, мирно, и, уж во всяком случае, без
этой киношной погони, но  внутри  у  него  словно  включился  гигантский
насос, нагнетавший под диафрагму сосущий вакуум.  Этот  вакуум  требовал
заполнения, и единственным, что могло  заполнить  эту  холодную  пустоту
внутри, было  немедленное  энергичное  действие.  А  Забродов..  Что  ж,
Забродов как-нибудь выпутается. В конце концов, он сотни раз выпутывался
из ситуаций пострашнее, чем тривиальная дорожная авария.
   Он поехал немного медленнее и  несколько  раз  без  нужды  свернул  в
боковые улицы, проверяя, не возобновилась ли погоня. Позади было  чисто,
и, в последний раз обогнув квартал, Тарасов направил  машину  туда,  где
его ждали меньше всего. Он вынул из кармана сигареты  и  содрогнулся  от
гнева  и  отвращения,  когда  пальцы  нащупали  на  дне  кармана  медный
цилиндрик зажигалки.
   Он еще не знал, что будет делать,  но  понимал  одно.  прежняя  жизнь
кончилась, и теперь ему  придется  как-то  привыкать  ко  многим  вещам,
которые раньше находились за гранью восприятия.
   Еще ему было жаль Татьяну.
   Он выбросил так и не прикуренную сигарету в окошко и  снова  увеличил
скорость.  Недооценивать  Забродова  нельзя:  даже  потеряв  способность
передвигаться, он вполне мог направить по его следам  милицию,  так  что
нужно было поторапливаться. Уж чего-чего, а улик против Игоря Тарасова у
милиции было предостаточно. Он подумал, а не выкинуть ли ему  зажигалку,
но решил, что она еще может ему пригодиться. В любом случае, эта игрушка
была лишь дополнительным штрихом  в  имевшей  завершенный  вид  картине.
Выбросить ее означало действовать  инстинктивно,  под  влиянием  первого
испуга,  а  это  было  именно  то,  от  чего  в   незапамятные   времена
предостерегал  их,  зеленых  новобранцев,  инструктор  учебного   центра
спецназа ГРУ Илларион Забродов.
   Вспомнив о Забродове, Игорь скрипнул зубами: хуже всего было то,  что
в эту историю  оказались  замешаны  самые  дорогие  для  него  люди.  Он
представил, как отреагирует Татьяна на сообщение о его аресте  и  решил:
хорошо, что сам он этого не увидит.
   "А капитана понять можно, - понемногу приходя в  себя,  думал  он.  -
Сроду он не шел ни на какие компромиссы, когда речь заходила о серьезных
вещах. Стащить из штабной палатки ящик тушенки, когда ребята  пришли  из
рейда голодные, это у него всегда было запросто, а вот если  кто-то  без
спроса забрался к соседу в тумбочку и свистнул, к примеру, зубную  щетку
- тут уж пощады не жди... Удивительно, как это он  сразу  мне  башку  не
отвинтил, безо всяких разговоров. Из-за Таньки, наверное.  И  еще  из-за
Афгана. Ах ты, господи, до чего же обидно!"
   Так и не угодив в аварию, он припарковался возле дома своего приятеля
и сослуживца Виктора Вагина.
   В последнее время они работали в разные смены и встречались  довольно
редко. Кроме того, Игорь подозревал, что Вагин избегает его сознательно:
он долгое время подбивал клинья  Татьяне,  и  в  конце  концов,  похоже,
получил полный и окончательный отлуп.  Игорю  казалось,  что  между  его
сестрой и Вагиным  произошла  какая-то  неприятная  сцена.  Татьяна  ему
ничего не рассказывала, но это было видно по тому, как она  напрягалась,
когда брат заговаривал о Вагине. Игорь не стал лезть в их личные дела. В
конце концов, они оба были взрослыми людьми и вполне  могли  разобраться
между собой без посторонней помощи.
