цела будет твоя рука.
Через месяц будешь дрова колоть, как новенький.
   - Ты-то что..,  понимаешь?  -  нашел  в  себе  силы  поинтересоваться
Борисыч.
   - Понимаю, не беспокойся, - заверил его Илларион, осторожно  промывая
рану первачом и закрывая чистой тряпицей. - Больница далеко?
   - В райцентре больница.., верст двадцать  с  гаком,  -  уже  довольно
связно ответил начавший приходить в себя Борисыч.
   - Двадцать верст на машине - раз плюнуть, -  сказал  Илларион.  -  За
полчаса доедем. Кто это тебя так? Браконьеры?
   Борисыч дернулся и зашипел, когда Забродов начал бинтовать плечо.
   - Браконьеры, как же... - злобно пробормотал он. - Посмотрел бы ты на
этих браконьеров... Слушай, - встрепенулся вдруг он, - нельзя ведь мне в
больницу-то! Они ведь спрашивать начнут: что, да  "  кто,  да  почему...
Милицию приведут...
   Илларион перестал бинтовать плечо и с прищуром посмотрел, на егеря.
   - Э, Борисыч, - протянул он задумчиво, -  что-то  ты,  брат,  того..,
темнишь...
   - Ничего я не темню, - упрямо  пробурчал  Борисыч,  отворачиваясь  от
взгляда Забродова, - а только нельзя мне в больницу, вот и весь сказ.
   - Нельзя так нельзя, - пожал плечами Илларион, возобновляя прерванное
занятие, - рана, в конце концов, не опасная, отлежишься недельку-другую,
и все будет в норме. А только лучше бы ты мне рассказал, как дело  было.
Это ведь счастливый случай, что тебе в  плечо  засветили,  а  не  промеж
ушей. Знаешь, что бывает, когда автоматная пуля попадает в затылок?
   Борисыч  молчал,  сидя  на  полу  в  ворохе  окровавленных  тряпок  и
по-прежнему упрямо глядел в угол.
   Илларион наложил последний виток повязки, затянул узел  и  критически
осмотрел результаты своей работы.
   - На первое время  сойдет,  -  сказал  он.  -  Сейчас  мы  руку  тебе
подвесим, и будет полный ажур.
   Не мое, конечно, дело, но ты, часом, не боишься, что эти  стрелки  за
тобой сюда явятся?
   Борисыч дернулся всем телом и испуганно глянул на Иллариона.
   - Не должны, - без особой уверенности сказал он. - С той стороны они,
им здесь шастать не в жилу.
   - Ну, тогда и говорить не о чем, - бодро сказал Илларион.  -  Если  с
той стороны, то дороги на кордон они  не  знают,  а  выследить  человека
ночью в лесу - дело не простое.
   - Ax ты, мать честная, совсем мозги мне отшибло! -  воскликнул  вдруг
Борисыч. - Баба! Баба с ними заодно, а она меня как облупленного знает!
   Илларион снова пристально посмотрел на егеря, но решил, что сейчас не
время выяснять подробности. Ему вдруг подумалось,  что  он  зря  оставил
дома револьвер.
   - На кордоне-то она не была, - продолжал между тем бормотать Борисыч,
размышляя вслух, - но черт его знает...
   Он вдруг завозился на полу, пытаясь встать.  Илларион  помог  ему,  и
Борисыч поднялся на подгибающихся ногах, шатаясь,  добрел  до  стола,  с
натугой поднял откупоренную бутыль и жадно припал к горлышку.
   - Э, э, э!.. - предостерегающе воскликнул Забродов, с трудом  отнимая
у егеря бутыль. - Нашел время!
   - Уходить надо, москвич, - с трудом переводя дыхание, сказал  тот.  -
Оденусь вот только...
