что сможешь -  и  изображение,  и  звук,  -  и  передать  этот
материал мне.  Но  в  первую  очередь  ты  должен  незаметно  проследить  за
человеком, с которым встретится Рогозин, узнать, где он живет, и сообщить об
этом опять же мне. Учти, он опасен, так что на глаза  ему  не  попадайся.  В
контакт ни с кем не вступай, закончишь - и сразу домой. Я  зайду  попозже  -
часиков,  скажем,  в  двенадцать,  -  и  все  заберу,  Такой  расклад   тебя
устраивает?
   - Расклад как расклад, - пожав плечами, ответил Чек. - А вопрос можно?
   - Валяй.
   - Какие у меня шансы получить пулю в живот? Канаш усмехнулся  и  раздавил
окурок о захламленную крышку стола.
   - Если будешь действовать аккуратно - один из миллиона, - ответил  он.  -
Или даже из двух миллионов. Согласись, это даже  меньше,  чем  у  случайного
зеваки, проходящего мимо пятачка, на котором две шайки  отморозков  устроили
разборку. Главное, не занимайся самодеятельностью...  Так  ты  говоришь,  по
?Кентавру? у тебя ничего?
   - Ничего, - твердо ответил Чек, глядя ему в глаза. Это стоило ему больших
усилий, но он не отвел взгляд до тех пор,  пока  Канаш  не  кивнул  с  самым
успокоенным видом.
   Покинув квартиру Чека, Валентин Валерьянович Канаш отправился в небольшое
кафе ?Роксана?,  расположенное  неподалеку  от  Крымского  Вала.  По  меркам
здешних завсегдатаев, к числу которых Канаш не относился, время было раннее,
и посетителей в кафе можно  было  пересчитать  по  пальцам.  Возвышение,  на
котором по вечерам играли музыканты, сейчас  пустовало,  а  рассчитанный  на
интимное ночное освещение интерьер тесноватого зальчика в беспощадном  свете
дня выглядел странно и грязновато. Было слышно, как на кухне гремят  посудой
и ведут какую-то беседу на повышенных тонах. Тем не менее, запах здесь стоял
вкусный, сытный, мясной, и Канаш сглотнул набежавшую  слюну  -  за  дневными
хлопотами он опять забыл пообедать.
   Подскочивший официант проводил его к  столику  у  окна,  принял  заказ  и
скрылся за бренчащей занавеской  из  разноцветных  стеклянных  бус,  которая
скрывала проход в служебные помещения кафе и, в частности, на  кухню.  Канаш
проводил официанта задумчивым взглядом и выложил на стол сигареты, зажигалку
и трубку мобильного телефона.
   Заказанную им рюмку коньяку принесли через минуту, и почти сразу же вслед
за ней на столе появился салат.  Канаш  потушил  сигарету,  с  удовольствием
пригубил коньяк и принялся за салат, даже не пытаясь скрывать, что  голоден.
К тому времени, как он расправился с закуской,  принесли  основной  заказ  -
фирменное  мясо  с  грибами,  запеченное  в  керамическом  горшочке.   Канаш
проанализировал свои ощущения и потребовал еще одну рюмочку коньяку.
   Допивая кофе, он заметил, как в зал вошел и  уселся  в  углу  невзрачный,
неряшливо одетый человечек  с  длинными  сальными  волосами  и  растрепанной
козлиной бороденкой. На нем была светлая замшевая курточка,  почерневшая  на
локтях и у карманов, и пузырившиеся на коленях просторные джинсы, вываренные
по моде начала девяностых. На тонкой переносице сидели очки в  металлической
оправе с захватанными линзами, придававшие этому странному  типу  неуловимое
сходство с рассеянным профессором из какого-нибудь старого комикса. В  общем
и целом вид у него был самый безобидный, но Канаш отлично знал, что за  этим
засаленным фасадом скрывается по-настоящему страшный человек. Сам по себе он
был неспособен обидеть муху, но его  связи,  как  нити  гигантской  паутины,
простирались далеко в темноту - насколько далеко, Канаш не знал и  знать  не
хотел. Из этой темноты, повинуясь отданному едва  слышным  голосом  приказу,
время  от  времени  выныривали  безликие   чудовища,   обремененные   грузом
огнестрельного оружия и тротила, - выныривали, делали свое дело  и  бесшумно
растворялись в темноте, оставляя после  себя  изрешеченные  пулями  трупы  и
пылающие остовы домов и автомобилей. Насколько было известно Канашу, ни одна
из ?заказух?, осуществленных через посредничество этого человека, никогда не
была раскрыта. Это был гениальный диспетчер, не принадлежавший ни к одной из
многочисленных работавших на территории Москвы  группировок  и  ухитрявшийся
плодотворно сотрудничать с каждой из них.