   "Болван, - подумал он, выходя из машины и запирая дверцу. - Наверное,
тогда все и началось. Если бы я тогда прижал Таньку и выспросил  у  нее,
что произошло, все могло обернуться совсем по-другому."
   В последний раз он видел Вагина накануне.  Они  случайно  столкнулись
возле гастронома, где  Игорь  покупал  шампанское  и  конфеты,  готовясь
отправиться на день рождения  Татьяны.  Ничего  особенного  -  постояли,
поболтали и разошлись, довольные  друг  другом.  Обыкновенная  случайная
встреча, которая сегодня почему-то перестала казаться случайной.
   Игорь вошел в лифт.  Кулаки,  стиснутые  так,  что  побелели  суставы
пальцев, лежали в карманах куртки, как два тяжелых  холодных  камня,  на
скулах  ходили  желваки.  Нервы  совсем  расходились,  ему   попеременно
хотелось то драться, то плакать, то ругаться матом и колотить кулаками в
стенку кабины, но он стоял неподвижно и пытался думать, хотя  думать,  в
общем, было не о чем. Картина была ясна во всех деталях  за  исключением
одного: зачем, черт подери, Витьке понадобилось все это?
   "А вот это мы сейчас узнаем, - подумал  Игорь,  выходя  из  лифта  на
лестничную площадку и нажимая кнопку звонка. - Это мы сейчас выясним."
   Звонок дребезжал в квартире долго - пожалуй, даже слишком  долго,  но
Игорь не убирал палец  с  кнопки  до  тех  пор,  пока  светлое  пятнышко
дверного глазка не потемнело, заслоненное чем-то изнутри.
   Тогда он перестал звонить и ударил в дверь кулаком.
   По подъезду прокатилось гулкое эхо, похожее на отголосок выстрела  из
старинной пушки, глазок снова посветлел, и  через  мгновение  послышался
щелчок отпираемого замка.
   - Ты что, белены объелся? - спросил Вагин,  открывая  дверь.  Он  был
заметно навеселе. - Поспать не даешь, мать твою...
   Игорь развернулся и молча ударил его в челюсть.
   Ему казалось, что вся накопившаяся в нем злость  уйдет  в  этот  удар
наподобие того, как в  одно  мгновение  яростной  бело-голубой  вспышкой
разряжается переполненный конденсатор.  Вагин  взмахнул  руками,  словно
собираясь взлететь, и спиной вперед обрушился в глубь прихожей, сбив  на
пол полочку с телефонным аппаратом. Игорь шагнул в прихожую  и  затворил
за собой дверь. Оказалось, что его злость никуда не  делась  -  ее  было
слишком много, чтобы освободиться от нее одним ударом.
   - Рассказывай, сука, -  потребовал  Игорь  и  не  узнал  собственного
голоса. Вместо слов  из  гортани  вырывалось  какое-то  низкое  горловое
рычание, словно в груди у него поселился цепной  пес,  готовый  рвать  в
клочья всякого, кто окажется в пределах досягаемости.
   Вагин сел на  полу,  опершись  плечами  о  стену,  и  вытер  кровь  с
подбородка тыльной стороной ладони.
   - Зря ты это, - спокойно сказал он. - Какая муха тебя укусила?
   - Муха? - переспросил Игорь. Заключенный в  словах  Вагина  невольный
каламбур вдруг показался ему  ужасно  смешным,  и  он  рассмеялся  сухим
кашляющим смехом. - Муха, говоришь?
   Он вынул из кармана зажигалку и швырнул ею в Вагина, целясь  в  лицо.
Он промахнулся, и зажигалка, ударившись о стену в  паре  сантиметров  от
головы Виктора, откатилась в сторону, поблескивая медными боками.
   - Я возвращаю ваш  портрет,  -  прокомментировал  Вагин,  не  подымая
зажигалки. - Что, не работает?
   - Отчего же? Сработала в лучшем виде, -  ответил  Игорь  и  шагнул  к
нему. - Или ты объяснишь мне, что все это  значит,  или  я  вышибу  тебе
мозги.
