о-нибудь  из  фигурантов  его  списка   мог
ускользнуть в свой вонючий Израиль  или  вдруг  стать  богатым  и  заметным,
отгородиться от Виктора Быкова тройной  колючей  проволокой  больших  денег,
милицейской охраны  и  личных  бодигардов,  стать  недосягаемым.  На  время,
подумал Быков. Все придет свое время, всему свой черед.
   По телевизору показывали "Поле чудес". С экрана, как всегда, кривлялся  и
глумился над русскими людьми инородец -  пил  привезенную  этими  недоумками
водку, закусывал ими же привезенными огурчиками,  отпускал  шуточки,  что-то
такое примерял... По случаю летнего времени передача шла в записи - народный
кумир не утруждал себя работой в разгар курортного сезона.  Укатил,  небось,
на какие-нибудь Канары...
   Хотя вполне могло статься, что и не укатил - в  его  семействе  вроде  бы
появилось прибавление. Все равно, к знакомству со знаменитостью Виктор готов
не был. Пока не был. Хотя то, что  эти  твари  размножаются,  ему  весьма  и
весьма не нравилось. Как тараканы, честное слово.  Это  ж  подумать  только:
каждую минуту на свет появляется еврей! И не один, наверное...
   В ванне, на четверть наполненной водой, вяло бултыхалась  рыба.  На  этот
раз Виктор подготовился к рыбалке более тщательно - это была  плотва.  Хотя,
если разобраться, с этим Забродовым давно пора решать. Сколько можно  играть
в эти игры... Руки Виктора напряглись, сжав ободранные  подлокотники  кресла
так, что побелели костяшки пальцев.
   Пора было ехать, а то как бы букинист не ушел домой.
   ...Он  позвонил  Гершковичу  еще   утром,   отрекомендовавшись   знакомым
Забродова.
   Как он и ожидал, фамилия  последнего  произвела  магическое  воздействие.
Вначале  старик  говорил  осторожно,  с  интонацией,   заставившей   Виктора
почувствовать к нему чуть ли не симпатию: этот был еще  из  старых,  которые
знали свое место  и  боялись  собственной  тени,  не  то  что  нынешние.  Те
чувствуют себя хозяевами, царями природы, во всем стараются подчеркнуть свое
мнимое превосходство: вы, мол, все дураки, а вот мы умные.  "Где  вы  видели
еврея с лопатой?.." То-то и оно.
   Но Гершкович был не из тех. Похоже, он многое повидал и, что еще  важнее,
хорошо запомнил. Услышав по  телефону  этот  шелестящий  голос,  Быков  едва
справился с искушением прикрыть трубку  носовым  платком  и,  как  в  добрые
старые времена, произнести хриплым зловещим голосом  что-нибудь  вроде:  "Ты
готов, пархатый? Мы идем за тобой..." Время от времени  он  еще  развлекался
подобным образом, но теперь все реже. С этим  вообще  пора  было  кончать  -
кругом развелось столько телефонов с определителем номера, что  такие  шутки
стали здорово напоминать русскую рулетку, тем более, что милиция смотрела на
подобные вещи  несколько  иначе.  Не  стоило  из-за  минутного  удовольствия
рисковать делом своей жизни.
   Поэтому он изо всех сил постарался придать своему голосу любезность.
   - Добрый день. Это букинистический? Мне Матвея Исааковича, пожалуйста.
   - Гершкович у телефона. Что вам угодно? "Открутить тебе башку", - чуть не
выпалил Виктор, но взял себя в руки и  вежливо,  изображая  легкое  смущение
пользующегося протекцией интеллигента, заговорил в трубку:
   - Мне порекомендовал обратиться к вам некто Забродов...
   - Как же, как же! - обрадовался старик. - Достойнейший юноша и  настоящий
знаток. Весьма приятно было иметь с ним дело. Польщен тем, что  он  меня  не
забыл.
   - Как можно! Кстати, он просил вас кланяться.
   - Благодарю вас. Передайте ему от меня привет.
   - Непременно. Он сказал, что у вас неплохой выбор старых книг. Я не  могу
назвать себя специалистом в этой области и даже на серьезного  коллекционера
я, пожалуй, не тяну, но книги - моя единственная страсть.
   - Я буду очень рад познакомиться с вами, молодой человек. Нас,  любителей
книги, осталось так мало! Сейчас ведь  почти  никто  не  читает,  а  если  и
читают, то непременно какую-нибудь чепуху. А молодежь вообще не берет  книгу
в  руки.  У  них  кино,  дискотеки,  видео-шмидео...  Так  что   приезжайте,
уважаемый, э...
