Плешивый все время  чувствовал  упирающийся
ему в спину ствол.
   - Немного неудобно,  -  извиняющимся  тоном  сказал  Илларион,  -  но
придется потерпеть.
   - Я спросил,  куда  мы  поедем,  -  с  легким  раздражением  повторил
пленник. Чувствовалось, что  он  не  привык  к  тому,  чтобы  его  слова
оставались без внимания.
   -  Просто  покатаемся,  -  легкомысленно  ответил  Илларион,  неловко
прикуривая одной рукой. - Уф, - с облегчением сказал он, - всю  ночь  не
курил.
   - Я тоже, - пожал плечами Плешивый.
   - Но ты-то в это время спал, - сказал ему Илларион,  -  а  я  комаров
кормил. Ну ладно, поехали, не тяни время.
   - Сочувствую, - без тени сочувствия сказал Плешивый.
   Илларион отметил, что держится тот превосходно.
   Двигатель мягко  завибрировал,  и  машина  покатилась  по  вспоротому
пулями асфальту в сторону границы.
   - А ты куда это? - между затяжками спросил Илларион.
   - На вашу сторону, - все так же спокойно ответил Плешивый.  -  Я  так
понимаю, что  меня  взяли  в  заложники.  Или  по-русски  надо  говорить
"заложником"?
   - По-моему, "заложником", - сказал Илларион и спохватился. - Тьфу ты,
черт, да ничего подобного! То есть, первоначальный  замысел  был  именно
такой, но я вижу, что ты деловой человек.
   Поехали куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить.
   - Хорошо, - согласился Плешивый,  разворачивая  машину.  -  Только  я
должен сразу предупредить, что плохо соображаю, когда автоматный ствол у
меня между лопаток.
   - Это только временная мера предосторожности, - сказал  Илларион,  не
делая,  впрочем,  попытки  убрать  автомат.  -  Когда   мы   подружимся,
надобность в ней, несомненно, отпадет.
   Плешивый слегка приподнял плечи, выражая, как  показалось  Иллариону,
презрительное недоумение.
   - Круг моих друзей.., как бы это сказать..,  давно  сформировался,  -
сказал он. - Так что, боюсь, дружбы у нас с вами не выйдет.
   - Я, честно говоря, тоже не любитель новых  знакомств,  -  согласился
Илларион. - Никогда не знаешь, как поведет себя в той или иной  ситуации
новый человек. Недаром говорят: старый друг лучше новых двух.
   - Несомненно, - металлическим голосом согласился Плешивый. В  зеркале
заднего вида Илларион видел его глаза, время  от  времени  бросавшие  на
него изучающий взгляд.
   - Вот давеча, к примеру, - продолжал Илларион, - встречаю  я  пятерых
ребят в форме. Подъезжают это они к  дому  на  белой  "мазде"..,  я  уж,
грешным делом, обрадовался: будет, думаю, с кем интеллигентно  раздавить
пол-литра.., честно признаюсь, люблю латышей,  вообще  прибалтов  люблю,
классные ребята. Вот был у меня в группе один...
   Впрочем, о чем это я? Значит, я стаканы на стол,  а  они  как  пойдут
чесать из автоматов - насилу я от них ушел.  Я  вот  думаю:  может,  они
решили, что дома никого нету?  Мало  ли,  захотелось  людям  пострелять.
Только вот зачем они машину мою забрали? Она мне дорога как память.
   - Бред какой-то, - сказал Плешивый. - Какая еще машина?
   - "Лендровер" защитного цвета, - с готовностью откликнулся  Илларион.
- А в нем зауэровская двустволка и мобильный телефон. Еду и тряпки я  не
считаю. Да, и еще документы.
   - Конечно, - сказал Плешивый. - Капитан Забродов, военный  пенсионер.
Бывший связист, кажется.
   - Он самый, - подтвердил Илларион, и сам толком не  помнивший,  какая
именно специальность значится в его пенсионном удостоверении и  значится
ли там что-нибудь подобное вообще. - Нехорошо обижать  пенсионеров,  как
вы полагаете? Кстати, вы знаете  мое  имя,  а  я  вашего  не  знаю.  Это
несправедливо. Не называть же мне вас, в самом деле. Плешивым.
   У Гуннара покраснела шея,  а  глаза  в  зеркальце  вдруг  сузились  и
сделались похожими на щелочки.
   - Почему Плешивым? - спросил он, и Илларион в  который  раз  подумал,
что психология стареющего мужчины - темный лес.
   - На той стороне вас все так называют, - спокойно ответил он. - Лично
я всю жизнь считал, что клички унижают человеческое достоинство.
