал, что этот парень  прожил  в
городе всю жизнь, каждое его слово помогает быстрее  освоиться  в  чужом
мире.
   Только теперь Комбат отрешился от мыслей о полезном и бесполезном, от
привычной настороженной внимательности.  Шел,  не  торопясь,  в  тишине,
припоминая разные случаи, в которых Коля принимал участие.
   Вспомнил август  девяносто  первого  в  Москве,  когда  они  с  крыши
рассматривали в бинокль Белый дом и собравшуюся  рядом  толпу.  Ощущение
позора от зрелища танков, лязга гусениц на  улицам  Москвы.  Свои  будут
стрелять по своим?
   Рация молчала.
   - Ты понимаешь, что в любую минуту может поступить  приказ?  -  не  в
первый уже раз спросил Красильников. - У тебя в голове укладывается?
   -  Представь  себе  цепочку,  -  ответил  тогда  Комбат.  -   Большой
начальник, начальник поменьше, наш с тобой командир.  У  кого-то  хватит
сил сказать себе: все. Маневры и передислокации еще можно устраивать, но
кровопускание - никогда. Опозорим всю армию. От Калининграда до Курил.
   - Хорошо, если  хватит.  А  если  нет  -  никому  не  захочется  быть
крайним?
   - А мы  с  тобой  для  чего?  На,  погляди.  Видишь  того  мужичка  с
трехцветным флагом?
   - Что за знамя? Ты можешь себе представить,  как  кто-нибудь  из  нас
такое выносит из боя на груди?
   - Непривычно, конечно. Знамя вообще менять плохо... Но я не об  этом.
Видишь мужичка? Ведь он не побежит, если мы сейчас двинем. Наш  мужичок,
да еще в запале.
   - Да, этот уж точно не интеллигент.
   - Не побежит. Положить его на месте - во имя чего?  Может,  он  и  не
прав, хрен его знает. Но те, кто затеял игрушки с  танками  -  уж  точно
перемудрили.
   Комбат отчетливо помнил все подробности: закат, гул,  доносящийся  от
Белого дома, серьезное Колино лицо.  Неисправимый  шутник,  Красильников
даже под пулями умудрялся выдать короткий  анекдот  или  весело  поддеть
кого-то из ребят. В тот августовский  день,  когда  риск  погибнуть  или
получить ранение был минимальным, улыбка ни разу не появилась на Колином
лице...
   Был еще один день - тогда их сбросили  в  Фергану.  Сбросили  срочно,
даже не успев объяснить, кто там  кого  режет  и  под  каким  предлогом.
Вырывая  жертвы  у  обкуренных  юнцов,  Коля  первое  время   действовал
прикладом - было строго-настрого приказано не открывать  огонь.  Но  под
действием анаши этот сброд боли не чувствовал.  Собьешь  его  наземь,  а
через пару минут видишь - бегает, как заведенный, на другом конце улицы.
   Коля тогда раздобыл милицейскую дубинку. Потом рассказал, что  вырвал
у одного из местных ментов, которые частью попрятались,  частью  открыто
перешли на сторону толпы. Дубинкой он  молотил  четко.  И  с  арматурным
прутом на  него  кидались,  и  с  ножом.  Удар  почти  без  замаха,  как
мухобойкой и привет семье - никакая доза тут  уже  не  поможет,  товарищ
очухается не скоро.
   Многим бы руки-ноги переломали, если б стояла  такая  задача.  Только
она была совсем другой - спасти как  можно  больше.  Двуногие  существа,
раззадоренные беспомощностью жертв, когда-то учились в советской  школе,
ходили на субботники и поступали в комсомол.  А  теперь  пятеро  из  них
гонялись за  голой,  истерзанной  женщиной  -  та  бежала  стремительно,
подгоняемая смертным  страхом.  Еще  несколько  радостно  пинали  ногами
лежачего, пытающегося прикрыть ладонями голову.
