убы.
   Остановившись  на  приятелях,  его  глаза  приобрели  более   или   менее
осмысленное выражение. Повернувшись спиной к тому,  что  лежало  в  сугробе,
Тюха с треском и пыхтением устремился к тропинке,  разгребая  ногами  рыхлый
снег и отмахиваясь руками от хлещущих  со  всех  сторон  мокрых  ветвей.  Он
торопился так, словно боялся, что  его  вот-вот  схватят  сзади  за  ногу  -
точь-в-точь как он схватил Малахова пару минут назад. Он даже рот разинул от
напряжения, и, глядя на  его  перекошенную  физиономию,  Пятый  окончательно
понял, что их сегодняшняя прогулка не задалась с самого начала.
   Выбравшись на тропу, Тюха первым делом протянул к Пятому трясущуюся руку,
и тот безропотно отдал ему свою сигарету. Пантюхин  одной  могучей  затяжкой
выкурил ее почти до фильтра, обжег пальцы, зашипел и бросил окурок под ноги.
   - Б-блин, -  повторил  он,  избегая  смотреть  в  сторону  кустов.  Пятый
заметил, что Тюха так и вернулся без шапки.
   - Ты чего, братан? - пристал к нему недалекий Малахов.
   Тюха перевел на него немигающий взгляд и энергично потряс головой, словно
пытаясь таким образом поставить на место перепутавшиеся извилины.
   - Чего, чего, - сказал он неожиданно нормальным  голосом.  Краски  начали
понемногу возвращаться на его лицо. -  Жмурик  там,  вот  чего.  Подснежник,
елы-палы...
   - Обалдел, что ли? - по инерции спросил Малахов.
   Но Пятый уже понял, что шутки кончились.
   - Какой жмурик? - спросил он, хватая Тюху за рукав кожанки. - Где?
   - Б-баба, - с трудом выговорил Тюха. Его снова начало  трясти.  -  Голая.
Синяя, блин... Там. Т-ты в нее моей шапкой почти попал. Чуток не хватило,  а
то бы прямо в рожу...
   - Аида посмотрим, - решительно скомандовал Пятый.
   - Ты что, с дуба рухнул? - возразил Малахов. - Надо когти рвать, а то еще
скажут, что это мы ее.., того.
   - Найдут - хуже будет, - ответил на  это  Пятый.  -  Тогда  уж  точно  не
отмажешься. Пошли, говорю. Ты что, Жека, в штаны навалил?
   - Шапку мою захвати, - попросил Тюха, непослушными  пальцами  выковыривая
из мятой пачки сигарету.
   - А ты? - удивился Пятнов, но, бросив на приятеля еще один взгляд, махнул
рукой. - Ладно, стой тут, калека...  Пошли,  Жека.  Посмотрим,  что  он  там
надыбал...
   Решительно раздвигая кусты, он сошел с  тропинки  и  двинулся  туда,  где
минуту назад столбом стоял Пантюхин. Малахов беспомощно оглянулся  на  Тюху,
пожал плечами и без всякой  охоты  последовал  за  Пятым.  Продираясь  через
кусты, он все время оглядывался, словно ждал, что Тюха вот-вот окликнет  его
и позовет обратно, так что, когда Пятый вдруг остановился, Малахов наткнулся
на него, как на дерево.
   Пятый стоял в разрытом ногами Тюхи мокром снегу и молча смотрел на что-то
прямо перед собой. Малахов проследил за  направлением  его  взгляда  и  едва
успел отвернуться в сторону. Если бы он этого не  сделал,  его  стошнило  бы
прямо на спину Пятнову. Все время, пока он кашлял, тужился  и  отплевывался,
Пятый  молча  стоял  на  месте,  глядя  в  одну  точку,  а  потом,  медленно
наклонившись, поднял валявшуюся на снегу шапку Пантюхина и начал пятиться  к
тропинке.
   Милиция прибыла через полчаса, а уже к вечеру микрорайон гудел от  слухов
и домыслов, как осиное гнездо, в котором кто-то энергично пошуровал палкой.
 
*** 
 
   Полковник устало прикрыл глаза и немного помассировал веки  пальцами.  Он
знал, что заниматься этим при подчиненных не стоило, но в последнее время  с
глазами творилось черт знает что:  к  концу  дня  они  напрочь  отказывались
смотреть на белый свет. У него было такое ощущение, словно в глаза  сыпанули
песка. Раньше так бывало после двух, а то и трех проведенных без сна  ночей,
теперь  же  для  возникновения  подобного  эффекта  достаточно  было  просто
отработать полный рабочий день.
