чивался ствол автомата.
   - Ключи!
   Скрипнув  зубами,  Алехин  заглушил  двигатель  и  отдал  сержанту   ключ
зажигания.
   "Глупо-то как, господи, - думал он, - до чего же  глупо..."  На  какую-то
долю секунды он представил, как хватает ствол автомата, резко дергает его  в
сторону и на себя, а потом этот пьяный боров и  опомниться  не  успеет,  как
будет вверх ногами валяться в кювете... Но нет,  сидя  в  машине,  много  не
навоюешь - низко, тесно, неудобно, да и второй уже был рядом.
   Сержант уступил начальству место и снова переместился к капоту, продолжая
держать Алехина на мушке и время от времени коротко сотрясаясь всем телом  -
похоже, его мучила икота.
   Лейтенант наклонился к дверце, обдав Алехина волной густого  перегара.  В
лицо ударил слепящий свет мощного фонаря.
   - Гля, Степанов, - сказал лейтенант, не поворачивая,  впрочем,  головы  к
напарнику - опять они там, в управлении, нае...лись. Это ж русский!
   - Это еще посмотреть надо, какой он русский, - мрачно отозвался  Степанов
и громко икнул.
   - В чем  дело,  лейтенант?  -  сухо  спросил  Алехин,  стараясь  подавить
начавшую шевелиться где-то в глубине души надежду, что все это  -  не  более
чем досадная ошибка.
   -  Виноват,  -  сказал  лейтенант.  -  Инспектор  ГАИ  лейтенант  Дробов.
Предъявите документы.
   - Пожалуйста, - Алехин вложил в  протянутую  руку  документы.  -  В  чем,
собственно, дело?
   - Так, - протянул гаишник, светя  фонариком  в  раскрытый  военный  билет
Алехина и игнорируя поставленный им  вопрос.  -  Капитан  Алехин,  армейская
разведка... Слыхал, Степанов? Капитан армейской разведки! Вот тебе и чечен.
   Развели бардак, козлы, сидят  там  ж...  своими,  из  головы  террористов
выдумывают. Машина ваша? - спросил он у Алехина.
   - Техпаспорт у вас в руках.
   - Ах, ну да, конечно... Так, "опель-аскона"...  цвет...  ага...  номер...
так, владелец... ага. Все в порядке.
   - Я могу ехать? - спросил Алехин, пряча документы в карман. - Видите  ли,
я тороплюсь...
   - Да как вам сказать, - неопределенно протянул гаишник,  почему-то  опять
направляя фонарь прямо Алехину в глаза. - С одной стороны  -  ну,  явная  же
ошибка, но вот с другой... Боюсь, нам придется вас  задержать  до  выяснения
некоторых обстоятельств.
   - Ну вот что, лейтенант, - сказал Алехин самым сварливым тоном, на  какой
был способен, - или вы немедленно объяснитесь, или я  буду  вынужден  подать
официальную жалобу. Будьте уверены, этот цирк вам даром не пройдет.
   - А вы меня не пугайте, - оскорбился  гаишник,  -  я,  между  прочим,  на
службе.
   Наша служба и опасна, и трудна - слыхали? Тут вот какая закавыка, товарищ
капитан. Дали нам  ориентировочку  на  вашу  машину:  едет,  мол,  в  Москву
гастролер из Чечни. В метро решил покататься, кино, там,  посмотреть...  ну,
вы понимаете.
   Мало нам было урагана, так теперь еще этот лидер чернож...й.
   - Бред какой-то, - сказал Алехин. - Я что, по-вашему, похож на чеченца?
   - Да ну, какой вы чеченец. Однако ж на этих гадов кто только не работает,
а документики  при  нынешнем  уровне  техники,  сами  понимаете...  Так  что
придется прокатиться. Пересядьте на заднее сиденье.