   Вот тогда Рублев в первый раз увидел у  Коли  плотно  сжатые  губы  и
холодок в глазах. Человек, даже прошедший Афган,  мог  бы  сломаться  от
зрелища садистской жестокости. Если б не  ожесточился  сам,  не  стиснул
зубы в гневе, когда лупишь в полную  силу,  удовлетворенно  ощущая,  что
ломаешь ключицы, ребра, челюсти.
   На обратном пути в огромном брюхе  ?транспортника?  Коля  прижимал  к
себе двух детей с раскосыми глазами - мальчика и девочку,  на  глазах  у
которых мать изнасиловали, а потом забили палками. Внутри  самолета,  не
предназначенного для перевозки пассажиров, было холодно,  дети  дрожали.
Коля сидел на ящике, совсем не в героической позе,  но  чем-то  напомнил
Комбату статую советского солдата с ребенком на руках в Берлине.
   И вот Коли  Красильникова  больше  нет.  Конечно,  нельзя  утверждать
твердо, пока своими глазами не увидел трупа или  не  получил  экспертных
данных. Но пустоты внутри прибавилось, и это плохой  признак.  Ощущение,
которое никогда не обманывало.
   Сумерки, бурьян, уцелевший в оврагах, где не так печет солнце.  Запах
пропитанных шпал и нагретых рельсов - запах цивилизации, который не даст
сбиться с пути, выведет к месту.  Вон  и  очертания  вагона  без  колес.
Теперь уже недалеко.
   Вторая неделя пребывания здесь. Как вспомнишь  о  Коле,  дни  кажутся
пустыми, никчемными. Но что делать, если противник все реже  вступает  в
открытую схватку, если его не так просто разглядеть,  вычислить.  А  тем
более, когда ты давно уже не  на  службе  и  не  можешь  воспользоваться
запасом оперативной информации.
   Что-то  низко  пролетело  над  головой.  Летучая  мышь.   Здесь   они
попадаются ближе к ночи, даже в двух шагах от гостиницы, на бульваре.
   Вот здесь они лежали, если верить Фархаду-киши. Верить можно,  ты  же
увидел тогда едва различимое, потерявшее цвет  пятно  крови.  Сейчас,  в
темноте, его не найдешь.
   - Прости, Коля, - глухо произнес Рублев.
   За что он просил прощения? За то, что не оказался рядом, не  прикрыл,
как прикрывали друг друга много раз? За сумбурные теперешние дни в Баку?
В небе беззвучно вспыхивали и гасли зарницы, и Комбат наконец  отрешился
от окружающего, от необходимости слышать кожей,  видеть  затылком,  быть
готовым сгруппироваться, откатиться  в  сторону.  Нейтрализовать  эффект
внезапности, а потом уже принять бой - хоть даже голыми руками.
   Сейчас он позволил себе слиться  с  пейзажем,  раствориться,  потеряв
очертания. Забыть, что он здесь один  -  на  чужой  земле,  которая  уже
далеко отплыла от материка, именуемого Россией.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

   Электрички уже не ходили, и Комбат  подсел  на  товарняк,  сбросивший
скорость перед узловой станцией. После Насосной состав снова разогнался,
дробный перестук слился в монотонную лязгающую ноту. Рублев забрался  на
крышу контейнера, снял, чтобы не запачкать, белую  рубашку  с  короткими
рукавами и лег на спину, раскинув руки. Он чувствовал прилив новых  сил,
новой решимости.
   Прозвучала трель - неестественная  и  фантастическая  в  ночи,  среди
пустоши, где деревья заменяли одинокие силуэты  старых  нефтяных  вышек.
Звонил Кямран:
   - Где ты, Борис? Смотри, шеф такой вещь не любит.
   - Мы с ним договаривались: в пределах часа я на месте.
   - Поступай как знаешь. Только шеф долго не терпит.
