й всячины, разожгли костер. Тогда я в  первый  раз  попробовала
виски. Мне не понравилось, вылила все в костер.
   Как сейчас помню, вспыхнуло синим пламенем.
   - Я тоже не люблю виски, -  и,  не  предупреждая,  Забродов  прямо  с
шоссе, без всякого съезда свернул в лес.
   Но на удивление, хоть откос был и крутым, Наташа  не  ударилась,  так
стремительно машина преодолела пологий кювет и въехала на узкую просеку.
Она шарахалась, когда высокие кусты исчезали под бампером машины или  же
ветки хлестали по ветровому стеклу. Ей  показалось,  что  сзади  "джипа"
должны лежать заваленные кусты, примятая трава. Но когда обернулась,  то
не заметила и следа машины, словно та летела по воздуху.
   А Забродов объяснил это очень легко:
   -  Главное,  ехать  быстро,  тогда  ничего  не   успевает   ломаться,
пригибается, и все.
   Женщина чувствовала, что цель  путешествия  уже  где-то  близко.  Это
ощущалось по тому возбуждению, которое  испытывал  Забродов.  Глаза  его
горели, не терпелось увидеть тех, кого не видел как минимум год.
   Еще один поворот,  столб  линии  электропередачи  мелькнул  за  самым
стеклом, чуть ли не царапнув борт "джипа". Машина, натужно ревя мотором,
принялась взбираться, разбрасывая рыхлый снег,  на  высокую  гору.  Снег
кончился, пошла сухая прошлогодняя трава, шишки, хрустели сучья.  И  вот
"джип" замер.
   Забродов вышел, распахнул  дверцу,  помог  Болотовой  выбраться.  Уже
отсюда, сверху, Наталья увидела внизу,  под  горой,  три  машины  -  два
"уазика" и один большой "джип чероки", чьи владельцы не рискнули въехать
на гору по подтаявшему снегу. А может быть, ставить  машину  на  вершине
горы являлось исключительной привилегией  именинника.  Вокруг  горы  рос
густой можжевельник,  три  сосны  стояли  на  вершине  холма,  не  очень
высокие, но старые, развесистые, с кривыми стволами - весьма живописные.
   "Такие изображают на японских гравюрах", - подумала Болотова.
   Илларион развел в стороны кусты можжевельника, образовывавшего  живую
стену, и пропустил впереди себя женщину. Место было выбрано удачно, даже
дуновения ветра здесь не чувствовалось. Солнце прогрело  воздух,  землю,
пахла сухая трава, смола сосен.
   Но  самый  острый  запах  -  запах  жареного  мяса,  сочного,  хорошо
приправленного. Дымил большой мангал, возле которого стояли двое  парней
в  камуфляжных  куртках  и  высоких,  почти  до  середины  голени,  туго
зашнурованных ботинках. Запах шел такой сильный,  манящий,  что  Наталья
даже почувствовала во рту вкус печеного мяса.
   Под соснами тянулся дощатый стол,  поставленный  на  козлы.  Над  ним
расстилался  брезентовый  навес  на  растяжках.  Все  это  было  сделано
основательно, сразу видно, что люди устраиваются здесь не впервой.
   Кроме парней, занятых шашлыками, на горе присутствовали семь человек,
в чем-то похожих друг на друга,  хотя  они  и  разнились  цветом  волос,
возрастом.
   Но   все   сходились   в   одном:   завидев   Иллариона    Забродова,
зааплодировали, словно тот был актером, появившимся из-за  разошедшегося
занавеса. Болотова чуть удержалась чтобы не поклониться.
   - Не надо аплодисментов, - поднял руку в приветствии Забродов  и  тут
же представил.
   - Наталья Болотова, очень хороший человек. А  это  мои  друзья.  Всех
представлять тебе не стану, все равно не запомнишь, тоже  очень  хорошие
люди.