   Канаш  щелкнул  пальцами,  подзывая  пробегавшего   мимо   официанта,   и
потребовал еще  два  коньяка.  Получив  заказ,  он  прихватил  обе  рюмки  и
переместился за столик очкарика. Тот никак не отреагировал на  появление  за
своим столиком соседа и, казалось,  даже  не  заметил  пододвинутой  к  нему
рюмки.
   - Здравствуй, Аполлоша, - поздоровался Канаш. Он понятия не имел, имя это
или кличка, но так этого  человека  называли  все,  кого  он  знал.  -  Есть
разговор.
   - Серьезный? - по-прежнему глядя в сторону, спросил  Аполлоша.  Губы  его
при этом, казалось, не шевелились вообще, а если и шевелились, то лишь самую
малость.
   - Да как тебе сказать, - ответил Канаш. - Я еще и сам толком не знаю.
   - Значит, предварительный, - констатировал его  собеседник  таким  тоном,
словно сообщал, что у Канаша нехорошо пахнет изо рта.
   - Предварительный - не значит несерьезный, - сказал Канаш. - Когда я буду
знать, нужны мне твои услуги или нет, у меня может не оказаться  времени  на
то, чтобы тебя разыскать.
   - Ясно, - сказал Аполлоша и  впервые  с  начала  разговора  посмотрел  на
Канаша. - А, это ты, Валек...
   Канаш поморщился, но ничего не ответил. Он не переваривал  вольностей  со
своим именем, но Аполлоша мог ему пригодиться еще до наступления ночи, и  он
безропотно проглотил ?Валька?.
   - Так что у тебя за клиент? - снова принимаясь глядеть в сторону, как  бы
между делом поинтересовался Аполлоша. - Кто-нибудь из деловых?
   - Сам не знаю, Аполлоша, - честно ответил Канаш. - Клиент не мой, а  тот,
кто мне его подсеял, что-то темнит.
   - А подсеял его тебе, конечно, твой бугор, - уверенно сказал Аполлоша.  -
Нехороший он человек,  Валек,  поимей  это  в  виду.  Скользкий.  Хотя  это,
конечно, не моего ума дело.
   - Да чего там - не твоего ума, - вздохнул Канаш. - Уж что есть,  того  не
отнимешь. Но я ведь с ним не трахаюсь, а только работаю, так что  плевать  я
хотел, какой он там на ощупь - скользкий или, к примеру, шершавый.  Про  что
ты говоришь, я понимаю, и  подляну  себе  кинуть  не  дам.  А  что  касается
клиента, то сегодня ближе к вечеру я буду точно знать, что он за птица и как
нам с ним поступить. Я только хочу знать, могу ли я на тебя рассчитывать.
   - Если бабки есть, то, конечно, можешь, - ответил Аполлоша. - А за  своим
бугром следи в оба. Не нравится он мне. Такому кореша продать  -  все  равно
что плюнуть.
   Канаш распрощался с ним и вышел из кафе. Солнце,  которое  светило  почти
весь день, опять занавесилось тучами, и на асфальте стали появляться  первые
темные крапинки. Припаркованный у бровки тротуара ?чероки? был сплошь  усеян
мелкими  дождевыми  каплями,  издали   похожими   на   пупырышки,   которыми
покрывается озябшая кожа. Канаш  сел  за  руль  и  закурил  сигарету.  Слова
Аполлоши, сказанные о Рогозине, не выходили  у  Валентина  Валерьяновича  из
головы. Никакой Америки Аполлоша ему не открыл, все это Канаш прекрасно знал
и без него, и инструкции, данные им около часа назад Чеку,  далеко  выходили
за рамки, установленные самим Рогозиным. Если бы Рогозин  узнал,  что  Канаш
намерен записать его разговор с незнакомцем, который звонил ему утром, он...
   "А вот интересно, - вдруг задумался Канаш,  -  что  бы  он  стал  делать,
узнав, что я собираю на него досье? Он ведь столько лет таскает  каштаны  из
огня моими руками, что наверняка давно позабыл,  как  делаются  такие  дела.
Уволить меня он побоится. Убить - кишка тонка.  Он  даже  посадить  меня  не
может, не сев вместе со мной. Разве что  наймет  какого-нибудь  одиночку  из
любителей. Сейчас их до черта развелось, этих вольных стрелков.  И,  кстати,
стреляют многие из них  очень  недурно.  Так  что  надо  быть  поаккуратнее.