   - Все объясню, когда  вернусь.  Еще  через  пятнадцать  минут,  когда
состав подкатывался к станции Баку-товарная, мобильник затренькал снова.
Рублев уже приготовил отповедь, но на сей раз звонил Ворона.
   - Привет. Проверка связи.
   - Давай без таких выражений. Чтобы не казаться круче, чем мы есть  на
самом деле.
   - Не разбудил?
   Комбат взглянул на часы.
   - Логичный вопрос в половине  четвертого.  Если  бы  разбудил,  я  бы
ответил по-другому.
   - Ты и сейчас не слишком ласково. Новенького ничего?
   - Нет.
   - Ну, тогда извини за беспокойство.  Рублев  почувствовал,  что  был,
наверное, слишком строг.
   - Все в порядке. Звони, когда нужно. Парень, конечно, шустрый и не из
робкого  десятка.  Но  ничто   так   не   заставляет   нервничать,   как
неизвестность. Это Комбат знал по себе.

***

   В гостинице он появился в четверть пятого. Нашел  Кямрана  в  казино,
где тот присматривал за порядком. Игра продолжалась,  но  многие  из  ее
участников напоминали выброшенных на  берег  рыб:  красные  вытаращенные
глаза, отвисшие нижние челюсти, подрагивающие в пальцах сигареты. Комбат
впервые задумался о том, что азартные игры - это прежде  всего  игры  на
выносливость. Кое-кто из участников даже сейчас,  к  рассвету,  выглядел
свежо и подтянуто. Именно такие останутся в выигрыше.
   - Где шеф? - спросил Рублев у Кямрана.
   - Отдыхает.
   - Надо бы перед ним оправдаться.
   - Он не требовал звонить. Я сам, чтобы ты на неприятность не попадал.
   - Хочу первым к нему попасть, пока голова у человека  свежая.  Скажи,
будь добр, где он?
   Кямран немножко подумал и назвал номер на четвертом этаже.
   - Смотри не разбуди раньше время - сильно не любит такой вещь.
   - Как у тебя здесь, никто не буянит? Оглядевшись  вокруг,  Рублев  не
заметил ни одной фигуры, хоть отдаленно напоминающей вышибалу. Несколько
работников казино в галстуках-бабочках, игроки и сам  Кямран.  Можно  не
сомневаться,  что  попытку  проигравшего  качать  права  здесь  пресекут
немедленно...
   Дежурная четвертого этажа дремала на своем месте, в  кругу  света  от
настольной лампы. На шум она подняла  голову  и  вежливо  поздоровалась,
узнав человека из ?команды? Шаина.
   - Сабахын хеир, - ответил Комбат: уже рассветало и можно было  желать
доброго утра.
   Дежурная снова уронила голову на стол,  и  он  проследовал  дальше  в
коридор. Больше здесь никого не было - Шаин-мюэллим  чувствовал  себя  в
гостинице как дома и удовлетворялся мерами безопасности на входе. Рублев
постучал три раза, достаточно отчетливо.
   - Кимдир? (Кто там?) - раздался глухой, недовольный голос.
   - Борис.
   - Что такое, Борис? Ядерная бомба падает?
   "Мюэллим? не очень внятно произносил слова, как это  часто  бывает  у
людей, разбуженных в неурочный час. Судя по  звукам,  он  встал,  что-то
выпил из стакана и неторопливо направился ко входной двери.
   - Если не ядерная бомба, тогда  ты  напрасно  меня  разбудил.  Совсем
напрасно.
   Дверь приоткрылась - Шаин выглядел сейчас старше лет  на  десять,  но
постепенно приходил в себя. Лицо, одряблевшее за время сна, на глазах  у
Комбата затвердевало, приобретало властность.
   - Говори.
   - Не буду же я толкаться, чтобы войти, - Комбат перешел на ?ты?,  как
это уже случилось однажды на катере.
