раздельно произнес Мещеряков в  совершенно  несвойственной
ему манере и одним плавным движением вернулся к столу.
   - Ты идешь, полковник? - спросил из прихожей Сорокин.
   - Нет, - откликнулся Мещеряков. - Ты  иди,  а  я  должен  проследить,
чтобы Забродов не напился. Он, когда напьется, буйный.
   Собиравшийся уходить Сорокин снова возник в дверях.
   - Вы с ума посходили, - строго сказал он. -  Утихомиривать  буйных  -
это же дело милиции! Тем более, профессиональный праздник на носу.
   Илларион  засвистел  "Наша  служба  и  опасна,  и  трудра"  и  сменил
коньячные рюмки на водочные.
   - Ну, хорошо, - сказал он,  наполнив  рюмки.  -  Будем  считать,  что
пантомима,  балет  и  прочие  народные  танцы  закончены.  Слушаю  тебя,
Сорокин. Кому на этот раз я должен свернуть шею?
   - Мне не нравится постановка вопроса, -  заметил  Сорокин,  глядя  на
свет сквозь рюмку. -  Послушать  тебя,  так  ты  прямо  платный  киллер,
состоящий на жалованье в каком-нибудь занюханном отделении милиции...
   -  В  ГАИ!  -  выкрикнул  Мещеряков,  пришедший   вдруг   в   веселое
расположение духа.
   - Или в ГАИ, она же ГИБДД, - согласился Сорокин. - То-то же я смотрю,
что ты весь вечер кривляешься, как начинающая проститутка.
   - Гм, - сказал Илларион. Сорокин был очень неглупым человеком и, если
отбросить продиктованные дурным настроением сравнения, бил не в бровь, а
в глаз. - Ну, извини. Но я же вижу, что ты не просто  так  пришел,  а  с
задней мыслью.
   - Что да, то да, - грустно кивнул Сорокин. - Задняя мысль имеется.
   - Вот вопрос: где рождаются задние мысли? - опять вклинился в  беседу
окончательно развеселившийся Мещеряков. - Подчеркиваю: задние. Где, а?
   - Это у кого как, - огрызнулся Сорокин. - В общем, капитан, у меня  к
тебе вопрос. Может быть, он тебе покажется странным...
   - А разве у ментов другие бывают? - снова встрял Мещеряков. -  Держит
в руках паспорт и спрашивает: ваша фамилия?
   - Это  тест  на  умственные  способности,  -  вступился  за  Сорокина
Илларион. - Вдруг  ты  даже  этого  не  помнишь?  Подожди,  Андрей,  дай
человеку сказать. Валяй, полковник, задавай свой странный вопрос.
   Сорокин покряхтел, вращая  в  пальцах  рюмку,  взглядом  заткнул  рот
Мещерякову, который явно собирался в очередной раз сострить,  и  сказал,
сопроводив слова тяжелым вздохом:
   - Черт его знает,  как  сказать...  В  общем,  у  тебя  нет  знакомых
циркачей?
   - Нет, - ответил Илларион, не задумываясь. - Это  все,  что  ли?  Вот
что, полковник, расскажи-ка  по  порядку,  что  к  чему,  и  зачем  тебе
понадобились циркачи.
   Своих, что ли, мало?
   - Вот-вот, - поддакнул Мещеряков. - Клоун на клоуне, причем не только
в милиции.
   - Клоуны меня не интересуют, - отрезал Сорокин. - Их и в  самом  деле
теперь развелось столько, что хоть  отбавляй.  Акробаты,  канатоходцы..,
ну, я не знаю...  спортсмены-гимнасты  в  отставке,  альпинисты  всякие,
скалолазы... В общем, те, кто не боится высоты и  хорошо  владеет  своим
телом.
   - Я не подойду? - спросил Илларион.
   - А ты согласен? Учти, срок получится солидный...
