прямо сказал он. - Не вяжется это - Хобот и какие-то там деревья.
     - Перебор, - сказал Майков и раздраженно бросил карты на стол. - Вот дерьмо!
     - В любви повезет, Андреич, - сказал Рыба, ловко тасуя карты. - Вот Хоботу конкретно не повезло.
     Майков вдруг ощутил странный вибрирующий зуд в кончиках пальцев рук и ног. Они потеряли чувствительность и гудели, как провода под высоким напряжением. Из пальцев это непонятное, похожее на анестезию ощущение перекинулось на голени и предплечья, потом пошло еще выше; суставы почти приятно онемели, живот подвело, по спине короткой волной пробежали мурашки. Вскоре все тело стало легким, невесомым и до предела наэлектризованным - так, что казалось, только шевельнись, и от тебя во все стороны посыплются искры, даже не искры, а молнии. Только голова пока оставалась такой, как прежде, как будто где-то в глотке у папы Мая стояла прочная заслонка, не пускавшая отраву выше, в мозг.
     Майков знал, что это за отрава. Он просто терял контроль над собой и, кажется, был этому даже рад. Слишком многое ему пришлось пережить в последнее время, слишком часто приходилось сдерживать себя из последних сил, чересчур много нелепых, необъяснимых, совершенно идиотских неприятностей свалилось на его голову за эти дни, и он смертельно устал от этой унизительной необходимости все время контролировать себя - каждое слово, каждый жест, каждый перепад настроения. Он действительно был на пределе, и сейчас, когда способность думать и принимать решения еще неокончательно покинула его, когда еще можно было взять себя в руки и дать статическому электричеству, от которого мелко вибрировала каждая клеточка тела, спокойно стечь в землю, он вдруг подумал: "Да пропади оно все пропадом!"
     Он перестал сдерживать себя и для начала молча, с наслаждением запустил стаканом в окно. Сначала он хотел швырнуть стакан в стену, но у него еще хватило ума сообразить, что на обоях останется пятно, которое потом ничем не выведешь. Поэтому стакан, просвистев в опасной близости от головы Рыбы - тоже, между прочим, не случайно, - ударился о небьющийся стеклопакет, отскочил и с глухим стуком упал на ковер. По стеклу текла жидкость бледно-янтарного цвета, на ковре появились темные, медленно расплывающиеся пятна, в воздухе резко запахло виски.
     - Хватит! - бешено тараща глаза, проорал Майков прямо в побледневшее лицо Рыбы. - Хватит, я сказал! Не хочу говорить об этом ублюдке! И слышать о нем я больше не желаю, ясно?! И не надо песен про старую дружбу! Никакой враг не смог бы меня так подставить, как этот сраный друг! Туда ему, козлу, и дорога. Он, сука, заварил кашу и подох, а я теперь должен за него все это дерьмо расхлебывать!
     Рыба отшатнулся и выронил колоду.
     - Ты чего, Андреич? - пробормотал он, дрожащими руками подбирая рассыпавшиеся карты. - Белены объелся?
     Простатит опять тяжело заскрипел креслом и вдруг сказал, обращаясь к Рыбе:
     - Слышь, братан, мне тут на днях место в одном коммерческом банке предложили. Охранником. Бабки нормальные и, главное, рабочий день нормированный. Проторчал в вестибюле свои шесть часов и свободен. В белой, блин, рубашечке, с галстучком, при всех делах... И никакого геморроя.
     Я вот все думаю, пойти или не пойти? А ты как считаешь, брателло?
     Майков вытаращился на него, не веря собственным ушам, потом грозно нахмурился, но Простатит даже не посмотрел в его сторону: он с заинтересованным видом ждал ответа Рыбы.
     И Рыба, конечно, ответил.
     - А чего? - ответил он, небрежно бросая на стол только что собранную колоду. - Терять, в принципе, нечего. Работа спокойная, риска почти никакого, не то что в других местах. И, главное, не гавкает никто. Слушай, а еще один охранник там не требуется? Я бы тоже пошел, если местечко найдется.
     - Надо будет перетереть с пацанами, - сказал Простатит. - Может, и выгорит дело. Жалко, Хобота нету. Втроем бы веселее было. Как раньше, помнишь?
     - Я вас понял, - сказал Майков сквозь зубы. - Вот так вот, значит, да? Вот это вот, значит, и есть проверенные кореша, боевые товарищи. Так?
