он:
   - Спасибо, майор. И не прибедняйся. Я знаю, вы сделали больше, чем могли.
Вытащите его, ребята. По гроб жизни буду обязан.
   - Как всегда, - сказал майор. Вид у него был усталый. - Поезжайте  домой,
товарищ генерал. Здесь вам делать нечего. В сознание он придет еще не скоро.
Как только это случится, мы вам сразу же сообщим.
   - Только непременно! - сказал Федотов. - Это очень важно.
   - Обещаю, - сказал врач. - Закурить есть? - обратился он к Илариону.
   Забродов поспешно полез в карман и протянул  ему  открытую  пачку.  Когда
майор прикуривал, Иларион заметил, как у него трясутся руки.
   - Ну хорошо, - сказал он, когда врач ушел. - Что дальше?
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Федотов, озабоченно поглядывая на часы.
   - Вы отлично знаете, что я имею в виду, - поморщившись, ответил  Иларион.
- Я говорю об этом вашем японце. Не может быть, чтобы  у  него  не  было  ни
имени, ни адреса. И я ни за что не поверю, будто вы  затеяли  этот  разговор
только для того, чтобы скоротать время.
   -  Экий  ты,  братец,  недипломатичный...  Мог  бы,  по   крайней   мере,
притвориться, что ничего не заметил. Впрочем, ладно. Что я, в самом  деле...
У нас есть и имя, и адрес, и даже официальная версия его  биографии  -  все,
что можно было разузнать  по  обычным  каналам.  Господин  Набуки  -  фигура
видная, его имя часто мелькает в прессе. Валера Кузнецов  переслал  нам  эту
информацию еще две недели назад, хотя толку от нее немного.  Только  имей  в
виду: все, что я тебе сказал, нуждается в тщательной проверке. То есть после
всех этих, с позволения сказать, несчастных случаев лично я уже ни в чем  не
сомневаюсь, но с точки зрения закона это - пустые домыслы.
   - С точки зрения закона... - Иларион криво усмехнулся. - Какой  конкретно
закон вы имеете в виду? Если вы говорите об уголовном кодексе, то меня, да и
вас тоже, давно пора посадить лет  этак  на  триста.  А  если  речь  идет  о
международном праве, то кое-кто  был  бы  не  прочь  объявить  нас  военными
преступниками.
   - Опять ты за свое, - морщась, как от зубной боли, проворчал Федотов. - И
ведь, казалось бы, мальчик уже не маленький. Когда же ты избавишься от  этой
глупой привычки сгущать краски?
   - Когда забуду арифметику, - жестко сказал Иларион. - Арифметика -  наука
точная, она не терпит полутонов. Убил? Убил. Сколько убил? Много. А  точнее?
Примерно  столько-то,  точнее  сказать  не  берусь.  Э,  братец,  -  говорит
арифметика, - да ты же военный преступник!  В  арифметике,  спасибо  древним
грекам, все просто и ясно. Один-два трупа - убийца.  Три-четыре  -  серийный
убийца. Десяток-полтора - маньяк. А больше, как известно, удавалось замочить
только военным преступникам. При чем же  тут  сгущение  красок?  Арифметика,
товарищ генерал!
   - Пропади ты пропадом! - в сердцах воскликнул Федотов. - Удивительный  ты
человек, Иларион. Казалось, и так никакого настроения нет, а ты даже то, что
было, ухитряешься испортить!
   - Виноват, товарищ генерал, - кротко сказал Забродов, -  это  не  я.  Это
арифметика, она же статистика. И потом,  мне-то  что?  Одним  больше,  одним
меньше - на общий итог это уже не повлияет. К тому же Мещеряков - мой  друг.
У нас, у военных преступников, так: око за око, зуб за зуб.
   - Ты очень много болтаешь, - недовольно сказал генерал Федотов.
   - Грешен, - снова становясь кротким как  ягненок  согласился  Иларион.  -
Ничего не могу поделать с избыточным словарным запасом. Так дадите адресок?
   - При одном условии, -  сказал  генерал  и  сделал  неторопливый  жест  в
сторону соседней скамейки, где пациенты в  синих  пижамах  делали  вид,  что
озабочены сбором средств  на  приобретение  третьей  бутылки.  -  Мне  очень
неприятно это говорить, но...
   - Но вы со мной не знакомы, - закончил за него Иларион. - Что ж, это  мне
льстит. Таким образом,  я  из  разряда  военных  преступников  автоматически
перехожу  в  разряд  маньяков.  А  вы  знаете,  это  даже  удобно.   Военных
преступников вешают, а маньяков лечат. Общество  чувствует  свою  неизбывную
вину перед маньяком, которого оно могло бы воспитать  и  наставить  на  путь
истинный, и не жалеет лекарств на то, чтобы исправить свои ошибки...