   - А какая кличка была у вас? - неожиданно поинтересовался Плешивый.
   - Последняя?
   - Ну, хотя бы последняя.
   - Перед моим уходом в отставку меня называли Асом, - скромно  ответил
Илларион.
   - О! - с ироническим уважением сказал его пленник. - Это, конечно, не
Плешивый. Можете называть меня Гуннаром, - представился он.
   - Очень приятно, - сказал Забродов. - Итак?..
   - Что - итак? - переспросил Плешивый Гуннар. - Я никак не пойму, чего
вы от меня хотите.
   - Мою машину. Мое ружье. Мой телефон.  Еще  одну  машину  -  вишневый
"Москвич" - вместе с украденным вашими людьми грузом.  Мне  она,  честно
говоря, не нужна - я с недоверием отношусь к отечественным  автомобилям,
- но вот Старцев просто рвет и мечет. Ему  зачем-то  позарез  нужна  эта
развалюха. Подозреваю, что его в первую очередь интересует груз.
   - Так, - сказал Плешивый Гуннар,  сворачивая  на  боковую  дорогу.  -
Позвольте узнать, кто вы такой?
   - Просто военный пенсионер, - честно сказал  Илларион.  -  Я  приехал
сюда отдохнуть.
   - Здесь великолепный климат,  -  заметил  Гуннар.  Оставалось  только
гадать, была в его голосе ирония, или она просто почудилась Иллариону. -
Ну, а при чем тут Старцев?
   - Он попросил меня вернуть  груз.  Так  как  я  все  равно  собирался
наведаться к вам, чтобы узнать о судьбе  своей  машины,  мне  ничего  не
оставалось, как согласиться. Надо вам сказать,  что  Старик  умеет  быть
убедительным.
   - Сколько он вам пообещал? - спросил Гуннар.
   - Восемь процентов. Остановите-ка машину.
   Мне не нравится, что мы забираемся все глубже в лес. Ни один человек,
имея у себя за спиной автоматчика, который держит  его  на  прицеле,  не
полезет по доброй воле в эту чащу, если у него нет козыря в рукаве.
   - А вас не проведешь, - констатировал Гуннар, останавливая  машину  и
дисциплинированно затягивая ручной тормоз.
   - Положите руки на баранку, - потребовал Илларион. - Я вас не  боюсь,
но вам самому будет  так  спокойнее.  Где  у  вас  запасной  пугач?  Под
сиденьем?  Давайте-ка  его  сюда!  Давайте,  давайте!  Я  не  стану  его
выбрасывать, просто уберу от греха подальше.
   Он принял протянутый ему пистолет и небрежно бросил на сиденье  рядом
с собой.
   - Итак, - продолжил он, - теперь, когда с  формальностями  покончено,
каков будет ваш ответ?
   - Хотите десять процентов? - спросил Гуннар. - Подумайте  хорошенько,
это большие деньги. Я  предлагаю  вам  работать  на  меня.  Согласитесь,
уровень жизни в Латвии все-таки на порядок выше, чем в  России..,  я  не
говорю уже об уровне культуры.
   - Вы что, нанимаете меня смотрителем музея? - спросил Илларион. - При
чем здесь уровень культуры?
   - Действительно, культура здесь ни при чем, -  согласился  Гуннар.  -
Просто.., к слову пришлось.
   - Не понимаю, на что вы рассчитываете, - искренне сказал Илларион.  -
Ну хорошо, вы оттяпали один груз.., но  ведь  это  же  не  первый  и  не
последний, правда? Ведь вы этим разрушаете налаженную цепочку.., да  вас
просто могут шлепнуть, в конце концов. Вы  об  этом  подумали?  Вас  уже
сегодня могли запросто пришить - там, возле блок-поста,  а  я  могу  это
сделать в любую минуту. Что вы, черт побери, задумали, и почему  решили,
что я стану участвовать в вашей идиотской затее?
   - Груз был перехвачен случайно, - с неохотой сказал Гуннар. -  Просто
нескольким нашим коллегам захотелось..,  как  это  по-русски?.,  легкого
хлеба. Они уже получили по заслугам, а груз отправлен обычным  порядком,
так что все, что мог бы получить теперь Старцев, -  это  свои  проценты,
плату за пересечение границы на его участке.., если  хотите,  таможенный
сбор. Но я спрашиваю:  зачем?  Зачем  Старцеву  деньги,  которых  он  не
заработал? Его блокпосты не обойдет разве что слепой от рождения,  и  то
только в том случае, если ему не повезет.  Я  считаю,  что  его  следует
исключить из дела, и готов прямо заявить об этом нашим партнерам  как  в
Москве, так и в Риге.
