кать, решил Ковалев, вдавил кнопку пальцем и не  отпускал.  Даже
здесь было слышно, как надрывается в квартире звонок. Наконец щелкнул  замок
внутренней двери: у старухи не выдержали нервы, - Кто там? - послышалось  из
тамбура.
   - Телеграмма, - бухнул Губин.
   - Подсуньте под дверь.
   - Откройте, - сказал Ковалев, - милиция.
   - Не открою, - заявила старая кошелка. - Приходите утром.  И  перестаньте
трезвонить, вы разбудили ребенка.
   - Получен сигнал, что в вашей квартире скрывается  преступник.  Откройте,
или мы вынуждены будем сломать вам дверь. -Идите проспитесь. Если вы  сейчас
же не уйдете, я позвоню по 02.
   - Вы что, с ума сошли? - озверел Ковалев. - Говорят же вам, это милиция!
   - Вот и хорошо, - заявила старуха. - Встретитесь  со  своими.  Не  скучно
будет на площадке стоять. Так я звоню?
   - Убью ведьму, прошипел Ковалев сквозь зубы.
   - У меня прекрасный слух,  молодой  человек,  -  немедленно  откликнулась
"ведьма". - Вы напрасно теряете время. Убирайтесь отсюда, пока я и  в  самом
деле не набрала 02.
   - Хорошо, мы уходим, - миролюбиво  сказал  Ковалев  и,  осененный  идеей,
спросил:
   - У вас какой номер квартиры?
   - Сто тридцать шестой, и вам это прекрасно известно.
   - Вот же черт! - воскликнул сержант и даже, войдя в роль, громко  хлопнул
себя ладонью по лбу. - Извините, ошибочка вышла. Темновато тут  у  вас.  Нам
четыреста тридцать шестая нужна! Извиняюсь, спите спокойно!
   Старуха  не  ответила,  но  через  секунду  из  тамбура   раздался   стук
захлопнутой двери и щелчок запираемого  замка.  -  Ну,  гнида,  я  тебе  это
припомню, пробормотал сержант. - Я тебе устрою варфоломеевскую ночь!
   - Может, дверь выбьем? - предложил Губин.
   - Тише ты, дурак. Весь подъезд на ноги поднимем. Не она,  так  кто-нибудь
другой в милицию позвонит.
   - Так мы же сами милиция.
   - Баран ты, блин, а не милиция. Ты хоть понимаешь, что мы с тобой  сейчас
делаем?
   - А что мы делаем? Ты бы сказал сначала, а потом обзывался.
   - Пацана мы должны здесь взять. Похитить, понял? И старуху эту  вместе  с
ним. Милиция... И не делай мне большие глаза, морда.  Взялся  за  гуж  -  не
говори, что не дюж.
   - Так разве я что... А что делать-то будем?
   - В машину пошли. Сождем маленько, чтоб успокоилась, и опять попробуем  -
втихую...
   Громыхая подкованными сапогами, они стали спускаться по лестнице. Ковалев
уже насвистывал, как делал всегда, когда приходилось что-нибудь обдумывать.
   Сейчас он припоминал конфигурацию  замочных  скважин  на  двери  тамбура.
Замки  там,  похоже,  стояли  стандартные.  Это   было   хорошо,   поскольку
существенно упрощало дело. В его коллекции ключей, которую он всегда возил с
собой  во  время  дежурства,  было  больше  трехсот   экземпляров,   добытых
различными путями за десять лет службы. Не может быть, чтобы  среди  них  не
нашлось двух подходящих!
   А на крайний случай в том  же  чемоданчике  лежала  небольшая,  но  очень
удобная фомка. За  время  службы  Ковалеву  довелось  входить  во  множество
запертых квартир и ни разу не пришлось вышибать дверь плечом, тем более, что
это хорошо получается только у героев боевиков.
   Губин, слыша его посвистывание, понемногу успокоился.