   Все по очереди подходили к  Забродову  и  его  даме,  пожимали  руки,
раскланивались. Представлялись только по имени-отчеству,  никто  фамилий
не называл.  Естественно,  не  называли  и  звания.  А  были  здесь  два
генерала, три полковника, один подполковник и один майор.
   Мещеряков дольше всех жал руку  Забродову,  а  затем  поцеловал  руку
Наталье, единственной женщине.
   - А что это вы без женщин? - удивился Илларион,  подходя  к  столу  и
придирчиво осматривая сервировку.
   Самое странное, хоть застолье и планировалось на природе, тут  стояла
самая настоящая фаянсовая посуда, ножи, вилки, стеклянные рюмки.  Посуда
довольно простая, но не походная, никаких алюминиевых мисок, одноразовых
тарелок, пластиковых ножей. Все было основательным, стол покрывала белая
скатерть.
   - Похоже на  деревенскую  свадьбу,  -  прошептала  на  ухо  Забродову
Наталья. - А дичь будет?
   - Если подстрелим, то да.
   Только  сейчас  Болотова  заметила  ружья,  стоящие  как  в   походе,
составленные ствол к стволу. Ружья были не  охотничьи,  мелкокалиберные,
но женщина не была искушена в подобных вещах.
   - Без женщин? - задумался Мещеряков. - Мы  же  не  знали,  с  кем  ты
приедешь, вот и думали, жен брать с собой или любовниц, боевых подруг.
   - А боевые подруги это кто? - поинтересовалась Наталья,  обращаясь  к
Мещерякову.
   Тот немного смущенно пожал плечами:
   - Ну, как бы это получше  объяснить...  Боевые  подруги  они  и  есть
боевые подруги, а не то, что вы подумали, не проститутки.
   - А я и не подумала.
   - Мне показалось, вы намекнули или обиделись.
   - Я никогда не обижаюсь.
   То, что сразу бросилось искусствоведу Наталье Болотовой в глаза,  так
это сила рук мужчин. Такие могут, если понадобится,  пальцами  из  досок
вытаскивать гвозди, а если надо, то и забивать их туда ладонями.
   - А мы уже заждались, - сообщил  Мещеряков.  -  Шашлык  готов,  можно
сказать, вялим его, коптим.
   Илларион, приглашай всех за стол. В  конце  концов,  ты  хозяин  этой
чертовой горы.
   - Прошу садиться.
   Все подошли к столу. Садиться было не на что.
   - И что, стоя будем?
   - Зачем? - Илларион обернулся к парням, дежурившим  у  мангала.  -  А
лавки где?
   - Лавки, как и рояль, мы спрятали в  кустах,  -  усмехнулся  один  из
парней.
   Если бы в данной ситуации появился и рояль, Болотова не удивилась бы.
Ей даже захотелось заглянуть  в  те  кусты,  чего  там  еще  припрятано.
Вынесли две длинные лавки, которые и  можно  было-то  поставить  гостям,
только уже подошедшим к столу. Затем  вынесли  большой  стул  с  высокой
спинкой, поставили его во главе стола.
   - Это кресло именинника, а сейчас принесем для хозяйки.
   - Медной горы, что ли? - вновь шепотом поинтересовалась Болотова.
   - Да говори ты вслух, все ребята свои.
   Принесли походное парусиновое кресло, поставили рядом со стулом.  Как
всегда в таких случаях, воцарилось короткое молчание. Все ждали, кто  же
первым рискнет сказать слова поздравления имениннику. Илларион скользнул
взглядом по лицам гостей. Все опускали головы, никому не хотелось первым
ввязываться в бой.
   - Товарищ Петрович, ты, что ли? -  обратился  Илларион  к  мужчине  в
камуфляжной куртке с цигейковым воротником.
   Тот крякнул. Рюмки уже были налиты, все взяли посуду в руки. Пили кто
что хотел - кто водку, кто коньяк. Только Наталье налили вина и то по ее
просьбе.
