огляделся. Взгляд его упал на массивную лестницу,
стоявшую в углу кухни, и он понял, откуда все время тянуло холодом.
   Люк на чердак был открыт настежь.
   Лейтенант звонко хлопнул себя  по  лбу  и  бросился  к  лестнице.  Ну
конечно! Пока он шарил по комнатам и ощупывал обмоченные  штаны,  убийца
преспокойно ушел через  чердак  и  оставил  горе-сыщика  с  носом!  Тихо
замычав от обиды, лейтенант стал карабкаться наверх,  все  еще  держа  в
руке пистолет.
   Он поднялся на две ступеньки и уже занес ногу  на  третью,  когда  из
чердачной тьмы  прямо  в  лицо  ему  сверкнул  огонь,  а  в  уши  ударил
оглушительный грохот пистолетного выстрела. Лямин выпустил  перекладину,
за  которую  держался,  и  начал  медленно  заваливаться  назад.  Сверху
выстрелили еще дважды. Лейтенанта швырнуло  затылком  на  твердые  доски
пола, но сотрясение мозга ему уже не грозило, поскольку он был мертв.

***

   Полковник Сорокин на время забыл о лейтенанте Лямине, посланном им  к
вдове Сивцова, - у него вдруг оказалось полным-полно  своих  собственных
забот. Вспомнил он о нем только тогда, когда его "Волга" в сопровождении
"уазика" с оперативниками преодолела уже половину расстояния  от  Москвы
до  дачного  поселка  Молодежный,  где,  как  поведала  полковнику  жена
Зверева, скорее всего, отсиживался преступный слесарь.
   Сорокин снял трубку радиотелефона и связался с дежурным.
   - Лямин не появлялся? - спросил он.
   - Не появлялся и не звонил, товарищ полковник, - ответил дежурный.
   - Появится - передай, чтобы ничего самостоятельно не  предпринимал  и
обязательно пусть свяжется со мной. Не забудешь?
   - Как можно,  товарищ  полковник!  Я  все  записал,  так  что  будьте
спокойны. Приказано немедленно связаться с вами и ничего  самостоятельно
не предпринимать.
   - Вот именно, - подтвердил Сорокин.
   -   Что-нибудь   интересное   откопали,    товарищ    полковник?    -
поинтересовался любознательный дежурный.
   - Кто много знает - мало живет, - отрезал полковник. - И  не  вздумай
там к Лямину приставать с расспросами. Это в твоих же интересах.
   - Неужто вонючка? - ахнул дежурный.
   "Вонючками" сотрудники полковника Сорокина  называли  дела,  так  или
иначе подпадавшие под юрисдикцию ФСБ. Впрочем,  название  это  появилось
еще в те времена, когда департамент этот назывался  несколько  иначе,  и
Сорокин, покопавшись в памяти, припомнил, что слово  "вонючка"  в  таком
контексте услышал впервые от своего первого  наставника,  очень  старого
(по  тогдашним  сорокинским  меркам)  и  фантастически  опытного   опера
Горового, которого все без исключения, от мелкого карманника до министра
юстиции, называли Семенычем. Так  что  словечко  это,  вполне  возможно,
гуляло среди московских сыскарей еще в  те  веселенькие  времена,  когда
делами вроде этого занималось ГПУ.
   Сорокин досадливо крякнул. "Ну вот, - подумал он, - начинается".
   - Я таких слов не знаю, - сухо сказал он дежурному и живо представил,
какую тот скроил при этом физиономию. - Занимайся своим делом и  не  ищи
приключений на собственную задницу. Ты меня понял?
   - Так точно, - бодро ответил дежурный, и по его тону  Сорокин  понял,
что Лямина тот по прибытии  будет  пытать  каленым  железом  и  ублажать
дармовыми сигаретами. Оставалось  только  надеяться,  что  у  лейтенанта
хватит ума помалкивать.
   Он бросил трубку, закурил и пробормотал, окутываясь дымом:
   - Болельщики, черт бы вас подрал...
   Водитель скосил на  него  сочувственный  взгляд  карих  глаз,  но  от
комментариев воздержался. Видя, что начальство  нервничает,  он  немного
прибавил скорость. Позади жалобно засигналил "уазик",  и  без  того  уже
шедший на пределе своих возможностей.
   Водитель снова покосился на полковника, но тот лишь с досадой  махнул
рукой - вперед. "Волга" взвыла сиреной и понеслась с огромной скоростью,
распугивая попутные машины. Сидевший сзади капитан Аверин  оглянулся  на
"уазик", стремительно уменьшавшийся в размерах, немного пожевал  губами,
явно собираясь что-то произнести, но, перехватив в зеркальце  тяжелый  и
сосредоточенный взгляд Сорокина,  предпочел  промолчать.  Его  сосед  по
сиденью не отрываясь  смотрел  со  скучающим  видом  в  окошко,  скользя
взглядом по серой полосе обочины.