   - Простите, я не представился. Виктор Быков.
   - А по батюшке?
   - Ну, какие мои годы... Просто Виктор.
   - Что ж, Виктор, буду  рад  увидеть  вас  в  своем  магазине.  Адрес  вам
известен?
   - Да, Илларион мне дал. Я заскочу ближе к вечеру. Дела, знаете ли.  Вы  в
котором часу закрываетесь?
   - Я работаю до девяти вечера. А домой ухожу около десяти -  пока  порядок
наведешь, полистаешь книги... Иногда до полуночи засиживаюсь.
   - Так поздно?
   - А что делать одинокому старику в пустой квартире? Жена моя умерла, дети
уехали, а я вот остался - не могу бросить книги, а все с собой не увезешь.
   Да и что я там не видел, в этом их Израиле? Но я что-то заболтался, вы уж
извините старика.
   - Так я загляну к вам вечерком.
   - Милости прошу. Буду ждать.
   - "Жди, жди", - думал Виктор, осторожно выводя машину из темного двора на
запруженное  автомобилями  Ленинградское  шоссе.  Закат  догорал  где-то  за
дождевыми тучами, а здесь,  в  городе,  уже  наступила  ночь.  Знаменуя  это
событие, на улицах вовсю горели фонари, а  дорога  превратилась  в  сплошной
поток рубиновых огоньков, слегка размытых  стекавшими  по  ветровому  стеклу
каплями дождя. На крышах и фасадах зданий переливалось неоновое  разноцветье
рекламы. Виктор любил ночную Москву. Ночью  центральные  магистрали  столицы
утрачивали сухую, будничную дневную  деловитость,  превращаясь  в  волшебные
дороги какой-то сказочной страны, в которой было возможно все что угодно.
   Даже победа.
   Он посмотрел на часы - половина десятого. Старик еще, наверное, на месте,
хотя большинство мелких частных магазинчиков уже  закрыто  -  окна  и  двери
надежно заперты, наглухо перекрыты решетками и стальными пластинами  роллет,
сигнализация включена, охрана бдит. В  сказочной  стране  возможно  все  что
угодно, и чудеса здесь не  всегда  добрые.  Впрочем,  чего  бояться  старому
сморчку, торгующему еще более старыми книгами?  Надо  быть  полным  идиотом,
чтобы сунуться грабить букинистический магазин. Старик прав,  книги  не  тот
товар, на котором можно быстро разбогатеть, а вот засыпаться  на  них  проще
пареной репы. Нет, грабителей старику бояться не стоит. В  худшем  случае  -
отберут дневную выручку. Было бы что отбирать...
   Лавка старика оказалась  расположенной  так,  что  лучше  не  придумаешь.
Улочка была тихая,  узкая,  сплошь  зеленая,  да  вдобавок  какой-то  водила
поставил на ночь свою разрисованную  иностранными  надписями  фуру  как  раз
напротив магазинчика, начисто заслонив витрину от любопытных взглядов.
   Он остановил машину впритык к забрызганному грязью заднему борту фургона.
   Старенький "москвич" почти растворился в его тени.  Заглянув  в  витрину,
Виктор увидел пробивавшийся откуда-то из глубины помещения  желтоватый  свет
электрической лампочки. Гершкович был на месте.
   Дверь, конечно, оказалась заперта. Виктор  негромко  постучал  костяшками
пальцев по стеклу с оттрафареченным  на  нем  расписанием  работы  магазина,
номером лицензии и тому подобной чепухой. Не дождавшись ответа, он нашарил в
кармане монетку и постучал ею по дюралевой окантовке двери.  Звук  получился
хороший - сухой и отчетливый. Уж его-то старик должен услышать.
   Так и есть. Вон он, ползет, как муха по патоке.
   За стеклом замаячила темная сутулая фигура, и старческий голос спросил:
   - Кто там? Магазин уже закрыт.
   - Простите, Матвей Исаакович, это я, Быков.
   - Сейчас открою.
   Загремели ключи, какие-то засовы и даже, кажется, цепочка. "Вот потеха, -
подумал Виктор. - Это ж надо - цепочка!"
   - Заходите, - сказал Гершкович, пропуская его в помещение.  -  Что-то  вы
припозднились, молодой человек.
   - Работа такая. Простите еще раз великодушно. Никак не мог вырваться.
   Честно говоря, я уже не  надеялся  вас  сегодня  застать.  Так,  заскочил
наудачу. Я вас не очень отвлекаю?