   Раз  Ковалев  свистит,  значит,  все  нормально.  Паша   головастый,   он
непременно что-нибудь придумает. Но старуха-то какова!
   Так они дошли до первого этажа, и тут из темного  закутка  под  лестницей
вдруг выступил какой-то немолодой  мужик  в  джинсах  и  голубой  матерчатой
курточке, из тех, что мать Коли Губина всегда называла  "поддергайками".  Он
преградил шедшему впереди Ковалеву дорогу и сочувственно спросил:
   - Что, ребята, не солоно хлебавши?
   -  Чего?  -  спросил  Губин,  нависая  над  мужиком  своими   ста   тремя
килограммами живого веса. - Документы!
   Мужик, нисколько не испугавшись - "пьяный он, что ли?" - вынул из кармана
красную книжечку и предъявил ее Ковалеву в раскрытом виде.
   - Полковник Сорокин, МУР, - представился он на тот случай,  если  сержант
вдруг окажется малограмотным.
   - Э... - сказал Ковалев, уменьшаясь в размерах.
   Из-под лестницы тем временем выбрался  еще  один  мужик  -  помоложе,  но
пожиже первого - и тоже представился:
   - Полковник Мещеряков, ГРУ. Ковалев с тоской вспомнил про  оставленные  в
машине автоматы. Видимо, решил он, инструкции все-таки пишут умные люди.  Не
стоило подниматься наверх без автоматов, да ведь зачем они? Не  со  старухой
же воевать...
   Оба полковника были безоружны, и сержант решил идти  напролом.  Не  успел
он, однако, взяться за кобуру,  как  позади  раздался  спокойный,  с  ленцой
голос:
   - Ну-ну. Даже и не думай.
   Ковалев и Губин обернулись, как по команде. С площадки  второго  этажа  к
ним неторопливо  спускался  еще  один,  одетый  в  футболку  с  изображением
какого-то оскаленного черепа на фоне американского флага, линялые джинсы и -
почему-то высокие ботинки на шнуровке явно армейского образца.
   - Илларион Забродов, - представился он, - пенсионер.
   При виде этого пенсионера охота драться пропала не  только  у  Губина,  у
которого ее вообще не было,  но  и  у  бывалого  Ковалева.  Было  совершенно
непонятно, откуда он взялся - когда они  проходили  через  площадку  второго
этажа, там никого не было. И потом, это, похоже, был тот самый тип,  который
у себя дома размазал по стенам Рябцева с четырьмя автоматчиками - те до  сих
пор не поймут, как это все вышло,  а  Женька  Петров  вообще  в  больнице  с
переломом обеих ног...
   - Все, орлы, - сказал "пенсионер", - отвоевались. Сдаем оружие в  порядке
очереди.
   Ковалев оглянулся на полковников. У тех в руках,  оказывается,  уже  были
пистолеты - у Сорокина родимый "Макаров", а у гээрушника  что-то  большое  и
черное, явно заграничного происхождения.
   Ковалев  вздохнул  и  расстегнул  кобуру.  Полковники  одинаковым  жестом
подняли свои пушки. Илларион Забродов разоружил  сержантов,  отобрал  у  них
рации и, нагрузившись всем этим  скарбом,  погнал  этих  вояк  по  лестнице,
словно двух отбившихся от стада баранов. Когда  Ковалев  по  приказу  своего
конвоира открыл машину, надежда, затеплившаяся было в его душе,  моментально
погасла: ушлый муровец первым нырнул в салон и вернулся, держа по автомату в
каждой руке.
   В машине зазвонил сотовый телефон. Ковалев вдруг  увидел  у  самого  лица
круглый глаз  своего  собственного  табельного  пистолета.  Могло,  конечно,
оказаться, что и не своего, а губинского, но в данном  случае  это  вряд  ли
имело значение. Черный зрачок глядел выразительно, и Ковалев взял трубку.
   - Как дела? - без предисловий спросил Рябцев.