   - Значит, вот что, друзья, я хочу сказать. Сегодня у нашего дорогого,
жаль, конечно, что он уже не наш... но все равно, нашим останется  и  от
нас никуда не денется. У Иллариона Забродова, не стану  перечислять  его
регалии, все мы его знаем хорошо.., и дай бог, чтобы знали впредь  и  не
говорили о нем в прошедшем времени... В общем,  Илларион,  за  тебя,  за
твои двадцать пять, которые мы тебя знаем.
   - О чем это он? - спросила Наталья шепотом.
   - Да так, выдуривается.
   - А кто он?
   - Товарищ Петрович, - улыбнулся Забродов.
   - В каком смысле товарищ?
   - Ну, мой товарищ, и всех остальных товарищ.
   - А они тоже товарищи?
   - Товарищи. Но не в том смысле, как ты подумала, не проститутки.
   - Запомнил же, - рассмеялась Болотова.
   Все чокнулись с Илларионом. Кто  не  доставал,  тот  выбирался  из-за
стола и подходил к имениннику, из всех мужчин, таких суровых  на  первый
взгляд, лица светлели, когда звенело стекло  в  коротких  прикосновениях
рюмок.  Каждый  что-то  шептал.  Не  все  то,  о  чем  говорили  мужчины
Забродову, Наталья слышала, а если бы и слышала, то навряд ли поняла  бы
смысл произнесенных слов. Это было что-то вроде  семейных  шуток.  Фразы
звучали как пароли,  на  которые  следовали  такие  же  невразумительные
ответы, вроде:
   - Помнишь? Чтобы больше никогда не падал.
   - Да что ты, не упаду!
   - Чтоб стоял, как там стояли. Помнишь?
   - Помню.
   - А стену помнишь?
   - Да уж, повисел на ней.
   - Вы что, альпинисты? - спросила Наталья.
   -  И  альпинисты,  в  каком-то  роде.  Иногда   приходится   быть   и
альпинистом.
   - Вы, наверное, каскадеры.
   - Слышите, что говорит Наталья?
   - Что она говорит? - все выпили и  принялись  закусывать,  но,  когда
Илларион заговорил, все тут же по команде положили приборы.
   - Она говорит, мы похожи на каскадеров.
   Наталья немного смутилась.
   -  Ну  правда,  вы  такие  все  странные,   сильные,   разговариваете
профессиональным жаргоном.
   - Это он каскадер, самый лучший, причем, - сказал мужчина в бушлате с
цигейковым воротником, - самый лучший, лучше не бывает.
   - Я знал лучше.
   - Ты что, на самом деле каскадер? И они тоже каскадеры?
   - Они, как бы тебе сказать, вон те двое, - Илларион кивнул в  сторону
Петровича и мужчины напротив с короткой стрижкой бобриком, - они,  двое,
как  бы  режиссеры  и  немного  сценаристы.  А  все  остальные,  как  бы
ассистенты, операторы, актеры. Мы как бы бригада.
   - Съемочная группа, что ли?
   - Вроде съемочной группы. Иногда нам приходилось кое-кого снимать...
   - Ходишь ты вокруг да около.
   За первым тостом последовал второй, за ним  третий.  Самое  странное,
компания не  разбивалась  на  маленькие  группы,  все  крутилось  вокруг
Иллариона.  Наталья  услышала  о  нем  столько  добрых   слов,   столько
многообещающих намеков, что ей, на самом деле, стало интересно,  что  же
он за человек и чем конкретно занимается. А еще ее интересовало, что  за
компания собралась на лесной поляне. Вроде бы вокруг зима, а  тут  лето,
светит солнце, сухая трава, даже ветра нет.
   Парни в камуфляжных куртках разносили вино,  носили  шашлыки,  водку,
коньяк. Все это наливалось и тут же опорожнялось. Но  никто  не  пьянел,
хоть и пили нормально. Лишь Наталья почувствовала, что захмелела.