   Наконец, машина сбавила ход и осторожно сползла с шоссе на  укатанную
скользкую грунтовку.
   Впереди показался поселок. Сорокин шофера не торопил.  Знай  он,  что
чуть более получаса назад по этой самой дороге бодро шагал Лямин, он вел
бы  себя  по-другому,  но  в  том-то  и  заключается  главная   прелесть
"вонючки",  что  никто  и  никогда  ничего  не  знает  наперед  и  часто
нарывается на выговор с понижением в должности, а то и на пулю.  Тем  не
менее, полковника терзало странное  нетерпение,  и  водитель,  прекрасно
изучивший повадки своего шефа, стал понемногу  разгонять  автомобиль  на
скользкой дороге.
   Беспорядочное  нагромождение   разнообразных   архитектурных   стилей
постепенно вырастало  перед  капотом  "волги",  становясь  различимым  в
мельчайших подробностях. Шофер, не отрывая рук от баранки, указал гладко
выбритым подбородком на прозрачный дымок, картинно вившийся над одной из
крыш, и вопросительно взглянул  на  полковника.  Он  вообще  предпочитал
обходиться без слов, что среди шоферов, по  наблюдениям  Сорокина,  было
огромной редкостью. Полковник очень ценил в своем  водителе  это  редкое
качество и всячески его поощрял, хотя тот в поощрении не нуждался  -  он
был "вещью в себе", и совратить его с  пути  истинного  было  не  так-то
просто. Поэтому Сорокин просто утвердительно кивнул.
   Судя по всему, это  была  именно  та  дача,  на  которую  они  хотели
попасть.
   Через несколько  минут  автомобиль  осторожно  затормозил  в  тупике,
которым кончалась укатанная дорога. Полковник первым выскочил из  машины
и решительно толкнул приоткрытую калитку,  на  ходу  расстегивая  клапан
кобуры и чувствуя, как  в  затылок  дышит  нетерпеливый  Аверин.  Так  и
казалось, что вот сейчас он оттолкнет начальство с  расчищенной  дорожки
прямо в ноздреватый сугроб и с  криком  "А  ну,  дай  я!"  устремится  к
крыльцу.  Впрочем,  на  этот  раз  горячий  капитан  не  стал   нарушать
субординацию, а может быть, просто не успел, потому что покрытая светлым
прозрачным лаком дверь дачи вдруг распахнулась,  и  на  крыльцо,  лениво
ковыряя в зубах какой-то щепочкой, неторопливо вышел рослый мужчина  лет
сорока, одетый в штатское, с черной  коробочкой  мобильного  телефона  в
руке.  Окинув  прибывших  безразличным  взглядом,  он  что-то   негромко
проговорил  в  телефон,  выслушал,  кивая  головой   в   ответ,   закрыл
крышку-микрофон и неторопливо спрятал телефон в карман.
   - Как есть, вонючка, - тихо, но вполне отчетливо произнес за спиной у
Сорокина Аверин.
   Полковник вынужден был признать его правоту.
   Человек  на  крыльце  не  был  Николаем  Зверевым,  зато  без  помощи
импортной оптики за версту было видно, кем этот человек  БЫЛ.  Это  было
видно  по  спокойному  сытому  лицу  с  печатью  власти  над  низшими  и
посвященное™ в  нечистые  секреты  высших,  по  тому,  как  он  стоял  и
двигался.., да кто его знает,  по  каким  еще  признакам,  но  гэбэшника
старой закваски полковник Сорокин опознал бы и в негре.  Сорокин  понял,
что момент передачи дела наступил.
   Тем не менее, игру надо было доигрывать, и  он  уверенно  двинулся  к
крыльцу, одной рукой высвобождая из кобуры пистолет, а другой,  извлекая
из кармана служебное удостоверение.
   - Милиция,  -  стараясь  говорить  спокойно,  произнес  он.  -  Прошу
предъявить документы.
   - Кончай балаган, полковник, - лениво отозвался человек на крыльце. -
Ведь все же ясно, так на кой черт тебе мои документы?
   - Вот ведь сука, - пробормотал позади Аверин. - А вот шлепнуть его за
оказание сопротивления, и вся недолга.
   Теперь Сорокин узнал того,  кто  стоял  на  крыльце.  Это  был  майор
госбезопасности Круглов, с которым извилистая  ментовская  судьба  свела
полковника несколько лет назад.