   Пистолет дружески кивнул Ковалеву, чуть ли не подмигнул черным глазом,  и
Ковалев со всей бодростью, на какую был способен, отрапортовал:
   - Все путем, Сергеич. Только что спустились. Сейчас поедем.
   - Что-то в машине у вас тихо, - сказал подозрительный Рябцев.
   -  Да  пришлось  им  пасти  заткнуть,  -  сказал   Ковалев,   зачарованно
разглядывая перспективы, рисовавшиеся  ему  в  черном  тоннеле  пистолетного
ствола. - Уж очень старуха боевая.
   - Куда везти, помнишь?
   - Помню.
   - Ну и молоток. Отвезете - и свободны. Можете ехать  на  Казанский  Зойку
свою валять.
   Ковалев отключил телефон.
   - Рябцев? - спросил Забродов. Ковалев молча кивнул.
   - Это он вас сюда послал? Ковалев снова кивнул.
   - Где Рябцев держит Климову?
   - Кого?
   - Климову. Валентину Климову. Не валяй дурака, сержант, нам некогда.
   - Да не знаю я никакой Климовой!
   - Может, и не знаешь. А куда вы должны были доставить заложников?
   - Да каких, на хрен, заложников? Чего  вы  пристали?  Мы  на  службе,  не
понятно разве? Вас за такое самоуправство... Нападение на работников милиции
при исполнении...
   Он резко замолчал, потому что Илларион вдруг схватил его за кончик  носа,
крепко сжал и начал поворачивать по часовой стрелке.
   - Вот я тебя сейчас грохну при исполнении, мартышка в погонах, - пообещал
он, - только сначала нос тебе откручу... а может, и кое-что еще. Я-то не при
исполнении, могу и поразвлечься. Осознал?
   - Да, - гнусаво выдавил  Ковалев,  и  нос  его  моментально  оказался  на
свободе.
   - Ну, - выжидательно сказал Илларион, брезгливо вытирая пальцы о штанину.
   Ковалев осторожно пощупал распухший  нос  и  несколько  раз  хлюпнул  им,
словно проверяя, как тот работает.
   - Есть дача, - сказал он. - Адрес скажу. Только вам там не посветит.  Это
не дача, а крепость. Сигнализация, охрана, забор  бетонный  -  метра  три...
Охрана - прапора из десантников, так прямо в форме и стоят, с  автоматами...
внутри, конечно. Снаружи один забор да ворота железные...
   - Чья дача?
   - А хрен ее знает, - продолжая хлюпать носом, сказал Ковалев.  -  Большой
там кто-то живет, мне не докладывали.
   - Северцев, не иначе, - тихо сказал Мещеряков, пока Илларион под диктовку
сержанта записывал адрес. Сорокин кивнул и одновременно пожал  плечами.  Это
получилось так выразительно, что Андрей с трудом сдержал улыбку.
   - Ладно, - сказал Илларион, пряча бумажку с адресом в карман. - А теперь,
служивые, слушай мою команду: штаны долой!
   - Чего? - не понял Ковалев. - Зачем это?
   - Раздевайся, дружок, - ласково сказал Илларион. - Я  могу  раздеть  тебя
сам, но, неровен час, помну. Так что вперед. Покажи дядям, какой ты умница и
как хорошо умеешь сам раздеваться.
   Через полторы минуты белая "шестерка" выехала из  двора,  оставив  позади
тяжело осевший на спущенных шинах милицейский  автомобиль.  Капот  "девятки"
был поднят, и всякий желающий мог без труда убедиться  в  том,  что  система
зажигания безнадежно выведена из строя. Тот же желающий, заглянув  в  салон,
не мог бы не заметить двух абсолютно голых мужчин, пристегнутых  наручниками
к рулевому колесу автомобиля. Из  одежды  на  них  были  только  милицейские
фуражки.
   Желающих посмотреть на это диво пока не было ввиду  ночного  времени,  но
старший  сержант  Ковалев,   глядя   на   дисплей   ворованного   "Ролекса",
болтавшегося на золотой цепочке прямо у него перед глазами, ни  капельки  не
сомневался, что вскорости желающие появятся, причем в большом количестве.
