ерекрыл лунный свет и мелкие выступы были плохо различимы, приходилось нащупывать их пальцами. Метров десять подъема осталось позади, когда отчетливо послышался звук набирающего обороты "винта". Забродов чертыхнулся про себя.
     - Оружие близко? - поспешила спросить Вероника, подозревая, что скоро они не расслышат друг друга в грохоте.
     - Какое оружие, в кого мне стрелять? - спросил Забродов, после того как подтянулся и нащупал ногой новую опору.
     - На случай, если нас обнаружат. Надо мне дуло приставить к голове.
     - Дуло ей подавай. Нет у меня при себе ничего такого.
     - Тогда на что мы с тобой рассчитываем? Кто поверит, что я заложница?
     - Не знаю. Я тебя отговаривал со мной идти, говорил, что смысла нет.
     - Хорошенькое дело. Тогда брось меня, значит я действительно лишняя обуза.
     - Прямо здесь бросить? Не больно будет? Ты уж извини, но я тебя по крайней мере вытяну наверх.
     - Может, хоть наручники остались?
     Забродов едва расслышал последний вопрос. Обе "вертушки" уже успели одна за другой оторваться от земли. Освободившись от спецназовского десанта, они теперь снова поднялись в воздух помогать в поисках. Бывшему инструктору не было нужды поворачивать голову, чтобы понять, как они движутся. В противоположных направлениях: одна удаляется, другая неспешно приближается.
     Вероника что-то еще доказывала, повысив голос до крика, щекоча ухо мягкими теплыми губами. Он не слышал - не только из-за близкого грохота.
     Прикидывал, куда пристроиться, как сжаться в размерах, чтобы остаться на склоне незамеченным.
     Началась стрельба осветительными ракетами.
     Похоже, запас доставили приличный - палили не жалея. В бочке дегтя бывает и ложка меда. В медленно гаснущем и снова разгорающемся свете, холодном и хирургически чистом, каждая щербинка на скале виднелась отчетливо. Темп подъема заметно возрос.
     Вертолет медленно барражировал, повисал в воздухе, как стрекоза, потом немного сдвигался вперед. Их обнаружили, когда осталось пройти только треть высоты. Ураганный ветер от лопастей яростно дергал Веронику за волосы, поток воздуха настойчиво сдувал беглецов со склона, отдирая забродовские пальцы от очередного каменного выступа.
     "Козлы, - злился он. - Разве не видят женщину? Не понимают, что она тоже расшибется насмерть. Может, и ее записали в сообщницы - третьей по счету?"
     Будто огромное насекомое зудело за спиной, вглядываясь в них стеклянными глазами. В любой момент могло ужалить, но пока предпочитало наблюдать. Впрочем, наблюдением оно наверняка не ограничилось, спецназовцы уже получили сообщение по рации.
     Вероника еще крепче сцепила руки и ноги.
     Еще плотнее вжалась Забродову в спину, будто хотела прилипнуть к нему кожей сквозь дыры в своей разодранной майке. Впервые за все время он почувствовал, что силы на исходе. С каждой секундой труднее противостоять вихрю при такой ноше.
     В воздухе лопнули еще две осветительные ракеты, зажглись еще две ослепительно-ярких звезды. Последние метры... Подточенный дождями и ветрами камень выломался по незаметной трещине, вывернулся куском из-под пальцев, Полетел вниз, отклонившись в вихре от вертикальной траектории. Забродов вовремя перенес центр тяжести и удержался на склоне.
     Подтянулся еще раз и еще. Вот он, неровный край, за которым небо с искусственно подсвеченными облаками. Нельзя только сразу вставать на ноги, чтобы не потерять равновесия в вихре, не полететь обратно вниз.
     Крылатое насекомое с легкостью прибавило высоты. Сесть оно не могло, здесь, на вершине склона, не было даже крошечной ровной площадки.
     Но выпускать из виду преступника не собиралось, по крайней мере до прибытия бойцов.
     Нечего было и пытаться перекричать грохот и гул. Забродов жестом показал, что Веронике нужно оставаться на месте, он попробует в одиночку уйти от преследования. На глаза у нее выступили слезы. Воздушный вихрь быстро выдувал их из уголков, размазывая то к виску, то к переносице.
     Она показала в сторону вертолета, потом направила указательный палец в грудь Забродову. Хотела объяснить, что его расстреляют сверху.
     Покачав головой, он улыбнулся. Погрозил кулаком - не смей сходить с места. И в несколько длинных прыжков проскочил к гранитному выступу, торчащему, как громадный, сточенный временем клык.
     Вероника почти угадала: едва они разделились, с вертолета тут же открыли огонь. И мишенью был, конечно же, Забродов. Едва он укрылся за гранитным клыком, как серия искр с визгом пробежала по камню наискось, отмечая попадания пуль.
     - Стой! Вернись! - крикнула Вероника, не слыша сама себя.
     Знакомая фигура показалась из-за камня, сделав несколько длинных полушагов-полупрыжков.
     Снова грянула очередь и снова с опозданием.
     Пятнистое брюхо вертолета чуть сдвинулось, оказавшись точно над Вероникиной головой. Подобрав камень, она с бессильной яростью швырнула его вверх...
     Минут через пятнадцать к ней, на вершину склона подоспели спецназовцы. Она била первого попавшегося кулаками в грудь, кричала в истерике. Потом успокоилась - услышала по рации, как чертыхается вертолетчик. Значит упустил... По-другому и быть не могло: все плохое осталось там, на острове, и выгорело теперь дотла.