   - Что это значит, майор? - спросил он, пряча удостоверение обратно  в
карман, но не торопясь убирать пистолет. - Я здесь по делу об  убийстве,
а у тебя, между прочим, на лбу не написано, что ты до сих пор  работаешь
в органах. Так  что  предъяви-ка  документы,  пока  тебе  не  предъявили
что-нибудь еще и объясни, что ты здесь делаешь.
   - Ковбой, - покачал головой Круглов. - А тебе не кажется,  полковник,
что ты слегка превышаешь свои полномочия? И, может быть, даже не слегка?
   По старой дружбе я готов объяснить тебе, что я  здесь  делаю,  но  уж
никак не при твоих подчиненных.
   - Ясно, ясно, - буркнул Сорокин, пряча пистолет. Позади  протяжно,  с
явным разочарованием вздохнул Аверин.
   - В машину, - приказал своим людям Сорокин и поднялся на крыльцо.
   - Так-то лучше, полковник, - дружелюбно сказал Круглов. - У вас  своя
работа, у нас - своя.
   - Документы покажи, - стараясь не цедить слова  сквозь  зубы,  сказал
полковник.
   Майор   с   готовностью   продемонстрировал   ему   свои   документы,
оказавшиеся, как и следовало ожидать, в полном порядке, и с  насмешливой
галантностью указал на дверь, приглашая в дом.
   Полковник вошел, настороженно оглядываясь и  в  любую  минуту  ожидая
подвоха - в том, что какой-то подвох существует, он не сомневался.
   - Покурим? - предложил Круглов,  указывая  на  стоящие  возле  камина
удобные кресла и по-хозяйски опускаясь в одно из них.
   - Покурим, - согласился Сорокин, садясь напротив.
   Они закурили, и  Круглов,  отчего-то  покрутив  головой,  начал  свой
рассказ.
   - Вы молодцы, полковник, - начал он, - что так быстро вышли на  этого
Зверева. Дело в том, что в данный  момент  я  курирую  по  линии  своего
ведомства этот самый  заводишко  -  ну  там,  утечка  информации,  режим
секретности и прочее никому не интересное дерьмо.  В  общем,  должность,
признаться тебе, не бей лежачего. И тут  вдруг  обнаруживается...  -  он
сделал паузу, чтобы раскурить потухшую сигарету, - обнаруживается, что с
заводика моего происходит утечка стратегического сырья. Ах ты,  еж  твою
двадцать! Я туда, я сюда - ни хрена не пойму!
   - Ну, это дело обычное, - ровным тоном произнес полковник, с  деланым
безразличием глядя  в  подшитый  импортной  вагонкой  потолок  и  пуская
аккуратные колечки дыма.
   Круглов искоса, с подозрением глянул на него и продолжил:
   - На поверку оказалось отвратнейшее дело.
   Группа.
   Можешь себе представить такое: на оборонном заводе - и  вдруг  группа
расхитителей! Поначалу работали на пару: этот самый Зверев и вохровец  с
проходной. Потом показалось им, что мало выносят,  втянули  в  это  дело
начальника смены.., как его...
   - Сивцова, - подсказал Сорокин.
   - Вот, вот, именно. Только Сивцов этот со временем испугался и  хотел
на попятный, да  дружки  не  пустили.  Он  тогда  возьми  и  черкни  мне
письмецо: так, мол, и так, прошу прекратить.., ну,  ты  знаешь,  чего  в
этих заявлениях пишут. А меня, как на грех, в городе не  было.  Приезжаю
сегодня утром - мать честная!
   Дело-то мое само собой раскрылось! Письмо Сивцова у  меня  на  столе,
автор письмеца в морге, Зверев в бегах, а на хвосте  у  него  доблестная
столичная ментура с сиренами и мигалками. То есть, я  так  понимаю,  что
Сивцова эти братья-разбойники пришили либо за  то,  что  стуканул,  либо
просто на всякий пожарный случай - потому, что веры ему больше не было.
   - Слушай, майор, - сказал Сорокин, -  это  все  очень  интересно,  не
спорю, только давай-ка ближе к делу.
   - Да дела-то никакого и нет, - сказал Круглов. - По крайней  мере,  у
тебя, полковник. Дело это  наше,  поскольку  заводик  номерной  -  режим
секретности... Впрочем, об этом я тебе  уже,  кажется,  говорил.  Сейчас
сюда приедут наши люди, проведем обыск - все чин по чину...
   - Тут есть два  момента,  -  возразил  Сорокин,  -  которые  подлежат
обсуждению.  Во-первых,  я  что-то  не  пойму,  с  чего   это   ты   так
разговорился...