   - Кто же вы все-таки? - спросила она у Иллариона.
   - Я Илларион Забродов, а они тебе все представились.
   - А почему никто не назвал свою фамилию?
   - Это ты спроси у них. А лучше не спрашивай, они смущаться начнут.
   - Что у них фамилии не русские?
   - Всякие. Вот у того - татарская, а у того - белорусская, - он кивнул
в сторону  крепкого  парня.  Тот  перехватил  взгляд  Забродова,  широко
улыбнулся, но без заискивания, а  искренне,  как  могут  улыбаться  лишь
хорошему другу, которого знают много лет и с которыми много пережито.
   - Все же вы какие-то странные люди.  Мне  кажется,  что  вы  военные,
но.., не правильные.
   - Ну, в общем-то, мы имеем какое-то отношение и к армии.
   - Все понятно - вы старые боевые товарищи. Наверное, вместе служили.
   - Абсолютно точно, служили вместе.
   - И наверное, в одних и тех же войсках?
   - Точно, в одних и тех же.
   Уже поели. Всем захотелось немного размяться. И тут Наталья  увидела,
что двое мужчин берут в руки винтовки, передергивают затворы.  Картонная
коробочка с патронами стояла прямо у сосны.
   - Ну, Петрович, - сказал один генерал ГРУ другому, - покажи класс.
   - Да я с прошлого дня рождения Иллариона винтовку в руки не  брал.  А
ты?
   - Я тоже.
   - Значит, тогда играть в  Вильгельма  Телля  не  станем.  Куда  будем
стрелять?
   - Куда или во что?
   - Давай в небо.
   - Давай.
   И два генерала, подняв  винтовки,  принялись  целиться  в  небо.  Все
присутствующие пытались увидеть невидимую цель,  лишь  Илларион  опустил
голову, пряча улыбку.
   - Смотри, сейчас солнце свалится, подстрелят.
   - Куда, Илларион, они целятся?
   - Они не могут целиться, они по году оружие в руках не держали.
   - А ты? - спросила Болотова.
   - Я держал, - признался Илларион.
   Грохнуло два выстрела, сухих и коротких,  эхо  быстро  вернуло  звук.
Мужчины принялись перезаряжать винтовки.
   - Зачем патроны переводить? - спросил Забродов, легко поднялся.
   Возле дерева стояла третья мелкашка. Он взял, быстро зарядил.
   - Петрович, давай на спор.
   - С тобой спорить, Илларион, одни  убытки.  Спорь  с  Мещеряковым,  а
лучше со своими парнями. Ты же все-таки их учил.
   Илларион махнул рукой. Двое парней забрали у генералов винтовки.
   - Ну, куда прицелимся?
   Те переглянулись, пожали плечами.
   - Есть консервная банка, привезли маслины.
   - Мещеряков, бросишь банку?
   - Как нечего делать.
   Мещеряков  пошел  в  кусты,  где  на  плащ-палатке  лежали  продукты,
вернулся с пустой банкой из-под  маслин,  небольшой,  на  сто  пятьдесят
граммов, маслины были испанские.
   - Приготовились!
   Мещеряков на удивление легко швырнул  банку,  и  когда  она  достигла
наивысшей точки,  прозвучал  один  выстрел.  Банка  изменила  траекторию
полета - взвилась вверх, а когда стала вновь  падать,  прозвучал  второй
выстрел. Банка полетела между деревьями, скрываясь с глаз.
   - Ну же! - крикнул Мещеряков.
   Илларион выстрелил.
   - Не попал! - довольно и обрадовано воскликнул Мещеряков. -  Если  бы
попал, я бы услышал звук.
   Мещеряков бросился к кустам.
   Но Илларион его остановил:
   - Давай на спор, на бутылку коньяка, что я попал?