Главное, чтобы этот  лунатик  Чек  не  засветился,  когда  будет  записывать
встречу. Тогда уже к вечеру у меня будет весьма интересный  материальчик,  с
помощью которого я возьму Рогозина за кадык по-настоящему?.
   Он не испытывал по отношению к Рогозину никаких чувств -  ни  плохих,  ни
хороших, твердо зная одно: компромат  -  это  деньги,  а  у  Рогозина  денег
сколько угодно.
   В отличие от Чека, который сам не понимал, зачем затеял аферу с  продажей
информации Аверкину, Канаш отлично знал цену деньгам и имел то, что  забытый
нынешней молодежью певец Виктор Цой именовал ?хорошим жизненным  планом?.  В
подробности этого плана  он  не  посвящал  никого,  но  было  замечено,  что
Валентин Валерьянович  Канаш  старательно  избегает  обзаводиться  семьей  и
недвижимостью, в повседневной жизни  довольствуясь  самым  необходимым.  Это
было неспроста: Канаш не собирался задерживаться в России. Много  лет  назад
он поставил себе цель: накопить два миллиона долларов  и  уехать  с  ними  в
Австралию, чтобы зажить на океанском побережье  простой  и  в  то  же  время
удивительно красивой жизнью не знающего ни в чем нужды отшельника. Он  купит
себе катер и, когда  станет  скучно,  станет  выходить  в  открытое  море  и
охотиться там на акул. Канаш не сомневался, что сумеет  справиться  с  любой
акулой: его психология мало отличалась  от  акульей,  хотя  и  была  намного
сложнее.
   На  мгновение  эта  картина  предстала  перед   его   мысленным   взором:
пронзительно-синее  небо,  ультрамариновый  океан,   ослепительная   белизна
прибоя, коралловый песок, зелень пальм и бурые от водорослей верхушки  рифов
в сотне метров от берега...
   Он тряхнул головой, отгоняя видение, запустил двигатель  джипа  и  погнал
?чероки? к месту, где Рогозин должен был встретиться с призраком прошлого.

***

   Илларион остановил ?лендровер? перед добротными воротами,  набранными  из
помещенных в стальную раму дубовых досок, и  негромко  присвистнул,  выражая
свое восхищение.
   - Погоди, - сказал ему  Мещеряков,  -  то  ли  еще  будет.  Ты,  главное,
свистелку не потеряй, когда ворота откроются.
   - Постараюсь, - с подозрительной кротостью откликнулся Илларион.
   Мещеряков покосился на приятеля. Илларион сидел, положив ладони на  руль,
и барабанил пальцами по ободу. Глаза его  были  внимательно  сощурены,  губы
вытянуты дудочкой, словно он собирался снова засвистеть. Мелкий  дождь  тихо
шелестел в верхушках сосен, обещая в скором  времени  опять  превратиться  в
полновесный ливень. По лобовому стеклу ?лендровера?  лениво  ползли  тяжелые
капли, оставляя за собой извилистые  дорожки.  Андрей  заметил  прилипший  в
нижнем  углу  лобовика  березовый  листок.  Листок  был  лимонно-желтый,   и
полковнику ГРУ Мещерякову стало грустно: снова  приближалась  осень,  а  это
означало, что еще один быстротечный год подошел к концу. Он подумал  о  том,
что в последнее время годы мелькают с сумасшедшей скоростью, как будто  сама
природа ни с того  ни  с  сего  решила  поскорее  избавиться  от  полковника
Мещерякова и с этой целью пустила время вскачь.
   - Посигналь еще, - сказал он  Забродову.  Илларион  послушно  надавил  на
кнопку сигнала. Клаксон ?лендровера? гнусаво взвыл, и ему ответила собака  с
соседней, невидимой отсюда дачи.
   Потом до них донесся лязг отодвигаемого засова, и створки ворот  бесшумно
разошлись, открывая заросший  мягкой  зеленой  травой  двор  и  прямую,  как
стрела, бетонированную  подъездную  дорожку,  которая  вела  через  обширный
участок  к  обманчиво  приземистому  двухэтажному  особняку,  сложенному  из
кирпича вперемежку с дикими  валунами  и  крытому  темно-зеленой,  под  цвет
сосновых  крон,  черепицей.  Архитектура  особняка   была   простой,   очень
функциональной и в то же время радовала глаз.
   - Красиво жить не запретишь, - с непонятной интонацией сказал Илларион и,
воткнув первую передачу, загнал машину во двор.
   Сразу за  воротами  он  остановился,  чтобы  подождать  хозяина,  который
замешкался,  возясь  с   засовом.   Наконец   задняя   дверца   ?лендровера?
распахнулась, и в салон просунулось знакомое лицо.