Эпилог

     В Москве Забродов не думал скрываться - вернулся к себе в квартиру, на Малую Грузинскую. Первым делом принял горячий душ, потом заварил кофе. Наполнил дымящимся напитком чашку севрского фарфора - единственный, подаренный несколько лет назад предмет из большого сервиза.
     Провел рукой по золоченым корешкам - полная энциклопедия Брокгауза и Ефрона занимала целых три полки. В квартире недоставало многих необходимых с точки зрения современного человека вещей. Но книг всегда хватало с избытком.
     На следующий день Иллариона разыскали.
     Но Москва - не таежная глухомань. С отставным инструктором ГРУ здесь трудно расправиться, все бывшие сослуживцы под боком. И собак навешать трудно. Представителем от всех заинтересованных сторон заявился человек от генерального продюсера. Попытался уговорить Иллариона не делать громких заявлений в прессе - ни по поводу шоу, ни по поводу действий милицейского спецназа.
     - Пусть тогда компания заплатит игрокам за моральный ущерб. Разделит всю ту сумму, которую отвели на приз.
     - Но компания и так потерпела колоссальный ущерб. Ведь вы прекрасно знаете, что деньги из сейфа пропали.
     Забродов ничего не сказал, только выразительно посмотрел собеседнику в лицо.
     - Хорошо, мы заплатим, - заверил тот. - А вы дадите интервью нашему каналу. И выступите на этой неделе главным героем ток-шоу с Сергеем Новиковым.
     - А рок-звезду вы из меня не хотите сделать?
     - Если все пройдет нормально, пригласим вас вести следующее телешоу. Фалько с Бузыкиным уже разрабатывают сценарий. Кстати, есть вариант подключить вас уже на ранней стадии. Вы с вашим опытом наверняка сможете посоветовать интересные ходы. Думаю, оплата вас устроит.
     Забродов усмехнулся и покачал головой.
     - Давно я не ругался матом. Но трудно иногда сдержаться.
     Гость что-то еще стал говорить - торопливо, опасаясь быть прерванным. Но Забродов уже потянулся за томом дореволюционной энциклопедии.
     Где он в прошлый раз остановился?
     "В первом случае различаются главные виновные и участники, во втором - зачинщики, сообщники, подговорщики или подстрекатели и пособники...". Потом позвонил Фалько, отвлек от пожелтевшей страницы. А кто позвонит завтра?
     Звонок прозвенел тут же, снова не дав ему закончить.
     - С меня тут подписку о невыезде собираются брать, - известила Вероника. - Что посоветуешь?
     - А тебе уж замуж невтерпеж? На ком остановилась?
     - На Испании.
     - Ты мужика себе выбираешь или страну?
     - Климат.
     - Ладно, решим вопрос, будешь ты у нас загорать у моря и питаться паэльей. Ну, а если заскучаешь от благополучия, нанесешь визит на родину. Здесь круче.
     - Этого у нас точно не отнять.



   Андрей ВОРОНИН
   МЕРТВАЯ ХВАТКА





Анонс

     Его профессия - инструктор спецназа ГРУ. Его ученики - элита спецслужб России.
     Когда закон бессилен, инструктор вершит правосудие вне закона. Он - ас своего дела... Непревзойденный Илларион Забродов на страницах нового супербоевика А. Воронина "Инструктор спецназа ГРУ" Мертвая хватка.