   Обещание вышибить мозги сработало совсем не  так,  как  ожидал  Игорь
Тарасов. В последнее время из  Виктора  Вагина  слишком  часто  вышибали
дерьмо все, кому не лень, в том числе и эта дешевка, сестра Тарасова,  и
ему это надоело. Он медленно встал,  придерживаясь  за  стену,  и  снова
провел ладонью по подбородку, размазывая кровь.
   - Кровь, - сказал он, показывая Игорю испачканную ладонь. - Опять  ты
мне морду разбил. Помнишь, как тогда, в Фергане, в учебке?
   - Помню, - сухо сказал Игорь. - Ты тогда допустил ошибку.., и  сейчас
тоже. Какого черта ты трогал нас с Татьяной? Объясни мне,  что  с  тобой
случилось, и я, может быть, дам тебе время уйти.
   - По старой дружбе, да? А не пошел бы ты в задницу со своей  дружбой!
Нам не о чем разговаривать, понял? Против меня нет ни одной улики, а  ты
увяз по самые уши. Это я тебя утопил, и я хочу, чтобы ты об этом помнил,
когда будешь валить лес или шить тапочки в лагере. А главное, не  забудь
передать это своей трахнутой сестрице.  Когда  тебя  посадят,  я  о  ней
позабочусь, не беспокойся. Она будет довольна, а  уж  как  буду  доволен
я!..
   Игорь снова ударил его, но на  этот  раз  Вагин  увернулся  и  провел
контрприем. Тарасов нырнул под встречный удар и  снова  выбросил  вперед
кулак. Осыпая друг друга ударами и с грохотом  опрокидывая  мебель,  они
покатились по квартире. Противники  обладали  приблизительно  одинаковым
весом, оба находились в  хорошей  форме,  и  обоих  в  свое  время  учил
человек,  которого  не  склонные  к  выражению  своих   чувств   коллеги
уважительно прозвали Асом, так что их драка напоминала землетрясение или
какое-нибудь другое, не менее разрушительное  явление  природы.  Наконец
выпитая полчаса назад водка подвела Вагина, и он пропустил удар, который
швырнул его в угол рядом с телевизором.
   Тарасов, тяжело дыша, остановился посреди гостиной и утер рот тыльной
стороной ладони.
   - Витька, Витька, - сказал он, - что же ты, дурень, натворил?  Зачем?
Хотя бы это ты мне можешь сказать?
   Вагин тяжело завозился в углу, садясь. Правой рукой он  схватился  за
едва теплый радиатор парового отопления. Он тряхнул головой и  посмотрел
на Игоря глазами, казавшимися  неестественно  темными  на  побледневшем,
испачканном кровью лице.
   - Удар у тебя, Тарас, всегда был хорош, - сказал  он.  -  Особенно  с
правой. Врежешь - ну точно, как жеребец лягнул.
   - Да что ты заладил, - с досадой отмахнулся Игорь,  -  удар,  удар...
Какого хрена ты воровать пошел?
   - Дурак ты, Тарас. Тридцать пять лет мужику, а вопросы задаешь такие,
как будто ничего, кроме газеты "Зорька", в жизни  не  читал,  и  ничего,
кроме "Путевки в жизнь", не смотрел. Да ты разуй  глаза-то!  Все  кругом
воруют, только ты до сих пор спишь.
   - А ты, значит, вовремя проснулся?
   - Вот именно - проснулся. Не украдешь - не проживешь, ну, а мокрухи -
это, брат, случайность.
   Только  это  ничего  не  меняет.  Все  равно  для   ментовки   ты   -
подозреваемый номер один. Судя по тому, как ты сюда  ворвался,  на  тебя
уже вышли. Это жестокий мир, Тарас, он не любит тех, кто живет  во  сне.
Ты все проспал, братан.
   - В ментовке работают не одни идиоты, - без особой уверенности сказал
Тарасов.