   - Тьфу на тебя! - Забродов замахал руками, а  бессердечный  Мещеряков
мстительно захохотал. - А за что сидеть-то?
   - Ты понимаешь,  -  продолжая  вертеть  в  пальцах  рюмку,  заговорил
Сорокин, - завелся в городе артист.
   Чистит богатенькие квартиры, причем исключительно на верхних  этажах.
Забирается  в  окно.  Просто  разбивает  форточку,  если  она   закрыта,
дотягивается до шпингалетов, и дело в шляпе.
   - Элементарно, - сказал Мещеряков.  -  С  крыши  по  веревке.  Весьма
распространенный промысел, даже в кино показывали.
   - Вот тебе - кино,  -  сказал  Сорокин,  выставляя  увесистый  кукиш.
Мещеряков поморщился и отвел кукиш в сторону.  -  Выход  на  крышу,  как
правило, остается нетронутым, точно так же, как и входные двери квартир.
Точнее, он их открывает, но только  изнутри,  на  обратном  пути,  когда
уходит с добычей. Мы тоже  думали  -  крыша...  Помнишь,  в  позапрошлый
вторник снег выпал? Почти сутки держался.  Он  тогда  как  раз  квартиру
грабанул на двенадцатом этаже, в Химках, кажется.
   Сам я там не был, но ребята, которые осмотр проводили, тоже,  видать,
кино смотрели. Так вот, люк, ведущий на крышу, был взломан...
   - Ну, - сказал Мещеряков, - я же говорил!
   - На крыше не было ни единого следа, - закончил Сорокин. -  Абсолютно
ровный снежный покров толщиной в два миллиметра.
   - Карлсон, - убежденно сказал Мещеряков.
   - Наши сыскари его  Мухой  прозвали,  -  криво  улыбнувшись,  сообщил
Сорокин. - Помните, кино такое было - "Муха"? Про то, как мужик  в  муху
превратился.
   - Отвратительно, - сказал Илларион, и непонятно было, что  именно  он
имеет в виду: квартирные кражи,  совершенные  непонятным  способом,  или
нашумевший в свое время фильм.
   - В общем, - продолжал полковник, -  есть  версия,  что  парень  этот
добирается до окон нужных квартир прямо по наружной стене.
   - Бред, - твердо сказал Мещеряков.
   - Ну, почему же, - задумчиво сказал Илларион. -  Должен  же  он  туда
как-то попадать. Если не через дверь, не с крыши и  не  по  воздуху,  то
почему бы и не по стене?  Версии  с  вертолетом  или,  скажем,  пожарной
машиной выглядят не менее дико.
   У него вдруг испортилось настроение. Этот разговор чем-то не нравился
ему, но чем именно, он пока  не  понял.  Какая-то  мысль  шевелилась  на
задворках его сознания - мысль настолько ни с  чем  не  сообразная,  что
Илларион боялся додумывать ее до конца. То, о чем рассказывал полковник,
было под силу далеко не каждому.
   Честно говоря, Илларион знал только одного человека, который  мог  бы
совершить  подобное  восхождение,  но  подозревать  его   в   совершении
банальных квартирных краж просто невозможно.
   -  Что?  -  переспросил  он,  заметив,  что   Сорокин,   оказывается,
продолжает говорить.
   Полковник некоторое время с интересом разглядывал  его,  и  Иллариону
очень не понравился этот интерес: ему показалось, что он уловил в глазах
Сорокина особенный, чисто профессиональный блеск. Впрочем, в этом  могло
быть  виновато  дурное  настроение  Забродова.   Он   чиркнул   спичкой,
раскуривая потухшую сигарету, и отгородился от Сорокина  густой  дымовой
завесой.
   Сорокин терпеливо повторил:
   - Я говорю, дальше - больше. В последний раз этот тип  убил  женщину.
Вышло это, скорее всего, случайно: наши  эксперты  утверждают,  что  она
просто упала на нож, который  держала  в  руке,  да  это  и  без  всякой
экспертизы видно. Но факт остается фактом: теперь на  этом  парне  висит
труп, и либо он надолго ляжет на дно, либо, наоборот, войдет во вкус.
