поджигайте! Куда там, вы ведь еще не выговорились.  Знаете,
в чем главная беда таких, как вы? Вам непременно нужно произнести  речь.  Ни
один маньяк не может без этого обойтись. Вы  посмотрите  любой  американский
триллер, там это все очень хорошо изображено.
   - Я не маньяк, - выкрикнул Коломиец, - и здесь вам  не  кино!  Какие  еще
триллеры! Бросайте нож, я сказал! Считаю до трех! Раз.., два...
   - Брось нож, Илларион, - попросил Марат Иванович. - Ты что, не видишь, он
же не в себе! Он нас сейчас сожжет.
   - Ну что вы, в самом деле! - с  обидой  воскликнул  Забродов.  -  Что  вы
заладили: нож, нож... Какой это, к дьяволу, нож?
   Он подбросил ножик в воздух, поймал за рукоятку, снова подбросил и  опять
поймал, на этот раз за лезвие.
   - Этой штукой даже ребенок не поранится, - с раздражением продолжал он. -
Я тебе говорил, Марат Иванович, заведи ты себе нормальный ножик!  Сейчас  бы
хоть какой-то шанс был, а так...
   - Бросьте нож! - потрясая  пылающим  бумажным  жгутом,  снова  потребовал
Коломиец.
   От факела оторвался кусок  горящей  бумаги,  плавно  проплыл  через  весь
кабинет и опустился Забродову на колени. Илларион осторожно перевел дыхание:
в полете бумажка успела догореть, превратившись в невесомый лоскут  хрупкого
черного пепла.
   - Да успокойтесь вы, - проворчал  он,  -  не  машите  своим  фейерверком!
Смотрите, бросаю!
   Нож был чертовски неудобным во всех отношениях; строго говоря, это вообще
был не нож. Поэтому, бросив его,  Илларион  на  всякий  случай  стремительно
нырнул вперед, перекатился через плечо, присел  на  корточки  и  лишь  после
этого посмотрел на Коломийца.
   Вид у Владимира Эдгаровича был довольно дикий. Сейчас он  напоминал  одну
из  своих  сюрреалистических  картин.  Раскрашенная  под  бронзу   оловянная
рукоятка в виде обнаженной женской фигуры со скрещенными  на  груди  руками,
казалось, вырастала из его  левой  глазницы,  как  какая-то  корявая  ветка.
Илларион метнул нож изо всех сил,  и  он,  наверное,  вошел  бы  глубже,  но
помешали закрученные спиралью короткие  усики  гарды.  Тем  не  менее  тупое
лезвие из дрянного мягкого железа и без того наверняка проникло  в  мозг:  в
нем было добрых пятнадцать сантиметров длины.
   Коломиец стоял еще целую  секунду,  глядя  прямо  перед  собой  уцелевшим
глазом. Потом его колени мягко подломились, и он  ничком  повалился  вперед,
накрыв своим телом горящий фитиль. Он с глухим стуком  ударился  головой  об
пол, еще глубже вогнав в глазницу дурацкий ножик для разрезания бумаги.  Его
ноги пару раз конвульсивно содрогнулись, выбив по полу  короткую  неприятную
дробь, и замерли пятками врозь.
   Илларион медленно поднялся с корточек и полез в карман. Как  ни  странно,
сигареты остались сухими. Из другого кармана он вынул зажигалку и, продолжая
смотреть на Коломийца, со звонким щелчком откинул крышечку. Курить  хотелось
неимоверно, как после настоящего боя.
   - Илларион! - каким-то не своим, почти женским  голосом  взвизгнул  Марат
Иванович.
   Забродов  вздрогнул,  посмотрел  на  него,  а  потом  перевел  взгляд  на
зажигалку в своей руке. Большой палец лежал  на  колесике,  готовясь  высечь
искру.
   - Тьфу ты, черт, - сказал Илларион и выплюнул сигарету. -  Извини,  Марат
Иванович. И на старуху бывает проруха. Давай-ка я тебя развяжу...
 
*** 
 
   ...Сорокин со всей своей ратью  прибыл  через  двадцать  минут.  Илларион
наблюдал за их прибытием, стоя у распахнутого настежь окна  кабинета.  Когда
снаружи захлопали дверцы и загомонили возбужденные голоса,  он  обернулся  и
посмотрел на Коломийца. Каннибал лежал в  прежней  позе,  откинув  далеко  в
сторону левую руку. Из-под его головы расползлась большая темная лужа, а над
этой лужей с громким жужжанием  носилась  разбуженная  светом  и  аппетитным
запахом здоровенная черная муха. Некоторое время  Илларион  наблюдал  за  ее
беспорядочным полетом, а потом отправился встречать Сорокина, который обещал
привезти ему сухую чистую одежду. Курить ему хотелось по-прежнему и даже еще
сильнее, но в теперешнем виде это было бы чересчур рискованной затеей.