   - Исключительно из дружеского расположения, - живо откликнулся майор.
- И потом, я ведь тебя знаю, ты болтать не станешь.  Тебе  ведь  кое-что
известно про этот заводик, разве нет?
   - Нет, - безразличным тоном ответил Сорокин,  внутренне  вздрогнув  -
он-то был уверен, что о его осведомленности в этом вопросе не  знает  ни
одна живая душа.
   - Ну, на нет и суда нет, - покладисто согласился Круглов. - А  второй
момент какой?
   - А второй момент такой, - сказал Сорокин, подаваясь  вперед,  -  что
совершено  убийство,  которое  я  расследую.  По  моим  данным,   убийца
скрывается здесь.
   - Ну, во-первых, ты уже ничего не расследуешь, - небрежно  отмахнулся
майор,  -  если  не  веришь,  можешь  позвонить  своему  начальству.   А
во-вторых, арестовывать тебе тоже некого. Повесился твой  убийца.  Часа,
наверное, не прошло, как повесился. Не пойму только,  зачем  ты  впереди
себя этого пацана послал? Ты же старый сыскарь, ну разве ж так можно?
   -  Погоди,  -  холодея  от  нехорошего  предчувствия,  остановил  его
полковник. - Как повесился?
   Какого пацана?..
   - Повесился обыкновенно - за шею. А пацан...
   Лейтенант Лямин Виктор Сергеевич разве не твой орел?
   Гэбэшник небрежно вынул из  нагрудного  кармана  красную  книжечку  и
протянул ее Сорокину.
   Полковник развернул  ее  вдруг  потерявшими  всякую  чувствительность
руками и увидел, что это удостоверение Лямина. Еще он увидел, что уголок
удостоверения запачкан свежей кровью.
   - Что с Ляминым? - чужим голосом спросил он.
   - Уже ничего, - пожал плечами Круглов.  -  Жаль  парнишку.  Три  пули
почти в упор. Умер, похоже, сразу. Там, на кухне, -  добавил  он,  видя,
что Сорокин поднялся.
   Сорокин шагнул в кухню и сразу увидел Лямина, навзничь распростертого
в  луже  собственной  крови  под  лестницей,  которая  вела  на  чердак.
Лейтенант все еще сжимал в  руке  свой  бесполезный  "Макаров".  Поодаль
валялся еще один пистолет - похоже, это был "ТТ".
   - Орудие  убийства,  -  пояснил  неслышно  вошедший  следом  Круглов,
легонько поддевая пистолет носком ботинка. - Этот гад, похоже,  прятался
на чердаке, а когда твой человек туда полез... В общем, я опоздал  самую
малость. На полчасика бы раньше...
   А так он  успел  ускользнуть.  Пошел  в  соседнюю  комнату,  петельку
соорудил...
   Сорокин почти не слышал его. Подойдя к Лямину, он присел на  корточки
и пощупал пульс на шее.
   Пульса не было, но тело было  еще  теплым  -  лейтенант  умер  совсем
недавно.
   - Как же это ты,  сынок?  -  тихо  спросил  Сорокин  и  повернулся  к
Круглову. - Зверев где?
   Вслед за неумолкающим майором он прошел в помещение, где висел бывший
слесарь оборонного  завода.  На  полу  под  ним  поблескивала  небольшая
лужица, в стороне кверху ножками валялась отброшенная табуретка, похожая
на дохлую собаку.  Сорокин  бросил  равнодушный  взгляд  в  перекошенное
почерневшее лицо, машинально  дотронулся  до  безвольно  свисающей  руки
повешенного и вздрогнул - рука  эта  была  намного  холоднее,  чем  кожа
Лямина,  умершего,  по  словам  Круглова,  на  добрых  полчаса   раньше.
Полковник перевел взгляд на гэбэшника, перехватил его колючий взгляд.
   - Интересная история,  -  хрипло  сказал  полковник.  -  Прямо  Агата
Кристи.
   - Да, - медленно проговорил Круглов, не отводя от Сорокина  странного
взгляда, - история что надо.
   Ты бы уезжал отсюда, полковник. Добром тебя прошу!
   - А это  ты  видел?  -  спросил  Сорокин,  показывая  майору  круглое
окошечко  в  вечную  жизнь,  расположенное  на  дульном   срезе   своего
служебного пистолета. - Ты арестован по подозрению в убийстве  работника
милиции. Так что добром тебя прошу: положи  руки  на  затылок  и  встань
лицом к стене, не то на совести Зверева окажется еще один труп!