   - Тр-р-репло, - с  чувством  прорычал  генерал  и  сердито  уставился  на
человека в синей пижаме и с забинтованной головой, остановившегося перед ним
по стойке "смирно". -  Давайте,  давайте,  -  нетерпеливо  сказал  он  этому
"пациенту", - хватит изображать из себя огородное путало...
   "Пациент" ухмыльнулся, запустил руку за отворот пижамы  и  извлек  оттуда
объемистый конверт из  плотной  вощеной  бумаги.  Смотрел  он  при  этом  на
Илариона, и Забродов, приглядевшись, кивнул ему:  несколько  лет  назад  они
сталкивались на полигоне учебного центра и даже провели несколько рукопашных
схваток в качестве спарринг-партнеров.
   Заметив  этот  обмен  приветствиями,  генерал  свирепо   нахмурился,   но
промолчал и резко взял протянутый ему конверт. Кивком  отпустив  "пациента",
он положил конверт на скамейку и пальцем подтолкнул его к Илариону.
   - Здесь все, что может тебе  понадобиться,  -  сказал  он,  -  вплоть  до
авиабилетов и денег на карманные расходы. Только,  умоляю,  не  шикуй.  Твоя
миссия неофициальна, поэтому с деньгами туговато.
   - Но червяков-то есть не придется? - вспомнив  Анастасию  Самоцветову,  с
усмешкой спросил Иларион.
   - В зависимости от  аппетита,  -  успокоил  его  генерал  и  поднялся  со
скамейки, давая понять, что разговор окончен.
   Иларион небрежно сложил туго  набитый  конверт  пополам  и  сунул  его  в
карман. Ему снова захотелось спросить,  каким  образом  Матвей  Брузгин  так
быстро нашел его в огромном городе и почему все необходимые бумаги оказались
заготовленными заранее, но генерал уже уходил от него  по  аллее,  широко  и
уверенно  шагая  в  сторону  хирургического  корпуса.  Все  трое   "больных"
прогулочным шагом двигались в ту же сторону, держась от него на почтительном
расстоянии.  Иларион  хмыкнул,  покачал  головой  и,  легко  поднявшись   со
скамейки, зашагал в противоположном направлении - туда, где за  разросшимися
кустами шиповника пряталась неприметная калитка, которую почему-то никто  не
охранял.
 
Глава 7 
 
   По японским меркам этот парень был высок, строен и широкоплеч. Он был бы,
пожалуй, по-настоящему красив, если бы не затаившаяся  в  чересчур  тяжелых,
малоподвижных чертах лица туповатая вялость. Одного взгляда на это  широкое,
слишком плоское, невыразительное лицо было достаточно, чтобы господин Набуки
понял: не то. Опять не то - как всегда, впрочем.
   Собственно, ни на что особенное господин  Набуки  и  не  рассчитывал.  Он
давно убедился в том, что его идеи и образ жизни  чужды  молодому  поколению
японцев.  Те,  кто  был  умен,  не  хотели  знать  ничего,  кроме   карьеры,
компьютеров и своих банковских счетов; те же, кого  еще  можно  было  увлечь
сказками о былом величии, на поверку всегда  оказывались  чересчур  глупы  и
наивны, чтобы из них можно было извлечь хоть какую-то  пользу.  Вот  и  этот
тоже...
   На парне были светло-голубые джинсы в обтяжку, короткая красная куртка  и
пестрые сине-белые кроссовки с загнутыми носами. Каплевидные  солнцезащитные
очки он сдвинул на лоб, отчего его жесткие,  как  проволока,  черные  волосы
смешно встопорщились. Он  производил  впечатление  безобидного  увальня,  но
господин Набуки ни на секунду не забывал  о  том,  что  этот  человек  всего
несколько дней назад был приговорен к пожизненному  заключению  за  убийство
иностранного подданного, солдата,  обученного  защищать  свою  жизнь  как  с
оружием  в  руках,  так  и  без  него.  Бусидо,  подумал  господин   Набуки,
вглядываясь в спрятанные под припухшими веками темные  вишни  глаз.  Грозный
боевой дух самураев теперь живет только в таких вот  деревенских  простаках,
не умеющих определить, с какой  стороны  на  бутерброде  масло.  Дух  бусидо
покидает земную сферу, навсегда уходит в иные края, куда нет дороги  простым
смертным.
   - Рю Тахиро, я полагаю? -  спросил  господин  Набуки,  не  утруждая  себя
поклоном.