   По дороге к дверям Илларион переступил через тело Коломийца  и  ненароком
вспомнил, что сегодня не только  не  ужинал,  но  и  не  обедал.  Интересно,
подумал он, неужели перейти на растительную пищу так  сложно,  как  об  этом
рассказывают?
   В  данный  момент  ему  казалось,  что  нет  на  свете  ничего  проще   и
естественнее.



   Андрей ВОРОНИН
   ИНСТРУКТОР НАД ЗАКОНОМ


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Его  профессия  -  инструктор  спецназа  ГРУ.  Его  ученики  -  элита
спецслужб России. Когда закон бессилен, инструктор вершит правосудие вне
закона. Он - Ас своего  дела...  Непревзойденный  Илларион  Забродов  на
страницах нового супербоевика А. Воронина "Инструктор спецназа ГРУ"  над
законом.

Глава 1

   Подвиги бывают разные. Кто его знает, о чем думает человек перед тем,
как броситься с последней  гранатой  под  вражеский  танк,  -  возможно,
вообще ни о чем, а может быть, его в такой момент занимает исключительно
желание причинить  как  можно  больше  увечий  противнику,  который  его
по-настоящему обозлил...  Гораздо  более  трудными,  хотя  и  совершенно
незамеченными широкой общественностью, как правило, оказываются подвиги,
совершаемые   изо   дня   в   день,   сопряженные   с    постоянным    и
противоестественным насилием не над каким-то противником,  а  над  самим
собой - привычным, бесконечно родным и втайне горячо любимым.  Это  тебе
не танк  и  не  амбразура  какая-нибудь...  Масштаб,  конечно,  не  тот.
Помельче масштаб, что ни говори, хотя суть зачастую одна: победа  разума
над хнычущей протоплазмой...
   Анатолий Андреевич поскользнулся на  подмерзшей  за  ночь  луже,  что
заставило его на некоторое  время  отвлечься  от  возвышенных  мыслей  и
обратить  внимание  на  дорогу,  стеклянно  поблескивавшую  в  сереньком
утреннем свете. Дорога была истинно грязная и ухабистая, никогда в жизни
не видевшая не  то  что  иностранных  инвесторов,  но,  похоже,  даже  и
русскоязычных портфеленосцев, ведающих распределением бюджетных средств.
В середине марта она представляла собой своего рода капкан для пешехода,
не говоря уже о бегуне. Только полный идиот мог в это время бегать здесь
трусцой, полагая при этом, что действует на благо своему здоровью.
   Анатолий Андреевич, хотя и был в меру  самокритичен,  полным  идиотом
себя все-таки не считал.  Тем  не  менее,  совершив  сложный  пируэт  на
гладком и скользком льду и  кое-как  удержав  равновесие,  он  продолжал
пробежку, глубоко дыша носом и с растущим раздражением ощущая,  как  при
каждом шаге студенисто подпрыгивает кокетливо прикрытый яркой спортивной
курточкой округлый дирижабль живота.
   Он выглядел комично и прекрасно понимал это.
   Чего  же  проще!  Если  вам  нужен  комический   персонаж,   возьмите
пятидесятилетнего мужчину среднего роста, с  лысиной  в  полголовы,  вес
которого давно перевалил за сто двадцать  килограммов,  нарядите  его  в
бирюзовый с отливом спортивный костюм и отправьте бегать трусцой - успех
обеспечен!
   Анатолий Андреевич упрямо  вздернул  подбородок  и  немного  увеличил
темп. Он бросил курить год назад, и с тех пор ему приходилось  регулярно
обновлять  свой  гардероб  -  слава  богу,  доходы,  хоть  и  невеликие,
позволяли все же удовлетворять ставший вдруг совершенно волчьим  аппетит
и менять костюмы на более просторные прежде чем они начинали трещать  по
швам. Два месяца назад он начал бегать трусцой  и  на  удивление  быстро
втянулся, хотя маршруты все еще выбирал такие, где  встретить  прохожего
можно было разве что случайно.