   - Давай, - самодовольный Мещеряков протянул руку. Один  из  генералов
разбил рукопожатие, и спорщики вдвоем зашуршали  по  подсохшей  траве  к
кустам можжевельника. Вернулись через пару минут, Забродов ухмылялся,  а
полковник Мещеряков сплевывал под ноги.
   - Сволочь он, никогда с ним не спорьте. Я сам уже сто  раз  зарекался
не спорить, но он, гад, всегда подначит! - и Мещеряков поставил на  стол
банку с шестью пулевыми отверстиями.
   - А можно я выстрелю? - спросила женщина.
   - Можно, - сказал Забродов. - В банку будешь стрелять?
   - Да.
   - Давай, - он быстро зарядил винтовку, подал ее Болотовой.
   Наталья взяла, повела стволом. У мужчин  головы  втянулись  в  плечи,
глаза расширились от страха.
   - Осторожнее, Наташа, она же заряжена!
   - Хорошо, что предупредили. Ну, подбрасывай, Илларион! Могу  с  тобой
поспорить, что я в банку не попаду.
   Банка взлетела. Грохнул выстрел. Как и  следовало  ожидать,  банка  и
пуля не встретились.
   - Мужские это игры.
   - Это точно, - ответил Илларион.
   - А больше стрельбы не будет?
   - Почему  же,  сейчас  Петрович  будет  стрелять  на  спор  со  своим
товарищем. А ну-ка, товарищи, не забыли, чему я вас учил?
   - Илларион...
   Генералы взяли заряженные винтовки. Забродов пристроил банку на ветке
можжевельника шагах в двадцати. Мужчины принялись целиться.
   - По три выстрела. Если банка не  будет  сбита,  дисквалифицируем,  и
больше вам, господа, не нальем.
   Из шести выстрелов ни один не достиг цели, и банка осталась висеть на
ветвях.
   - Андрей, теперь давай ты.
   Мещеряков сбил банку со второго выстрела.
   - Совсем неплохо, - сказал Илларион.
   Еще  немного  выпили,  немного  поели.  Болотова  почувствовала,  как
наступает блаженство. Никуда не хотелось отсюда уезжать, ей было хорошо,
куда лучше, чем в городе. Она поднялась и прошлась по поляне.
   Внизу, под солнцем, искрился снег.
   Солнце стояло еще достаточно высоко, чтобы не чувствовать холод.  Она
понимала, что чем-то чужая в компании, возможно, пока чужая, а  может  и
навсегда. Может так случиться, что Забродов потом подвезет  ее  к  дому,
попрощается, пожмет руку и даже не поднимется  попить  чая,  кофе  и  уж
наверняка не останется ночевать.  Все  люди,  находившиеся  здесь,  были
сделаны из другого теста, чем она.
   Нет, они не были глупее, но они словно знали  о  существовании  иного
мира, в который не  дано  попасть  простым  людям.  И  появлялись  среди
простых смертных только для того, чтобы немного отдохнуть  и  посмотреть
на нормальную жизнь. Чувствовалось, за душой у них куда больше, чем  они
говорят.
   Наталья отошла в сторону, присела возле костра на  пень  и  протянула
руки к огню, хотя и  не  чувствовала  холода.  До  ее  слуха  доносились
размытые голоса.
   Забродов подошел к ней.
   - Все хорошо, ты не скучаешь?
   - Даже слишком хорошо. Ты извини, что я отошла от стола.
   - Нет, ты и так уже украсила мой праздник.
   - Я, что ли, елочная игрушка?
   - Илларион, - послышалось от стола, - а  подарки  получать?  Ты  что,
забыл?
   - Пошли, - сказал Забродов.
   - Нет, я лучше посижу здесь.
   - Ну как же, такой торжественный момент.
   - Я отсюда посмотрю.
   - Можешь ничего не увидеть.
   - Я зоркая.