Глава первая

     Города, особенно такие большие, как Москва, встречают весну первыми. Всю зиму погребенные под снегом каменные извилины улиц грезят о тепле; в огромных топках чадно сгорают тонны угля и мазута, гоня по ржавым трубам горячую воду, и гигаватты электрической энергии круглые сутки озаряют кирпичные ущелья ровным желтоватым светом, тщась заменить собой загостившееся в теплых краях солнце. Днем и ночью над городом висит плохо различимое простым глазом одеяло смога, удерживающее драгоценное тепло - смрадное, нездоровое, но все-таки тепло.
     Город живет по календарю. Нетерпеливо срывая со стены листок за листком, горожане воровато заглядывают вперед: скорее бы! И как только февраль сменяется мартом, город вздыхает с облегчением и во всеуслышание объявляет: все, господа, весна! Отмучились. Добро пожаловать на сезонные распродажи...
     И природа, загнанная в черте города в обнесенные чугунными решетками резервации парков и скверов, послушно уступает: весна так весна. Как скажете, ребята, вам тут, в городе, виднее. Давайте подгоняйте ваши погрузчики и самосвалы, сгребайте грязный снег, сметайте с мостовой песок и соль, которые сами же и набросали за зиму едва ли не по колено, - словом, действуйте по плану.
     И горожане действуют по плану. Слежавшиеся сугробы вывозят за город и сваливают в овраги, предоставляя им спокойно ждать весны - не календарной, а настоящей. На подоконниках городских квартир победно зеленеет в длинных деревянных ящиках рассада, на рынках откуда ни возьмись возникают ржавые грузовики, доверху набитые саженцами плодовых деревьев и кустарников, а возле киосков, торгующих семенами и удобрениями, собираются шумные очереди.
     Ртутный столбик термометра все еще неуверенно колеблется возле нулевой отметки, но царящая в городе суета так заразительна, что ранний дачник, впервые в этом году свернувший с шоссе на знакомый проселок, всякий раз жутко удивляется, обнаружив, что в лесу до сих пор лежит снег. Да и то сказать: в городе давно уже ждут первой зелени, а тут, изволите ли видеть, зима! Дичь, тундра... И как они круглый год живут в этой своей деревне?
     Рыба дачником не был и к ковырянию в земле относился с нескрываемым презрением коренного горожанина, достаточно хорошо обеспеченного, чтобы не отказывать себе в овощах и фруктах независимо от времени года. Он, конечно, не думал, что картошка растет на деревьях, а бананы вызревают на огуречных грядках, но рыться в грязи на заре третьего тысячелетия полагал делом глупым и недостойным человека разумного, каковым считал себя без тени сомнения.
     Охотой Рыба тоже не баловался, не говоря уже о такой ерунде, как собирание грибов и ягод; в лесу он бывал очень редко, исключительно по необходимости или случайно - ну, к примеру, когда в дороге подпирала вдруг нужда и приходилось волей-неволей выходить из машины и общаться с "зеленым другом", - и то обстоятельство, что в начале апреля под соснами и елями еще прячутся, дыша промозглым холодом, почерневшие сугробы, оказалось для него настоящим открытием.
     - Еханый бабай, - сказал Рыба, озадаченно вертя большой круглой головой, - гля, пацаны, снег! В натуре, снег!
     - На дорогу смотри, - ворчливо посоветовал сидевший рядом с Рыбой Простатит. - Того и гляди, колеса в какой-нибудь ямине оставишь. Снега он не видал, блин. Задолбал твой снег, в натуре. Скорей бы лето! С телками на бережке шашлычок поджарить - это ж милое дело!
     Рыба молча покосился на соседа и стал смотреть на дорогу. Простатит громоздился рядом с ним горой мускулов и жира - огромный, с синей от бритья тяжелой челюстью, туго обтянутый кожаной курткой, внутри которой свободно могли бы разместиться три человека нормального телосложения. Хозяйский джип, на котором они ехали, был новенький, и подвеска у него была в полном порядке, но Рыбе все равно казалось, что под тяжестью Простатита мощный японский внедорожник заметно перекашивает на правую сторону.
     Дорога была, мягко говоря, так себе. Пока они ехали полем, покрытие было еще куда ни шло, хотя и там любая легковая иномарка за пять минут превратилась бы в металлолом. Но здесь, в лесу, без проблем проехать можно было разве что на тракторе или грузовике повышенной проходимости - на "Урале", скажем, или армейском КамАЗе. Две глубокие вязкие колеи все время карабкались на какие-то косые бугры - карабкались исключительно для того, чтобы тут же нырнуть в очередную страховидную ямищу, наполненную желтоватой глинистой водой. Мощный джип модного серебристого цвета с плеском погружался в ямы, мутная жижа шумно плюхала в днище, иногда брызгая на стекло; высокие колеса с титановыми дисками погружались в воду целиком, округлый бампер гнал перед собой волну, которая выплескивалась на обочины, заливая придорожные кусты.