   Таких маршрутов у него было несколько, но этот считался излюбленным -
люди здесь появлялись лишь  дважды  в  сутки:  во  время  пересменок  на
опытно-механическом заводе, и было  их  совсем  немного,  потому  что  в
переулок выходила не главная  проходная,  а  узкая  железная  калитка  с
турникетом, от которой до ближайшей трамвайной остановки было  километра
полтора.  Справа  вдоль  переулка   тянулась   серая   бетонная   стена,
заплетенная поверху ржавой колючей проволокой - такая унылая, что даже у
неугомонных подростков не поднялась рука чем-нибудь этаким ее расписать,
- а слева расстилался безбрежный,  покрытый  черным  ноздреватым  снегом
плоский, как сковорода, пустырь, густо утыканный уже начавшими крошиться
бетонными  сваями.  Судя  по  всему,  кто-то   из   бывших   начальников
намеревался выстроить на этом месте нечто сугубо индустриальное, да руки
у него так и не дошли - не то помер, болезный, не то спихнули его  не  в
меру ретивые подчиненные... Каждый  день  сугробы  оседали,  разъедаемые
лучами весеннего солнца, и  из-под  них  уже  показались  угольно-черные
корявые стебли перезимовавшего бурьяна,  который,  в  отличие  от  свай,
крошиться и не думал. На одной из свай  -  той,  что  повыше,  -  сидела
упитанная серая ворона. При виде пробегавшего  Анатолия  Андреевича  она
забеспокоилась и презрительно каркнула ему вслед.
   Впереди уже замаячила  выкрашенная  в  ядовитый  синий  цвет  дощатая
будка,  в  которой  сидел  карауливший  проходную   вохровец.   Анатолий
Андреевич всегда поворачивал, не добегая до будки метров двадцати, - там
как раз торчал одинокий фонарный столб, служивший ему ориентиром  в  его
забегах. Эта деталь ландшафта была серединой нелегкого маршрута и потому
неизменно приковывала к  себе  внимание  Анатолия  Андреевича  -  в  ней
заключалось обещание того, что никакая мука не бывает бесконечной.
   На этот раз со столбом что-то было не  так.  Приглядевшись,  Анатолий
Андреевич понял, что у подножия столба кто-то есть:  какой-то  гуманоид,
плохо различимый на таком  расстоянии,  сидел  в  обледеневшем  за  ночь
сугробе, обнимая столб обеими руками, словно любимую  женщину.  Анатолий
Андреевич брезгливо  поморщился:  перед  ним,  несомненно,  был  пьяный,
который,  чего  доброго,  мог   начать   высказывать   свои   неуместные
комментарии. Проще всего было бы развернуться  прямо  сейчас,  но  такое
сокращение маршрута, хоть  и  малое,  оставило  бы  на  душе  неприятный
осадок, который испортил бы настроение Анатолию Андреевичу на весь день;
с другой стороны, воспитанное семьей и школой  человеколюбие  немедленно
принялось бубнить и нашептывать Анатолию Андреевичу о том, что он должен
подойти к сидевшему. Откуда же здесь пьяный в такое время?
   Завод работает в две смены. Вечерняя закончилась в час ночи,  дневная
начнется только в восемь.
   Случайный прохожий? Это, конечно, возможно, тем более если речь  идет
о пьяном. Но что, если этот тип просидел под столбом всю ночь? Так  ведь
и замерзнуть недолго. Причем замерзнуть не в  смысле  продрогнуть,  а  в
самом прямом и зловещем смысле.
   Рассуждая подобным образом, Анатолий Андреевич продолжал приближаться
к  точке  разворота  неизменным  утренним  аллюром,  все  еще  испытывая
противоречивые желания:  от  христианского  стремления  помочь  ближнему
своему до мизантропического "так ему, алкашу, и надо".  Вскоре,  однако,
все эти рассуждения единым духом вылетели из его головы, а сам он застыл
на месте, потому что, сократив расстояние между собой и сидящим у столба
человеком до минимума, Анатолий Андреевич увидел такое, что  делало  все
его дальнейшие рассуждения попросту бессмысленными.
   Человек сидел, подогнув под себя ноги в начищенных до  блеска  зимних
сапогах отечественного  производства,  обхватив  руками  шершавый  бетон
столба и бессильно уронив на грудь седеющую голову. Его пыжиковая  шапка
откатилась в сторону, карманы тяжелого драпового пальто были  вывернуты,
а по серому ноздреватому снегу расплылась уже схваченная ночным  морозом
лужа крови, яркая, как дешевая гуашь. А хорошо бы, чтобы  это  оказалась
гуашь, промелькнула в сознании дикая мысль, столь же странная, как и это
ярко-красное пятно на мартовском снегу.