   - Точно! И только идиот может не понимать, как это удобно: взять тебя
и посадить, а дело закрыть и сдать в архив. Кто у  нас  в  Москве  самый
крутой скалолаз? Да Тарасов же! А у кого зажигалка  убитого  журналиста?
Опять же у Тарасова! А  у  кого  сорок  второй  размер  обуви?  Снова  у
Тарасова! Ну, скажи мне, какой мент отважится взять и спустить в  сортир
такой набор улик?
   - Это ничего, - сказал Игорь. - Это поправимо.
   Мы с тобой сейчас  оденемся  и  пойдем  в  ментовку,  и  там  ты  все
расскажешь - при свидетелях, как полагается, а я побуду рядом, чтобы  ты
ненароком чего-нибудь не забыл.
   Вагин покачал головой и полез в нагрудный карман  рубашки.  Он  вынул
оттуда мятую пачку "Мальборо", вытряхнул прямо на  пол  полтора  десятка
сломанных, искрошенных во время драки сигарет, отыскал среди них целую и
закурил.
   - Ас чего это ты взял, что я пойду на себя стучать? - заинтересованно
спросил он, пуская дым в потолок и снова кладя  руку  на  жесткое  ребро
батареи. -  Даже  и  не  мечтай,  чудак.  Все,  что  у  тебя  есть,  это
один-единственный недоказанный факт. Ты можешь до хрипоты орать,  что  я
подарил тебе зажигалку, но на ней нет моих отпечатков, а вот твои есть.
   - Ох, и мразь же ты! Я тебя убью, гад, ты понимаешь?!
   - Не убьешь, - с насмешкой сказал Вагин. - А  если  даже  убьешь,  то
никакой пользы от этого не будет, кроме  вреда.  Повесишь  на  себя  еще
одного жмурика в придачу к тем двоим, что на тебе  уже  висят.  Так  что
действуй, родной, но не думай, что это будет легко.
   Пока он говорил, его рука  соскользнула  с  ребра  батареи  и  словно
невзначай нырнула в пыльное,  затянутое  грязной  паутиной  пространство
между батареей и стеной. Хорошо зная Тарасова Вагин, не сомневался,  что
тот пойдет до конца. Кроме того, у Тарасова была сестра. Она работала  в
газете, пользовалась определенной популярностью и наверняка имела  массу
знакомых, среди  которых  мог  отыскаться  какой-нибудь  чокнутый  мент,
способный докопаться до  правды.  Кроме  того,  если  им  заинтересуется
милиция,  отсутствие  улик  ничем  ему  не  поможет:  Вареный  в   своей
неподражаемой  манере  примет  меры  к  тому,  чтобы  он  невзначай   не
заговорил.
   Обещаниям насчет лучших адвокатов и королевской жизни в колонии он не
верил ни секунды: пуля стоит дешевле, и возни с трупом  гораздо  меньше,
чем с живым человеком, который слишком много знает. Он был  жив  до  тех
пор, пока оставался в тени. Стоит ему попасть на свет, и его  прихлопнут
- как муху. Чем дольше Вагин  думал  обо  всех  этих  вещах,  тем  менее
заманчивым казалось высказанное Тарасовым предложение пойти в  ближайшее
отделение милиции и все рассказать. Наверное, он сдался бы, если  бы  не
знал, что тем самым обречет себя на верную смерть.
   - Я устал, Тарас, - сказал он. - Давай  разойдемся.  Улики  -  говно.
Просто выкинь эту зажигалку. У меня есть предложение.  Я  знаю  людей  -
сильных людей, больших, - которые помогут тебе, если тебя заметут.
   Может быть, им даже удастся тебя отмазать, не знаю.
   Даже  если  не  удастся,  в  зоне  ты  будешь  королем,  это  я  тебе
гарантирую. И деньги. Я могу дать  пятнадцать  штук,  и  они,  я  думаю,
добавят, потому что они заинтересованы в том, чтобы ты  делал  все,  как
надо...
