за ним ехать?
   - А за деньгами ты куда поедешь?
   - У Плешивого в кабинете стоит сейф...
   Старцев, набычившись, долго смотрел на Иллариона, что-то прикидывая.
   - Это довольно большие деньги, -  решил  помочь  ему  Илларион.  -  Я
возьму две тысячи, остальные - твои.
   - Кого возьмешь с собой? - решившись, спросил Старик.
   - Меньше народа - больше кислорода, - ответил на это Илларион. - Твои
недоумки будут только под ногами путаться, а потом с ними еще и делиться
придется...
   - По рукам, - согласился Старцев. - Но смотри.
   - Ни слова больше, - остановил его Илларион. - Пустыми угрозами я сыт
по горло. Если тебе больше нечего сказать, я пошел.
   Той  же  ночью  он,  отказавшись  от  услуг  проводника,   никем   не
замеченный, пересек границу, двигаясь по болотной лесной дороге. По  его
расчетам, охотничий домик находился километрах в трех к северу от  этого
места. Держа курс по  звездам,  Илларион  пробежал  эти  три  километра,
петляя между стволами деревьев и перепрыгивая пни,  -  бурелома  по  эту
сторону границы почему-то не было. Почти не плутая в незнакомом лесу, он
вскоре вышел на смутно белевший в темноте забор  и  отыскал  неприметную
калитку.
   Домик спал. В каминном зале, развалясь  в  глубоком  кожаном  кресле,
мирно посапывал охранник.
   Илларион  тенью  скользнул  через  холл,  склонился  над  креслом,  и
охранник уснул еще глубже. Вглядевшись, Забродов узнал его.
   - Эт-то хорошо, - прошептал он. - Спат-ть.
   В кармане у любителя спорта обнаружилась связка ключей.
   За время, проведенное здесь в качестве  гостя,  Илларион  не  заметил
каких-либо признаков того, что в доме установлена сигнализация, и потому
довольно спокойно, подобрав ключ, проник в кабинет.
   Проделывать подобные упражнения ему приходилось и прежде, вот  только
сейфов он до сих пор не вскрывал.
   - Век живи - век учись, - пробормотал Илларион, аккуратно  привязывая
к ручке сейфа одолженную у Старцева гранату.
   "Лимонка" оглушительно ахнула, мгновенно превратив в рухлядь  дорогую
обстановку  кабинета.  Со  звоном  посыпались  стекла  -  насколько  мог
определить Илларион, не  только  в  кабинете.  Кто-то  спросонья  заорал
дурным голосом.
   Не теряя ни секунды, он выскочил из изорванного  в  клочья  кресла  и
бросился к сейфу. Дверцу сорвало начисто, и часть денег  рассыпалась  по
полу.
   Илларион не стал их собирать, решив, что уносить  все  до  последнего
цента просто некрасиво, а сразу приступил к основной части реквизиции  -
подставив  заранее  заготовленный  рюкзак,  торопливо  выгреб   в   него
содержимое сейфа и одним  движением  затянул  тесемку.  Среди  аккуратно
упакованных банкнот мелькнули еще какие-то бумаги, но  разбираться  было
некогда - дверную ручку остервенело  крутили  и  дергали,  и  просунутый
сквозь нее стул подпрыгивал, грозя вот-вот вывалиться. Илларион вынул из
кармана  архипычев  антикварный  револьвер  и,   прошептав   коротенькую
молитву, выпалил в дверь. В  филенке  появилась  большая  круглая  дыра,
через которую  хлынул  свет,  а  за  дверью  кто-то  коротко  вскрикнул.
Забродов вскочил на подоконник, ударом ноги вышиб остатки оконной рамы и
прыгнул в темноту, откуда доносился топот и крики и бешено  метались  из
стороны в сторону лучи карманных фонарей.