   "Старею, наверное, -  подумал  полковник,  усилием  воли  заставляя  себя
открыть глаза. - Податься, что ли, на пенсию?"
   Чтобы немного потянуть время, он вынул  из  кармана  сигареты,  вытряхнул
одну из пачки и принялся  задумчиво  постукивать  фильтром  по  краю  стола,
словно в руке у него была "беломорина" с нуждавшимся в прочистке мундштуком.
Кто-то торопливо чиркнул зажигалкой, и полковник погрузил кончик сигареты  в
ровное оранжево-голубое пламя, одновременно окинув своего предупредительного
подчиненного строгим взглядом: подхалимов он не  любил.  Впрочем,  зажигалка
принадлежала капитану Резникову, которого, насколько знал  полковник,  можно
было обвинить в  чем  угодно,  кроме  подхалимажа.  Поэтому  полковник  лишь
благодарно кивнул и откинулся на спинку кресла,  окутавшись  облаком  серого
табачного дыма.
   - Хорошо, - негромко сказал он, - давайте продолжим.
   Горло у него все еще немного саднило от крика, а правая ладонь онемела от
недавнего удара по столу. В кабинете стояла нехорошая настороженная  тишина.
"Старею, - снова подумал полковник. - Вот и орать на подчиненных начал,  как
какой-то фельдфебель..."
   Сигарета, казалось,  была  набита  конским  волосом  пополам  с  навозом.
Полковник недовольно поморщился и, щурясь,  всмотрелся  в  сделанную  мелким
шрифтом надпись повыше фильтра. ""Мальборо", - подумал  он.  -  Надо  же!  А
воняет, как какая-нибудь "Лайка" или "Дымок"..."
   Дело, разумеется, было не в  качестве  сигарет,  а  в  их  количестве,  и
полковник Сорокин прекрасно об этом знал. Знал он также, что по  возвращении
домой  супруга  непременно  проинспектирует  выданную  ему  утром  пачку   и
обязательно  выскажет  свое   нелицеприятное   мнение   по   этому   поводу.
Естественно, мадам Сорокина будет совершенно права, утверждая, что он  губит
себя  собственными  руками  и  притом  за  собственные  деньги,  но  ему-то,
стареющему милицейскому полковнику, вряд ли  станет  легче  от  сознания  ее
правоты...
   Сорокин  с  отвращением  раздавил  только  что  закуренную   сигарету   в
переполненной пепельнице, отлично зная, что скоро полезет за  новой.  "Ну  и
ладно, - снова раздражаясь, подумал он.  -  Некогда  мне  сейчас  заниматься
психоанализом и копаться в ерунде. У меня собственных дел по  горло".  "Ишь,
притихли,  -  подумал  он  о  подчиненных.  -  Наверняка   приготовили   еще
какую-нибудь гадость и ждут, пока  я  вытяну  ее  из  них  клещами.  И  ведь
придется тянуть, никуда не денешься. Такая у нас работа..."
   - Ну, - глуховато сказал он, поднимая глаза и обводя знакомые лица, - что
притихли? Чья очередь? Докладывай, Жуков, что там у тебя.
   Черноволосый приземистый крепыш Жуков,  действительно  похожий  на  жука,
нехотя встал со своего места, скрежетнув по паркету  ножками  стула.  Он  по
обыкновению был в штатском. Серый пиджак в мелкую черную  клетку,  казалось,
вот-вот лопнет на его каменных плечах, высокий ворот черного свитера  плотно
облегал короткую шею. Жуков вздохнул, почесал кончик носа коротким и толстым
указательным пальцем с квадратным ногтем и отступил на шаг от стола.
   - У нас, товарищ полковник, как всегда, - сказал он. -  Свеженький  труп.
Если кто хочет, могу поделиться...
   - Пошути,  пошути,  -  сказал  ему  Сорокин.  -  Шутник,  трах-тарарах...
Филармония по тебе плачет.
   Жуков снова вздохнул, подошел к  висевшей  на  стене  кабинета  подробной
карте Москвы и ткнул пальцем куда-то в самый ее краешек, указав на окраинный
микрорайон, далеко за границей Кольцевой автодороги.
   - Вот здесь, - сказал он, - в лесочке. Трое учащихся ПТУ обнаружили  труп
молодой женщины...
   - Погоди, - перебил его Сорокин. - А что эти пэтэушники делали в  лесу  в
марте месяце?