   Первым инстинктивным желанием Шаина было желание захлопнуть дверь. Но
Рублев успел бы помешать,  да  и  не  чувствовалось,  что  этот  человек
собирается выстрелить или применить силу. Он мог сделать это в первую же
секунду вместо того, чтобы произносить подозрительную фразу.
   - Ты себя не переоцениваешь? - прищурился Шаин. - Если у меня сегодня
днем будет тяжелая голова, некого будет винить, кроме тебя.
   - Извини, но я не укладываюсь в срок, - объяснил  Рублев,  проходя  в
номер, где стоял на холодильнике запотевший, только что вынутый бокал  с
шербетом.
   - Ты меня определенно хочешь чем-то удивить.
   Шаин уже овладел собой и даже улыбнулся, не разжимая губ.  Достал  из
кармана  халата  четки  и,  прежде  чем  усесться  в  кресло,  разгладил
кончиками пальцев усы.
   - Не хочу, чтобы твои люди тратили понапрасну время. Ты  ведь  послал
их разыскать эту женщину, Космачеву, навести про меня справки.
   - А как ты думал? Я привык знать, с кем имею дело.
   - Вот я и пришел объяснить. Бабу можешь больше не  трогать,  никакого
отношения она ко мне не имеет. Просто я случайно узнал, что  такая-то  и
такая-то смоталась навсегда и никому из соседей не сказала куда.  Иногда
удобно иметь навсегда уехавшую родственницу.
   - И ты поставил себя в зависимость от женщины? От обычной бляди?
   - Давай не будем употреблять сильных слов, ладно?
   - Хорошо. Но ведь ребенку ясно:  она  смоталась,  чтобы  через  месяц
благополучно вернуться.
   -  Случаются  накладки.  Пришлось  припугнуть,  сказать,   чтобы   не
удивлялась вопросам о родственнике.
   Четки  выдавали   нервозность   Шаина   -   отполированные   янтарные
виноградины щелкали чаще обычного.
   - В картишки перекидываться - как ты успел заметить -  я  не  большой
любитель. Либо держу при себе, либо кладу на стол. Так вот. Здесь  я  по
заданию ФСБ. Догадываешься, какая публика меня интересует?
   - Примерно, - Шаину требовалось все больше  усилий,  чтобы  сохранять
спокойствие.
   - Ну и...
   - Что-то подобное я подозревал последние дни. Только  при  чем  здесь
я?
   - Наверху похерили всю информацию, какая  до  сих  пор  была.  Решили
начать с чистого листа. Что ты мне посоветуешь? Дать объявление в газету
или обратиться с запросом в МИД? Извини  за  прямоту,  но  про  бандитов
нужно узнавать у бандитов.
   - Не умеют русские быть вежливыми. Даже не знаю плюс это  или  минус.
Для разнообразия иногда приятно поговорить начистоту, открытым  текстом.
Я сам, бывает, устаю от яда в красивой обертке... Знаешь про тех  ребят,
которых застрелили возле ?железки??
   Комбат кивнул.
   - А если с тобой в свою очередь что-нибудь случится?
   - Тогда пришлют следующего. Ему будет проще искать виновных -  начнет
прямо с тебя.
   - Вот это разговор. Не надо три часа слушать мугамы,  чтобы  услышать
слово  по  делу.  Если  б  у  вас  еще  не  ходило  ?твою  мать?  вместо
?здравствуйте?...
   -  Потом  займемся  философией,  -  отмахнулся  Комбат.  -  Что  тебе
известно?  Желательно  быстро  и  отчетливо.  Тут  у  вас  много  народу
мелькает. Всякой твари по паре: и арабы случаются, и чечены наверняка.
   - А тебе известно, сколько в гостинице моих людей? Выгляни в коридор,
там наверняка кто-то маячит.