   Парень поклонился. Вид у него был ошарашенный: он явно  не  понимал,  где
оказался и с кем говорит.  Возможно,  ему  казалось,  что  перед  ним  стоит
начальник тюрьмы, а то и  палач,  готовый  привести  в  исполнение  смертный
приговор. Господин Набуки сдержал горькую усмешку: в каком-то смысле так оно
и было. Во всяком случае, имей Рю Тахиро возможность выбирать и  будь  он  в
состоянии понять, между чем выбирает, он, возможно,  предпочел  бы  провести
остаток своих дней в тюрьме.
   - Присядем, - предложил господин  Набуки  и  первым  опустился  в  легкое
пластиковое кресло на блестящем хромированном каркасе.
   С верхней палубы яхты открывался отличный  вид  на  обрывистую  береговую
линию с белым кружевом прибоя внизу. Полуденное солнце горело на поверхности
моря миллионами слепящих золотых пятен, на волнах покачивались чайки. Иногда
они взлетали и с тоскливыми криками кружили над яхтой.  Моторный  катер,  на
котором привезли Рю Тахиро, время от времени с глухим стуком ударялся бортом
о спущенные кранцы. С того места, где сидел господин Набуки, ему была  видна
открытая дверь рубки и неподвижный затылок стоявшего у штурвала Сабуро. Яхта
медленно дрейфовала, описывая окружность, радиусом которой  служила  якорная
цепь.
   Из кокпита появился стюард, с профессиональной ловкостью  балансировавший
уставленным напитками подносом. Стюард был пожилой: в местах,  где  господин
Набуки проводил конфиденциальные беседы, работали только  те,  кому  он  мог
полностью доверять, и в силу некоторых причин молодежи среди его  доверенных
лиц не было.
   Поднос беззвучно опустился на  привинченный  к  палубе  столик.  Господин
Набуки едва заметно кивнул, и стюард  удалился,  тихо  ступая  по  блестящим
доскам белыми туфлями на резиновой подошве.
   - Виски? -  спросил  господин  Набуки.  -  Джин?  Может  быть,  сакэ?  Не
стесняйтесь, здесь вы среди друзей.
   Парень  затравленно  огляделся  -  ему  трудно  было  поверить  в  дружбу
господина Набуки - и потянулся  к  бутылке  с  виски,  в  последнюю  секунду
испуганно отдернув руку. Господин  Набуки  обратил  внимание  на  мозолистые
утолщения, которыми  были  изуродованы  костяшки  его  пальцев,  и  мысленно
вздохнул: плотник с Окинавы, Рю  Тахиро,  очевидно,  уделял  гораздо  больше
времени своему физическому развитию, чем умственному.
   - Пейте, - подбодрил его господин Набуки. - Поверьте, я не адвокат. Это я
устроил вам побег из тюрьмы.
   Парень глухо кашлянул в кулак  и  до  половины  наполнил  широкий  стакан
янтарной  жидкостью  из  квадратной  бутылки.  Он  налил  слишком  много   и
проигнорировал предложенный хозяином лед, но господин Набуки решил  временно
воздержаться от выводов: парню нужно было прийти в себя,  а  для  этого  все
средства хороши - в меру, разумеется - Благодарю вас,  господин,  -  неловки
кланяясь из сидячего положения и сжимая в поцарапанном кулаке стакан, сказал
Рю. - Но я бы хотел узнать, зачем господин пошел на такие хлопоты...
   - Предположим, - по-отечески посмеиваясь, сказал господин Набуки,  -  что
мне нравятся храбрые  молодые  люди  и  не  нравятся..,  гм..,  ну,  скажем,
некоторые из наших западных друзей и защитников. Вы понимаете, что я имею  в
виду, Тахиро-сан?
   - Да, - сказал парень  и  торопливо  отхлебнул  из  стакана.  Было  видно
невооруженным взглядом, что он ничего не понимает и сказал "да"  только  для
того, чтобы не спорить с хозяином. Из вежливости, одним словом.
   - Да? - переспросил господин  Набуки,  наливая  себе  сакэ  из  глиняного
кувшинчика. - Или все-таки не совсем? Хорошо, давайте  попробуем  подойти  к
этому с другой стороны. Ведь вы убили американского солдата, не так  ли?  На
это не каждый отважится, особенно в наше время.
   - Он обесчестил мою сестру,  а  полиция  отказалась  помогать,  -  угрюмо
проговорил парень, глядя в стакан. - Если бы я мог, я убил бы его  еще  раз.