   Подкрепив свои слова повелительным движением автоматного ствола, гаишник,
хоть и был заметно пьян, предусмотрительно сделал два  шага  назад  и  навел
автомат прямо в живот выходящему из машины Алехину, которому  все  уже  было
предельно ясно.  Капитан  прекрасно  понимал,  что  угодил  в  ловушку,  как
безмозглый кролик, и жив до сих пор только потому, что им нужна  не  столько
его жизнь, сколько дискета.
   - Стоять, - скомандовал лейтенант. - Лицом к машине, руки на кабину, ноги
шире плеч! Степанов, обыскать!
   Подошедший  Степанов  двумя  ударами  тяжелого  сапога  раздвинул  пошире
расставленные ноги Алехина.
   - Не жмись, не жмись, чего ты, как целка, - почти добродушно приговаривал
сержант, деловито и вполне профессионально обыскивая капитана  с  головы  до
ног. - Пустой, - слегка обескураженно доложил он, закончив обыск.
   - Пустой так пустой, - миролюбиво сказал лейтенант. - В машину! Степанов,
за руль!
   Серебристый "опель" задним ходом обогнул стоявшую  с  потушенными  огнями
ПМГ.
   Степанов с хрустом и скрежетом переключил передачу, и автомобиль, свернув
с шоссе, скатился на грунтовку. Перед  самым  шлагбаумом  машина,  судорожно
дернувшись, заглохла. Степанов выключил фары.
   - Никак не привыкну к этим долбаным иномаркам, - сообщил он,  ни  к  кому
конкретно не обращаясь.
   - Ну вот, - сказал лейтенант,  -  здесь  нам  будет  уютно.  Такие  дела,
капитан.
   Непременно нужно, чтобы ты нам посылочку отдал. Я уж не знаю, что ты  там
такое везешь, да и знать, поверь, не  хочу,  а  только  отдашь  посылочку  -
расстанемся друзьями, не отдашь - не обессудь. Место  тут  глухое,  ни  одна
падла не найдет.
   Так какой будет твой положительный ответ?
   - С кем-то вы меня, ребята, спутали, - сказал Алехин, -  и  путаница  эта
вам еще ой как икнется.
   Сидевший за рулем Степанов вдруг, не сдержавшись, громко икнул.
   - Вот-вот, - сказал Алехин.
   - В героя, значит,  решил  поиграть?  -  процедил  лейтенант  с  излишним
драматизмом, который присущ пьяным людям.  В  иной  ситуации  это,  пожалуй,
прозвучало бы смешно. - Давай поиграем. Выходи из машины, гондон!
   Степанов уже стоял  у  дверцы  с  наведенным  автоматом.  Алехин  медлил,
взявшись руками за раму распахнутой дверцы, пока сидевший рядом лейтенант не
ткнул его в поясницу твердым стволом автомата. Тогда  он  неторопливо  полез
наружу.
   Степанов икнул,  содрогнувшись  всем  телом.  В  следующее  мгновение  он
обнаружил себя лежащим на спине. Нижняя челюсть, похоже, была  вывихнута,  а
свалившийся сверху автомат  больно  припечатал  нос.  Чисто  рефлекторно  он
наугад выбросил руку куда-то в сторону. Рефлексы сработали лучше сознания  -
ладонь сержанта мертвой хваткой сомкнулась на чьей-то лодыжке  (он  даже  не
понял, на чьей именно, он ничего сейчас не понимал,  ослепленный  болью),  и
Алехин, издав неразборчивый возглас, с треском полетел головой в кусты.
   Нога его при этом вырвалась из сержантского захвата, но, пока он возился,
ища  опору  в  густом  переплетении  упругих  тонких  ветвей,   подскочивший
лейтенант с хрустом ударил его сапогом в лицо. Удар отбросил Алехина  назад,
на дорогу.
   Упав  на  спину,  Алехин  выбросил  ногу  навстречу  изготовившемуся  для
следующего удара гаишнику. Лейтенант обхватил обеими  руками  промежность  и
медленно сел на землю. Автомат, глухо брякнув, упал в пыль.