   - Не пойму, зачем ты их раздел, - недовольно сказал Мещеряков,  ерзая  на
заднем сиденье: мешал упиравшийся стволом  в  ребра  автомат.  -  Ребячество
какое-то.  И  потом,  я  не  уверен,  что  стоит  так  унижать  человеческое
достоинство.
   - Во-первых, - неожиданно сухо ответил Илларион,  не  отрывая  взгляд  от
дороги, мне  плевать  на  их  человеческое  достоинство.  Кстати,  я  сильно
сомневаюсь, что они его имеют или хотя бы знают, что это такое. А во-вторых,
- добавил он уже своим обычным голосом,  -  противника  надобно  дразнить  и
всячески выводить из равновесия. Если его как следует взбесить,  есть  шанс,
что он потеряет голову и наделает ошибок.
   - А куда это мы едем? -  поинтересовался  Сорокин.  -  Нам  же,  кажется,
совсем в другую сторону.
   - В другую сторону нам не надо, - сказал Илларион.  -  В  другой  стороне
находится дача Северцева, а нам троим там делать нечего. Миром нам  туда  не
попасть, а устраивать штурм, не убедившись, что Климова именно на этой даче,
вряд ли разумно. Поедем-ка мы к Рябцеву, пока он домой не ушел. Я  правильно
еду, полковник?
   - Пока правильно. Только дайте эту гниду мне. Я сам с ним потолкую.
   - Годится. Андрей, ты не в курсе, кто сегодня дежурит в казарме?
   - В какой казарме?
   - В казарме нашего учебного центра.
   - Ты рехнулся, Илларион. Ты окончательно спятил. Что ты задумал?
   - Не валяй дурака, Андрей, ты же прекрасно знаешь, что я задумал,  -  это
видно по твоей реакции. Между прочим, это говорит еще и  о  том,  что  и  ты
задумал то же самое, только стесняешься признаться.
   - Но это... Это просто неслыханно!
   - Ну да? А кто поднял по тревоге  два  взвода,  чтобы  найти  свою  самую
первую, горячо любимую машину?
   - Ну, это когда было... - смутился Мещеряков.
   - Уже в этом столетии, - сказал Илларион. - Ведь как вышло,  -  продолжал
он, адресуясь к Сорокину. - Купил это однажды майор Мещеряков "москвич"...
   - Я тебя убью, Забродов, - пообещал Мещеряков.
   - Ладно, - сказал Сорокин, в общих чертах мне уже все ясно.
   - Но детали-то, - взмолился Илларион, - детали! Ах, какие были детали!
   - Вот сволочь, - вздохнул Мещеряков. - Позвонить, что ли, Жангалиеву?
   - Давай, - откликнулся Илларион. - Пускай послушает  по  телефону.  Пусть
знает, с каким орлом ему придется иметь дело!
   Мещеряков плюнул и обиженно замолчал.
   - Ну брось, Андрей, - сказал Илларион через некоторое время. - Ну что ты,
как маленький? Ну я же молчу. Ты бы хоть полковника постеснялся. Слышишь?
   - Слышу, слышу, - откликнулся тот. - Задумался просто. Давно я в деле  не
был. Прямо молодость вспоминается. Помнишь?
   - Помню. Ты мне уже тогда надоел.
   - Ну это еще вопрос, кто кому  надоел.  Командиру  дивизии  мы  с  тобой,
кажется, надоели оба.
   - Да он и не скрывал, - рассмеялся Илларион.
   - Как это он нас тогда называл?
   - Рыцари плаща и кинжала, алкоголики в законе... всего уже и не упомнишь.
   Может, ты вздремнешь?
   - С чего это такая забота?
   - А ты всегда, когда тебя развозит, начинаешь молодость  вспоминать.  Так
может, все-таки приляжешь?