   - Там, товарищ полковник, есть тропинка. Они, местные то есть, по  ней  к
автобусной станции напрямик бегают. По асфальту чуть ли  не  километр  крюка
получается, а тут раз - и ты уже на месте. Минут за  десять,  не  больше.  В
общем, шли они на занятия и  наткнулись...  Насчет  этих  ребят  все  чисто,
товарищ полковник, я лично проверил. И потом, труп пролежал  там  не  меньше
двух недель. То есть за две недели эксперт головой ручается. На  самом  деле
могло быть и больше, потому что, сами понимаете, зима.
   Он опять вздохнул и  некоторое  время  молча  разглядывал  карту,  словно
силясь разобрать набранный мелким шрифтом текст подсказки.
   - Труп лежал в стороне от тропы, - продолжал он, - на расстоянии примерно
восьми метров, л, был засыпан снегом. В последние несколько дней было тепло,
снег стаял, и вот...
   - Подснежник, - со вздохом произнес кто-то.
   - Так точно, - уныло подтвердил Жуков. - Так что раскрыть преступление по
горячим следам не представляется возможным.
   - Несчастный случай исключен? - уточнил Сорокин, хотя и без того понимал:
если бы речь шла о несчастном случае, Жуков не стал бы докладывать  об  этом
на совещании.
   - На двести процентов, - ответил Жуков.  -  Труп  раздет,  имеются  следы
насилия... - он замялся. - Откровенно  говоря,  товарищ  полковник,  эксперт
подозревает, что мы имеем дело со случаем каннибализма.
   По кабинету пробежала волна негромкого ропота, в  которой  полковник  без
труда различил чей-то приглушенный возглас: "Ни  хрена  себе!"  "Господи,  -
подумал Сорокин. - Он что, с ума сошел? Какой, к чертям собачьим, может быть
у нас на Москве-реке каннибализм? И ведь что интересно:  года  не  проходит,
чтобы не прокатился по городу слух, что где-то кого-то  съели  под  водку  и
соленые огурчики... К счастью,  на  поверку  эти  слухи  всегда  оказываются
пустыми. Вот только эксперт..."
   - Поподробнее, пожалуйста, - попросил он и незаметно  для  себя  полез  в
пачку за очередной сигаретой.
   - Результаты вскрытия будут только завтра, - сказал Жуков. - Пока что  мы
имеем  только  данные  поверхностного  осмотра,  но  и  они,  я  бы  сказал,
впечатляют. У трупа удалены внутренние органы - сердце, печень, почки,  -  а
также срезаны мясистые участки бедер, икроножных мышц, рук и спины...
   - Да какое там, на спине, мясо? - негромко пробормотал кто-то.
   - Балык, - так же негромко, но довольно резко ответил  сидевший  рядом  с
Сорокиным капитан Резников.
   - Причина смерти пока не установлена, - продолжал  Жуков,  -  но  эксперт
говорит, что можно почти  не  сомневаться  в  ее  насильственном  характере.
Далее. Час назад поступило  сообщение,  что  труп  удалось  опознать.  Ольга
Белоконь, студентка, уроженка и жительница Москвы. Проживала  в  этом  самом
микрорайоне. Каждое утро ездила в институт на автобусе. Пропала  около  трех
недель  назад,  о  чем  в  местном  отделении   милиции   имеется   поданное
родственниками заявление.
   - Нашлась, значит, студентка, - устало констатировал Сорокин.
   - Так точно, товарищ полковник.
   - Еще что-нибудь есть?
   - Не очень много. Эксперт утверждает, что..,  ну,  что  ее..,  черт..,  в
общем,  что  разделали  ее  очень  аккуратно.  Он  сказал,  профессионально.
Работали каким-то очень острым инструментом,  возможно,  даже  хирургическим
скальпелем.
   - Вряд ли это сделали бомжи, - заметил кто-то.
   - Экспертиза покажет, - сказал  Жуков.  -  У  меня  есть  предварительная
версия... Вы позволите, товарищ полковник?
   - Докладывай, - сказал Сорокин.
   "Вот так, - грустно подумал он. - Теперь  у  нас  завелся  каннибал.  Или
просто псих, считающий себя каннибалом. Если честно, не  ощущаю  разницы.  М
почему мы не можем их просто  убивать?  Террористов,  маньяков,  грабителей,
способных размозжить женщине голову кирпичом,  чтобы  завладеть  сумочкой  с
тощим кошельком, насильников, извергов, садистов...  Мораторий  на  смертную
казнь - ах, как это гуманно! Как это соответствует духу  времени!..  Человек
подкладывает взрывчатку в подвал жилого дома и плевать хотел на нас, на  суд
и вообще на всех на свете, потому  что  максимум,  что  ему  грозит,  -  это
пожизненное заключение. А там, в  перспективе,  за  большие  деньги  хороший
адвокат добьется пересмотра  дела,  срок  скостят,  а  потом  амнистия,  или
условно-досрочное освобождение, или просто побег, подготовленный оставшимися
на воле друзьями... Каннибал... Хотел бы я посмотреть на психиатра,  который
отважится назвать вменяемым парня, жрущего на ужин филе своего соседа.  Одно
утешение: наши психушки в большинстве своем хуже любой тюрьмы..."