   - Ты что? - задыхаясь  от  злости  спросил  Тарасов.  -  Что  ты  мне
предлагаешь, падаль?! Чтобы я за тебя  сел  на  двадцать  пять  лет?  Да
плевать мне на срок! Но чтобы про меня говорили, что я форточник?! Что я
из-за вшивой пачки баксов человека  замочил?  Какой  тут  у  тебя  этаж,
восьмой, что ли? Я тебя отпускаю, ублюдок, только не  через  дверь.  Вон
оно, окно. Спустишься - свободен. Что тебе стоит? Ты ведь  у  нас  Муха!
Ну, сам пойдешь, или тебе помочь?
   - Не дергайся, Тарас, - сказал Муха, вынимая руку  из-за  батареи.  В
руке  тускло  поблескивал  вороненым  стволом  "Макаров".  Рука   слегка
дрожала, и ствол пистолета плясал. - Не делай резких движений. Вон  там,
на полке, есть бумага и пара шариковых  ручек.  Пиши  признание,  Тарас,
иначе, сам понимаешь... Другого выхода у меня нет.
   - Очухайся, придурок, -  с  презрительной  жалостью  сказал  Игорь  и
сделал шаг вперед. - Какое признание?
   Что я, по-твоему, пистолета  не  видал?  Кончай  эту  бодягу,  Витек.
Погулял, и будет. Не делай себе хуже.
   - Стой, сука!  -  взвизгнул  Вагин  и  торопливо  поднялся  на  ноги,
цепляясь за подоконник. - Стой, я сказал! Не  шути  со  смертью,  Тарас.
Смерть  -  баба  деловая,  шуток  не  понимает.   Бери   бумагу,   пиши.
Поторапливайся, времени в обрез. Ну, чего встал?!  Нет  у  меня  другого
выхода, ты понял? Ты понял или нет, падло?!
   - Да понял, понял, - сказал Игорь и  снова  шагнул  вперед,  стараясь
смотреть Вагину в глаза и не обращая внимания на  пляшущий  в  его  руке
пистолет. Он очень надеялся, что Муха забудет о  том,  что  пистолет  не
взведен. В том, что Вагин сумеет  нажать  на  спусковой  крючок,  он  не
сомневался: они служили в одном взводе и не  раз  видели  друг  друга  в
деле.
   - Отдай пушку, Витек! Я все напишу, что скажешь, только пушку  отдай.
Писать с пулей в кишках, сам понимаешь, трудновато.
   Вагин попытался отступить, но позади оказалась стена. Он  прижался  к
ней  лопатками  и  быстро  оттянул  назад  пистолетный   ствол.   Затвор
маслянисто  щелкнул,  курок  оттопырился,  словно   пистолет   салютовал
отставленным большим  пальцем,  и  черное  отверстие  пистолетного  дула
уставилось Игорю Тарасову в  грудь.  Игорь  отметил,  что,  несмотря  на
волнение и страх, Вагин не до конца потерял голову и целится не в лоб, а
в корпус, выбирая мишень покрупнее.  В  свое  время  он  прошел  хорошую
выучку и умел действовать так, чтобы у противника не оставалось шансов.
   - Больше ни шагу, Тарас, - предупредил Муха. - Двинешься -  прострелю
насквозь, как консервную банку. Ты меня знаешь. Лучше пиши признание.
   - Помешался ты на этом признании,  -  сказал  Игорь  и  снова  шагнул
вперед. Он хотел выбить у Вагина пистолет, а уж потом сказать, где  и  в
каком виде наблюдал его вместе с признанием  и  влиятельными  знакомыми,
способными обеспечить королевскую жизнь в зоне, но не успел, потому  что
Муха выстрелил.
   Игорь знал, что Вагин может выстрелить, но до самой последней секунды
отказывался верить, что все закончится именно так. Пуля  ударила  его  в
грудь твердым горячим кулаком, и он с  удивлением  увидел,  как  комната
вокруг него вдруг начала  стремительно  опрокидываться.  "Черт,  это  не
комната, это я падаю, - понял он. - Этот дурак меня продырявил."