Тысячу раз, и этого было бы мало. Я хотел убить начальника полиции,  который
ничего не сделал, чтобы защитить нас, но я не успел - меня поймали.
   - Вот об этом я и говорю,  -  микроскопическими  глотками  попивая  сакэ,
заметил господин Набуки. - В наше время таких, как вы,  один  на  тысячу.  А
может быть, один на миллион. Люди забыли, что такое честь, и никто не  хочет
защищать ее. Если человек убивает не из корысти, а по велению своей совести,
его называют сумасшедшим, маньяком, социально опасным типом.  Я  с  этим  не
согласен. И я тоже не люблю американцев. Они убили мою семью.
   -  На  Окинаве?  -  оживившись,  спросил  Рю  Тахиро.   Господин   Набуки
отрицательно покачал головой.
   - В Хиросиме.
   Интерес у парня заметно поугас.
   - Так это же было давно, - простодушно  сказал  он.  -  Во  время  войны,
наверное.
   - Для меня время не имеет значения, - ответил  господин  Набуки,  подумав
про себя, что парень действительно туп и использовать его вряд ли удастся. -
Думаю, что и для вас тоже, Тахиро-сан. Вы просто не успели этого понять.  Вы
выслеживали своего обидчика целый месяц. А что, если бы вам пришлось  искать
его год? Десять лет? Не хотите же вы сказать, что тогда ваша обида прошла бы
сама собой?
   Рю Тахиро медленно покачал головой. Стакан в его руке уже был пуст, глаза
заметно посоловели. Господин  Набуки  сделал  приглашающий  жест  в  сторону
бутылки и плеснул в свою чашку еще немножечко сакэ.
   - Вижу, вы не понимаете, что произошло, кто я такой  и  что  мне  от  вас
нужно, - продолжал он. - Я объясню. Я ненавижу американцев. Вас  посадили  в
тюрьму за поступок, который,  по  моему  убеждению,  заслуживал  награды.  Я
устроил вам побег. На этом можно было бы поставить точку,  но  я  задам  вам
вопрос, Тахиро-сан: что вы намерены делать дальше?  Надеюсь,  вы  понимаете,
что вернуться к прежней жизни вам уже не удастся. Итак?..
   Парень растерянно молчал, держа  в  одной  руке  стакан,  а  в  другой  -
квадратную бутылку. Было очевидно, что до сих пор он ни о  чем  подобном  не
задумывался. Потом он  медленно  огляделся  по  сторонам,  ненадолго  поднял
голову к покрытому легкими перистыми облаками небу и посмотрел прямо в глаза
господину Набуки.
   - Я ваш должник, - сказал он. - Когда меня посадили в  тюрьму,  я  понял,
что скоро умру. Я не могу жить в клетке. Я тогда подумал: пускай.  Я  сделал
то, что должен был сделать, и могу не бояться смерти. Рю Тахиро уже  умер  -
там, в тюрьме. Вы подарили мне жизнь и можете ею распоряжаться.
   Господин Набуки усмехнулся и поставил свою чашечку с сакэ на стол.
   - Это слова, достойные героев древности, - сказал он. - У вас в  роду  не
было самураев, Тахиро-сан? Но понимаете ли вы, что сейчас сказали? Возможно,
вам придется проливать кровь, как свою, так и чужую. Готовы ли вы  к  этому?
Подумайте хорошенько. Сейчас еще  не  поздно  отказаться  от  своих  слов  и
вернуться в тюрьму. Срок вам не увеличат: у вас и так пожизненное. А если вы
начнете работать на меня, а потом вдруг передумаете, у вас останется  только
один выход. - Он выразительно  посмотрел  за  борт,  на  плескавшуюся  внизу
прозрачную холодную воду Кунаширского пролива. - Так каково  же  будет  ваше
решение?
   - Вы можете убить меня прямо сейчас, - сказал  Рю  Тахиро.  -  Моя  жизнь
принадлежит вам, господин.
   - Прекрасно. Так мог бы сказать настоящий самурай.  С  этого  момента  ты
работаешь на меня. Твои  обязанности  объяснит  Сабуро.  -  Господин  Набуки
кивнул в сторону рубки. - Будешь слушаться меня и его, и  никого  больше.  А
пока что спустись вниз и приведи человека, который заперт в  каюте.  Имей  в
виду, он очень опасен и может попытаться сбежать. Этого не должно случиться.
   - Вы дадите мне оружие? - спросил Рю  Тахиро.  Господин  Набуки  радостно
подумал, что парень быстро осваивается.
