и сосредоточился на дороге: пулю  на
подлете все равно не увидишь.
   Болото по обеим  сторонам  дороги  внезапно  кончилось,  местность  стала
постепенно подниматься, и Илларион подумал было рвануть напрямик через поля,
но тут же отверг эту  мысль:  от  "мерседеса"  он  бы  таким  способом  ушел
наверняка, но у бронетранспортера проходимость выше, чем у любого джипа, так
что не было шансов убежать от него по бездорожью.
   Впереди предстоял сравнительно ровный участок грунтовки, на котором можно
было бы использовать преимущество "лендровера" в скорости, и Илларион вдавил
педаль газа до пола. Автомобиль с ревом рванулся вперед, полускрытый клубами
пыли гробоподобный корпус бронетранспортера в  зеркале  заднего  вида  начал
быстро уменьшаться. И тут сзади прогремела еще одна очередь,  и  "лендровер"
завилял по дороге, теряя управление, тяжело осев на левое заднее колесо.
   Илларион вцепился в руль и сбросил скорость, пытаясь удержать сбесившуюся
машину, не дать ей перевернуться. Бронетранспортер  приближался  с  пугающей
быстротой. Наконец "лендровер" косо  остановился  поперек  дороги.  Илларион
вытолкнул "Леннона"  из  машины.  Тот  остановился  возле  дверцы,  поднимая
пистолет навстречу приближающемуся бронированному  мастодонту,  но  Забродов
вывернул оружие из сопротивляющихся пальцев и  сильно  толкнул  попутчика  в
сторону придорожных зарослей.
   - Беги, дурак!
   "Леннон" растерянно оглянулся и  нырнул  в  кусты.  Илларион  бросился  в
другую  сторону.  Сзади  резко  затормозил,  присев  на   передние   колеса,
подъехавший бронетранспортер. Илларион оглянулся - и тут нога  его  потеряла
опору, и он, ломая кусты, с треском покатился в  овраг.  Он  сгруппировался,
изо всех сил стараясь не потерять пистолет с двумя последними патронами,  но
его голова с глухим  стуком  вошла  в  соприкосновение  со  стволом  березы,
шершавым и очень твердым.
   Он пришел в себя и некоторое время лежал,  не  открывая  глаз  и  пытаясь
определить, где он и что происходит вокруг. Сквозь сомкнутые  веки  в  глаза
светило солнце, превращая темноту в красноватый туман. Где-то  совсем  рядом
мерно клокотал на холостых оборотах мощный двигатель, распространяя  сильный
запах бензинового перегара. Илларион понял, что лежит на дороге, и пистолета
при нем нет.
   У самого лица под чьими-то подошвами заскрипел мелкий гравий.
   - Товарищ полковник, - позвал голос, - он, по-моему, очухался.
   В лицо Забродову выплеснули примерно полведра  воды,  и  он,  поняв,  что
притворяться дальше бессмысленно, открыл  глаза.  Над  ним  стоял  солдат  в
замасленном комбинезоне с ведром в руках. С края ведра, сверкая  на  солнце,
срывались  капли.  Илларион  сел,  прислушиваясь  к  своим   ощущениям.   Он
констатировал несколько незначительных ушибов, не имевших никакого значения.
По-настоящему беспокоила только голова, гудевшая, как пчелиный улей. "Хорошо
приложился", - подумал он.
   Его грубо подняли на ноги и  развернули  лицом  к  бронетранспортеру.  Он
увидел  вокруг   четверых   людей   в   военной   форме   и   шлемофонах   с
короткоствольными  автоматами  наизготовку,  и  одного  в   штатском,   тоже
вооруженного автоматом.
   Илларион решил, что это  водитель  "мерседеса".  Прямо  перед  Забродовым
стоял Северцев с уже знакомым Иллариону "кольтом" в опущенной руке.
   - Не делай глупостей, Забродов, - сказал Северцев. -  Честно  говоря,  не
ожидал тебя здесь встретить, но я очень рад. Тем более, что ты, похоже,  уже
сделал за меня всю работу. Сам отдашь дискету, или нам поискать?
   Илларион окинул сборище ироническим взглядом.
   - А не маловато вас? - спросил он.
   - Я же говорю, не думал, что свидимся, -  словно  оправдываясь,  объяснил
Северцев. - И потом, не заговоренный же ты. Тебе ведь одной пули под завязку
хватит.
   Он сделал знак, и  автоматчики,  передернув  затворы,  навели  стволы  на
Иллариона. До кустов было метра три, и на дороге стояли двое с автоматами.