   - Нет, что вы. Какие у меня дела. Сижу, пью чай,  листаю  кое-что...  Чаю
хотите?
   - Благодарю вас, не стоит, - сказал Быков, внутренне содрогаясь при одной
мысли о том, чтобы взять в рот что-то, к чему прикасался старый еврей.  -  С
вашего позволения я бы хотел взглянуть на книги.
   - Да, книги... - сказал старик, направляясь впереди Виктора  к  источнику
света. - На них сколько ни смотри - все равно не насмотришься.  Вам  никогда
не приходило в голову, что они совсем как люди?  У  каждой  своя  внешность,
свой характер, свое внутреннее содержание, своя судьба, наконец.
   - Признаться, я сам часто об этом думаю, - кивнул Виктор, осматриваясь  в
маленьком помещении, куда привел его старик.
   Оно представляло собой некую смесь подсобки и  кабинета.  Окон  здесь  не
было.
   Прямо напротив двери у стены стоял  заслуженный,  едва  ли  не  довоенный
письменный  стол  с  облезлой  крышкой  и  исцарапанными  тумбами.  На   нем
громоздились какие-то пожелтевшие от  времени  подшивки,  грязные  картонные
папки с неряшливо торчащими из них  исписанными  листами,  кривые,  грозящие
обрушиться от первого же сквозняка  стопки  книг,  какие-то  скоросшиватели,
ручки, сломанные карандаши и прочий хлам.
   На отвоеванном у  всего  этого  мусора  уголке  стола  стоял  миниатюрный
электрический самовар, рядом с которым пристроились недопитая  чашка  чая  и
вазочка с засахарившимся вареньем -  насколько  видел  Виктор,  вишневым.  К
этому углу  стола  был  придвинут  совершенно  уже  неработоспособного  вида
дряхлый полумягкий  стул  с  протертым  клеенчатым  сиденьем.  Из  прорех  в
коричневой клеенке торчали клочья серой ваты.
   По стенам комнаты в совершеннейшем беспорядке  -  на  полках,  на  крышке
древнего несгораемого шкафа, в котором, по  всей  видимости,  старик  хранил
выручку, на верхней плоскости какого-то страховидного  гардероба,  прямо  на
полу громоздились книги. Среди прочей макулатуры Виктор наметанным  взглядом
сразу приметил несколько довольно ценных экземпляров.
   - Прошу прощения за беспорядок, - говорил тем временем Гершкович.  -  Все
руки не доходят  разгрести  эти  завалы.  Я  ведь  один,  персонала  у  меня
никакого.
   Пожарник каждый месяц грозится оштрафовать, приходится все время  держать
под рукой бутылку водки и шоколадку для его дочки. Да вы  садитесь,  Виктор,
садитесь, не стесняйтесь.
   - Да нет, - сказал Быков. - Время позднее, чего уж тут рассиживаться.
   Простите за нескромный вопрос: вы верующий?
   - Вот уж, действительно, удивили... Да пожалуй, что  и  нет.  Я,  молодой
человек, видел такое, что будь я сто раз верующим, все равно засомневался бы
в существовании Бога. А к чему это вы?
   - А к тому, что, раз неверующий, то молиться не будем. Оно и к лучшему  -
быстрее будет.
   - Что... - начал было старик, но Быков  не  дал  ему  договорить.  Быстро
шагнув вперед, он схватил Гершковича  одной  рукой  за  затылок,  другой  за
подбородок и резко крутанул его голову влево. Хрустнули шейные  позвонки,  и
старик обмяк. - Падая, он зацепился  за  стол,  увлекая  за  собой  самовар.
Курящийся паром кипяток разлился по груди его поношенного пиджака, мгновенно
пропитав ткань насквозь и добравшись до тела,  но  Гершкович  этого  уже  не
почувствовал. Вазочка с вареньем, падая, ударила его по лбу  и  отскочила  в
сторону,  оставив  часть  своего  содержимого  на   лице   убитого.   Густой
темно-красный сироп медленно пополз по щеке, собираясь в глазной впадине, из
которой с застывшим выражением недоумения смотрел прямо в засиженный  мухами
потолок постепенно стекленеющий глаз.
   - Вот... так, - пробормотал Быков и с гадливостью вытер руки о джинсы, но
омерзительное ощущение, словно прикипевшее к ладоням, не  исчезло.  Ощущение
липкой старческой испарины, жесткой, несмотря на старость, курчавой  поросли
на прохладном потном затылке...
   Виктор содрогнулся от отвращения и еще раз оглядел  помещение.  Возможно,
кое-какие  книги  стоит  забрать  себе:  старику  они  наверняка  больше  не
понадобятся.