     Рыба и Простатит одинаковым движением повернули к нему головы.
     - Какие кореша? - удивился Рыба. - Нет здесь никаких корешей. Давно нет. Ты, Виктор Андреич, начальник, а мы, типа, быки бессловесные. По найму, короче. Простатит, дай закурить. Ага, спасибо, братан. По найму, понял? - продолжал он невнятно, прикуривая зажатую в углу рта сигарету. - Рыба ищет, где глубже, понял? Это про меня. А человек - где лучше, это про Простатита, кореша моего. Был у нас еще один кореш незабвенный, так его блатные замочили из-за чьих-то трахнутых деревьев. Вот мы и думаем, как быть: уйти в нормальное место или подохнуть, как Хобот, неизвестно за что? Да еще, блин, и виноватыми оказаться, как Хобот - посмертно... За братана головой рискнуть - дело святое, Виктор Андреевич. А за начальника, да еще и хренового к тому же, - нет, извини-подвинься. И не надо на меня таращиться, гос-с-сподин Майков. Порядочек этот - ты начальник, я дурак - не я в твоем доме завел. И не Простатит.
     И тем более не Хобот. И гадить в корыто, из которого жрешь, тоже не мы тебя научили. Так что обижаться тебе.., то есть вам, уважаемый Виктор Андреевич.., господин Майков, не на кого.
     Майков посмотрел на Простатита, но тот сидел с абсолютно непроницаемой, каменной мордой и глядел на него как на пустое место. Папа Май вспомнил, что точно такая же морда была у Простатита, когда он обходил рынок, собирая дань с торгашей, и когда ломал морды быкам из конкурирующих бригад, и когда выходил на разборку, держа поперек толстого брюха автомат, и когда вытряхивал из подержанных немецких тачек их зеленых от ужаса владельцев - Вы что, пацаны? - пробормотал Майков. - Вы что, в натуре свалить хотите?
     - О, - сказал Рыба, - гляди, Простатит, нам повышение вышло! Были уроды, а теперь уже пацаны. Растем, братан!
     - Суки, - процедил Майков. - Где бы вы без меня были, бараны?
     - Да уж где-нибудь были бы, - небрежно ответил Рыба. - Хобот, по крайней мере, был бы жив. А если бы и помер, так братва бы его хоть похоронила по-человечески. Ты не спрашивай, где бы мы были без тебя, ты мне ответь, где мы сейчас? У блатных на мушке, вот где! Я, между прочим, сразу предупреждал: не надо с Алфавитом связываться!
     А мне что было сказано?
     - А что тебе было сказано? - заинтересовался Простатит.
     - Что мое дело - крутить баранку и помалкивать и что блатные меня в СИЗО опустили.
     - Круто, - сказал Простатит. - Тогда вообще базарить не о чем.
     Майков на секунду прикрыл глаза. На его корабле, кажется, назревал бунт. Да что там - кажется! Какое там - назревал! Бунт уже разразился, бунтовщики захватили корабль и теперь, рассевшись на винных бочках вокруг связанного капитана, решали, что с ним делать - вздернуть на фок-рее или по древнему пиратскому обычаю заставить прогуляться по привязанной к фальшборту доске.
     А хуже всего было то, что эти два урода говорили чистую правду: связавшись с Алфавитом, он загнал себя в такую щель, из которой, кажется, уже не было выхода. Речь уже не шла о сохранении лица: не пристрелили на месте - и спасибо.
     Инцидент с украденным у Букреева деревом обошелся папе Маю в тридцать процентов его доли в их общем с Алфавитом деле, не говоря уж об унижении и о том, что ему не только не выдали убийц Хобота, но даже не сказали, где искать его тело. Что же до яблони, то ее решено было оставить в саду Майкова до поздней осени - Алфавит, видите ли, боялся, что слишком частые пересадки могут повредить драгоценному дереву. Так что теперь у папы Мая, помимо иных забот, появилась новая головная боль - следить за тем, чтобы проклятое полено было в порядке...
     - Ну хорошо, - проговорил он, не открывая глаз. - Если вы такие умные, скажите, что вы предлагаете.
     Справа от него опять тяжело заскрипело кожаное кресло.
     Он открыл глаза и увидел, что Простатит развернулся вместе с креслом и теперь сидит не боком к нему, как раньше, а лицом.