   Северцев махнул пистолетом в сторону  Иллариона,  и  тот,  кого  Забродов
принял за водителя, осторожно двинулся  к  нему,  предусмотрительно  положив
автомат на броню БТРа.
   Северцев тоже поднял пистолет, направив его в лоб Иллариону.
   - Пожалей человека, Забродов, - сказал он. - Если что, пристрелим  обоих,
так что не  делай  рефлекторных  движений.  А  ты  иди,  иди,  -  сказал  он
замедлившему шаг водителю, - поторапливайся. Я ведь могу и с тебя начать, не
сомневайся.
   Водитель нерешительно приблизился и, видя, что Илларион  стоит  спокойно,
вполне профессионально обыскал его, почти сразу же выудив дискету из заднего
кармана джинсов.
   - Аккуратнее, - сказал ему Илларион, - щекотно.
   Водитель посмотрел на него, как на идиота, и протянул дискету Северцеву.
   - Какая небрежность, - сказал полковник, убирая  дискету  во  внутренний.
карман пиджака. - Хранить такую ценную вещь в заднем кармане брюк!
   - Ну, - сказал ему Илларион, - я ведь  тоже  не  рассчитывал  на  встречу
именно здесь и именно сейчас.
   - Ты сильный противник, капитан, -  сказал  полковник.  -  С  тобой  было
интересно.
   - Да, - сказал Илларион, - со мной не соскучишься.
   Ему было все равно, что говорить. Он тянул время, даже не зная толком, на
что именно рассчитывает. Ждать помощи было неоткуда. На секунду он  пожалел,
что отобрал у "Леннона" пистолет. Ему вдруг представилось, как  вот  сейчас,
сию минуту из  кустов  раздается  выстрел,  Северцев  складывается  пополам,
держась за простреленное брюхо, а он под шумок линяет в другую сторону...
   Все это, конечно, глупости, бесплодные фантазии, но привычка не сдаваться
до последнего была у Забродова в крови, и именно поэтому не кто-нибудь, а он
первым заметил облачко пыли, приближавшееся к ним  со  стороны  шоссе.  Это,
конечно, вряд  ли  была  подмога,  но  ехавший  в  сторону  дачного  поселка
автомобиль мог на какое-то время отвлечь внимание автоматчиков.  Этим  можно
было бы воспользоваться, но до прибытия автомобиля нужно  дожить,  и  потому
Илларион прилагал  все  усилия,  чтобы  превратить  тривиальный  расстрел  в
задушевную беседу.
   - Чем больше я на тебя смотрю, капитан, - сказал Северцев, -  тем  больше
жалею, что мы не сошлись характерами. Мне было  бы  очень  приятно  с  тобой
поработать.
   - Может быть, еще не все потеряно? - спросил Илларион, незаметно косясь в
ту сторону, где уже можно было различить отблески солнца на лобовом стекле.
   - Ну-ну, -  сказал  Северцев,  -  не  надо  портить  впечатление.  Мне-то
показалось, что ты умеешь достойно проигрывать.
   - Достойно проигрывать - тут большого ума не требуется, - проинформировал
полковника Илларион.  Он  уже  видел,  что  со  стороны  шоссе  приближается
грузовик. - Для этого  необходимо  лишь  хорошее  воспитание.  Вот  достойно
выигрывать - на это надобно уменье...
   - ...И слух совсем не ваш, -  продолжил  цитату  Северцев.  -  Ты  хочешь
сказать, капитан, что я выиграл не совсем честно? Так имей в  виду,  что  на
это мне глубоко плевать. Победителей не судят.
   - Хозяин, - сказал шофер, - сюда идет какой-то грузовик.
   - Уберите оружие, - приказал полковник. - Я надеюсь, -  повернулся  он  к
Иллариону, - что ты не станешь выкидывать опасных для здоровья номеров.
   - Как знать, - дружески улыбаясь, сказал Илларион.
   Теперь было отчетливо видно,  что  к  ним  приближается  грузовой  "урал"
повышенной проходимости с затянутым  брезентовым  тентом  кузовом.  Илларион
потихоньку размечтался о том, что вот сейчас этот  "Урал"  резко  затормозит
рядом и из кузова посыплются до боли знакомые фигуры в  камуфляже  и  черных
трикотажных масках, закрывающих лицо...
   Поравнявшись с бронетранспортером,  "Урал"  резко  затормозил,  подняв  в
воздух  облако  пыли,  и  из-под  тента  горохом  посыпались  автоматчики  в
камуфляже и черных масках. Илларион в этот момент всерьез задумался  о  том,
не стал ли он в  результате  смертельного  риска  кем-то  вроде  волшебника,
способного простым напряжением воли  вызывать  из  небытия  самые  различные
предметы. Например, машины со спецназовцами.