   Но нет, до мелкого воровства он не унизится - не за  книги  же,  в  конце
концов, он его убил. Нельзя пачкать большую идею мелочной алчностью,  нельзя
опошлять борьбу мародерством. Сражаться нужно чистыми руками.
   Вспомнив о руках, он еще раз провел дрожащими ладонями по бедрам, с силой
прижимая их  к  шероховатой  ткани.  Ощущение  липкого  прикосновения  стало
слабее, но до конца все равно  не  исчезло.  Перешагнув  через  откинутую  в
сторону старческую руку, похожую на  птичью  лапу,  Виктор  вышел  в  темный
торговый зал, направляясь к выходу, - нужно было принести пленку.
   Пленку, двойной полиэтиленовый рукав, он купил в хозяйственном в  прошлом
году. Купил сразу целый рулон, двести метров. На вопрос не в меру любопытной
продавщицы он тогда ответил, что  строит  дачу.  Продавщица,  конечно,  была
агентом противника, иначе и быть не могло. Но пока Виктор был занят  другими
делами, эта вертлявая сучка успела уволиться из магазина, и больше он ее  не
встречал, хотя, помнится,  какое-то  время  специально  колесил  по  Москве,
заходя подряд во все хозяйственные магазины. Это лишний раз доказывало,  что
он был прав в своих подозрениях - человек, чья совесть  чиста,  не  стал  бы
Скрываться.
   Пленка расходовалась не то чтобы очень быстро (Виктор был  бы  не  против
истратить весь рулон по назначению в течение  одного  дня),  но  все-таки  с
прошлого года рулон изрядно похудел. Перед каждой поездкой  на  озеро  Быков
отматывал от стоявшего в гараже рулона по два с лишним метра  -  так,  чтобы
после упаковки груза оставались  свободные  концы,  которые  можно  было  бы
перевязать веревкой.
   Кроме того, взявшись за эти хвосты, пакет было удобнее носить, да и  груз
привязывать тоже было сподручнее.
   Он подошел к дверям и немного постоял, выглядывая наружу и  прислушиваясь
к доносившимся с улицы звукам. Мимо простучал каблуками случайный прохожий -
простучал неровно, оступаясь на выбоинах в асфальте, спотыкаясь и чуть ли не
падая.   До   притаившегося   за   дверью    Быкова    донеслось    какое-то
нечленораздельное мычание. Виктор не сразу догадался, что прохожий  пытается
петь.
   Наконец шаги пьяного затихли вдали. Быков  тенью  выскользнул  на  улицу,
стараясь не шуметь и в то же время выглядеть как можно  естественнее,  чтобы
случайно  заметивший  его  свидетель,  буде  таковой  сыщется,   ничего   не
заподозрил.
   Аккуратно свернутая в квадратный пакет полиэтиленовая  пленка  лежала  на
переднем сиденье, рядом с водительским местом. Он  сел  за  руль  и  прикрыл
дверцу,  чтобы  минутку  посидеть,  собираясь  с  мыслями  и  уточняя   план
предстоящих действий. В общем-то, уточнять было нечего, эта акция  ничем  не
отличалась от множества предыдущих. До утра труп переночует в гараже,  прямо
в багажнике "броневика", а утром они вместе поедут на рыбалку. И -  концы  в
воду.
   Он уже взял в правую руку свернутую пленку, а левой приготовился  открыть
дверцу, когда зеркальце заднего вида вдруг наполнилось ярким светом -  сзади
приближался какой-то автомобиль. Быков застыл  на  месте,  дожидаясь,  когда
машина скроется за утлом.
   Но машина и не подумала никуда скрываться.  Притормаживая,  она  проехала
мимо  быковского  "броневика",   обогнула   стоявший   впереди   трейлер   и
остановилась по другую его сторону. Когда она неторопливо прокатилась  мимо,
Быков  похолодел:  это  была  милицейская  "лада"  со  всеми   полагающимися
причиндалами: с мигалкой и громкоговорителем на крыше, с гербом и номером на
дверце и как минимум с двумя ментами внутри.
   Когда  она  остановилась  впереди  трейлера,  Виктор  почувствовал   себя
загнанной в угол крысой. Обливаясь  холодным  потом,  он  упал  на  сиденье,
лихорадочно пытаясь сообразить, как ему быть дальше. Но  мысли  разбегались,
как тараканы с кухонного стола, когда ночью внезапно включаешь свет,  и  ему
никак не удавалось поймать за хвост хоть  что-нибудь  стоящее.  Что  делать?