   Рассказывать сказки я умею не хуже тебя, так что шевелись-ка поживее!
   - Попей холодной водички, полковник, - посоветовал Круглов, - приди в
себя. Что ты несешь?
   Однако Сорокин уже полностью овладел собой и теперь  отчетливо  видел
панику,  прыгавшую  в  глазах  попавшегося  гэбэшника.  Было  совершенно
очевидно, что никакие подкрепления к нему не прибудут, что действовал он
на свой страх и риск и вполне закономерно засыпался,  поскольку  слишком
много о себе  возомнил.  Так  что  Сорокин,  не  тратя  слов,  энергично
шевельнул стволом пистолета.
   - Совсем ошалел, - пробормотал Круглов, но к стене все же  повернулся
и дал себя обыскать.
   Помимо  документов,  пистолета,  связки  ключей  и  пружинного  ножа,
полковник обнаружил в левом заднем кармане  джинсов  майора  проволочную
удавку с удобными деревянными ручками. Защелкнув на  запястьях  Круглова
стальные браслеты наручников, Сорокин вывел майора на крыльцо и  сдал  с
рук на руки подоспевшей опергруппе.
   Он пробыл на даче Зверева еще три с половиной часа и осмотрел все  до
конца. При его участии из тайника под полом дачи были извлечены двадцать
пять  килограммов  чистого  вольфрама.  По  всей  видимости,  это  самое
стратегическое сырье, которое было похищено с завода.  В  извлечении  из
петли  тела  преступного  слесаря  полковник  участия  не  принимал,  но
судебные медики подтвердили его догадку:  на  шее  повешенного  была  не
одна,  а  две  странгуляционные   борозды,   что   яснее   всяких   слов
свидетельствовало о том, что Зверев был повешен  уже  мертвым.  Моча  на
полу отличалась по составу от той, которой были пропитаны брюки убитого;
вдобавок ко  всему,  на  "ТТ",  из  которого  был  застрелен  Лямин,  не
оказалось ни одного отпечатка пальцев, что было  странно,  если  учесть,
что Зверев повесился через несколько минут после того, как убил Лямина.
   Еще находясь на даче, Сорокин получил сообщение о том, что  вохровец,
дежуривший на проходной в ночь убийства Сивцова, попал под машину  и  от
полученных травм скончался на месте. Водителя  сбившего  его  автомобиля
найти не удалось.
   В общем, дело можно было считать закрытым, и оно было закрыто.  Через
месяц майор госбезопасности Круглов был освобожден из-под  стражи  ввиду
отсутствия состава преступления.
   Полковник Сорокин получил устный выговор от начальства, что являлось,
пожалуй, наименьшим из зол, которых можно было ожидать от  "вонючки",  и
стал все чаще поговаривать об уходе на пенсию.
   Лейтенанта же Лямина похоронили на одном из новых, неуютных  и  голых
кладбищ, и его родителям пришлось надолго влезть в долги, чтобы оплатить
установку на могиле скромного памятника.

Глава 3

   - Все это чепуха,  друг  Андрюша,  -  легкомысленно  сказал  Илларион
Забродов, откидываясь на спинку легкого пластмассового стула и складывая
губы дудочкой, словно собирался  засвистеть.  -  Ну  на  что,  скажи  на
милость, мне сдалась твоя Корсика? Что я, моря не видел?
   - Ну, там не только море, - возразил ему Мещеряков, тоже  откидываясь
на спинку стула и тут же снова садясь прямо. Стул оказался на  удивление
неудобным, и оставалось только позавидовать Забродову, который,  подобно
кошке, мог чувствовать себя  вполне  комфортно  в  таких  позах.  -  Там
живописнейшие горы, солнце...
   Забродов посмотрел на него  так,  как  смотрят  любящие  родители  на
несмышленыша, только что сделавшего лужу посреди нового ковра.
   - Знаешь, - сказал он негромко, - уж чего-чего,  а  гор  и  солнца  я
насмотрелся на три жизни вперед. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
   Полковник ГРУ Мещеряков  ощутил  легкий  укол  проснувшейся  совести.
Все-таки  это  был  Илларион  Забродов,  его  старинный  друг  и  бывший
подчиненный, человек, не так давно по праву носивший прозвище Ас.
   "Это много стоит", - подумал полковник,  когда  такое  прозвище  тебе
дают не просто товарищи по оружию, а профессионалы высшей пробы.
   - Опять ты выпендриваешься, Забродов, - сказал он, -  вертишь  носом,
как особа королевской крови. В Москве ему надоело, на Корсике ему делать
нечего. На Магадан поезжай, курортник. Делать мне больше