   - А что скажут ваши партнеры - ваши старшие партнеры в Москве и Риге,
особенно в Москве, узнав о том, что ваши люди забрались  в  глубь  чужой
территории, устроили там пальбу,  убили  курьера  и  проводника,  сожгли
кордон и угнали машину с грузом?  Вам  не  кажется,  что  подобные  вещи
попахивают международным конфликтом?
   - Но ведь они же об этом не узнают, - мягко сказал  Плешивый  Гуннар,
оборачиваясь к Иллариону, - правда? Десять процентов, - напомнил он.
   - Пятнадцать процентов - это хорошо, - невозмутимо сказал Илларион, -
но ведь Старцев уже все знает.
   - Его слово ноль против вашего, - возразил Гуннар, - и это  при  том,
что вы там были, а Старцев не был. А  двенадцать  процентов  от  прибыли
послужат целительным бальзамом для вашей потревоженной совести.  Кстати,
это не от вас так несет бензином?
   - От меня, - признался Илларион. - Я пролил немного  на  руки,  когда
поджигал блок-пост.
   Тринадцать.
   - Надо было помыться. Совершенно нечем дышать.., впрочем, о  чем  это
я? Где же вам было помыться? Двенадцать с половиной, и кончим с этим.
   В конце концов, это ведь и в самом деле не последний груз.
   - Ладно, - сказал Илларион, убирая автомат и поудобнее усаживаясь  на
заднем сиденье "мерседеса"
   - Приятно пообщаться с умным человеком. Так куда вы  собирались  меня
отвезти? Поехали,  только  имейте  в  виду:  убивать  некоторых  военных
пенсионеров - это очень тяжелое, грязное и трудоемкое занятие, требующее
огромных материальных  затрат  и  совершенно  неадекватных  человеческих
жертв.
   Совершенно неадекватных.
   - И вы, конечно, относитесь к числу таких пенсионеров,  -  усмехнулся
Плешивый Гуннар, запуская двигатель.
   - Странно, - сказал Илларион, закуривая  новую  сигарету,  -  как  вы
только догадались?

Глава 8

   Илларион не впервые гостил в охотничьем домике. Этот  мало  отличался
от тех, которые ему приходилось видеть прежде:  те  же  обшитые  деревом
стены, те же медвежьи шкуры, те же рога и головы на стенах, про  которые
никогда  не  поймешь,  добыты   они   на   охоте   или   приобретены   в
специализированном магазине, те же ружья на крюках, все те же  излишние,
на взгляд Иллариона,  коллекции  широких  и  длинных  охотничьих  ножей,
неизменно  скрипучая  лестница  с  отполированными  до  блеска  дубовыми
перилами. Не поражал также и богатый выбор  напитков  в  замаскированном
под вывороченный пень баре и, конечно же, огромный камин, в  закопченную
пасть которого при желании можно было  бы  въехать  на  грузовике,  а  в
камине - покрытый сажей вертел и сложенные аккуратной горкой дрова, и те
же дрова на витой чугунной подставке рядом с камином...
   Илларион  широко  зевнул,  деликатно  прикрыв  рот  ладонью.  Он  мог
обходиться без сна несколько суток подряд, но ватная тишина, царившая  в
доме, неудержимо  навевала  дремоту.  Забродов  нерешительно  потоптался
посреди  комнаты,  подыскивая  местечко,  куда  можно  было  бы   сунуть
совершенно неуместный в этих стенах автомат, и  наконец,  махнув  рукой,
повесил его на массивные лосиные рога, торчавшие на стене слева.  Зал  с
камином мгновенно приобрел немного  казарменный,  но  несравненно  более
жилой вид. Илларион окинул удовлетворенным взглядом плоды своих трудов и
со вздохом опустился в  глубокое  кожаное  кресло,  стоявшее  у  камина.
Кресло мягко приняло его в  свои  прохладные  объятия,  почти  полностью
лишив его ощущения собственного веса.
   - Вот это жизнь, - сказал  Илларион  висевшей  над  камином  кабаньей
голове, молча взирающей на него стеклянными пуговицами глаз.
   Голова, как и следовало ожидать, ничего не ответила.
   Через некоторое время появился хозяин, одетый по-домашнему и с  двумя
бокалами в левой руке. В правой он держал узкую длинную бутылку.
   - За знакомство, - сказал он, разливая  по  бокалам  темно-коричневую
жидкость.
   Илларион поводил бокалом под носом и удивленно приподнял брови.
   - Ого, - сказал он.