   Незадолго до рассвета он ввалился в кабинет  Старцева  и  швырнул  на
стол все  еще  слабо  попахивающий  тротиловым  дымом  рюкзак.  Старцев,
который провел бессонную ночь  в  томлении  духа,  сунулся  в  рюкзак  и
заметно повеселел.
   - Свою долю ты взял? - спросил он.
   - Не до того было, - ответил Илларион. - Можешь проверить.
   - Верю, - сказал Старцев. - Да и как тебя проверить?
   - Держи, - он подвинул по столу в сторону Иллариона несколько  пачек.
- Так, а это что у нас такое?
   Он выудил из рюкзака несколько сколотых вместе листков бумаги и общую
тетрадь в коленкоровом переплете.
   - Ба! - сказал он, бегло просмотрев бумаги. - Ты специально, что  ли,
это утащил?
   Илларион скромно пожал плечами. Ему даже не было любопытно.
   Старцев, веселея прямо на глазах, перебросил ему еще две тугих пачки.
Илларион заметил, что купюры в них были стодолларовыми.
   - Конец Плешивому, - сказал Старцев, - теперь он мой. Ты хоть знаешь,
что это такое? Это же его бухгалтерия, последние счета - кому, от  кого,
за что, когда и сколько. Он у меня теперь  до  конца  дней  будет  раком
стоять и подачки клянчить!
   Широким жестом он перебросил Иллариону еще одну пачку. Тот  незаметно
усмехнулся - пачек в рюкзаке было много.
   - Да ты садись, садись, - весело потирая руки, пригласил Старцев, - в
ногах правды нет. Выпить хочешь?
   - Спать я хочу, если честно, - сказал Илларион, оставаясь на ногах.
   - Ну, как хочешь. Иди, спи. Не-е-ет, москвич, ошибся  я  в  тебе,  во
второй раз уже ошибся! Золотой ты  мужик!  Мы  с  тобой  таких  дел  тут
наворочаем!..
   - Это уж как пить дать, - вежливо согласился  Илларион,  распихал  по
карманам деньги и вышел.
   Спать он, однако, не пошел. Некоторые из праздношатающихся обитателей
Выселок видели, как зеленый "лендровер", за  рулем  которого  сидел  его
непонятный хозяин, на приличной скорости пропылил в сторону  центральной
усадьбы, а через полчаса с ревом промчался обратно,  но  в  Выселках  не
задержался, а умчался в неизвестном направлении.
   В центральной усадьбе Илларион отыскал Архипыча.
   Собственно, искать  его  не  пришлось  -  участковый  сидел  в  своем
насквозь прокуренном и по-спартански обставленном рассыпающейся  мебелью
кабинетике и, потея и морщась, писал какой-то  отчет.  Шариковая  ручка,
зажатая в его толстых узловатых пальцах,  медленно  ползала  по  бумаге,
выводя корявые крупные буквы - видно было, что  за  долгие  годы  службы
старший лейтенант так и не пристрастился к писанине.
   В дебрях желтых от никотина усов, как  обычно,  заблудилась  одинокая
сигарета и теперь подавала  всему  свету  дымовой  сигнал  бедствия,  не
подозревая, видимо, о том, что она не первая и не последняя.
   Видя, что участковый сильно занят, Илларион некоторое время постоял в
дверях, ожидая, когда тот, наконец, разделается со своим опусом. Старший
лейтенант не заметил его появления и продолжал со  страдальческим  видом
водить  ручкой  по  бумаге,   время   от   времени   принимаясь   что-то
сосредоточенно бормотать себе  под  нос.  Видя,  что  конца  этому  нет,
Илларион легонько постучал костяшками пальцев по  столу.  Архипыч  резко
вскинул голову.
   - А, это ты... -  протянул  он  с  непонятной  интонацией.  -  Живой,
значит?
   - Значит, живой. Слушай, Архипыч, будь другом, побереги ружьецо.