   Терять было нечего. Капитан метнулся к автомату и уже  коснулся  пальцами
металла, когда мир вокруг ворвался ослепительно-белой вспышкой и  навалилась
темнота.
   Постепенно во мраке возникли две вещи: голоса и боль.  Капитан  армейской
разведки Алехин без особенной радости понял что все еще числится  в  списках
живущих. Боль сосредоточилась в затылке, который ломило со  страшной  силой.
"Чем же это он меня? - подумал Алехин. - Автоматом, не иначе.  Да,  капитан,
г... твое дело. Это ж кому рассказать: два  пьяных  мента  укатали.  Да  как
укатали..."
   Впрочем, приходя понемногу в себя, Алехин начал  сознавать,  что  укатали
его не так, чтобы уж очень. Голова, конечно, раскалывалась,  и,  похоже,  не
хватало парочки передних зубов, но все остальные части тела вроде бы были на
месте и в относительном порядке. Кроме того, в самом низу колоды у него  был
припрятан козырный туз, о котором эти веселые парни  не  знали  и  знать  не
могли. Успеть бы только сделать ход...
   Закончив  мысленно  инспектировать  свои  внутренние  органы   и   прочие
руки-ноги, капитан стал прислушиваться к голосам. Судя  по  всему,  один  из
ментов - вроде бы, сержант - нес при нем караульную службу, а другой как раз
завершал тщательный - и тщетный - обыск машины.
   - Вот блин, надыбали мы  с  тобой  работенку,  Степанов,  -  сетовал  он,
заканчивая потрошить заднее сиденье. - Сейчас бы домой, к  теплой  бабе  под
бок, а тут болтайся, как хрен в проруби...
   - К бабе - это дело, - согласился  Степанов,  -  Как  твое  хозяйство-то,
цело?
   Я уж было подумал, что больше тебе по бабам не ходить.
   - Обижаешь, - хмыкнул лейтенант. - В школе милиции, чтоб ты  знал,  перед
выпуском  всем  будущим  лейтенантам  яйца  покрывают  скорлупой  повышенной
прочности - для сохранности ценного генофонда, понял? Как там наш крестник -
жив еще?
   - Да жив, куда он денется.
   - Куда денется... Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие. Вот  замочил
бы ты его раньше времени, что бы тогда делал? Посылочки-то не видать, а  без
нее возвращаться не ведено. У  кого  бы  ты  тогда  про  посылочку  спросил?
Проверь-ка, кстати: может, он уже выспался?
   Степанов ткнул Алехина сапогом  под  ребра.  Капитан  застонал  и  открыл
глаза.
   - С добрым утречком,  -  приветствовал  его  сержант.  -  Милости  просим
обратно в компанию. Скажешь, что у тебя спрашивают, или еще поиграем?
   Алехин с трудом разлепил разбитые в лепешку губы.
   - У тебя дети есть, Степанов? - прохрипел он.
   - Нету, - растерялся тот. - На хрена они мне нужны, спиногрызы?
   - Это хорошо, - сказал Алехин.
   - Чего это?
   - Мудаков на свете меньше.
   Он попытался приподняться, и тут Степанов,  сладострастно  хэкнув,  нанес
ему полновесный удар в живот. Алехин, корчась, пытался  отползти  к  машине,
беспомощно скребя  ногами  по  земле,  а  раскрасневшиеся,  вошедшие  в  раж
гаишники азартно избивали его сапогами и прикладами автоматов.
   - Гля, Петрович,  ползет!  -  пропыхтел  Степанов,  деловито  обрабатывая
правый бок  своей  жертвы  остроносыми  хромовыми  сапожищами  сорок  пятого
размера.
   - Пускай ползет, - отозвался лейтенант, трудясь над левым боком. -  Земля
круглая, приползет обратно, как миленький. И ведь какой, пидорюга,  упорный!