   - У меня нет оружия, - солгал он. - Боюсь, ты не правильно меня понял.  Я
не главарь якудзы, а частное лицо. Я мщу, а не  зарабатываю  деньги,  торгуя
смертью. И потом, оружие тебе не понадобится. Помнится,  с  обидчиком  своей
сестры ты разобрался без всякого оружия. Ступай, мой  мальчик,  приведи  его
сюда. Я не люблю долго ждать.
   Дослушав речь господина Набуки до конца, Рю Тахиро почтительно поклонился
и опрометью бросился к трапу, который вел в кокпит. Как  только  он  скрылся
внизу, из рубки вышел Сабуро.
   - Парень глуп, - сказал он. - Не понимаю, зачем он вам понадобился.
   - Я сам этого не понимаю, - ответил господин Набуки. -  Но  без  меня  он
погибнет. И потом, он мне  нравится.  Недалек,  но  честен.  Из  него  можно
воспитать отличного бойца. Просто превосходного.
   - Пушечное мясо, - поморщившись, пробормотал Сабуро.
   - Пусть так. Но ты к нему несправедлив. А я смотрю вперед, друг  мой.  Не
обижайся, но человеку твоего возраста и  способностей  не  подобает  крутить
баранку автомобиля. У тебя есть масса других, гораздо более  важных  дел.  Я
понимаю, что мои слова задевают твое самолюбие, но надо  смотреть  правде  в
глаза: мы оба состарились. Пойми, я не собираюсь  давать  тебе  отставку,  а
лишь хочу, чтобы этот мальчишка заменил тебя за  рулем  автомобиля.  Слишком
многое нужно довести до конца. Обстановка меняется, и я боюсь, что мне очень
скоро понадобится молодой и проворный телохранитель.
   - Конечно, здесь вы хозяин, - слегка дрогнувшим голосом сказал Сабуро. Он
действительно был задет, хотя всячески старался это скрыть. -  Мне  остается
лишь надеяться, что вы не оставите меня.
   - Не говори чепухи, - морщась, сказал господин Набуки. - В любом  случае,
пройдет не один год, прежде чем этот мальчик сможет занять твое  место  хотя
бы за рулем машины. Что же касается  остального,  то  ты  вообще  незаменим.
Поэтому не надо вести себя  подобно  капризной  женщине,  Сабуро.  Это  тебе
совсем не к лицу.
   Сабуро не успел ничего ответить, потому что из кокпита показался человек,
за которым господин Набуки посылал Рю. Человек этот, судя по телосложению  и
чертам лица, не был ни  японцем,  ни  европейцем.  Черные  как  угли  глаза,
смуглая кожа  и  загнутый,  подобно  ястребиному  клюву,  нос  выдавали  его
ближневосточное происхождение. Белоснежная спортивная куртка болталась,  как
на вешалке, на узких костистых плечах. Спереди она была  покрыта  подсохшими
бурыми пятнами. Эти пятна да еще заплывший багровым кровоподтеком глаз яснее
всяких слов говорили о том, что пленник  господина  Набуки  недешево  продал
свою свободу; Руки у него были связаны за спиной, смоляные волосы и короткая
кудрявая  борода  растрепались.  Появившийся  следом  за  ним  Рю   довольно
бесцеремонно толкнул его в спину, отчего пленник  сделал  несколько  быстрых
шагов вперед и остановился в паре  метров  от  господина  Набуки,  с  трудом
удержавшись на ногах.
   - Аллах да покарает тебя, узкоглазая собака, - процедил он  по-английски,
обернувшись к Рю, после чего смерил господина Набуки вызывающим взглядом.
   Господин  Набуки  усмехнулся.  Рю  Тахиро  действительно  напоминал  пса,
лезущего вон из кожи, чтобы услужить хозяину. Со временем  это  должно  было
пройти, приняв иные, не столь глупые и утомительные формы. Что  же  касалось
невольного гостя  господина  Набуки,  то  с  ним  было  все  ясно.  Это  был
отработанный материал, от которого  следовало  избавиться.  Господин  Набуки
сделал бы это давным-давно, если бы ему не  было  любопытно,  что  расскажет
этот человек. Кроме того, он мог послужить неплохой проверкой для новичка.
   Бросив на пленника презрительный взгляд, Сабуро молча удалился  в  рубку.
Господин Набуки еще раз усмехнулся, глядя ему  вслед.  Все-таки  Сабуро  был
незаменим. Он всегда понимал,  что  от  него  требуется,  и  действовал,  не
дожидаясь указаний. Он безошибочно угадал, что его неторопливый уход придаст
мизансцене завершенность, и, кроме того, в рубке,  в  ящичке  под  приборным
щитком,  хранился   бесшумный   пистолет   тридцать