   Илларион  шагнул  в  кабинет  и  положил  поверх  архипычевых   бумаг
мещеряковский "зауэр"  с  серебряной  насечкой.  Участковый  уважительно
осмотрел его со всех сторон, восхищенно цокая языком.
   - Если что, - продолжал Илларион, - позвони в  Москву  вот  по  этому
номеру, - он нагнулся и нацарапал на листке перекидного календаря  номер
Мещерякова. - Это номер хозяина ружья. Можешь  рассказать  ему  все  как
есть - он поможет.
   - Ишь ты... Серьезные, значит, дела? - - Да как тебе сказать... Лучше
тебе этого не знать - спокойнее спать будешь. В общем, лет  на  двадцать
строгого режима я уже наработал. Только что,  к  примеру,  украл  рюкзак
долларов.
   - Это зачем же тебе столько?
   - Тундра ты, Архипыч! Я их Старцеву подарил.
   - А у него своих мало, что ли?
   - Значит, мало. Но это все ерунда! У меня к тебе дело.  Ты,  Архипыч,
постарайся сегодня куда-нибудь из деревни съехать.
   - Это еще зачем?
   - А чтобы к тебе потом вопросов не было. Не был, не видел, не знаю..,
мало ли что.
   - А чего не видел-то?
   - Ну, Архипыч... В общем, на деревню сегодня будет налет.
   - Чего-о-о?
   - Ну вот, я же говорил, что  лучше  тебе  ничего  не  знать.  Уезжай,
Архипыч, ей-богу, а то еще подвернешься кому под горячую  руку,  шлепнут
сдуру...
   - Да ты что, совсем спятил? Куда же это я поеду?!
   - А куда хочешь. Да ты не дрейфь, это не  настоящий  налет  будет,  а
так.., визит вежливости. Тем более,  командовать  буду  я  сам,  никаких
шалостей не позволю. Просто я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
   При слове  "неприятности"  Архипыч  как-то  сник,  аккуратно  положил
двустволку на стол и сказал, старательно отводя глаза:
   - Связался я с тобой, как с фальшивой монетой... Ладно, уеду. Сына  я
давно не навещал, он у меня в райцентре живет.
   - Вот и ладно. Навести сына,  внуку  шоколадку  купи..,  или  у  тебя
внучка?
   - Внук.
   -  Привет  передавай.  Да  номерок  телефонный  не  потеряй.  Хозяина
ружьишка Андреем зовут, запомнишь?
   - Запомню.
   Спускаясь с крыльца, Илларион покачал головой,  удивляясь  накатившей
вдруг  на  него  сентиментальности.  "Дурак...   Телефончик   оставил...
Завещание надо было написать, вот что! Как же я не подумал!..  А  еще  -
сдать Архипычу документы и ордена". Он уселся за руль "лендровера" и дал
полный газ. Выбросив из-под высоких колес густое облако пыли, автомобиль
стремительно сорвался с места и исчез за поворотом.
   С ходу проскочив Выселки, Илларион  углубился  в  лес.  Через  час  с
небольшим он уже остановил машину у ворот охотничьего домика  и  надавил
на клаксон.
   Глаза у него немного слипались после бессонной ночи.
   Надо было взбодриться. В разговоре с Плешивым ему следовало выглядеть
бодрым, выспавшимся, словно всю ночь он провел в мягкой постели, а вовсе
не за взламыванием сейфа.
   Створки ворот откатились в стороны,  вооруженный  автоматом  охранник
заглянул  в  кабину,  сделал  удивленное  лицо  и  отступил  в  сторону,
пропуская машину во двор. Илларион первым делом  окинул  взглядом  фасад
дома и с удовлетворением  пересчитал  выбитые  окна,  щербато  скалившие
кривые редкие стеклянные клыки. На крыльце стоял еще один охранник, тоже
с автоматом наперевес и с забинтованной головой. Тугая марлевая  повязка
полностью  закрывала  левую  половину  его  лица.  "Это  все  напоминает
навешивание на сарай замка после того, как лошадь уже украли", - подумал
Илларион.