   - Прости, полковник, но я не понимаю, зачем ты все это  рассказываешь
именно мне, - сказал Илларион. Он отвел глаза от усталого лица  Сорокина
и напоролся на удивленный взгляд  Мещерякова.  "Ну,  правильно,  -  вяло
подумал Илларион, - это же Андрей.
   Он же знает меня как облупленного. Я уже и не помни тех времен, когда
мы не были  знакомы.  И  он  не  дурак,  А  вот  моя  последняя  реплика
прозвучала совсем по-дурацки, и  Мещеряков  насторожился.  Интересно,  а
Сорокин что-нибудь почувствовал?  Да  наплевать!  Что  мне,  собственно,
скрывать? Я ведь и  сам  ничего  не  знаю.  Вот  когда  узнаю,  тогда  и
поговорим. Втянули все-таки, мерзавцы..."
   Он вдруг почувствовал, что его с непреодолимой силой  клонит  в  сон.
Такое с ним бывало всегда, когда он попадал в ситуации, где изменить что
бы то ни было не представлялось возможным и оставалось только ждать.
   Организм автоматически перестраивался на режим экономии. "Наверное, -
подумал Илларион, - если бы можно было умереть не насовсем, а только  на
время, я бы так и поступал: брык с табуретки, и все проблемы  побоку.  А
вы тут делайте, что хотите. Говорят, йоги это умеют. Но про  йогов  чего
только не говорят, а что толку?
   Все равно, как жили, так и живем. Плохо живем, не правильно. Дружим с
людьми, а потом оказывается, что твой друг уже и  не  человек  вовсе,  а
какая-то Муха. Какой-то Муха, точнее, Мух.
   - Я не понимаю, при чем тут я, - упрямо повторил он. - Впрочем... Его
кто-нибудь видел?
   - Представь себе, - сказал Сорокин. - Как  раз  на  месте  последнего
происшествия. Он, видимо, так перепугался, когда эта женщина  напоролась
на нож, что выскочил из квартиры, даже не проверив, есть  ли  кто-нибудь
на площадке. А там как раз курил сосед  потерпевшей,  здоровенный  такой
бугай. Он сразу заподозрил неладное и попытался  этого  Муху  задержать.
Ну, тот разбил ему нос и был таков.
   - Он  что,  такой  здоровенный?  -  старательно  скрывая  облегчение,
спросил Илларион.
   - Кто, Муха? Да ничего подобного. Мелкий такой, с бородкой, но  удар,
как у Тайсона. Красиво он этому доброхоту навесил, я прямо позавидовал.
   - С бородкой, - без выражения повторил Илларион.
   - Ну, борода, скорее всего, накладная, - сказал Сорокин. - А  у  тебя
что, есть похожие знакомые?
   - Да нет, - борясь со сном, ответил Забродов, - откуда у  меня  такие
знакомые? А если бы и были, то я бы сначала сам разобрался, что к  чему,
прежде чем своих знакомых скармливать твоей мясорубке.
   Выпад был рассчитан точно - Сорокин завелся.
   - Почему, собственно, мясорубка? - спросил он. - Тем более, моя.  Что
плохого лично тебе сделала милиция?
   Илларион улыбнулся. Разговор уходил в сторону от опасной темы.
   -  Лично  меня  милиция  однажды  пыталась  расстрелять  без  суда  и
следствия, - сообщил он. - Некий майор Жангалиев. Помнишь такого?
   - Помнит, помнит, - сказал Мещеряков,  бросив  на  Иллариона  быстрый
взгляд. "Черт, - подумал Илларион, - этот все понял. Но он,  по  крайней
мере, промолчит, иначе я его самого превращу в Муху и  пущу  в  полет  с
пятого этажа". - А еще те два сержанта из ППС, - продолжал Андрей,  -  с
которых мы втроем штаны сняли. И еще их начальник... Рябцев, кажется?