   - Ущипните меня, - сказало лицо, моргая глазами. Забродов живо  обернулся
и  быстрее,  чем  кто-нибудь  успел  среагировать,  просунул  назад  руку  и
безжалостно ущипнул хозяина дачи за левое плечо. Тот зашипел, схватившись за
травмированное место.
   - Точно, Забродов, - сказал он. - Все на той же машине  и  все  такой  же
негодяй. А я думал, что сплю и вижу сон.
   - Просыпайся и залезай в машину, - скомандовал Илларион. - Или зови нас в
дом.., если, конечно, не боишься.
   - Чего я должен бояться?  -  быстро  спросил  Николай  Аверкин,  которому
принадлежала эта дача.
   - Судя по твоему виду, боишься ты многого, - суховато  сказал  Мещеряков,
вмешиваясь в разговор.
   - Например, как бы полковник  не  стибрил  у  тебя  столовое  серебро,  -
немедленно разрядил обстановку Илларион. - А еще, не поверишь, он  повадился
в последнее время на стенках разную похабщину писать. Так что за ним глаз да
глаз нужен...
   - Вот оно что, - сказал Аверкин, забираясь на заднее сиденье и захлопывая
дверцу. - То-то я смотрю, что вас двое. Что,  думаю,  за  притча?  Приглашал
одного, причем сразу сказал, что разговор будет сугубо  конфиденциальный,  а
явились двое...
   Это был прямой выпад. Мещеряков поморщился  и  открыл  рот,  но  Илларион
опередил его.
   - Тут вот какое дело, Коля,  -  доверительно  сказал  он.  -  Наш  Андрей
посоветовался с генералом Федотовым.  Тот  велел  передать  тебе  привет,  а
заодно пришить тебя к такой-то матери во избежание огласки.  Вот  Андрюха  и
подрядил меня по старой дружбе - чтобы,  значит,  и  дело  было  сделано,  и
приятель чуток подзаработал.
   Аверкин немного помолчал, качая головой, а потом шумно вздохнул и сказал:
   - Все-таки чертовски приятно знать, что на свете есть  вещи,  которые  не
меняются.
   - Особенно когда убеждаешься в  этом  раз  в  десять  лет,  -  язвительно
добавил  Мещеряков.  -  А  когда  каждый  день...  Тут,  знаешь  ли,  любому
консерватору захочется изменений.
   Аверкин невольно фыркнул.
   - И все же, - сказал он, - я не совсем понимаю, зачем... То  есть  я  рад
встрече, но все-таки.., как-то...
   - Ну что ты мямлишь, разведчик? - проворчал Илларион. -  Что  ?все-таки??
Что - ?как-то?? Всю твою секретную биографию я знаю наизусть, она у меня  на
шкуре записана тем же алфавитом, что и у тебя, а речь,  насколько  я  понял,
идет именно о ней. Так что ты мнешься, как одетый в бане?
   - Видишь ли, - снова вмешался в разговор Мещеряков, - дело  серьезное,  а
действовать по официальным каналам  не  представляется  возможным.  То  есть
найти и шлепнуть этого твоего шантажиста мы могли бы в любой момент...
   - Найти и шлепнуть его я мог бы и без вашей помощи, - проворчал  Аверкин.
- Невелика хитрость - пришить какого-то мозгляка. Но он сказал, что в случае
его смерти вся информация будет автоматически введена в Интернет для  самого
широкого ознакомления. Я-то это как-нибудь пережил бы,  но  по  отношению  к
Управлению это было бы что-то вроде.., ну...
   - Предательства, - закончил за него Илларион. - Ты заметил, Коля, что  мы
стали стесняться нормальных,  всем  понятных,  вполне  литературных  русских
слов,  сплошь  и  рядом  заменяя  их  туманными   намеками,   синонимами   и
обыкновенным матом? И не только слов, но и понятий, которые они  обозначают:
совесть, верность, честь - в том числе и честь мундира... Почему это, ты  не
знаешь?
   - Потому, что это понятия из девятнадцатого века,  -  с  горечью  ответил
Аверкин, - а нынче уже двадцать первый на дворе. Сейчас понятия другие: гони
бабки и фильтруй базар.
   - И сколько он с тебя требует? - поинтересовался Илларион.
   - Сто штук, - ответил Аверкин.
   - Ото, - с уважением протянул Илларион. - Круто берет.
   - Уверяю вас, это только начало, - сказал Мещеряков.