   Он неторопливо подкатил к крыльцу, выключил зажигание и сунул ключи в
карман.
   - Позови Плешивого,  -  велел  он  часовому,  высунувшись  в  окошко,
закурил сигарету и стал ждать, больше не глядя на крыльцо.
   Охранник немного постоял на месте, нерешительно переминаясь с ноги на
ногу, потом приоткрыл дверь и что-то крикнул по-латышски.
   - То-то же, - негромко проворчал Илларион,  по-прежнему  глядя  прямо
перед собой.
   Ждать пришлось недолго. Минуты через две дверь резко распахнулась,  и
на крыльцо  вышел  Плешивый  Гуннар  в  своих  джинсах  -  на  этот  раз
темно-синих - и той же вельветовой курточке, в которой  Илларион  увидел
его впервые.  Курточка  была  расстегнута,  и  между  ее  бортами  любой
желающий мог без труда разглядеть тяжелую  рукоять  засунутого  за  пояс
пистолета.
   Вид у Плешивого Гуннара был осунувшийся - видимо, происшествие с  его
сейфом начисто отшибло у него охоту досыпать.
   - Ты? - удивленно спросил он, увидев Иллариона. От усталости  или  от
чего-то другого, но акцент  его  сегодня  значительно  усилился.  -  Это
правда ты?
   - Что за мелодрама? -  недовольно  спросил  Илларион,  не  выходя  из
машины. - Что,  газеты  опубликовали  мое  имя  в  траурной  рамке,  или
телевидение передало репортаж о том, что я вышел замуж за миллионера  из
Сан-Франциско? Ну, в чем дело? Что вы смотрите на меня, как на тень отца
Гамлета?
   - Просто я не думал,  что  у  тебя  хватит  нахальства  вернуться,  -
признался Плешивый.
   - Выражайтесь по-человечески, - раздраженно попросил  Илларион.  -  У
меня совершенно нет времени на разгадывание шарад. Я не  смотрю  сериалы
по телевизору и терпеть не могу их  в  жизни.  У  вас  ко  мне  какие-то
претензии? Так почему бы вам не высказать  их  прямо  сейчас,  чтобы  мы
могли разрешить это недоразумение на месте? И учтите, я  спешу.  Старцев
не знает, что я здесь.
   - Что ж, - медленно сказал Гуннар, - давай поднимемся в мой кабинет.
   - Я же сказал: некогда, - отрезал Илларион. - Что за барские замашки?
Неужели нельзя поговорить здесь, на месте?
   Гуннар колебался.
   - Хорошо, - сказал он. - На месте так на месте. Сегодня ночью  кто-то
пролез в дом, взорвал сейф и выкрал деньги и мои бухгалтерские  расчеты.
Я был уверен, что это сделал ты. Если на то пошло, то я и сейчас в  этом
уверен.
   - А номера купюр у вас не были переписаны? - спросил Илларион.
   - Зачем это тебе?
   - Так были или нет?
   - Ну, были. От этого ведь не легче.
   - Как знать, - сказал Илларион, полез в  карман  и  протянул  Гуннару
несколько стодолларовых купюр. - Проверьте-ка это.
   Плешивый взял деньги и  передал  их  охраннику,  что-то  тихо  сказав
по-латышски. Охранник исчез.
   - Что это значит? - спросил Гуннар.
   - Сегодня утром Старцев дал мне две тысячи в счет  будущих  услуг,  -
пояснил Илларион. - Что это за услуги, он не объяснил, но казался  очень
довольным.  По-моему,  он  просто   хотел   заручиться   зачем-то   моей
поддержкой.
   Вернулся охранник и что-то быстро затараторил  по-латышски.  Илларион
сидел с  безразличным  видом,  высасывая  из  сигареты  последние  капли
никотина.