   Сорокин надулся и сквозь зубы процедил неприличное  слово.  Мещеряков
курил, переводя взгляд с него на Иллариона и обратно с видом болельщика,
присутствующего на финальном матче.
   - Ну, не дуйся, полковник, - примирительно сказал Илларион. - Беда  с
этими русскими! Как выпьют, так сразу из них начинает патриотизм переть,
в том числе и ведомственный.
   Мещеряков ухмыльнулся.
   - Ты зря  хихикаешь,  Андрей,  -  печально  сказал  ему  Забродов,  и
Мещеряков несколько раз быстро моргнул  -  похоже,  он  понял  намек,  и
теперь ему тоже было обеспечено плохое настроение.
   - Короче, - сказал Мещеряков, бросив на Иллариона  полувопросительный
взгляд, - мы водку пить будем или нет?
   - Не хочу я с вами пить, - грустно сказал Сорокин. - Я к вам,  как  к
людям, а вы темните. Темнилы вы, разведчики, и больше ничего.
   - Ну, полковник, - Илларион схватил полную рюмку Сорокина и подсел  к
нему поближе, - ну, я тебя умоляю. Рюмочку за папу, рюмочку  за  маму..,
рюмочку за госпожу полковницу...
   Сорокин обиженно оттолкнул его руку.  Илларион  вздохнул  и  поставил
рюмку на стол.
   - Извините, ребята, - сказал Сорокин. - Устал я чего-то... А главное,
запутался: что мне должно делать, что не должно, что пойдет на пользу, а
что во вред...
   С Мухой этим... Весь город перетряхнули, всех  поголовно,  кто  может
больше десяти раз на перекладине подтянуться...
   - Так уж и всех, - вставил Мещеряков. Вид у  него  был  задумчивый  и
мрачный,  и  Илларион  пожалел,  что  навел  полковника  на   неприятные
размышления - он, как и Забродов, знал очень много людей, которые  могли
подтянуться более десяти раз.
   - Ну, это в переносном смысле, конечно, - согласился Сорокин. - Но мы
проверили все места, где кучкуются люди, хотя бы теоретически  способные
на  такие  вещи.  Турклубы  всякие,  спортивные  общества..,  даже  клуб
бардовской песни.., ну, все, что только можно придумать.
   - Значит, не все, - заметил Илларион. У  Мещерякова,  мысли  которого
уже  некоторое  время  двигались   в   параллельном   мыслям   Забродова
направлении, сузились глаза и твердо поджался рот.
   - Наверное, не все, - сказал Сорокин. - Вот я и спрашиваю: где бы мне
еще поискать?
   - Намек понял, - сказал Илларион. Разговор  действительно  пора  было
закруглять: прежде, чем посвящать Сорокина в свои подозрения, он  должен
был кое-что проверить и  как  следует  обдумать  сложившуюся  неприятную
ситуацию. - Я подумаю, посмотрю...
   Может, и вспомню что-нибудь. По-моему, этот ваш  Муха  просто  дурак.
Людей, которые могут забраться на  двенадцатый  этаж  по  железобетонной
стене, во всем мире можно по пальцам пересчитать, так что  найти  его  -
дело техники.
   - Твои бы слова да богу в уши, - со вздохом сказал Сорокин  и  залпом
осушил рюмку. - А у меня гости, - зачем-то сообщил он после  паузы.  Тон
этого сообщения был  таким  тоскливым,  что  Илларион,  не  удержавшись,
рассмеялся.
   - Гости преходящи, а российская  милиция  вечна,  -  утешил  Сорокина
Мещеряков.
   Полковники ушли далеко за полночь. Заперев за ними дверь, Илларион  с
опаской заглянул в комнату.