     - А это от тебя зависит, - сказал Простатит. - Сам знаешь, дела твои - говно. Завязывай дурака валять, Май. Либо мы тебе кореша, и тогда давай решать проблемы вместе, либо надо разбегаться на хрен. Я тебе сапоги лизать не нанимался.
     Извини, брателло, но рылом ты не вышел, чтобы мы с Рыбой тебе сапоги лизали. Ты даже с Алфавитом по-людски разобраться не сумел, а туда же, в авторитеты.
     - Разобраться, - передразнил его Майков. - Вот сам бы и разбирался, если такой крутой! Он же мало того, что в законе, так еще и чокнутый! Ты посмотри, что он с черешнями сделал! Плевать мне на эти дрова, но обидно же, в натуре! Напакостил и смылся, а как пришло время ответ держать, за свой авторитет спрятался. Как с ним, таким, разбираться?
     - А я тебе говорю, что тут что-то нечисто. Подставой это пахнет, если хочешь знать, - упрямо набычившись, сказал Простатит.
     - В натуре, Май, - оживился Рыба. - Ты подумай, Простатит дело говорит. Если бы Алфавит был не в себе, его бы блатные сами давно в расход списали. А он в таком авторитете ходит, что тебе и не снилось. И Хобот... Чтобы Хобот посреди ночи, под дождем, землю копал, какие-то деревья пересаживал... Ну бред же собачий!
     - Ладно, - сказал Майков. - Допустим, черешни кислотой поливал не Алфавит и не его быки, а яблоню у него спер не Хобот. А кто тогда - Господь Бог?
     - Да кто угодно, - заявил Рыба. - Забор забором, охрана охраной, а при желании через любой забор перелезть можно. Ты подумай, может, на тебя кто зуб имеет?
     - Фуфло, - с отвращением сказал Майков. - Я об этом уже думал. Ты сам прикинь, кто станет обо всю эту ерунду мараться? Даже быки с рынка работают совсем по-другому. Ломом ребра пересчитать, в затылок пальнуть, машину заминировать - это да, это уже похоже на разборку. А тут... В натуре, как будто псих развлекался - нарочно, чтобы нас с Алфавитом стравить. Или детишки баловались...
     Он вдруг заметил, что лицо Простатита приобрело несвойственное ему выражение глубокой задумчивости.
     - Ты чего, Прос? - спросил он.
     Спросил, и даже сердце защемило, так забыто, прямо как встарь, это прозвучало. Он не называл Простатита Просом, пожалуй, уже лет десять, с самой Польши, где они, вооруженные испорченным газовым пистолетом, по ночам грабили машины, а днем отсыпались в придорожном ельнике.
     - Агроном, - медленно произнес Простатит.
     - Чего - агроном? Какой еще агроном? - спросили Майков и Рыба едва ли не в один голос.
     Рыба первым сообразил, о ком идет речь, и неуверенно хохотнул.
     - Этот, что ли? - он прижал к глазам сложенные колечками пальцы, изображая очки. - Да кинься, братан, он уже давно в своей Мухосрани землю ковыряет!
     Простатит отрицательно помотал головой.
     - Ни хрена подобного. Я его вчера видел.
     - Где?!
     Майков и Рыба задали этот вопрос хором, буквально в один голос, и озадаченно переглянулись.
     - Вы вчера в город ездили, - сказал Простатит. - Я вам ворота открывал, а он на той стороне дороги сидел - типа, шнурок завязывал. Не обратили внимания? А вот я обратил. Вы проехали, а он еще добрую минуту вам вслед волком глядел. Я уж хотел было выйти, тряхнуть его маленько, поинтересоваться, какого хрена ему тут понадобилось, да он, сучара, будто догадался - свалил в лес и с концами.
     - В лес, говорить? - задумчиво переспросил Майков. - Вот же тварь какая!
     Это был удар. Честно говоря, Майков забыл о Лукьянове почти сразу после того, как выставил его за ворота, не заплатив за работу. Да и с какой радости ему было помнить об этом мелком сукином сыне, выдававшем себя за ландшафтного архитектора? Если бы папа Май помнил каждого кинутого им лоха, у него в голове просто не осталось бы места для других мыслей и воспоминаний. Никакой опасности Лукьянов для него не представлял - во всяком случае, так папа Май думал до сегодняшнего дня. Выходит, зря он так думал...