Ну, куда ты ползешь? Ползком от нас не уйдешь. Ни ползком, ни бегом,  ни  на
машине, потому как мы - органы охраны правопорядка!  Правопорядка,  ясно?  А
ты, пидор гнутый, мешаешь нашей работе, колоться  не  хочешь.  Где  посылка,
паскуда? Где, говори!
   Некоторое время возле шлагбаума слышались только глухие звуки  ударов  да
хриплое одышливое дыхание трех  человек,  затеявших  в  этом  забытом  месте
старую как мир игру. Постепенно Алехин почти перестал ощущать боль. На свете
не осталось ничего - ни боли, ни надежды, ни даже обиды. Ничего, кроме почти
инстинктивного стремления доползти до машины, забиться под  обросшее  грязью
днище, туда в душную темноту, где не достанут ни сапожища, ни приклады...
   Ухватившись онемевшими руками  за  крошащийся  под  пальцами,  изъеденный
ржавчиной нижний край кузова, он мучительно медленно стал подтягивать вперед
ставшее непомерно тяжелым тело, помогая себе непослушными  ногами.  Вот  уже
пальцы нащупали карданный вал... еще немного...
   - Куд-да, сучара? - с лютым весельем  спросил  лейтенант.  -  Ишь,  какой
хитрец выискался! Степанов, ну-ка, верни его  на  место!  Я  с  ним  еще  не
закончил.
   Степанов с готовностью забросил автомат за спину и ухватился за  торчащие
из-под машины ноги в  кроссовках.  В  последний  момент  во  всем  этом  ему
почудилось что-то до боли знакомое, но вспоминать было  некогда,  и  он  изо
всех сил  потащил  этого  козла  вонючего  из-под  его  ржавой  телеги.  Это
оказалось неожиданно  легко:  козел,  как  видно,  совсем  спекся,  и  через
мгновение он уже был весь снаружи - распластанный, готовый к употреблению  и
с каким-то белым свертком в руках.
   - Эт-то еще что тако... - начал было лейтенант, но Степанов уже вспомнил.
   Выпустив ноги этого придурка,  который  на  деле  оказался  не  таким  уж
придурком, сержант столичной ГАИ Степанов попытался закрыть  лицо  руками  и
каким-то чужим, тонким, как у персонажа мультфильма, голосом пискнул:
   - Не на...
   Был такой боевик - давненько уже. Американский, кажется.
   Еще в застойные времена.
   Сверкнули вспышки выстрелов - раз, два и еще раз,  для  верности,  потому
что лейтенант еще стоял, медленно наклоняясь.  Стало  тихо,  лишь  звякнула,
откатившись, медная гильза.
   Бывший инспектор ГАИ лейтенант Дробов мягко  повалился  на  труп  бывшего
сержанта Степанова, несколько раз судорожно подергал ногами  в  запылившихся
сапогах и умер, так и не успев понять, что же, собственно, произошло.
   Алехин  с  трудом  поднялся  и  встал,  шатаясь,  как  пьяный,  борясь  с
подступающей к горлу тошнотой. Дыхание с  хрипом  и  свистом  вырывалось  из
груди, перед глазами  плыли  разноцветные  круги.  Держась  рукой  за  крышу
кабины, он наклонился, и его вырвало.
   После этого стало немного полегче, и  капитан  сумел,  превозмогая  боль,
пронзавшую тело при каждом движении,  кое-как,  по  частям  разместиться  на
распоротом сиденье своего  "опеля".  "Парабеллум",  аккуратно  завернутый  в
сплошь залепленный дорожной  грязью  полиэтиленовый  пакет,  он  положил  на
переднее сиденье. Так-то, ребятки.
   Он медленно, с трудом притянул к себе дверцу и захлопнул ее. Это движение
отозвалось такой болью в переломанных ребрах,  что  он  не  сдержал  стон  и
некоторое время сидел неподвижно, из  последних  сил  стараясь  не  потерять
сознание.