   - Деньги из моего сейфа, - сказал Гуннар. - Что дальше?
   Илларион пожал плечами.
   - Откуда я знаю? Это, в конце концов, ваше дело. Вы обставили Старика
с товаром, он подорвал ваш сейф - я-то здесь при чем?  В  конце  концов,
заработаете еще. Завтра прибывает груз - я,  кстати,  затем  и  приехал,
чтобы сообщить это вам.
   - Да, мне звонили из Москвы, - морща лоб, рассеянно сказал  Гуннар  и
вернулся к волнующей теме ограбления. - Деньги - зола, -  сказал  он.  -
Вот документы - это потеря. Это может обернуться настоящей катастрофой.
   - Это все ерунда, -  отмахнулся  Илларион.  -  Ну,  возьмите  на  той
стороне заложника и обменяйте его на эти ваши документы,  если  они  вам
так дороги. Как чеченцы. Чего проще-то?
   - Плевал Старцев на заложника, - сказал Плешивый  Гуннар  и  с  шумом
втянул воздух через стиснутые зубы. - Я могу угнать у него  из-под  носа
весь район, и все будут  только  рады:  и  Старцев,  и,  в  особенности,
заложники. Один я не буду рад.
   - Семья? - спросил Илларион, прекрасно знавший,  что  мадам  Старцева
вместе с отпрысками  загорает  на  девственно  чистых  средиземноморских
пляжах.
   - Они в отъезде,  -  буркнул  Гуннар.  -  Старая  корова  резвится  с
молодыми итальянскими бычками... и  потом,  за  нее  Старик  не  даст  и
ломаного гроша.
   - А дети?
   - Я же говорю - они в отъезде. Нет, это.., как это.., дохлый номер.
   - А как насчет его любовницы?
   - Какой любовницы? - насторожился Плешивый Гуннар. -  У  этого  козла
есть любовница?
   - А у вас нет? Молодая учительница. Живет в школе,  совершенно  одна,
под минимальной охраной.
   Старцев в ней, по-моему, души не чает. Плевое дело - пришел и взял.
   - Киднэпинг... - Плешивый поморщился, словно у него заболел зуб. -  И
что за  времена  вдруг  настали?  Так  было  тихо,  спокойно..,  воздух,
сосны...
   - Прошу прощения, - вмешался Илларион. - Я спешу.  Так  вы  говорите,
вам звонили из Москвы? Надо  же...  У  меня  сложилось  совершенно  иное
впечатление. Я думал, Старцев попытается эту информацию от вас утаить  и
провести машину на свой страх и риск.
   - Ну, еще бы, -  сказал  Гуннар.  Он  все  еще  пребывал  в  глубоком
раздумье. - Хорошо, - сказал он.  -  Заложник  так  заложник.  Документы
необходимо вернуть. Вы возьметесь за это дело?
   - За какое? - спросил Илларион. - Вести переговоры со Стариком мне не
улыбается. Когда он увидит меня в такой роли, то сразу примется  палить,
как стопушечный фрегат.
   - Не притворяйтесь идиотом, - посоветовал Гуннар, - у вас  это  плохо
получается. Я имею в виду похищение.
   - Я же сказал - плевое дело. Сколько?
   - Три.
   - Пять.
   - Четыре.
   - С половиной.
   - Вы всегда так торгуетесь?
   - Торговаться за каждую копейку до победного конца - основополагающий
принцип деятельности книголюба. Вам известно, что я книголюб?
   - Вы нахал. Я согласен на четыре с половиной.
   - Деньги-то у вас есть?
   Гуннар посмотрел на Иллариона. Хотя он стоял  на  земле,  а  Забродов
сидел  в  высоко  поднятой  кабине  "лендровера",  ему  показалось,  что
Плешивый смотрит на него сверху вниз.