   - Фильтруй базар! - воскликнул Илларион голосом рэкетира с Рижского рынка
образца тысяча девятьсот девяностого года. - Кстати, - добавил он нормальным
тоном, - мы что, так и будем сидеть в машине?  Прямо  по  курсу  я  наблюдаю
очень симпатичный дом,  в  котором  наверняка  есть  холодильник  и  парочка
кресел, где нам, несомненно, будет удобнее, чем на этих драных седалищах.
   - Мне всегда казалось, что седалище - это задница, - заметил Мещеряков.
   - Милости прошу, - сказал Аверкин.  -  Только  давайте  закончим  деловой
разговор здесь.
   - Ага, - догадался Забродов, - пуганая ворона куста  боится?  Ты  еще  не
расковырял свое жилище на части в поисках скрытых  камер  и  замаскированных
микрофонов?
   - Тебе смешно, - уныло сказал Аверкин.
   - Конечно, - согласился бессердечный  Забродов.  -  Мне  смешно.  О  чем,
собственно, разговор? Кто-то выведал что-то, чего ему знать  не  полагалось?
Так ведь эта ситуация не нова! Более того, мы  с  вами  всю  жизнь  получали
деньги именно за то, что совали нос туда, куда нам его совать не полагалось.
Лично я, конечно, по всем понятиям - обычный мордоворот, ?зеленый  берет?  и
вообще профессиональный убийца, мне тонкие материи неподвластны, но вы-то!..
Ты-то, господин  полковник!  Чего  вы  испугались-то?  Хакера  сопливого  вы
испугались? Кого, черт бы вас побрал,  вы  собрались  шлепать?!  Найти  его,
показать ему ?козу?, чтобы полные штаны навалил, - вот и вся ваша  секретная
миссия. А то развели тут Ялтинскую конференцию, слушать противно...
   - Очень все это у тебя просто получается, - сказал  Мещеряков,  игнорируя
повышенный тон Забродова. - Чем, собственно, ты  предлагаешь  его  напугать?
Насчет своей внезапной смерти он высказался вполне  определенно.  Ну,  ты  в
курсе: Интернет и так далее...  Тюрьмой  его  пугать  бесполезно,  поскольку
человек он бесспорно грамотный и понимает, что доказать мы ничего не сможем,
особенно если хотим сохранить нарытую им информацию  в  тайне.  Так  что  же
прикажешь - мордобоем его стращать?
   - Да хотя бы и так,  -  сказал  Илларион.  -  Проще  надо  быть,  господа
разведчики. Помните, как у классика сказано? ?Узок круг этих революционеров,
страшно далеки они от народа...? Это про вас.
   - Тьфу на тебя, - проворчал Мещеряков. - Что ты предлагаешь? Только, ради
бога, конкретно, без цитат и лирических отступлений.
   - А ссылки на канонические тексты разрешаются? - тоном прилежного ученика
спросил Илларион.
   - Я же просил: без цитат, -  морщась,  ответил  Мещеряков.  -  И  вообще,
Илларион, не мог бы ты  для  разнообразия  хотя  бы  ненадолго  притвориться
нормальным человеком?
   - Мог бы, наверное, - сказал Забродов. - Но это так скучно! Ты бы  первый
отказался со мной общаться. Аверкин тяжело вздохнул.
   - Пойдемте пить чай, - сказал он. - Толку от вас... Может, хотя бы  денег
одолжите?
   Илларион возмущенно повернулся к Мещерякову всем корпусом.
   - Ну что, полковник, - прокурорским тоном спросил он, -  добился  своего?
Полюбуйся: теперь он денег просит! Может быть, мы его все-таки замочим?
   - Которого? - устало спросил Мещеряков. - Его или этого.., шантажиста?
   - Да обоих же! -  с  энтузиазмом  воскликнул  Забродов.  -  И  сразу  все
проблемы будут решены!
   Мещеряков  задумчиво  посмотрел  на  него,  а  потом  перевел  взгляд  на
Аверкина.
   - Но-но, - сказал Аверкин не очень уверенно. - Я кричать буду.
   - Черт с тобой, живи, - разрешил Илларион. - Расскажи лучше, что он  тебе
говорил, этот твой шантажист? И поподробнее, пожалуйста.
   Аверкин как мог точно передал свой разговор с Чеком. Илларион внимательно
выслушал его, ни  разу  не  перебив,  а  когда  Аверкин  закончил  и  умолк,
удовлетворенно кивнул и закурил сигарету.
   - Ну, - сказал он, вместе со словами выпуская изо  рта  клубящийся  сизый
дым, - что я говорил?  Все  проще  пареной  репы,  а  вы  перепугались,  как
приготовишки. Давайте для разнообразия рассуждать логически. Что  мы  имеем?
Кто-то позвонил Николаю и угрожал раскрыть некоторые