   Ничего еще не кончилось, твердил он себе. Ничего еще не кончилось.
   ..."Парабеллум" он, откровенно говоря, попросту стянул.
   Не  удержался.  Были,  оказывается,  на  территории   Афганистана   такие
интересные склады. Оставили их еще немцы в сорок каком-то году, да так и  не
успели воспользоваться. До поры склады  стояли  невостребованными,  а  когда
приперла нужда, предприимчивые и богатые на выдумку "духи"  расковыряли  это
дело и с головы до ног экипировали несколько  отрядов.  Алехин  помнил,  как
оцепенел, когда из-за обломка скалы  выскочила  вдруг  несуразная  фигура  в
угловатом гитлеровском шлеме поверх грязной чалмы, в пыльном френче мышиного
цвета, в широченных шароварах  и  со  "шмайссером"  в  руках...  Как  в  том
анекдоте: "Когда, говоришь, война кончилась? Неужто сорок лет  назад?  А  я,
дурень старый, до сих пор поезда под откос пускаю..." В общем, когда "духов"
со складов выбили, там оставалось еще навалом всякой всячины...
   Алехин тряхнул головой и посмотрел на часы. Несмотря  на  все  испытания,
они нимало не пострадали и продолжали исправно  тикать.  Алехин  не  поверил
своим глазам. Получалось, что вся баталия, начиная с того  момента,  как  он
увидел притаившийся у обочины "луноход", и до настоящего времени, заняла  не
более пятнадцати минут. От силы  двадцать,  но  это  уже  с  запасом.  Н-да,
государи мои, все-таки время - вещь сугубо субъективная... И, между  прочим,
его всегда не хватает.
   Кривясь от боли, Алехин проверил тайник. Дискета была  на  месте.  Ключи,
слава создателю, тоже были на месте, и Алехин,  сплюнув  в  открытое  окошко
черный сгусток свернувшейся крови, вывел машину на шоссе.
   Когда рубиновые габаритные огни "опеля" скрылись за ближайшим  пригорком,
возле сиротливо стоявшего на обочине милицейского автомобиля затормозили два
мотоциклиста.  Поставив  мотоциклы  так,  чтобы  от  проезжающих  по   шоссе
запоздалых водителей их скрывал  корпус  "лунохода",  оба  стащили  с  голов
надоевшие шлемы.
   - Никого, - сказал Саня, заглянув в темное  нутро  машины,  где  все  еще
держался слабый, но вполне отчетливый запах водки и табачного дыма.  Сотовый
телефон лежал на приборном щитке. - Вот козлы, телефон  забыли.  Припрятать,
что ли, для смеха?
   - Что-то долго они с ним возятся, - с  легким  беспокойством  сказал  его
напарник. - Пора бы уже и закончить.
   - А может, им герой попался, - предположил Саня. - Не  в  смысле  Павлика
Морозова, а в смысле Олега, к примеру, Кошевого.
   - Брось, брось, Санек, герои только в кино бывают  да  в  художественной,
мать ее, литературе. Жить любому дураку охота. Вот ты бы жизнь за что-нибудь
отдал? За хозяина или за бабки, к примеру?
   - Что я, мешком хлопнутый? Хозяин - он только тут хозяин, а на том  свете
и он, и бабки мне без надобности.
   - То-то и оно. Давай-ка посмотрим, чего они там копаются.
   Держа   наготове   пистолеты,   освещая   дорогу   карманным   фонариком,
мотоциклисты  осторожно  двинулись  туда,  где  смутно  белела   в   темноте
перегороженная шлагбаумом грунтовка. Не дойдя до шлагбаума каких-нибудь трех
метров, Санек остановился, словно налетев на бетонную стену.
   - Мать моя женщина, - тихо выдохнул он.
   Дрожащий круг света плясал на вповалку лежавших друг на друге  гаишниках.