   Впрочем, Анатолий Андреевич очень быстро пришел в себя. Как-никак, он
двадцать лет проработал врачом "скорой помощи" и давно научился отличать
кровь от клюквенного морса. Его первоначальная растерянность объяснялась
неожиданностью происшедшего: одно дело ехать по вызову, зная,  что  тебя
ждет, и совсем другое - наткнуться на труп во время  утренней  пробежки.
То, что перед ним именно труп,  Анатолий  Андреевич  уже  видел  с  того
места,  где  стоял,  но,  движимый  профессиональным  долгом,   все   же
приблизился и пощупал пульс под подбородком  сидящего  человека.  Одного
прикосновения было достаточно - кожа незнакомца была ледяной и  твердой,
как  мрамор,  и  искать  у  него  пульс  было  все  равно,  что   делать
искусственное дыхание березовому полену.
   Прежде чем разогнуться, Анатолий  Андреевич  бегло  осмотрел  тело  и
пришел  к  выводу,  что  причиной  смерти,   скорее   всего,   послужило
проникающее колотое ранение в живот. Незнакомца, похоже, просто  пырнули
ножом - довольно большим и с очень широким лезвием, судя  по  той  дыре,
которая осталась  после  этого  в  драповом  пальто.  На  плече  убитого
Анатолий Андреевич заметил крест, образованный двумя широкими  кровавыми
полосами - похоже, убийца преспокойно вытер лезвие о пальто  только  что
убитого  им  человека.  Толстый  доктор  разогнулся  и  немного  подышал
открытым ртом, прогоняя тошноту. За годы работы в "скорой" он  навидался
всякого, но убийства неизменно вызывали у него  такую  реакцию,  хотя  к
виду крови он уже привык, а жертвы дорожных  аварий  зачастую  выглядели
куда страшнее, чем те, кого ткнули ножом или даже зарубили топором.
   Продышавшись,  Анатолий   Андреевич   тряхнул   напоследок   головой,
окончательно прогоняя волну тошноты, и устремился  к  синей  будке.  Ему
пришлось  довольно  долго  барабанить  в  покрытую  вздувшейся  масляной
краской дверь, прежде чем та открылась  и  на  пороге  возник  заспанный
небритый охранник в наброшенном на  плечи  ватнике  и  форменной  черной
ушанке с поднятыми ушами.
   - Что вам?..
   -  Телефон  у  вас  есть?  -  спросил  Анатолий  Андреевич,   пытаясь
отодвинуть его в сторону.
   Вохровец даже и не подумал посторониться.  Наоборот:  довольно  грубо
отпихнув от себя Анатолия Андреевича, он положил правую руку  на  кобуру
(оказалось,  что  под  ватником  и  пиджаком  на  поясе  у  него   висит
старомодная длинная  кобура  из  облупившейся  коричневой  кожи),  левой
поправил на голове шапку и повторил, повысив голос:
   - Что надо? А ну, назад! Не положено!
   - Что значит - не положено? - возмутился  Анатолий  Андреевич.  -  Вы
что, совсем ошалели от служебного рвения? В двадцати метрах от вас лежит
труп, а вы спите тут, как сурок, да еще и к телефону не пускаете!
   - Какой еще труп? -  тоном  ниже  поинтересовался  охранник,  пытаясь
через голову врача выглянуть на улицу.
   - Мертвый труп, - язвительно ответил на  это  Анатолий  Андреевич.  -
Окоченевший. Не хотите пропускать меня к телефону - звоните сами, только
перестаньте, ради бога, тянуть резину.
   Охранник оттеснил его от дверей, спустился с крылечка и посмотрел  на
лежащий поодаль труп.
   Лицо его приобрело озабоченное выражение.
   - А он точно мертвый? - спросил он с оттенком недоверия в голосе.
   - Я врач  "скорой",  -  раздраженно  ответил  Анатолий  Андреевич.  -
Звоните же, черт бы вас побрал!
   Охранник завертел головой, ища машину, не нашел и снова уставился  на
Анатолия Андреевича.
   - Где  же  ваша  "скорая"?  -  поинтересовался  он.  -  Вы  что  тут,
вообще-то, делаете?
   - Примериваюсь, как бы проникнуть на вверенный вам объект,  -  снова,
не удержавшись, съязвил Анатолий Андреевич. - Перестаньте валять дурака,
звоните в милицию!
   - Ишь, какой  быстрый,  -  пробурчал  охранник,  но,  тем  не  менее,
отправился звонить,  заперев  за  собой  дверь  и  оставив  возмущенного
Анатолия  Андреевича  мерзнуть  на  улице.  Тот  хотел  было  плюнуть  и
отправиться домой, но рассудил, что милиция наверняка станет его искать,
и решил не  утруждать  стражей  порядка.  Еще  разозлятся  и  попытаются
приплести его к этому убийству. Как и большинство честных граждан, редко
сталкивавшихся с милицией  вплотную,  Анатолий  Андреевич  питал  к  ней
смутную неприязнь.