   Сорокин, не сдержавшись, громко заржал. Мещеряков снова плюнул,  надулся,
подумал и засмеялся тоже.
   Руководствуясь указаниями Сорокина, Илларион отыскал отделение милиции, в
котором окопался Рябцев,  и  остановил  машину  на  стоянке  для  служебного
транспорта.
   - А птичка-то, похоже, упорхнула, - сказал  Илларион,  окидывая  взглядом
погруженный во тьму фасад здания, на котором светилось лишь  одно  окошко  -
там, по всей видимости, кемарил дежурный.
   - Вряд ли, - сказал Сорокин. - У него сейчас пора горячая, сенокосная.  И
потом, у него кабинет окнами во двор.
   - Все-то ты знаешь, - покачал головой Мещеряков.
   - А я к этому слизняку давно присматриваюсь. Пошли, что  ли,  или  так  и
будем здесь сидеть?
   - Пошли, - сказал Илларион. - От ночи уже, считай, ничего не осталось,  а
у нас еще работы...
   - А мне, между прочим, завтра на службу, - напомнил Мещеряков.
   - А что тебе  не  нравится?  Ты  действуешь  в  рамках  порученного  тебе
служебного расследования, - сказал Илларион. - Разве нет?
   - В общем-то, да. Только спать чертовски охота.
   - Погоди, вот приедем к Северцеву,  сон  как  рукой  снимет,  -  пообещал
Илларион.
   Они поднялись по широким ступеням, и Сорокин уверенно  наткал  на  кнопку
звонка справа от входа. Звонить пришлось долго, но старания не пропали даром
- за стеклянной дверью  возник  заспанный  лейтенант.  Он  подошел  к  двери
вплотную и вопросительно уставился  на  ночных  гостей,  явно  не  собираясь
открывать.
   - Ну, полковники, - сказал Илларион. Мещеряков  и  Сорокин  достали  свои
Удостоверения и, открыв,  прижали  книжечки  к  стеклу.  Лейтенант,  щурясь,
вгляделся и засуетился, отпирая замок.
   - Как хорошо быть генералом, - пробормотал Илларион.
   - Рябцев еще здесь? - начальственным тоном спросил Сорокин.
   - Да вроде бы еще не выходил, - сказал лейтенант, с  сомнением  глядя  на
часы. - Сейчас я позвоню по внутреннему...
   - Я тебе позвоню, - сказал Сорокин. -Далее и не думай. Мы  хотим  сделать
капитану сюрприз.
   - А в чем, собственно, дело?
   - А дело в том, лейтенант, - доверительно сказал Сорокин,  -  что  Рябцев
ваш - шкура, и если ты с ним заодно, лучше беги, пока мы с ним разговаривать
будем.
   Потому что когда мы спустимся, бежать будет уже поздно.
   - С чего это я  побегу,  -  обиделся  молоденький  лейтенант.  -  Вы  это
серьезно, товарищ полковник?
   - Серьезней не бывает.
   - Так, может, помощь нужна?
   - Неси службу и забудь, что мы здесь были.
   - А вы его не... того?
   - Не волнуйся, парень. Мы смирные. Хочешь, оружие сдадим?
   - Да ладно...
   Они поднялись на второй этаж  по  лестнице,  хранившей  на  себе  тот  не
поддающийся точному описанию отпечаток казенщины, который  с  начала  времен
отличает  все  присутственные  места,  и  двинулись  по   длинному,   тускло
освещенному коридору.
   - Три мушкетера наносят визит миледи, - сказал Илларион.
   - А что, - оживился Мещеряков, - похоже. Только вот Рябцев, по-моему,  на
миледи не тянет.
   - Лет на десять строгого режима он тянет, - сказал Сорокин. - А то  и  на
все пятнадцать.
   -  Милицейские  полковники   начисто   лишены   романтики,   -   печально
констатировал Илларион.