Ни серебристого "опеля", ни его ушлого владельца поблизости не было видно.
   - Вот сука, - чуть ли не с восхищением проговорил  его  напарник,  убирая
пистолет. - Это ж надо, до чего скользкая тварь. Ну, держись, гнида.
   Он вынул из кармана сотовый телефон  и  долго  вел  какие-то  переговоры,
после чего без лишних церемоний свалив  трупы  в  канаву  и  забрав  оружие,
мотоциклисты отбыли в сторону Москвы.
   "Ничего еще не кончилось, словно молитву, повторял капитан  Алехин.  -Все
еще только начинается, облава в самом разгаре.  Не  может  быть,  чтобы  они
ограничились двумя пьяными  гаишниками.  Значит,  в  Москве  делать  нечего.
Генерал наверняка ночует на даче и в город приедет только утром, а  до  утра
дотянуть вряд ли удастся.  Еще  одна  такая  встреча,  и  деревянный  бушлат
гарантирован - да и то, если тело найдут... Значит, решено: едем на дачу".
   На ближайшей двухуровневой развязке Алехин решительно повернул на запад.
   До генеральской дачи оставалось  всего  ничего  -  километра  три-четыре,
когда мотор вдруг зачихал  с  явным  намерением  заглохнуть.  Алехин  бросил
быстрый взгляд на указатель расхода топлива и убедился, что бак был пуст.
   Времени на раздумья не было. Алехин,  зашипев  от  боли,  резко  крутанул
баранку вправо, направив машину на сплошную стену каких-то  высоких  кустов,
обильно припорошенных пылью. С треском проломившись сквозь кусты, автомобиль
тяжело ухнул в какую-то наполненную стоячей водой ямищу. Капот с  бульканьем
погрузился в гнилую жижу, двигатель чихнул в последний  раз  и  окончательно
заглох.
   Капитан был без сознания  не  более  двух  минут.  Придя  в  себя,  он  с
удивлением обнаружил, что вопреки всему еще жив  и,  более  того,  ухитрился
промочить ноги, не выходя из машины. Посмотрев вниз, он ничего не разобрал в
кромешной темноте, но, шевельнувшись, услышал тихий плеск -  в  кабине  было
полно воды.
   Выбравшись наружу, Алехин понял: то, что показалось ему наполненной водой
ямой, на самом деле было  болотом,  в  которое  он  и  сверзился  с  насыпи.
Взглянув наверх, он увидел, что кусты, сквозь которые он так лихо проскочил,
частично распрямились и более или менее скрыли машину от любопытных-взглядов
тех, кто мог проехать по дороге. Укрытие, конечно, было аховое, но  до  утра
сойдет, решил Алехин. Тем более, что больше и не надо - едва  добравшись  до
дачи, он попросит генерала отправить кого-нибудь на розыски. Есть же у  него
там какая-то охрана.
   Дискету он решил с собой не брать. На дороге могла  поджидать  засада,  а
тайник  в  машине   был   достаточно   надежен   -   менты   это   прекрасно
продемонстрировали, а уж кому, как не гаишнику, знать  все  укромные  уголки
любого автомобиля?
   Выбравшись из болота, он постоял немного, собираясь с силами, и  медленно
заковылял по темной  проселочной  дороге,  сильно  перекосившись  на  бок  и
заметно приволакивая левую ногу.
   В полукилометре от дачного  поселка  ему  навстречу  шагнула  из  темноты
темная фигура.
   - Капитан Алехин? - спросил незнакомец.
   - Я, - ответил Алехин, только сейчас сообразив, что "парабеллум"  остался
в машине.
   Человек подошел к Алехину вплотную и сделал какое-то плохо  различимое  в
темноте движение правой рукой. Алехин попытался парировать удар, уклониться,
но больное, изломанное тело подвело, и широкое лезвие  армейского  штык-ножа
по самую рукоять погрузилось в его шею.
   На дорогу  выш