   - Дурак, - прошептал он Вагину. В следующее мгновение его  голова  со
стуком коснулась голых досок пола, и он погрузился в темноту.
 
Глава 17 
 
   Проехав еще с километр,  Илларион  понял,  что  окончательно  потерял
Тарасова. Он остановил машину - мотаться по огромному городу  в  поисках
неприметных  "жигулей"  было  пустой  тратой   времени.   Тарасов   ушел
окончательно и бесповоротно.
   Илларион от всей души стукнул кулаком по пластмассовому ободу руля  и
закурил. Некоторое время он угрюмо дымил, слепо уставившись прямо  перед
собой тупым взглядом. Таких проколов с ним прежде не случалось, и бывший
инструктор спецназа глубоко переживал поражение, нанесенное ему  его  же
учеником. Эта неудача казалась ему  одним  из  многочисленных  признаков
надвигающейся старости. Конечно, если бы не чертова собачонка, ничего бы
не случилось, но... "Воображаю, какие лица сделались бы у  Мещерякова  и
Федотова, если бы, вернувшись из рейда, я доложил  им,  что  задание  не
выполнено по вине гололеда и рыжей дворняги с комками присохшего  дерьма
под хвостом, -  подумал  он,  жадно  затягиваясь  сигаретой.  -  Они  бы
наверняка решили, что я над ними издеваюсь."
   Он взял себя в руки и вынул из  кармана  своего  утепленного  бушлата
трубку сотового телефона. Печка мерно гудела, нагнетая в  салон  горячий
воздух, в бушлате было жарко, и от этого  раздражение  Забродова  только
усиливалось.  Какого  дьявола  мир  так  глупо  устроен,  что   человеку
приходится охотиться на своих друзей да  при  этом  еще  и  страдать  от
жары?
   Он выключил печку и задумчиво взвесил на  ладони  телефонную  трубку.
Нужно было звонить Сорокину - признаваться в том, что опять путался  под
ногами  у  наших  доблестных  органов,  и  расписываться  в  собственной
несостоятельности.
   Он посмотрел на трубку так, словно она была  готовой  к  смертельному
броску змеей. Нужно было звонить, причем  вовсе  не  Сорокину.  Илларион
набрал в грудь побольше воздуха, покрепче стиснул зубы и  быстро,  чтобы
не успеть передумать, набрал номер своего домашнего телефона.
   Татьяна ответила сразу, как будто сидела у аппарата,  ожидая  звонка.
Так оно, скорее всего, и было, и от этого Забродову сделалось еще хуже.
   - Где ты бродишь, Забродов? - повторила  Татьяна  неуклюжий  каламбур
очкастого Санька.
   - По горам, по долам, по дальним странам, - ответил  Илларион.  -  За
тридевять земель, в тридесятом царстве... Нет, так  не  пойдет.  Знаешь,
Кареев убит.
   Он очень надеялся, что не переоценил ее силы, и он не ошибся. Татьяна
молчала всего несколько секунд, а потом спросила:
   - Как это произошло?
   Ее голос звучал почти спокойно, и Илларион был ей за это благодарен.
   - Милиция считает, что его убил случайный грабитель.
   - Чушь.
   Это тоже было сказано спокойно, но с огромной убежденностью.
   - Я тоже так считаю, и, по-моему, кое-кто в МУРе со мной согласен. Но
дело не в этом. Мне нужна твоя помощь.
   - Я слушаю.
   - Давай договоримся сразу: потом, когда  все  закончится,  ты  можешь
меня презирать, ненавидеть и вообще не замечать, но сейчас ты должна мне
помочь.
   - Многообещающее вступление, - сказала Татьяна. Несмотря на шок, в ее
голосе звучала ирония, и Илларион подумал: в самом деле, что  бы