   Сорокин оставил этот выпад без внимания, поскольку перед  ними  уже  была
дверь рябцевского кабинета. Полковник без стука распахнул ее и шагнул  через
порог. Илларион и Андрей скромно держались позади.
   Копавшийся в сейфе Рябцев вздрогнул  и  обернулся.  Увидев  вошедших,  он
длинно и очень витиевато выругался, захлопнул сейф и выпрямился, глядя через
плечо полковника Сорокина на Забродова, который  радостно  улыбался,  словно
встретил старинного друга.
   - Здорово, Рябцев, - сказал Сорокин. - Горишь на работе?
   - Здравия желаю, товарищ полковник. Что это вы  так  поздно?  И  в  такой
странной компании...
   - Не кривляйся, Рябцев. И не лезь  в  стол  -  выстрелить  все  равно  не
успеешь.
   Рябцев убрал руку из ящика стола и криво улыбнулся.
   - Что-то я вас не пойму, товарищ полковник.
   - Сейчас поймешь, шкура. Я  тебе  все  очень  доходчиво  объясню.  Только
сначала ты мне скажешь, где Климова.
   - Какая Климова? Ах, эта... Дома, наверное, где ж ей еще быть?
   - Брось, брось, Рябцев.  Чтобы  тебе  было  легче  вспомнить,  могу  тебе
сказать,  что  у  нас  имеется  доказательство  непричастности  Забродова  к
убийствам. Быков, видишь ли, вел дневник, в который записывал имена и адреса
намеченных жертв. Имя  Забродова  там  тоже  упомянуто,  так  что  все  твои
старания выбить из Климовой нужные тебе показания - не более, чем  мартышкин
труд.
   Рябцев на минуту задумался, а потом усмехнулся и покрутил головой.
   - Чепуха. Даже если этот мифический дневник существует, из этого вовсе не
следует, что Быков действовал в одиночку| И то, что имя Забродова внесено  в
список намеченных жертв, говорит лишь о давно назревавшем  конфликте.  Быков
ведь и пытался его убить, это показала  Климова.  Так  что  Быкова  Забродов
застрелил, возможно, в целях самозащиты... и правильно сделал, таких и  надо
убивать. Но это не освобождает его от ответственности за  ранее  совершенные
преступления. Та же Климова дала показания, из которых  прямо  следует,  что
Забродов и  Быков  были  сообщниками.  Вкупе  с  обнаруженными  на  квартире
Забродова уликами это доказывает его виновность. И  я  не  понимаю,  товарищ
полковник, как вы могли связаться с этим отребьем. Неужели вы ему  поверили?
Завтра Климова подпишет свои показания, и вам все станет ясно...
   - Блестящая речь, - сказал Сорокин. - Тебе бы прокурором работать, в суде
выступать, а ты тут штаны просиживаешь. Не подпишет Климова показания,  даже
не надейся. А вот те два сержанта, которых ты послал в Тушино, я думаю,  уже
утром  начнут  выдавать  на-гора  весьма  интересную  информацию.  Тот,  что
постарше, может быть, и поломается  для  порядка,  а  с  молодым,  я  думаю,
проблем не будет.
   Рябцев начал стремительно  бледнеть.  Он  затравленно  бегал  глазами  по
сторонам, все время натыкаясь на улыбающееся лицо Забродова. Эта  улыбка  не
сулила ничего хорошего.
   - Подумай, Рябцев, - сказал Сорокин. -  Адрес  дачи  Северцева  нам  твой
Ковалев уже дал. Не скажешь, где Климова - сами найдем. Шкуру надо  спасать,
Рябцев.
   - Уговорили, - прохрипел полинявший капитан, утирая разом вспотевший л06-
- Пропади оно все пропадом! Можете оформлять явку с повинной.
   - Некогда нам с тобой сейчас возиться, -  отмахнулся  Сорокин.  -  Сдадим
тебя дежурному, посидишь до утра в камере и изложишь все в письменном  виде.
Так где Климова?
   - На даче у Северцева. Только вряд ли вы ее