   Илларион и сам уже понял, что надо уходить. Он помог егерю одеться  и
начал  оглядываться  по  сторонам,  отыскивая   взглядом   мещеряковскую
двустволку, но тут по окну снаружи  мазнул  свет  фар  и  донесся  рокот
двигателя. Почуявший чужих Мамай залаял гулко и басовито, и слышно было,
как гремит, натягиваясь, толстая стальная цепь. За окном мелькнули  фары
еще одной машины, сворачивающей во двор.
   Илларион метнулся  к  лампе  и  погасил  свет.  Кордон  погрузился  в
темноту, разжиженную проникавшим снаружи светом автомобильных фар.  Едва
слышно за бешеным лаем Мамая стукнули  дверцы,  и  вдруг  резко  хлопнул
выстрел. Мамай длинно завизжал  и  умолк.  В  наступившей  тишине  стали
слышны приближающиеся шаги нескольких человек.
   - Кранты нам с тобой, москвич, - упавшим голосом тихо сказал Борисыч.
- Это по наши души.
   Илларион молча дернул его за рукав в  сторону  окна,  выходившего  на
зады. Борисыч же впал в  состояние,  подобное  столбняку,  словно  заяц,
пойманный на дороге светом фар.
   - Очнись, козел старый, -  прошипел  Илларион,  вдыхая  острую  смесь
запахов пота, самогона и мочи,  облаком  окутывавшую  Борисыча.  Иди  за
мной!
   Борисыч послушно двинулся следом  за  ним  к  окну,  но  вдруг  снова
остановился.
   - Куда идем-то? -  безнадежно  прошептал  он.  -  Рама  сплошная,  не
открывается...
   - ., твою мать, -  тихо,  но  с  большим  чувством  сказал  Илларион.
Нашарил ногой скамью, поднял ее и с размаху обрушил на злополучную раму.
   Рама вылетела с треском и звоном, и тут же со двора  в  пять  стволов
ударили  автоматы.  Воздух  в  комнате  наполнился  летящими  щепками  и
осколками стекла, звякнув, разбилась лампа, и керосин мгновенно занялся,
растекаясь по  столу  огненной  лужей.  В  мигающем  дымно-желтом  свете
Илларион увидел, что Борисыч медленно садится на  пол,  бесшумно  хватая
воздух широко открытым ртом, а  из  черного  отверстия  у  него  во  лбу
толчками вытекает  кровь,  заливая  неестественно  запрокинутое  бледное
лицо. Пуля шевельнула волосы  Иллариона,  и  он,  ни  о  чем  больше  не
заботясь, поскольку заботиться теперь было не  о  чем,  боком  нырнул  в
разбитое окно, упал на мягкую землю и, перекатившись, легко  вскочил  на
ноги.
   Внутренность дома была озарена скачущим  оранжевым  светом.  Огонь  с
аппетитом  пожирал  сухое  дерево,  и  оно   уже   начинало   гудеть   и
потрескивать.
   Стрелять прекратили, слышен был лишь топот ног, возбужденные  голоса,
выкрикивающие что-то  на  незнакомом  языке,  да  сухой  треск  пламени.
Илларион тенью метнулся прочь из освещенного пространства и  затаился  в
темноте, нашаривая на поясе нож.
   Илларион слышал, как бухнула входная дверь, в горящем доме  раздались
и голоса. Это было к лучшему. Увидев труп егеря, они могли успокоиться и
прекратить поиски. Впрочем, Илларион тут  же  прогнал  вспыхнувшую  было
надежду. Его "лендровер" стоял прямо посреди  двора,  представляя  собой
отличную визитную карточку.  Забродов  вспомнил  о  лежащих  в  бардачке
документах и заскрежетал зубами.
   Один из ночных гостей подошел к разбитому  окну,  высунулся  из  него
чуть ли не по пояс и принялся вертеть головой, пытаясь  хоть  что-нибудь
разглядеть в кромешной темноте.
   - Ну, хоть одного, - тихо сказал сам себе Забродов и метнул нож.