   Автоматчики окружили присутствующих плотным  кольцом.  Глаза,  смотревшие
сквозь прорези масок, были глазами людей, в рабочее время абсолютно лишенных
чувства юмора. Илларион посмотрел на  Северцева  и  остался  весьма  доволен
цветом его лица. В кабине "урала" открылась дверца. Илларион перевел  взгляд
туда и решил, что в его способности к материализации предметов есть какой-то
серьезный изъян: из запыленной кабины  на  дорогу  выпрыгнул  генерал  армии
Драчев  собственной  персоной.  Генерал  был  одет  по-домашнему  фривольно:
форменные брюки с лампасами, форменная же рубашка без  погон  и  галстука  и
плешь, прикрытая длинной редкой прядью  волос  там,  где  россияне  привыкли
видеть фуражку с двуглавым орлом.
   Генерал подошел к своему референту, игнорируя Забродова. Илларион еще раз
оглядел плотное кольцо автоматчиков и, как грамотный человек, занял  позицию
пассивного наблюдения. Пауки жрали друг друга, и оставалась тень надежды  на
то, что о нем попросту забудут - других шансов  в  этой  ситуации  не  было.
Мимоходом  Илларион  отметил,  что  водителю   "мерседеса"   успели   вполне
профессионально и непонятно когда и как разбить физиономию,  а  экипаж  БТР,
оказывается, уже лежал на дороге в классической позе: ноги шире  плеч,  руки
за голову, носом в гравий.
   Спецназ  бывает  разный,  назидательно  сказал  себе  Илларион,  стоя  на
солнцепеке под дулами автоматов. Даже у МВД есть свой спецназ, так что парни
в масках могли оказаться кем угодно. К  своей  более  чем  вероятной  смерти
Забродов относился вполне философски: в конце концов, за время своей  службы
он мог погибнуть тысячу раз и давно свыкся с мыслью, что смерть от  старости
ему не грозит.
   - Что, Северцев, - сказал своему референту  генерал,  -  не  ждал?  А  я,
понимаешь, думаю: надо бы полковнику помочь,  чего  он  тут  один  в  болоте
ковыряется. А ты, оказывается, сам  справился.  Молодец,  полковник,  хвалю.
Давай сюда дискету-то, а то, неровен час, потеряешь. Только не  говори,  что
ее нет, - сказал он, увидев, что полковник начал  открывать  рот.  -  Жарко,
ребята нервничают. А ну как кто-нибудь ненароком пулю в затылок влепит? Или,
того хуже, захочет с твоей  бормашиной  поиграть.  Думаешь,  ты  один  такой
затейник?
   Северцев гулко сглотнул набежавшую слюну,  демонстрируя  полное  неумение
достойно проигрывать. Наблюдая за  ним,  Илларион  неторопливо  размышлял  о
тщете человеческих усилий. Впрочем, то же можно было отнести и  к  генералу,
только Северцев уже начал прозревать, а генералу до этого  было  еще  весьма
далеко - он торжествовал победу над своим подчиненным и плевать хотел как на
восточную, так и на западную философские системы.
   - Ну, - сказал генерал, и Северцев дрожащей рукой протянул ему дискету.
   - Молодец, полковник, - сказал генерал, убирая дискету в  карман.  -  Что
значит, для себя человек старался. Шлепнуть бы тебя, - неожиданно добавил он
безразлично-тусклым  голосом,  -  да  мараться  неохота.  Тебе  и   так   не
позавидуешь.
   Несмотря на то, что генерал почти дословно процитировал  артиста  Евгения
Леонова в роли матерого уголовника, Илларион не находил его смешным. Генерал
был страшен, как оборотень  в  момент  перерождения.  Размышления  Забродова
прервал один из приехавших с генералом спецназовцев, который прибежал с  той
стороны, где сиротливо  раскалялся  на  солнце  северцевский  "мерседес",  и
протянул генералу большой конверт из плотного картона.  Генерал  заглянул  в
конверт и вынул оттуда магнитофонную кассету.
   - Любимые мелодии? - спросил он у полковника.
   Илларион посмотрел на Северцева и поспешно  отвел  глаза:  на  полковника
было жалко смотреть. Тем не менее, тот собрался с духом  и  довольно  твердо
сказал:
   - Никак нет, товарищ генерал. Это  коиия  вашего  досье.  В  случае  моей
внезапной смерти или исчезновения, а также в случае  ареста  оригиналы  этих
записей будут переданы в прокуратуру.