     - Мал клоп, да вонюч, - вторя его мыслям, удивленно произнес Рыба. - А ты, Прос, тоже герой. Чего молчал-то?
     Простатит пожал могучими плечами.
     - Я сказал, - ответил он.
     - Кто бы мог подумать, - качая круглой головой, сказал Рыба. - Такой, понимаешь, неприметный мозгляк, а проблемы нам организовал по полной программе. Я бы до такого даже не додумался. Слушай, Май, а у тебя его адрес есть?
     - Нет. - Майков тоже покачал головой и нервно закурил.
     Поверить во все это было чертовски трудно. Гораздо легче было посчитать вчерашнее появление Лукьянова вблизи усадьбы обыкновенным совпадением. - Нет, - повторил он, глубоко затягиваясь дорогой американской сигаретой, казавшейся ему сейчас чересчур легкой, почти безвкусной. - Откуда я мог знать, что мне понадобится его адрес? Да я этого и сейчас не знаю. Просто не верится, блин! Как он ухитрился все это провернуть? Он что, по воздуху летать умеет? Сквозь стены ходит? Или вы по ночам на воротах спите?
     Через пять минут Рыба и Простатит уже бродили по участку, обходя его по периметру и придирчиво осматривая забор в поисках места, где его можно было преодолеть незаметно и без особого труда. Майков в этих поисках не участвовал. Сидя в пластиковом кресле, под зонтиком, он курил одну сигарету за другой и думал. Ему не верилось, что его люди найдут что-то около забора, да и что там можно было найти? Бутыль из-под кислоты и грязные следы ног на штукатурке, обнаруженные ими несколько дней назад, вероятнее всего, были оставлены нарочно - исключительно для того, чтобы сбить его с толку. Трюк был, по большому счету, самый что ни на есть примитивный, но он сработал в лучшем виде, и именно это обстоятельство бесило Майкова больше всего. Его провели, как малолетку, и кто?! Очкарик, мозгляк, неспособный постоять за себя и настолько глупый, что полгода вкалывал как проклятый, надеясь получить бабки по устной - устной! - договоренности. Именно его кажущаяся безобидность сыграла с папой Маем злую шутку; менее всего он ожидал неприятностей с этой стороны, и ему даже в голову не пришло позаботиться о мерах безопасности. Да и какие меры он мог принять? Забор стоит, ворота под охраной - чего еще, спрашивается?
     Папа Май постарался отбросить эмоции и думать о деле.
     Как злоумышленник - неважно, кто это был, - мог незамеченным проникнуть на участок? Проникнуть, сделать свое черное дело и так же незаметно уйти обратно... Этот вопрос нужно было решить во что бы то ни стало: там, где прошел один, могут пройти другие, вооруженные уже не бутылками с электролитом, а чем-нибудь посерьезнее. Да, здесь было о чем поразмыслить, и Майков не без оснований полагал, что думать - это его работа. Не шарить по кустам, не обнюхивать землю под забором, а думать головой. В конце концов, Лукьянов же как-то придумал способ проникнуть за ограду! Неужели Виктор Майков глупее этого агронома?
     Он попытался поставить себя на место Лукьянова. Как бы действовал он, если бы ему было позарез нужно проникнуть в чужие владения, обнесенные забором и тщательно охраняемые? Наверное, первым делом попытался бы перекупить охрану. Но Лукьянов этого сделать не мог в силу отсутствия у него финансовых средств. Да, денег у агронома не было, зато было отличное знание театра военных действий.
     Он проторчал во дворе у Майкова не один месяц и знал его как свои пять пальцев. Ну и что с того? Папа Май тоже отлично знал свой двор - каждый куст, каждый пригорок, каждый изгиб дорожки, каждый валун и каждую щель между камнями...
     Осененный внезапной идеей, Майков поднялся и торопливо подошел к пруду. Вода с плеском падала в пруд из разлома базальтовых плит, переливалась через невысокий, сложенный из угловатых камней барьер и по извилистому каменистому руслу струилась в сторону забора. Там, почти у самого забора, виднелась живописная груда камней, похожая на естественный выход скальных пород. Между слоистыми плитами песчаника и гранита длинными космами росла какая-то трава, на вершине пригорка торчало несколько кустов можжевельника, казавшихся черными на фоне беленой стены. В одном месте плиты стояли кривым шалашиком, и искусственный ручей с веселым журчанием скрывался в черном треугольном проеме.