   Нож вошел в горло с глухим стуком, как в дерево. Человек в незнакомой
форме издал неопределенный хрюкающий звук, выронил автомат и перевесился
через  подоконник,  как  выложенный  на  просушку  матрас.  У  Иллариона
мелькнула соблазнительная идея добежать до  автомата,  но  тут  из  окна
поверх лежавшего на подоконнике тела прогремела длинная очередь,  и  ему
пришлось ничком броситься на землю. На спину  ему  посыпались  срезанные
пулями ветки. Немедленно откуда-то  из-за  угла  дома  отозвался  второй
автомат. Кто-то из нападавших обошел  вокруг  дома,  а  через  несколько
секунд к нему присоединился еще один. Некоторое время они работали,  как
косилки, совершенно не  жалея  патронов,  и  Забродова  совсем  засыпало
сбитыми листьями и ветками. Он уже решил было, что тем дело и  кончится,
но в стороне от дома вдруг вспыхнул фонарь, а за ним  второй  и  третий.
Илларион, пятясь, ужом пополз в темноту, стараясь не издавать ни единого
звука. Прежде чем повернуться спиной к полыхающему дому, он увидел,  как
задымилась и вдруг разом вспыхнула жесткая плащ-накидка на спине убитого
им латышского пограничника. Он сжал кулаки, прошептал какое-то  короткое
слово и растворился в темноте.
   Впрочем, далеко он не ушел. Сделав небольшой крюк по лесу, он обогнул
дом как раз вовремя, чтобы увидеть, как со двора выезжает кавалькада  из
трех автомобилей. Его  "лендровер"  возглавлял  процессию.  Наблюдая  из
кустов за тем, как неторопливо отбывают бандиты  в  форме,  он  едва  не
кусал локти от досады. Впервые в жизни  он  позволил  себе  расслабиться
настолько, что утратил всякую бдительность, считая ее  излишней  в  этом
медвежьем углу.
   Результаты, как говорится, были налицо.
   Проводив  взглядом  габаритные  огни  замыкавшего  колонну  вишневого
"Москвича", Илларион сел на землю и спокойно оценил ситуацию.  Положение
было  аховым.  С  точки  зрения  среднестатистического  человека   конца
двадцатого столетия оно было практически безнадежным.  Почти  за  тысячу
километров от дома, без денег,  без  документов,  даже  без  перочинного
ножа, в глухом лесу рядом с догорающим домом,  в  котором  осталось  два
трупа... Ленивые местные менты, конечно же,  не  замедлят  повесить  оба
убийства и поджог на подозрительного незнакомца, которого никто  до  сих
пор в этих местах не видел, Впрочем, от латыша наверняка останется  хоть
что-нибудь  в  доказательство  Илларионовых  слов:  форменные  пуговицы,
кокарда.., автоматные пули, в конце концов. Любой мало-мальски грамотный
баллистик подтвердит, что они выпущены  из  пяти  различных  стволов,  а
прицельно стрелять из пяти автоматов одновременно не  сможет  не  только
супермен, но, пожалуй, и сам господь бог, если бы ему взбрела  в  голову
такая дикая фантазия...
   "Богохульствуй,  богохульствуй,  -  иронически  подумал  Илларион,  -
сейчас это как раз то, с помощью  чего  можно  поправить  дело.  Где  ты
найдешь в этом захолустье грамотного баллистика? Да что там грамотного -
любого? И кто станет искать его для тебя? Пришьют  дело,  и  отправишься
загорать на Магадан. Мещеряков как в  воду  глядел,  предлагая  съездить
туда на лето. Кстати, о Мещерякове - ружье-то осталось в доме, что же  я
ему теперь скажу?"