   - Это наши с  тобой  разговоры,  что  ли?  -  вполне  равнодушно  спросил
генерал.
   - Совершенно верно.
   Генерал помолчал, рассеянно похлопывая по конверту ладонью.
   - Ты прапорщика Калищука знаешь? - спросил наконец он. - Должен знать.
   Такой усатый... начальником охраны у тебя на даче работает.
   - Не может быть... - прохрипел Северцев.
   - Еще как может, - уверил его генерал. - Оригиналы эти самые прямо сейчас
горят  в  твоем  камине  -  замерз  прапорщик  Калищук,  греется.  Так  что,
полковник, езжай домой и жди звонка из прокуратуры. А лучше  сделай,  как  я
советовал - стреляйся к чертовой матери. Это, по крайней мере, красиво.
   Он немного помолчал и вдруг сказал с доверительной интонацией, от которой
Иллариона перекосило:
   - А ведь я тебе, братец, доверял. Занесся ты не по чину, вот и результат.
   Жаль. Когда я еще себе путного помощника подберу?
   Он направился к машине, совсем не по-генеральски помахивая конвертом,  на
который бедняга Северцев возлагал такие  надежды,  но  вдруг  остановился  и
оглянулся на Иллариона.
   - Это тот самый спецназовец? спросил он.
   Северцев молча кивнул, не в силах выдавить из себя ни звука.
   - Отведите в сторонку и шлепните, - распорядился генерал и полез в кабину
грузовика. - И побыстрее, у меня дел по горло.
   - Отделение, в машину, - скомандовал один из людей  в  масках  и  толкнул
Иллариона стволом автомата:
   - Пошли.
   Они скрылись в кустах. Через минуту там прогремела  короткая  очередь,  и
вскоре спецназовец тенью выскользнул на дорогу, не  задев  ни  одной  ветки.
Пройдя мимо столбом стоявшего посреди дороги  Северцева,  как  мимо  пустого
места, он рывком вскинул тренированное тело  в  кузов  "урала",  откуда  уже
протянулись ему навстречу  готовые  помочь  руки.  Мощный  грузовик  взревел
двигателем,  неуклюже  развернулся  на  узкой  дороге,  мимоходом   подвинул
бампером загораживавший  проезд  "мерседес"  -  зазвенело  разбитое  стекло,
заскрежетал сминаемый металл - и, поднимая пыль высокими колесами, покатил в
сторону шоссе.
   Распластанные на дороге люди в замасленных комбинезонах  встали  и  молча
полезли в бронетранспортер. Водитель, часто шмыгая  разбитым  носом,  задним
ходом  подогнал  изувеченный  "мерседес"  к  сгорбленной   фигуре   хозяина,
по-прежнему понуро маячившей посреди дороги. Северцев молча сел в машину,  и
та, дребезжа смятым крылом, тоже двинулась в сторону шоссе.
   До шоссе полковник не доехал. Он застрелился на два километра южнее  того
места, где незадолго до этого по его  приказу  был  убит  капитан  армейской
разведки Алехин. Он не выбирал место специально - просто вставил в рот  дуло
подобранного на дороге армейского "кольта", который кто-то небрежно  выкинул
из кузова отъезжавшего  "урала",  и  спустил  курок.  Оглянувшийся  на  звук
выстрела водитель затормозил так резко, что шедший следом бронетранспортер с
грохотом смял багажник "мерседеса". Водитель, распахнув дверцу, выпустил  на
волю свой ранний завтрак, состоявший из куска ветчины с черным хлебом,  двух
сваренных вкрутую яиц и трех чашек растворимого кофе. После этого  он  вышел
из машины и целеустремленно зашагал через расстилавшиеся до самого горизонта
поля,  кое-где  оживленные  темными  островками  перелесков.  Его  никто  не
задерживал, и обнаружить его впоследствии так и не удалось: видимо, он  и  в
самом деле знал, куда шел.
   Бронетранспортер немного сдал назад, объехал развалину,  бывшую  когда-то
шикарным автомобилем, и на предельной скорости вернулся в воинскую часть.
   "Урал" повышенной проходимости, в кабине которого сидел  генерал  Драчев,
остановился в полукилометре от того места, где грунтовка  впадала  в  шоссе,
как ручей в полноводную реку. На обочине дороги стоял  человек  в  выцветших
джинсах и черной  футболке  с  изображением  черепа,  скалившегося  на  фоне
американского флага.