   Его худшие ожидания подтвердились:  громоздившиеся  повсюду  бумажные
бастионы никуда не делись, продолжая возвышаться вдоль  стен,  а  пустые
стеллажи взирали на него с немым  укором.  Трубка  пылесоса  со  щелевой
насадкой стояла там, куда ее поставил  Илларион,  как  ружье  невиданной
конструкции, заряженное и готовое к бою. Илларион взглянул на часы. Было
начало второго, и включать пылесос в такое время, пожалуй, не  стоило  -
его утробный вой поднял бы на ноги весь подъезд Забродов  пинком  загнал
пылесос в угол, чтобы не торчал на дороге, и принялся сначала медленно и
лениво, а потом все быстрее загружать книги обратно на полки -  в  конце
концов, следовало  освободить  хотя  бы  спальное  место  для  себя.  Он
чувствовал, что в ближайшее время ему будет  не  до  уборки,  и  поэтому
довел дело до конца, расставив  все  по  местам  и  напоследок  затолкав
пылесос в стенной шкаф.
   Он уже выкурил  традиционную  сигарету  перед  сном  и  забрался  под
одеяло, когда на столе ожил телефон Забродов  коротко  выругался,  снова
вылез из-под одеяла и взял трубку.
   - Послушай, - сказал Мещеряков, - что ты имел в виду, когда советовал
мне не хихикать?
   - Что ты очень глупо выглядишь, когда улыбаешься так, как улыбался  в
тот момент.
   - Кр-ретин... Ты что-то знаешь?
   - Я знаю, что  хочу  спать,  -  ответил  Забродов.  -  Это,  пожалуй,
единственное, что я знаю наверняка.
   А все остальное нуждается в тщательной и всесторонней проверке.
   - Ага, - сказал Мещеряков. - Угу. Да иду я, иду! - шепотом крикнул он
куда-то в сторону. - Ну, ты поосторожнее там.  А  то  еще  привлекут  за
какое-нибудь укрывательство...
   - За недонесение, - сказал Илларион. - Все к тому и идет. Тем  все  и
кончится, если ты будешь и дальше демонстрировать проницательность.  Иди
спать, полковник, и передай от меня привет жене.
   Распрощавшись с Мещеряковым во второй раз, он вернулся под одеяло, но
прошло еще не меньше часа, прежде чем одолеваемый невеселыми  мыслями  и
дурными предчувствиями Илларион Забродов смог, наконец, уснуть.
 
Глава 13 
 
   Муха посмотрел в окно, за которым в черной пустоте падал мокрый снег,
и перевел взгляд на старенькие электрические часы  "Маяк",  висевшие  на
стене напротив окна.  Черная  секундная  стрелка  рывками  двигалась  по
круглому циферблату, со щелчками отсчитывая время,  которого  оставалось
все меньше. Через полчаса нужно было выходить из дома, а в душе  у  него
по-прежнему царили разброд и смятение. Он все еще ничего не решил,  хотя
решать, в принципе, было нечего: все было  решено  за  него  еще  в  тот
момент, когда чертов ублюдок Валера впервые уговорил его пойти на  дело.
И что с того, что он никого не  хотел  убивать?  Дорога  в  ад  вымощена
благими намерениями, и он далеко  не  первый,  кто  с  усердием  таскает
булыжники для этой великой стройки.
   Муха потер непривычно голый, гладко выбритый подбородок и осмотрелся,
борясь с неприятным ощущением, что видит свой дом  в  последний  раз.  В
квартире царили армейский порядок и почти стерильная чистота -  он  убил
на уборку  все  утро,  действуя  с  маниакальным  упорством,  словно  от
результатов этого бессмысленного копошения зависела  его  жизнь.  Теперь
вокруг него было чисто, и Муха невесело улыбнулся: попытка самообмана не
удалась, чистота в  квартире  никак  не  отразилась  на  его  внутреннем
состоянии - внутри у него было грязно,  очень  грязно  "Ну,  еще  бы,  -
подумал он, непослушными пальцами копаясь в  сигаретной  пачке.  -  Туда
шваброй не залезешь, так что придется привыкать. Мне теперь  ко  многому
придется  привыкать.  Новая   жизнь,   новые   "коллеги",   новый   круг
"профессиональных интересов"..."