Завести машину и рвануть с места в карьер  -  авось,  не  догонят?  Как  же,
рванешь. Угораздило его припарковаться впритык  к  этому  бегемоту...  Да  и
потом, смешно это: убегать на "броневике" от "девятки". Догонят и спросят: а
что же это ты, братец, от нас бегаешь, куда торопишься? 'Или натворил  чего?
А пожалуй-ка в машину... И главное, откуда они взялись? Кто вызвал?  Неужели
кто-то подсмотрел, как я его?..
   Чепуха. Тогда бы они прикатили с мигалками,  с  сиренами,  целым  стадом.
Нет, это случайность какая-то, совпадение...
   Между тем дверцы милицейской машины открылись  и  два  человека  в  форме
вышли под дождь.  Пригибаясь,  стараясь  как  можно  меньше  вымокнуть,  они
перебежали под навес над дверью букинистического магазина,  и  один  из  них
уверенно потянул дверную ручку.
   - Да не туда, придурок, - услышал помертвевший от ужаса Быков, - от себя,
от себя ее толкай. Да там, наверное, закрыто, стучать надо...
   - Ни хрена не закрыто, - с легким удивлением сказал второй. - Заходи.
   Они вели себя совсем не так, как, по мнению  Быкова,  должны  действовать
прибывшие на место преступления представители закона. Похоже, они и в  самом
деле  еще  ничего  не  знали.  Возможно,  это  были  какие-нибудь   знакомые
Гершковича.
   Менты-библиофилы.  Виктор  едва  сдержал  истерический  смешок,  до  того
нелепым было последнее предположение. Но так или  иначе,  отсюда  надо  было
уходить, и чем скорее, тем лучше.
   Едва дверь  букинистической  лавки  Гершковича  закрылась  за  вошедшими,
Виктор бесшумно вылез из машины с правой стороны и направился вниз по  улице
к замеченной им по дороге сюда стоянке такси,  стараясь,  чтобы  фургон  как
можно дольше скрывал его от людей,  которые  могли  остаться  в  милицейской
машине.

***

   Вызов по сотовому телефону раздался в самое неподходящее  время.  Ковалев
на заднем сиденье как раз закатал  Зойкину  юбку  до  подмышек  и  готовился
перейти к самому интересному, а Губин, перевесившись через спинку сиденья, с
живым интересом наблюдал за происходящим. И тут лежавшая на приборном  щитке
черная пластмассовая трубка разразилась отвратительным пиликаньем.
   Зойку  они  подобрали  возле  Казанского  вокзала,  где  она  по   своему
обыкновению прохаживалась, вертя задом, плотно обтянутым блестящей  короткой
юбкой, и высматривая клиентов. Долгих уговоров не потребовалось: Зойка  была
баба сговорчивая и, в отличие от многих  представительниц  своей  профессии,
искренне любила это дело. Или  умело  притворялась,  что  любит,  а  это,  в
сущности, одно и то же - по крайней мере, для мужика. Так  или  иначе,  дама
она была весьма практичная  и,  встретив  старых  знакомых,  вполне  резонно
предпочла кратковременные неудобства секса  на  заднем  сиденье  милицейской
машины ночевке на сухих и  чистых  нарах  без  перспективы  заработать  хоть
что-нибудь до наступления утра. Кроме того,  как  подозревал  проницательный
Ковалев, в ее сумочке вполне мог обнаружиться клофелинчик или что-нибудь еще
в этом роде. Пошла в последнее время такая мода  у  девочек,  чтобы  чистить
случайного клиента до копеечки, не давая тому даже кончик обмакнуть, да  что
там кончик - даже расстегнуться. Оно, конечно, удобно,  ничего  не  скажешь.
Главное, всем удобно: Зойке удобно, а  уж  Ковалеву  и  подавно.  При  таком
раскладе она нипочем не откажет, чего ни попроси. Она, правда, и так никогда
не отказывала...
   И вот теперь, когда Зойка была полностью  готова  к  употреблению  и  уже
начала коротко  вздыхать  и  постанывать,  талантливо  разыгрывая  пламенную
страсть, когда голос у нее сделался каким-то густым,  низким  и  тягучим,  а
глаза полузакрылись и затуманились, вот именно теперь, а не  пятью  минутами
позже, зазвонил этот трижды трахнутый телефон!
   - С-с-сс... - в сердцах прошипел прерванный  на  самом  интересном  месте
Ковалев и отпустил резинку Зойкиных  кружевных  трусиков.  Резинка  хлопнула
Зойку по животу, на котором отчетливо  темнел  шрам,  ос