   - Старинный рецепт, -  кивнул  Плешивый  Гуннар.  -  Что  нюхать,  вы
попробуйте! Не думаете же вы, что я собираюсь  вас  отравить.  Поверьте,
пуля обошлась бы дешевле.
   - Бросьте молоть чепуху, - отмахнулся Илларион  и  сделал  глоток  из
бокала. - Ого, - повторил он, когда снова смог говорить.
   - Предки были не дураки, - улыбнулся хозяин, отпивая из своего бокала
мелкими глотками, словно пил чай.  Иллариона  при  виде  этого  легонько
перекосило, и он залпом допил содержимое своего бокала.
   В голове немедленно зашумело, а тело наполнилось приятной  легкостью.
Очень хотелось растянуться на диване и хотя бы  некоторое  время  просто
поваляться, бездумно корча рожи кабаньей голове.
   - ., наделен разумом вовсе не для того, чтобы всю свою -  увы,  такую
короткую!  -  жизнь  провести   прикованным   к   скучным   повседневным
обязанностям и тяжкому рабскому труду, - как сквозь вату,  доносился  до
него голос хозяина. - Самое смешное, что места на Земле хватает всем,  и
даже с избытком. Но девяносто процентов человеческого стада  теснится  в
смрадных городах, давя друг друга в тщетной погоне за куском  хлеба  или
за тряпкой, которая через полгода выйдет из моды и  перестанет  вызывать
интерес у кого бы то ни было, кроме разве что моли.  Порой  мне  хочется
выбежать на улицу в час пик и кричать: одумайтесь, люди!.. Но нет, я  не
сделаю этого. Стадо еще не готово осознать себя и принять свободу вместе
со  всей  ответственностью,  которую  эта  свобода  налагает  на  своего
носителя...
   Илларион снова зевнул, прячась за ладонью. Вся эта  философия  сильно
отдавала плесенью и нагоняла  на  него  смертную  тоску.  Ему  до  ужаса
надоели сверхчеловеки с их шаманскими плясками вокруг собственного  "я",
раздутого до размеров Земного шара. Он тряхнул головой,  чтобы  хотя  бы
ненадолго отогнать хмель - у него вдруг сложилось  совершенно  абсурдное
впечатление,  что  его  убаюкивают  намеренно,  как   рыцаря,   случайно
забредшего в заколдованный замок. Рецепт  предков  Плешивого  Гуннара  и
вправду оказался забористым  -  Иллариону  с  трудом  удавалось  держать
голову ровно, она все время норовила упасть  на  грудь.  Спать  хотелось
просто невыносимо, и с каждой минутой эта мука делалась все нестерпимее.
   - Да вы совсем устали,  -  донеслось  до  него,  -  у  вас  же  глаза
закрываются.
   - Совсем чуть-чуть, - сказал Илларион и через  силу  встал  на  ноги.
Мягкое  кожаное  кресло  легонько  вздохнуло,  отпуская  его.  -   Вашей
настойкой можно свалить  африканского  носорога.  Так  что  насчет  моей
машины?
   Плешивый  Гуннар  невозмутимо  поставил  свой  бокал  на   зеркальную
поверхность низкого столика, стоявшего от него по правую  руку,  и  тоже
поднялся.  Иллариону  показалось,  что  он   заметил   тень   удивления,
промелькнувшую на этом тяжелом лице с высоким  и  гладким  лбом,  плавно
переходящим в затылок.
   - Машина в гараже, - сказал хозяин. - Вы можете взглянуть на нее хоть
сейчас, хотя я, право, не пойму, куда вы  так  торопитесь.  Ведь  вы  не
собираетесь покинуть нас прямо сегодня? Утром вернется из Риги  Ирма.  У
нее на днях случайно погиб напарник, и было бы очень неплохо, если бы вы
с ней  сработались.  Мне  просто  необходим  курьер,  которому  я  смогу
доверять.
   - Давайте  действовать  более  или  менее  по  порядку,  -  предложил
Илларион. - Пока что мы  договорились  насчет  моего  имущества  и  моих
показаний по этому делу со случайной  и  трагической  гибелью  напарника
Ирмы, и только об этом. Я не давал согласия работать на вас и, возможно,
не дам вовсе.
   Так что давайте-ка начнем с машины, ладно?
   - Как хотите, - пожал  плечами  Плешивый  Гуннар  и  первым  пошел  к
выходу. Илларион, у  которого,  конечно,  и  в  мыслях  не  было  никуда
уезжать, направился следом, по дороге сдернув с  развилки  рогов  ремень
автомата и забросив оружие за спину.  Хозяин  покосился  на  него  через
плечо, но ничего не сказал.