   Забродов пожал плечами  и  направился  к  столу,  где  все  уже  стоя
поджидали  его.  Подарки,  на  взгляд  Болотовой,   оказались   довольно
странными. Они были какими-то половинчатыми, словно подразумевалось, что
другая часть у именинника уже есть.
   Мещеряков подарил желтую кожаную кобуру с ремнями,  чтобы  носить  ее
под мышками.  Майор  Штурмин  подарил  два  ножа,  страшных,  даже  если
смотреть на них с расстояния двадцати метров. К  такому  острому  лезвию
даже пальцем притронуться страшно, кожа  разлезется  пополам  от  одного
прикосновения.
   Подарили компас, секундомер, курвиметр  -  измеритель  расстояния  по
карте, - подарили швейцарский вещмешок. Вещи, в общем-то, ценные,  но  в
какой-то мере и  бесполезные.  Создавалось  впечатление,  что  Забродова
экипируют для диверсионной работы в тылу врага.
   Забродов боялся одного, что кто-нибудь додумается-таки  подарить  ему
бронежилет. Но этого, к счастью, не случилось,  поскольку  все  помнили,
что один бронежилет уже подарили в прошлый раз, и никуда в люди Илларион
его не надевал.
   - Андрей, сходи займи гостью, - попросил Забродов,  подозвав  к  себе
Мещерякова.
   - Думаешь, ей со мной будет интересно?
   - Если ты немного постараешься, то можешь ей даже понравиться.
   - А она анекдоты любит слушать?
   - Откуда я знаю? Знакомы мы всего три дня, и вижу я ее во второй раз.
   - Не может быть! Врешь! Не может женщина во второй раз так на  мужика
смотреть!
   - Давай поспорим, - предложил Забродов.
   - Нет уж, так я и поверил тебе! Сговорились, чтобы с меня еще бутылку
коньяка стрясти.
   - Не знаешь свежих анекдотов, так возьми нож, продемонстрируй ей свое
умение.
   Мещеряков отправился к костру, присел рядом с Натальей на корточки  и
принялся что-то говорить, ковыряясь палочкой в костре. Женщина улыбалась
в ответ, то и дело поглядывая на Забродова. А к  нему  уже  подошли  два
генерала. Другие гости не стали мешать разговору, зная, что тот коснется
дела.
   Генерал Глебов, смотря себе под ноги, сказал:
   - Я понимаю, Илларион, что день рождения - не лучший повод поговорить
о делах.
   - Понимаю, - согласился Забродов.
   - Тебе не надоело без работы?
   - Это как сказать. У пенсионера, между прочим, генерал,  время  летит
очень быстро, день улетит - не заметишь. Дел, как  выяснилось  за  сорок
четыре года, у меня накопилась прорва.
   - Ну, это понятно. У всех нас есть дела, до которых не доходят руки.
   - Не хочешь вернуться к нам назад?
   - В прежнем качестве - нет.
   - Значит, подумывал все-таки о возвращении?
   - Сегодня утром я вспоминал Акима. Помните его, генерал?
   - Как не помнить!
   - И мне стало тревожно. Подумал, не дай бог дожить до таких лет живым
и невредимым.
   - А что ж тут страшного?
   - Страшно то, что люди, знавшие тебя, не знают, жив ты или  нет.  Вот
вы, например, знаете, где Аким сейчас, чем занимается?
   - Знаю. Иногда мы к нему обращаемся за консультациями.
   - Эти консультации в самом деле нужны  или  просто  так,  для  отвода
глаз, чтобы успокоить старика?
   - Половина на половину. Ты же понимаешь, Илларион,  что  старик  есть
старик. Его можно выслушать, но слушаться  не  стоит.  В  Чечню  его  не
пошлешь, в Таджикистан тоже, но советы дает  толковые.  Он  всех  знает,
всех помнит. У нас для тебя есть серьезная работа.
   - Специально для  меня  подыскивали,  чтобы  без  дела  не  сидел?