   Это был волосатый очкарик, больше всего смахивавший  на  покойного  Джона
Леннона.
   Он стоял на обочине, задрав тощую руку в  универсальном  жесте.  Водитель
"урала" даже не посмотрел в его сторону, но генерал вдруг сказал:
   - Останови.
   Водитель  едва  удержался  от  того,  чтобы  пожать  плечами,  но  машину
остановил.
   "Леннон" подбежал к пассажирской  дверце  кабины,  но  генерал  кивнул  в
сторону кузова. Очкарик резво метнулся туда, ухватился  за  задний  борт  и,
подтянувшись, заглянул в кузов.
   - Оба-на, - сказал он.
   Из кузова протянулось не меньше десятка рук. Ухватив "Леннона" за одежду,
они втащили его под тент, и машина тронулась. Вскоре  она  достигла  окраины
Москвы и затерялась в ревущем транспортном потоке. Водитель тихо  матерился,
лавируя среди легковушек, хозяева которых плевать хотели на правила и  ехали
кто как хотел. Каждый раз, помянув чью-нибудь мать, он осторожно косился  на
генерала, но тот  никак  не  реагировал  на  явное  нарушение  субординации,
занятый еобственными мыслями. В  руке  генерал  все  еще  держал  объемистый
конверт из плотной бумаги, а в левом нагрудном кармане его форменной рубашки
лежал квадратный кусочек черной пластмассы с металлическим диском в  центре.
Лицо генерала сохраняло привычную кислую мину,  но  в  душе  он  улыбался  -
старые счета были, наконец, закрыты, и теперь можно было со спокойной  душой
приступать к реализации новых планов. Планы у генерала были далеко идущие.

Глава 12

   Утро выдалось хлопотным, но  это  были  вполне  нормальные  хозяйственные
хлопоты, к которым прапорщик  воздушно-десантных  войск  Федор  Аристархович
Калищук привык  и  относился  не  то  чтобы  положительно,  но  и  без  ярко
выраженных  отрицательных  эмоций.  Во  всяком  разе,  по  сравнению  с  тем
бардаком, который творился на вверенном ему объекте минувшей ночью, это были
семечки.
   Прапорщик был  кадровым  военным  и  не  зря  носил  голубой  берет,  что
позволяло ему в полной мере оценить залихватскую дерзость проведенного ночью
штурма. Он не верил в Бога, но, убедившись предварительно в том, что  вокруг
нет посторонних глаз, вознес к небу коротенькую благодарственную молитву. Он
благодарил Всевышнего за то, что  руководивший  ночной  атакой  спецназовец,
похоже, совсем не жаждал крови  и  разрушений.  Он  хотел  лишь  умыкнуть  у
полковника  свою  бабу,  что  и  сделал  с   минимумом   энергозатрат.   Его
профессионализм вызывал уважение - прапорщик отлично понимал, что,  руководи
штурмом он сам или кто-нибудь из его бывших  коллег  и  сослуживцев,  охрану
дачи вырезали бы подчистую или просто забросали бы гранатами, а от  дома  не
оставили бы камня на камне. Нападавшие явно творили  здесь,  что  хотели,  и
прапорщик в который уже раз порадовался тому, что хотели они немногого.
   - Слава те, господи, - без затей сказал он, глядя в безоблачное небо. -.
   Надо бы тебе свечку, что ли, поставить. Хороший ты мужик. Понимающий.
   Он немного подумал. Молитва получалась какой-то уж чересчур неформальной.
   Если предположить, что Бог на небе все-таки  есть,  то  такого  нарушения
субординации он мог и не стерпеть. Если же его все-таки, согласно уставу,  в
наличии не имеется, то и  молиться  некому,  и,  значит,  прапорщик  Калищук
попусту теряет время, разговаривая  с  загрязненной  отходами  промышленного
производства атмосферой. Терять время попусту Федор Аристархович не любил, а
уж навлекать  на  себя  неудовольствие  начальства  -  и  подавно,  поэтому,
покопавшись  в  засоренной  похабными  анекдотами   и   параграфами   Устава
Внутренней  службы  памяти,  он  неумело  перекрестился   и   сказал   самое
религиозное из всех известных ему слов:
   - Аминь.
   У поваленных ворот возились пятеро рядовых. Там скворчала  и  посвечивала
бело-голубым огнем электросварка и громыхали стальные листы: солдаты  варили
новые  ворота  взамен  изуродованных  мебельным  фургоном.  Ими   командовал
тщедушный, задерганный и всего, даже собственных с