   Он вставил сигарету в рот и  принялся  чиркать  колесиком  зажигалки.
Кремень совсем стерся, и зажигалка никак не срабатывала. Муха  отшвырнул
ее и взял на кухне спички. Пальцы слушались плохо, спички ломались  одна
за другой, и это было просто отвратительно: пальцы были  нужны  ему  для
работы, они не имели права подводить его в самый ответственный момент.
   Выкурив сигарету до половины, он  раздавил  ее  в  пепельнице  -  она
казалась отвратительной, как сушеный навоз. Снова посмотрев на часы,  он
принялся одеваться, действуя с  методичной  размеренностью  примитивного
промышленного робота. "Пора", - стучало в мозгу, вытесняя все  остальные
мысли и чувства. Это было ощущение, сходное с тем, которое он  испытывал
перед первым прыжком  с  парашютом,  но  тогда  к  страху  примешивались
восторг и пусть не гордость, но предчувствие гордости. Теперь же  ничего
подобного не было и в помине.
   "Ничего, - подумал Муха, рывком затягивая шнурки на ботинке, -  будет
и гордость. Вот попривыкну немного и буду гордиться: как  я  ловко  того
замочил и этого грохнул. Чем не жизнь?"
   Шнурок на ботинке с треском лопнул. Муха выругался вслух и немедленно
пожалел об этом: голос прозвучал в  пустой  квартире  жалко,  словно  он
собирался заплакать. Он  связал  шнурок,  заставив  себя  успокоиться  и
перестать трястись, и набросил на плечи легкую теплую куртку на гагачьем
пуху. В кармане куртки тяжело звякнули ключи.
   "А может, вырубить Кабана и дать тягу? - подумал он,  стоя  у  дверей
лифтовой шахты в ожидании кабины. - Пусть  поищут,  если  такие  крутые.
Найдут - прикончат, это ясно, ну, а если все-таки не найдут?"
   Спустившись вниз, он понял, что из этой затеи ничего не  получится  -
Кабан явился не один. В увешанной дугами и дополнительными фарами "ниве"
было всего одно свободное место  -  спереди,  рядом  с  водителем.  Муха
забрался в салон, краем глаза заметив на заднем  сиденье  тусклый  блеск
нескольких автоматных стволов,  от  которых  по  салону  распространялся
резкий неприятный запах, знакомый Мухе с давних пор -  из  автоматов  не
так давно стреляли.
   - Здорово, братан, - обрадованно приветствовал его сидевший за  рулем
Кабан, словно они были лучшими друзьями. - Пацаны, это Муха  -  ну,  тот
самый.  Классный  парень,  артист.  Может  на  Останкинскую  башню   без
вертолета залезть.
   Сидевшие сзади "пацаны", которым  было  откровенно  тесно  втроем  на
узком сиденье "нивы", кряхтя, начали протягивать вперед мосластые  лапы,
чтобы обменяться рукопожатием с новым "братаном". Муха по очереди  пожал
ладони всем троим и с некоторым  удивлением  поймал  себя  на  том,  что
немного успокоился: ощущать себя членом коллектива единомышленников было
приятно несмотря ни на что. "А что, - подумал он, - чем не жизнь?  Время
одиночек давно прошло, теперь даже Европа объединяется.  Скажи  спасибо,
что тебя берут в долю.
   Могли бы, между прочим, просто  обобрать  и  шлепнуть.  Работать  под
такой "крышей" - об этом же можно только мечтать! Это тебе не Кораблев с
его ломбардом. У этих проколов с наводками не бывает, у них все схвачено
раз и навсегда."
   - Не дрейфь, братан, - сказал Кабан, словно прочитав