   Тут он хлопнул себя по лбу и полез в  карман,  вспомнив  о  мобильном
телефоне. Это был бы прекрасный выход  из  ситуации  -  взять  и  просто
позвонить  Мещерякову  по  телефону.  С  ружьем   можно   будет   как-то
разобраться, хотя возместить потерю  коллекционного  "зауэра"  будет  не
так-то просто. Полковник наверняка будет дуться не меньше месяца.  Но  и
не больше. То, что вместе с  ружьем  пропал  "лендровер",  вызывавший  у
Мещерякова черную зависть своим долгожительством, должно его смягчить.
   Телефона  в  кармане  не  было.  Илларион   выругался   и   попытался
припомнить,  где  он  видел  аппарат  в  последний  раз.  Постепенно  из
окутывавшего предыдущий день алкогольного тумана выплыло смутное видение
того,  как  он  тащил  на  себе  потерявшего  способность  передвигаться
Борисыча. Вот он, сгибаясь под тяжестью ноши, входит во двор,  проходит,
волоча  ноги,  мимо  машины,  и  тут   увесистая   коробочка   телефона,
выскользнув из кармана, падает в траву, он  нагибается  за  ней,  роняет
ружье егеря, на котором нет ремня, свирепеет и бросает рядом свое ружье,
точнее, не свое, а Мещерякова...
   Точно! А позже он вернулся, забросил телефон и "зауэр"  в  машину,  а
"тулку" отнес в дом и зачем-то пристроил  на  лежанке  рядом  со  спящим
Борисычем - тоже, надо думать, был хорош...
   - Так, - вслух сказал Илларион.
   Получалось, что и ружье, и телефон тоже остались в  угнанной  машине.
Теперь Забродов начал по-настоящему  злиться.  В  конце  концов,  он  не
мальчишка, чтобы его мимоходом, даже толком и не разглядев, раздевали до
нитки какие-то увальни. До чего же это я дошел, свирепо  думал  он,  что
собрался звонить Мещерякову и просить о  помощи?  Да  ему  бы  никто  не
поверил, вздумай он рассказать об этом у себя на  службе!  Нет,  господа
латышские стрелки, так у нас с вами дело не пойдет!
   Инструктор спецназа ГРУ Забродов легко, без помощи  рук  поднялся  на
ноги, повернулся спиной к пожарищу, вышел на  дорогу  и  походным  шагом
направился в сторону ближайшей  деревни,  до  которой  было  около  пяти
километров. Позади него с шумом обрушился  дом,  взметнув  в  казавшееся
угольно-черным по сравнению со  слепящим  пламенем  небо  огромную  тучу
оранжевых искр. Некоторое время пламя освещало Иллариону путь, но вскоре
стало слабеть, а затем, когда лесная  дорога  повернула  налево,  огибая
поросший корабельными соснами бугор, и вовсе исчезло из вида.

***

   Участковый носил погоны старшего лейтенанта  и  большие  буденновские
усы, почти совсем седые и основательно пожелтевшие от  никотина.  В  них
усматривалась даже некая прозелень,  очень  заинтересовавшая  Иллариона,
давно не видавшего на лицах соотечественников таких волосяных  аномалий.
Старлей был похож на моржа в роли царского городового. Не хватало только
тяжелой шашки на боку да свистка на цепочке.
   Порывшись в глубоких карманах форменных  галифе,  "городовой"  выудил
оттуда пачку сигарет "Стрела"  и  протянул  ее  Иллариону.  Илларион  из
вежливости взял одну  сигарету  и  прикурил  от  поднесенной  участковым
спички. Другую  сигарету  старший  лейтенант  закурил  сам,  воткнув  ее
куда-то  в  недра  своих  чудовищных  усов.  Наблюдая  за  тем,  как  он
прикуривает, Илларион впервые в жизни подумал о том,  что  усы  -  штука
огнеопасная.
   - Говно  дело,  -  будничным  тоном  сказал  участковый,  выстреливая
потухшей спичкой в  сторону  еще  курившегося  дымом  пепелища,  посреди
которого нелепо и страшно торчал закопченный остов русской печи.