   - Четыре с половиной тысячи  долларов  -  это  не  деньги,  -  сказал
Плешивый Гуннар и надменно улыбнулся. - В крайнем случае, поищу в старом
пиджаке.

***

   Виктория отложила книгу и села у окна, уронив руки между колен.  Свет
ночника был слишком тусклым, от него быстро уставали глаза,  а  включать
большой свет ей не хотелось - вот уже второй год подряд,  каждый  вечер,
зажигая   свет,   она   словно   бы    физически    ощущала    множество
недоброжелательных взглядов, устремленных на  ее  освещенное  окошко  со
всех концов деревни. Пару раз ей били стекла и говорили в глаза ужасные,
несправедливые слова. Она не жаловалась, но Старцев как-то прослышал  об
этом сам и приставил к ней охрану, так что теперь она не могла появиться
на улице без сопровождения. Все это напоминало  дурной  сон,  вся  жизнь
превратилась в сплошной затянувшийся кошмар, и она все чаще подумывала о
том, чтобы наложить на себя руки. Однажды она  даже  попыталась  сделать
это, но старая веревка, найденная  ею  в  школьной  кладовой,  сразу  же
лопнула, и она долго сидела на полу с колючей  петлей  на  шее,  кашляя,
держась за горло обеими руками, не в силах выдавить из себя ни слезинки.
   Ей ни разу не приходилось слышать, что бывает такое. Она  знала,  что
женщины зарабатывают на жизнь разными способами. Знала  она  и  то,  что
женщину можно принудить к сожительству силой или с помощью  шантажа;  но
она почему-то всегда была уверена,  что  даже  в  самом  крайнем  случае
сможет сказать "нет". Чудачка, она просто не предполагала, что ее  ни  о
чем не станут спрашивать, а убить себя окажется так сложно  и,  главное,
так больно.
   Она не была сильной - она просто  любила  малышей  и  хотела  с  ними
работать, но теперь начинала ненавидеть даже это,  потому  что  все,  не
исключая самых маленьких, - знали. И вели себя соответственно,  так  что
каждый урок превращался в маленький ад. Она тысячу раз просила  Старцева
отпустить ее, не мучить, но  тот  лишь  улыбался  и  смотрел  на  нее  с
пугающей нежностью. Она видела, что ее слезы делают все только  хуже,  -
они его возбуждали. Но она не могла остановиться И плакала до  тех  пор,
пока он не валил ее навзничь.
   Тогда она начинала тоненько кричать, возбуждая его  еще  больше,  так
что он принимался рычать и двигался так энергично, что причинял ей боль.
   Потом он  затихал,  некоторое  время  лежал  неподвижно,  после  чего
одевался и уходил, всякий раз оставляя на столе шоколадку. Первое  время
она выбрасывала шоколад в помойку,  но  постепенно  начала  есть.  Пусть
медленно, но она привыкала. Она  почти  привыкла  и  даже  научилась  не
кричать, но тут появился этот чудаковатый  незнакомец  и  напомнил,  что
где-то за этими проклятыми лесами есть  большой  мир,  в  котором  живут
обыкновенные люди, по вечерам светятся окна.., и троллейбусы...  и  даже
метро... А потом приехали люди Старцева  с  автоматом  и  забрали  этого
чудака. Больше он не появлялся, а спросить о нем было не у кого.  Скорее
всего, его напугали, может быть, избили, и он уехал.., или умер. В конце
концов, кто он ей и кто она для него? Оставалось только  надеяться,  что
когда-нибудь она надоест Старцеву.
   Она нервно закурила - привычка, приобретенная в последние  полгода  и
очень не одобряемая ее патроном, - и  тут  в  окно  тихонько  постучали.
Виктория поспешно спрятала  сигарету  за  спину,  поскольку  неодобрение
Старцева принимало иногда неприглядные формы, а это наверняка был кто-то
из его людей.
   - Кто там? - спросила она, прислоняясь лбом к темному стеклу.
   - Тише,