   По  двору  бесцельно  слонялось  несколько  личностей  в  камуфляжных
комбинезонах. Они не выставляли оружие напоказ, но в том, что оно у  них
есть, можно было не сомневаться. Эти люди молча косились на проходившего
мимо чужака с автоматом и так же молча возвращались к  своим  делам,  то
есть снова принимались слоняться по двору, словно лишившиеся  управления
роботы. Глядя на них, Илларион невольно припомнил страшноватые  рассказы
ветеранов спецназа, который в ту пору  еще  даже  так  не  назывался,  о
звериной жестокости "лесных братьев", о людях,  методично  распиливаемых
ржавой двуручной  пилой,  о  вырванных  с  корнем  гениталиях  и  прочих
прелестях партизанской войны, да и любой войны вообще.
   - Ваша машина там, в гараже, -  повторил  Плешивый  Гуннар,  указывая
рукой  на  видневшиеся  поодаль  ворота,  наполовину   скрытые   кустами
можжевельника, - а я, к сожалению, должен вас ненадолго покинуть - дела.
Я буду в доме. Когда закончите с машиной, приходите.
   Илларион рассеянно кивнул и направился к  гаражу,  игнорируя  колючие
взгляды попадавшихся навстречу "роботов" в камуфляже. С одним или  двумя
он попробовал вежливо поздороваться, но ему, как и следовало ожидать, не
ответили.
   Гараж оказался большим, на четыре машины. В одном из боксов  Илларион
без труда обнаружил свой "лендровер". В кабине, конечно же, основательно
пошарили, все было перевернуто вверх дном, но, тем  не  менее,  заметных
недостач Забродов не обнаружил. Ему пришло  в  голову,  что  похитители,
возможно, и тут искали  вольфрам  или  что-нибудь  в  этом  роде,  и  он
улыбнулся при мысли о постигшем их разочаровании. Он зачем-то  переломил
мещеряковскую двустволку и заглянул в стволы, полистал свои документы и,
подумав, сунул в карман коробочку сотового телефона. Не то, чтобы  он  в
данный момент остро нуждался в средствах  связи,  но  телефон  незаметно
вошел в число  предметов  первой  необходимости,  и  без  него  Илларион
чувствовал себя не вполне одетым.
   Подумав еще немного, он  решительно  снял  с  плеча  и  затолкал  под
сиденье автомат - проклятая железка надоела ему до смерти, но  рано  или
поздно  могла  пригодиться.  Туда  же,  под  сиденье,  он   отправил   и
осточертевшие запасные магазины, сильно оттянувшие карманы его брюк.
   Взамен он укрепил на поясе запасной нож к армейскому  штыку,  который
выдал ему Старик вместе с автоматом. Илларион отнесся  с  прохладцей  ко
всему прочему ширпотребу, хотя, как профессионал, он мог творить  чудеса
и с помощью неуклюжего куска хрупкой стали, называемого ножом.
   Кто-то уполовинил его запас сигарет, но Забродов решил не придираться
к мелочам. Засунув в куртку свежую пачку, он захлопнул дверцу  машины  и
положил в карман ключи, до того мирно  торчавшие  в  замке  зажигания  -
совершенно так же, как он оставил их в последний раз, выходя  из  машины
на лесном кордоне, где ждал его по обыкновению пьяный Борисыч.
   В гараже внезапно сделалось темно, и, обернувшись, Илларион обнаружил
в дверном  проеме  фигуру  одного  из  "лесных  братьев",  преграждавшую
солнечному свету доступ в помещение. Заметив, что на него  смотрят,  тот
что-то проговорил по-латышски.
   - Не понял, - сказал ему Илларион. - Извини, брат, я  по-латышски  ни
бельмеса не понимаю.
   Пришелец  кивнул  с   таким   видом,   словно   признание   Иллариона
подтверждало худшие  его  опасения,  и  медленно,  с  сильным  акцентом,
заговорил по-русски:
   - Ты кто? Русский? А ну, выходи!
   Илларион  спокойно  подчинился  -  ему  было  любопытно.   Когда   он
протискивался мимо даже не подумавшего  посторониться  "лесного  брата",
тот протянул руку к поясу Забродова, на котором висели ножи.
   - Э, нет, дружок, - сказал ему Илларион,  мягко  отводя  его  руку  в
сторону, - это ты зря. Даже и не мечтай.
   Лицо этого человека казалось ему знакомым, только вот освещение  было
не то: почему-то эти твердые челюсти и глубоко посаженные глаза виделись
ему озаренными дымным заревом, а лоб тогда, помнится, прятался под низко
н