   Илларион согласно  кивнул.  Позади  потрескивал,  остывая,  двигатель
милицейского "уазика", на котором они с участковым приехали на кордон. В
чудом уцелевшем сарае, не переставая, призывно ржала лошадь  и  надрывно
мычала корова, жалуясь на боль  в  переполненном  вымени.  Только  Мамай
молчал, лежа возле будки пестрой кучкой меха.
   - Совсем говно, - сказал участковый.
   Илларион с интересом  смотрел  на  него,  гадая,  какое  решение  тот
примет. Соблазнится ли легкой жертвой в лице беспаспортного  чужака  или
предпримет добросовестное расследование,  для  которого,  если  говорить
честно, у него не было ни сил, ни технических возможностей.
   Участковый, как видно, был стреляным воробьем и избрал третий путь.
   - Вот что, - медленно, раздумчиво сказал он, обводя взглядом то,  что
осталось от кордона. - Если ты не врешь, значит, дело это гиблое. Ничего
мы тут не докажем. Своего этого.., ну, которого ты,  говоришь,  порешил,
они, похоже, успели увезти, а пули... Если и есть  они,  эти  пули,  все
равно...
   Он помолчал.
   - Должны быть еще и гильзы, -  осторожно  сказал  Илларион.  -  Много
гильз.
   - Пули, гильзы... - проворчал  участковый.  -  Ты  понимаешь,  о  чем
говоришь? В общем, так. Давай договоримся: я тебе - билет до  Москвы,  а
ты - молчок. Не было тебя здесь, понял? Борисыч по пьяному делу  сгорел,
вот и все дела.
   - Ты что это, никак, боишься? - спросил Илларион.
   - Дурак ты, московский, - вздохнул участковый. - Вот ты, я  вижу,  не
боишься, а зря. Тут, брат, закона нету.  Тебе  машины  своей  жалко?  Ты
жизнь свою пожалей, чудак. Разве ж можно ее за железяки отдавать?
   - Ого, - покачал головой Забродов, - сильно сказано.
   - Как есть, так и сказано. Нет, я не спорю, ты в своем праве.  Можешь
писать заявление,  приму.  Следствие  начнется,  с  тебя  -  подписку  о
невыезде, само собой, потому как единственный свидетель, да  и  сам  под
подозрением... Я уж не говорю  о  том,  что  жрать  тебе  нечего..,  как
думаешь, почему? Да потому, что не успеешь ты проголодаться.
   - Ты меня не пугай, - возразил Илларион, - пуганый я.
   Участковый некоторое время разглядывал его выцветшими глазами, словно
что-то прикидывая.
   - Вижу, что пуганый, - сказал  он  наконец.  -  Здесь  таких  пташек,
считай, что и нету.
   - Давай начистоту, папаша,  -  предложил  Илларион.  -  Я  вижу,  что
зарплату ты только от государства получаешь,  иначе  разговор  у  нас  с
тобой вышел бы совсем другой.., так?
   - Допустим, - сказал участковый.
   - Ясно даже и ежу, - твердо сказал Илларион. - А раз так, то тебе, по
идее, должно быть стыдно на улицу выходить.
   - А ты кто такой, чтобы меня стыдить? Ты вот поживи здесь месяц  хотя
бы, тогда и стыди.., если захочется.
   - Так я же не про то, - сказал Илларион. - Ты со мной по-честному,  и
я с тобой по-честному.
   За предложение твое спасибо. Только мне оно не подходит. Может,  тебе
это и смешно, но я человек гордый. Не люблю я, когда меня ноги вытирают.
   - Ишь ты... Ну, и чего ж ты хочешь?
   -  Для  начала  узнать,  почему  ты  так  уверен,   что   официальное
расследование.., э.., не состоится?
   - Тут граница. Люди здесь большие деньги делают. Кому это надо, чтобы
из-за какого-то егеря, да еще из-за твоей машины  сюда  следователей  из
области понаехало? А коли откроется, что автоматчики эти  из-за  кордона
приходили, так и из самой Москвы. Газеты, телевидение - дело-то громкое.