   - Тот факт, что преступник удалил внутренние органы, - говорил между  тем
Жуков, - наводит на мысль о  ритуальном  характере  убийства.  Возможно,  мы
имеем дело с проявлением какого-то  тайного  религиозного  или  мистического
культа, связанного с принесением человеческих жертв...
   - А как насчет мясистых  частей?  -  перебил  его  Резников.  -  Странная
какая-то получается жертва.
   - Ничего странного, - подал голос сидевший на дальнем  краю  стола  майор
Ребров. - Ритуальный каннибализм известен с древнейших  времен.  Ты  что,  в
детстве книжек не читал? Съевший тело врага автоматически наследует все  его
положительные качества...
   Сорокин сломал в кулаке незакуренную сигарету и бросил ее в стоявшую  под
столом корзину для бумаг. "Вот так сюрприз, - подумал  он.  -  Как  нарочно,
приберегли для пятницы. Плакали мои выходные..." Ему было тошно - не  то  от
усталости, не то от чрезмерного количества выкуренных за день сигарет, не то
от зрелища выпотрошенного, мастерски разделанного трупа, которого он никогда
не видел, но который тем не менее неотступно маячил у него перед глазами.
   - Прошу внимания, - негромко сказал он, и разговоры за столом смолкли.  -
Давайте все-таки не отвлекаться  на  исторические  исследования.  История  и
теоретические  обоснования  ритуального   каннибализма   -   это,   конечно,
интересно, но мы к сожалению, имеем дело с практикой. Я согласен с  Жуковым:
это можно принять в качестве рабочей версии. Одной из  версий,  скажем  так.
Нужно прощупать всех сектантов, всех  знахарей,  колдунов  и  гуру,  которые
орудуют в том районе. Свяжитесь с местными, пусть  напрягут  свою  агентуру.
Может оказаться, что мы имеем дело с обыкновенным маньяком...  Это,  на  мой
взгляд, хуже всего. Проработайте все связи этой Белоконь. Вдруг  ее  зарезал
дружок, какой-нибудь студент-медик. Зарезал из ревности, а  потом  разделал,
чтобы пустить нас по ложному следу. В общем, надо  работать...  Кстати,  мне
помнится, у нас было что-то такое, связанное именно с этим районом...
   - Так точно, -  торопливо  сказал  Жуков.  -  Я  как  раз  собирался  вам
напомнить. Исчезновения. За два месяца - три заявления от граждан, у которых
пропали родственники. Белоконь - одна из этих пропавших.
   - Значит, - медленно произнес Сорокин, - у нас есть  основания  полагать,
что остальные тоже найдутся.
   - Да, - негромко согласился капитан Резников. - И находок может оказаться
больше, чем заявлений о пропаже. Бомжи, одинокие люди, иногородние...
   - Фу, - снова подал голос Ребров. - Бомж - это же невкусно!
   "А, чтоб тебя!  -  подумал  Сорокин,  сдерживая  желание  снова  грохнуть
кулаком по столу. - Кругом остряки! Только одни орудуют языком, а  другие  -
медицинским скальпелем или чем-то в этом роде..."
   - А может быть, это чеченцы? - предположил кто-то. -  Нет,  погодите,  не
смейтесь! Если бы я хотел создать в городе атмосферу  террора  и  нездоровых
слухов, я не стал бы пользоваться взрывчаткой.
   Тем более что со взрывчаткой сложно. А так - разделал десяток человек,  и
готово: весь город стоит на ушах, во всех газетах сплошные  людоеды,  и  все
косятся друг на друга - не торчит ли у кого-нибудь из-за пазухи окорок Марьи
Ивановны...