     Задумчиво вглядываясь в этот косой треугольник темноты, Майков рассеянно бросил в пруд окурок. К окурку немедленно подплыли жирные карпы и принялись, отталкивая друг друга толстыми лбами, ловить бычок разинутыми круглыми ртами. Майков не обратил на карпов внимания. Закурив очередную сигарету, он двинулся вдоль ручья и, подойдя к холмику, под которым была упрятана сточная труба, опустился на корточки.
     Разумеется, разглядеть что бы то ни было ему не удалось.
     С того места, где он сидел, была видна только внутренность искусственного грота. Сток, по которому вода из пруда уходила в протекавший за забором ручей, был нарочно проложен с изгибом, чтобы дневной свет снаружи не высвечивал бетонный свод стандартной канализационной трубы среднего диаметра и не портил столь тщательно созданную иллюзию.
     Но Майков знал, что там, на противоположном конце десятиметрового тоннеля, стоит прочная стальная решетка, намертво замурованная в стенки трубы. Прочная, да... Вот вопрос: достаточно ли прочная?
     Продолжая вглядываться в темноту, он вынул из внутреннего кармана пиджака рацию, рассеянным движением выдвинул антенну и вызвал своих людей.
     Первым, как и следовало ожидать, на зов явился Рыба.
     За ним, сопя, подошел Простатит и, с трудом наклонившись, стал вместе со всеми смотреть в темноту искусственного грота.
     - А ведь логично, Андреич, - сказал Рыба, выпрямляясь. - Ну, ты голова!
     - Надо проверить решетку, - сказал Майков. - Давай, Рыба, сплавай, погляди.
     Рыба поморщился.
     - А почему я?
     - А потому, что ты Рыба, - сказал Простатит.
     - А кто? - довольно миролюбиво спросил Майков. - Я, что ли? Тогда за что я, спрашивается, вам бабки плачу? А Простатит там просто застрянет, как Винни Пух в кроличьей норе.
     Замучаешься потом трубу прочищать.
     - Вода холодная, Андреич, - заныл Рыба.
     - Можешь обойти кругом, - предложил Майков. - Ерунда, километров пять получится. Берегом, по кустам, через помойки. По колено в дерьме...
     Рыба вздохнул, повернулся лицом к забору и вдруг, разбежавшись, легко взлетел на гребень стены.
     - А так? - спросил он сверху.
     Майков пожал плечами.
     - Да как хочешь, - сказал он. - Главное, решетку проверь.
     Рыба кивнул и скрылся из вида. За забором послышался треск кустов, невнятный испуганный выкрик и глухой всплеск.
     - Навернулся, баран, - прокомментировал Простатит.
     - Лестницу принеси, - сказал ему Майков.
     Простатит ушел за лестницей. Папа Май закурил и стал слушать, как за забором матерится, лязгая зубами от холода, сверзившийся с обрыва Рыба. Потом наступила короткая пауза, после которой Рыба удивленно присвистнул и заорал:
     - Нашел, Андреич!
     Подоспел Простатит с лестницей. Майков взобрался на гребень стены и выглянул наружу. Рыба в мокром пиджаке и сбившемся на сторону галстуке стоял почти по пояс в воде, наполовину скрытый нависавшими над ней ветвями, и, согнувшись в поясе, что-то рассматривал на берегу.
     - Что нашел-то? - спросил Майков.
     Рыба разогнулся, перебрел, осторожно ступая по захламленному дну, на относительно свободное место и поднял голову.
     - Решетка перепилена, - сказал он и вытянул вверх испачканную какой-то дрянью руку. В руке у него были зажаты две рыжие от ржавчины полоски железа. Приглядевшись, Майков понял, что это обломки ножовочного полотна. - А самое прикольное, - продолжал Рыба, - вот это.
     С этими словами он водрузил на переносицу до отвращения знакомые Майкову очки в толстой роговой оправе с толстыми, как донышки пивных бутылок, стеклами.

Глава двенадцатая

     Возможно, все могло бы обернуться совсем иначе, если бы Валерий, как и собирался, наведался в гости к Майкову в ту же ночь. Но что толку говорить о том, что было бы, если бы?.. Невозможно заранее предусмотреть все превратности судьбы, и о будущем своем каждый из нас доподлинно знает только одно: рано или поздно,