А если за этот хвостик потянуть, такое на свет божий вылезет... Да  чего
там, тут ведь каждого второго сажать можно, если не каждого первого.
   - Так-таки и всех? - усомнился Илларион.
   - По мелочи если брать, то, пожалуй, и всех.
   Кто  проводником,  кто  сам   промышляет   по   своему   разумению...
Браконьерство, конечно, не без того.
   - Это понятно, - поддакнул Илларион, - граница все-таки.
   Участковый вдруг скрипнул зубами.
   - Голыми руками душил бы гадов, - с  нескрываемой  ненавистью  сказал
он. - Глаза бы выдавливал...
   - Следствию все ясно, - сказал Илларион. - Руки коротки, так?
   Участковый взглянул на него с яростью, которая,  впрочем,  немедленно
потухла, сменившись выражением беспросветной тоски.
   - Так, - медленно сказал он.
   - Я, пожалуй, задержусь тут на некоторое время, - сказал Илларион.  -
Воздух здесь у вас просто исключительный. Я только теперь понял,  что  в
Москве кислорода вообще нету.  Местные  органы  охраны  правопорядка  не
возражают?
   Участковый безнадежно махнул рукой.
   - Не на свои же тебя хоронить... Жена-то есть?
   - Один, как перст, и гол, как сокол, - отрапортовал Илларион.  -  Так
как?
   - На квартиру я тебя пристрою, а большего не жди.
   - Информация?..
   - Хрен тебе, а не информация. Я и так уж наболтал  на  пять  смертных
приговоров. Собрался воздухом дышать, так и дыши, а меня  не  трогай!  И
вот еще что...
   Он замолчал и  зачем-то  пошел  к  машине.  Заинтригованный  Илларион
двинулся следом.
   Участковый  распахнул  дверцу,  долго,  гремя  железом,   рылся   под
водительским сиденьем и наконец, пыхтя  и  отдуваясь,  вынырнул  оттуда,
держа в руке какой-то завернутый  в  промасленную  тряпку  продолговатый
предмет. Илларион поднял брови  -  у  предмета  были  на  диво  знакомые
очертания.
   - Это тебе вроде как  противогаз,  -  сказал  участковый,  уверенными
хозяйскими движениями разворачивая ветошь, -  если  вдруг  почувствуешь,
что начинаешь от нашего воздуха хворать. Вот, - продолжал он, протягивая
Иллариону какой-то очень большой, тускло-черный и удивительно некрасивый
револьвер, - для себя берег, да стар уже...
   - Мать честная, - сказал Забродов, беря в руки оружие и удивленно его
разглядывая, - да это ж "смит-и-вессон"! Да  какой  старый-то,  батюшки!
Ну, батя!.. Не жалко? Ведь антикварная же вещица!
   - Мы тут в антиквариате разбираемся не так, чтобы очень, - крутя  ус,
сказал участковый, - но дырки он проделывает такие, что только держись!
   Я проверял.
   - А он не взорвется? - спросил Илларион, взвешивая револьвер в руке и
на пробу прицеливаясь в ствол березы шагах в двадцати.
   - Говорю же, проверял, - обиженно сказал участковый. - Тут вот у меня
еще патронов к нему с десяток...
   - Еще и патроны! - восхитился Забродов. - Так ты ж не  участковый,  а
чистый Дед Мороз!
   Он взвел курок, опустил револьвер, потом резко вскинул его и нажал на
спуск. От березы полетели щепки.
   - Орел, - сказал участковый. - Только сильно на это не рассчитывай.
   - Никогда я на это  особенно  не  рассчитывал,  -  ответил  Илларион,
выбрасывая стреляную гильзу и заполняя опустевшее гнездо в  барабане.  -
Это так, для поднятия боевого духа.
   - Ага,  -  сказал  участковый,  -  понятно.  Так  где  ты,  гов