   - Ты говоришь об этом с очень большим опозданием - тебе не кажется? Я
уже  послал  весточку,  у  Кого  обосновался.   Даже   если   ты   потом
забаррикадируешься в гостинице...
   - Хочешь верь, хочешь нет - ничем особенным я помочь не могу. Про то,
как убили ваших ребят я знаю меньше, чем милиция. Да если бы и знал. Ну,
наведу я тебя на чеченцев. Сунешься проверять - а они тебя оприходуют. И
опять Шаин будет виноват?
   -  Зачем  сразу  думать  о  плохом?  Ради  тебя   я   постараюсь   не
рисковать. ?Мюэллим? оценил иронию.
   - Извини, Борис. Может, я по-твоему и  бандит,  но  здесь  помочь  не
могу.
   - А что милиции известно?
   - Что известно... Время: от трех  до  четырех  ночи.  Часть  пуль  из
винтовок с оптическим прицелом. Потом для верности добавили  в  упор  из
?ТТ?. Ты не подумай, что я сильно интересовался, просто сели пообедать с
хорошим другом. Он.., когда-то это называлось начальник РОВД.  Сам  этим
не занимался, он дальше своего района нос не высовывает.  Тоже  с  чужих
слов.
   - Можно поинтересоваться с чьих?
   - Только к ментам, ради всего святого, не суйся, с ними ты общий язык
не найдешь. А если попробуешь надавить - заживо сгноят. Здесь ментов  на
душу населения еще побольше, чем у вас. И эта банда  умеет  постоять  за
своих.
   "Он теперь  как  мамаша-наседка  будет  меня  оберегать?,  -  подумал
Комбат.
   - Предлагаю другой вариант, - продолжил  ?мюэллим?  после  некоторого
раздумья.   -   Долгосрочное   сотрудничество.   Я   здесь    накапливаю
информацию...
   - За красивые глаза? - поспешил уточнить Рублев.
   - Нет, почему? Вы даете  мне  открыть  филиал  в  Москве  и  спокойно
работать.
   - Гостиницу?
   - Зачем гостиницу, я  не  хватаю  больше,  чем  способен  проглотить.
Маленький филиал и все,  -  Шаин  даже  показал  его  размер  с  помощью
большого и указательного пальцев.
   - Я тебе сейчас ничего не обещаю.
   - Но ты ведь можешь закинуть удочку.
   - Пока я ничего не услышал. Похоже, ты в самом деле сидишь здесь и не
желаешь знать, что творится вокруг.
   - Знаю я достаточно. Только чеченцы больше не  светятся.  Как  только
вторая война началась, их  здесь  не  видно  и  не  слышно.  Дела  свои,
конечно, делают, но особо ни с кем не стыкуются.
   -  Не  могут  не  стыковаться.  Чтобы  делать  здесь  дела   -   надо
договариваться на каждом шагу.
   - С кем-то, наверное, наладили контакт. С таможней уж точно.
   - Есть у тебя там кто?
   - Мои интересы пока через границу не выходят.  Если  встанет  вопрос,
мне, конечно, подыщут человека. Но для дела, не для  расспросов.  Ты  же
лучше меня знаешь: информацию с куста не собирают. Дело кропотливое.
   - Ты мне вот что узнай, - неожиданно предложил Комбат. - Какие поезда
тогда ночью должны были следовать на север через Насосную?
   - Много времени прошло, - засомневался Шаин. - Здесь пассажирские  не
ходят по расписанию, а тебя, как я понял, товарняки волнуют?
   - И такой человек предлагает свои услуги! Что же  ты  тогда  узнаешь,
если случится следующий курбан-байрам?
   - Я не сказал ?нельзя?. Веток там много - возле какой ваших нашли?
   Комбат уточнил приметы, упомянул о вагоне без колес.
   - Знаю. Я тебе сидя здесь могу сказать - она с порта идет.
   - Вон оттуда?
   Повернувшись  к  окну  Комбат,  кивнул  в  сторону  крано