   Сорокин припомнил прочитанную давным-давно статью  какого-то  американца,
который на полном серьезе утверждал, что каннибализма как  такового  никогда
не существовало. Автор с цифрами и фактами в руках доказывал,  что  слухи  о
каннибализме создавались искусственно и  возникали  в  разных  частях  света
именно тогда, когда государство  вело  или  собиралось  начать  колониальную
войну. По мнению исследователя, такие слухи были призваны оправдать массовое
уничтожение врага: дескать, это не люди, потому что они едят  друг  друга  и
пьют кровь христианских младенцев. "Да, - подумал  полковник,  -  это  очень
удобно. Многие были бы рады узнать, что зажатые в  угол  боевики  начали  от
бессилия ловить и жрать прохожих на московских улицах. И кто-то дальновидный
мог решить, что если такой ситуации нет на самом деле, то недурно было бы ее
выдумать".  "Следовательно,  -  с  ядовитым  сарказмом  мысленно   подытожил
Сорокин, - мы тут имеем дело с политической провокацией, организованной  ФСБ
с целью создания образа  врага.  Осталось  только  поймать  на  Арбате  лицо
кавказской  национальности,  до  ушей  перемазанное  кровью   и   с   куском
человеческого мяса в зубах. Вот уже много лет я шагу  не  могу  ступить  без
оглядки на этих уродов из ФСБ. Потому  что  никогда  нельзя  с  уверенностью
сказать, разыскиваешь ты уголовника или офицера контрразведки,  возомнившего
себя первым заместителем Господа Бога на грешной земле. А, пропадите вы  все
пропадом!"
   Кабинет опустел. Сорокин еще немного посидел за столом, время от  времени
косясь на дверцу замаскированного деревянной панелью стального сейфа, где  у
него  хранилась  бутылка  армянского  коньяка.  С  одной  стороны,   немного
расширить сосуды не мешало бы, а с другой - ну какое  удовольствие  хлестать
дорогой коньяк в одиночку, без компании,  как  лекарство?  Сплошной  перевод
продукта...
   В животе у полковника неприлично заурчало. "Вот именно, - подумал  он.  -
Да еще без закуски... Хотя закуска -  дело  наживное.  Позвонить  дежурному,
вызвать  его  в  кабинет,  завалить,  разделать  и  схарчить  под  коньячок.
Елки-палки, неужели у нас в Москве завелся  людоед?  Быть  этого  не  может!
Людоед  -  это  персонаж  страшной  сказки  или,  к  примеру,  какого-нибудь
старинного  приключенческого  романа  о  дикарях.   "Робинзон   Крузо"   или
что-нибудь в этом роде. Даниель Дефо, Жюль Берн или, скажем, Фенимор  Купер.
А в наше время, в благополучной и сытой, в общем-то, Москве... Да что им,  в
самом деле, колбасы не хватает?"
   "Конечно, дело не в колбасе, - подумал он, вставая и подходя к  карте.  -
Пожалуй, Жуков прав: это какой-то ритуал, и  отправляет  его  явный  маньяк,
доморощенный жрец какого-нибудь Маниту или Мумбо-Юмбо... А ловить маньяка  -
занятие  не  из  приятных.  Маньяки  -  ребята  хитрые  и   непредсказуемые.
Предугадать  их  следующий  ход  практически  невозможно  по  одной  простой
причине: они действуют бескорыстно, из любви к искусству..."
   "А Ребров-то прав, - решил полковник, задумчиво  разглядывая  тупой  клин
микрорайона, расчерченный на неровные четырехугольники тонкими линиями улиц.
- Молоденькая студентка действительно вкуснее старого пропитого бомжа. Ну, и
что это нам дает? Какие будут практические соображения,  товарищ  полковник?
Есть, например, предложение собрать по Управлению всех симпатичных сотрудниц
моложе сорока лет, нарядить их в штатское и  наводнить  ими  район.  Впервой
нам, что ли, удить рыбку  на  живца?  Вот  только  что  ты  станешь  делать,
полковник, когда кого-нибудь из этих девчонок ненароком  съедят?  А?  То-то,
дружок... И как ты объяснишь этот свой план начальству? А объяснять придется
- и здесь, в Управлении, и в мэрии..."
   На столе затренькал городской телефон. Полковник недовольно покосился  на
него, бросил взгляд на часы и снял трубку, уверенный, что звонит жена.
   Он не ошибся. Супруга интересовалась, почему он до сих пор  на  работе  и
как зовут его новую секретаршу. Сорокин, мысли которого были  заняты  совсем
другими вещами, не сразу понял намек, а когда понял, то даже не  разозлился,
а лишь тоскливо вздохнул в трубку. Услышав этот вздох, жена  сразу  изменила
тон и спросила, стоит ли ждать его к ужину.
   - Конечно, - сказал Сорокин. - Сейчас еду.
   Положив трубку, он взял со стола пачку сигарет  и  заглянул  вовнутрь.  В
картонной пачке  сиротливо  болталась  одна-единственная  сигарета.  Сорокин
снова вздохнул, сунул сигарету в зубы и чиркнул зажигалкой.
   По дор