   Он еще не успел по-настоящему замерзнуть, когда к  проходной,  тяжело
ныряя в колдобины и с треском кроша по-весеннему тонкий ледок,  подкатил
милицейский  "уазик".  К  тому  времени,  как  на   месте   происшествия
показались первые работяги,  спешащие  к  своим  токарным,  фрезерным  и
прочим станкам,  труп  уже  увезли,  а  недовольный  охранник,  ворча  и
брезгливо  кривя  физиономию,  перекопал  сугроб   фанерной   дворницкой
лопатой, засыпав красное пятно у подножия фонарного столба.

***

   - Дальше, - сказал полковник Сорокин, закуривая очередную сигарету  и
наливая в стакан тепловатой воды из графина. Больше всего  ему  хотелось
вылить эту воду за ворот своей рубашки - может быть, это помогло бы  ему
окончательно проснуться. Глаза упорно слипались, а во рту  было  сухо  -
выспаться опять не удалось. Он с отвращением  выцедил  отдающую  хлоркой
воду и со стуком поставил стакан на полированную поверхность стола.
   - В пьянках замечен не был, но по утрам жадно пьет холодную  воду,  -
тихо сказал его заместитель.
   - Чья бы корова мычала, - не остался в долгу Сорокин и сквозь дымовую
завесу посмотрел на поднявшегося на дальнем конце стола лейтенанта. Судя
по азартному выражению лица  этого  мальчишки,  где-то  опять  случилась
какая-нибудь гадость, и бравый лейтенант решил, что настал его  звездный
час. - Докладывай, Лямин, что там у тебя, - сказал он лейтенанту.
   - Убийство, - объявил  лейтенант,  и  Сорокин  досадливо  крякнул.  -
Сегодня около шести утра рядом с проходной  опытно-механического  завода
номер  семнадцать   дробь   двадцать   один   обнаружен   труп   мужчины
приблизительно пятидесяти лет.
   Убит ударом ножа в живот.  Смерть  наступила  предположительно  между
часом и двумя ночи - то есть  как  раз  после  окончания  второй  смены.
Убитый опознан как начальник смены седьмого цеха Александр Сивцов...
   - Кто его опознал? - спросил Сорокин.
   - Охранник на проходной, - немного обескураженно сказал Лямин. - Труп
обнаружил случайный прохожий.., точнее, он там бегает по утрам.
   Он сказал охраннику, а тот позвонил нам.
   - Свидетели?
   - Тут странная штука, товарищ полковник, - пожал плечами лейтенант. -
Меня на завод почему-то не пустили, так что других свидетелей пока нет.
   - Почему-то... -  передразнил  подчиненного  Сорокин.  -  А  тебе  не
показалось  странным,  что  у  какого-то  задрипанного  заводишки  такой
длинный номер?
   - Вы хотите сказать, что завод военный? - уточнил лейтенант.
   - Мало ли, чего я хочу, - усмехнувшись, сказал Сорокин.  -  В  общем,
это  дело  у  нас,  скорее  всего,  заберут,  но   ты   пока   продолжай
расследование. Еще что-нибудь есть?
   - Показания  охранника,  -  снова  оживляясь,  сказал  потухший  было
лейтенант. -  Вчера..,  точнее,  сегодня  ночью,  Сивцов  задержался  на
территории завода и покинул работу с  опозданием  на  пятнадцать  минут.
Практически он уходил последним.
   - Один?
   - В том-то и дело, что нет! Вместе с ним с завода вышел  рабочий  его
смены Николай Зверев. Они ушли вместе, о чем-то оживленно беседуя.  Судя
по положению трупа  и  заключению  экспертов,  Сивцов  был  убит  спустя
буквально несколько минут после этого.
   - То есть, получается, что его убил этот самый Зверев?
   - Так точно, товарищ полковник. Так и получается.
   - Что же он, совсем, что ли, дурак? - не  сдержался  Сорокин.  -  Это
ведь почти то же самое, что зарезать человека при всем  честном  народе.
Неужели же он этого не сообразил? Его нашли?
   -  Зверев  дома  не  ночевал,  -  вздохнул  Лямин.  -  Жена   звонила
родственникам - там он тоже не появлялся.
   - Это уже интересно, - сказал Сорокин.
   - Не то слово, товарищ