     Из ям Рыба выводил машину на пониженной передаче. Пару раз они даже забуксовали, но бог их миловал, и толкать машину не пришлось.
     Там, где дорога была поровнее, любивший скорость Рыба не упускал случая разогнать машину. Тогда тяжелый джип принимался козлом скакать по рытвинам и узловатым корням деревьев. В багажнике при этом всякий раз глухо лязгали лопаты, и запасная канистра с бензином, подпрыгивая в воздух, тяжело ухала в пол, грозя проломить днище. Каждый такой прыжок сопровождался однообразным матом, доносившимся с заднего сиденья. Пассажиров сзади было двое, но ругался только один из них, по виду мало отличавшийся от Рыбы и Простатита. Пассажир этот из-за своего длинного и вислого, как соленый огурец, носа прозывался Хоботом. Сосед Хобота был щуплым молодым человеком в очках, одетым просто и безвкусно. Сидел он тихо, как мышь под веником, и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Говоря по правде, молодой человек побаивался своих гориллоподобных спутников.
     Что с того, что они называются личной охраной господина Майкова? Если человек выглядит как бандит, разговаривает как бандит, щеголяет бандитскими повадками и таскает под полой куртки заряженный пистолет, а в кармане пружинный нож, то он, скорее всего, и есть самый настоящий бандит, назови ты его хоть охранником, хоть помощником депутата, хоть папой римским. Телохранители господина Майкова выглядели бандитами девяносто шестой пробы, да и сам господин Майков, не к ночи будь помянут, недалеко от них ушел.
     А то, что он, господин Майков, называет себя предпринимателем, так ото ничего не значит. Вот Валера Лукьянов, к примеру, везде и всюду называет себя ландшафтным архитектором, и, что смешнее всего, ему, как правило, верят, но суть-то от названия не меняется. Он, Валера, был и останется всего-навсего выпускником сельскохозяйственной академии, агрономом, которому повезло хорошо пристроиться, а его работодатель господин Майков - просто разбогатевший, слегка остепенившийся бандит, и телохранители его тоже бандиты, разве что помоложе да победнее, и приличному человеку в их обществе, ясное дело, неуютно...
     За грязным, забрызганным мутной талой жижей окном рывками проплывал лес - запущенный, дремучий, с непролазно густым подлеском, все еще засыпанный почерневшим ноздреватым снегом, неприветливый и холодный. Выпускник сельхозакадемии Валерий Лукьянов снова зашуршал картой Брянской области, хотя уже около часа назад окончательно понял, что толку с этой карты мало, можно сказать, нет совсем. На карте все выглядело просто и ясно. Не было там ни этих дремучих, протянувшихся на сотни километров лесов, ни лесных дорог и просек, перепутанных, как намотанные на вилку спагетти или как дождевые черви в баночке для наживки. Половины деревень, через которые они проезжали, на карте не было тоже, зато там значилась тьма населенных пунктов, которых на деле, похоже, попросту не существовало. Валерий чувствовал, что еще немного, и спутники обвинят его в том, что они заблудились, хотя вел машину не он и поездку эту затеял тоже не он. Правда, насчет последнего... М-да... И дернул же его черт брякнуть Майкову про старика Макарыча! Макарыч - это же просто легенда, слух, который витает в воздухе с незапамятных времен. Никто ведь толком не знает, жив ли он до сих пор, Макарыч-то, а если жив, то продолжает ли заниматься своим ремеслом. Кого ни спроси, все про него слышали, и все хором твердят одно: о да, Макарыч - это ас! Да какой там ас - чародей! В старину про таких говаривали, что у него, дескать, зеленая рука. Мол, к чему ни прикоснется, все цветет, зеленеет, а плодоносит так, что урожай на самосвале не упрешь. Словом, таких садоводов, как Макарыч, нынче днем с огнем не сыщешь - и не только в России, но и, пожалуй, во всем мире.
     Это если верить слухам. Сам-то Валера Лукьянов легендарного Макарыча, ясное дело, сроду в глаза не видел и никогда, по большому счету, в его существование до конца не верил. То есть, может, и был когда-то такой садовод, на всю страну знаменитый, да только с тех пор уж больно много воды утекло. И страны той больше нет, и известность тогдашняя в наше время ни хрена, извините, не стоит. Спился он, наверное, давно. Спился и помер, а Валера Лукьянов должен его, старого хрыча, по лесу искать, как та девчонка из сказки про двенадцать месяцев под Новый год подснежники искала. Милое дело, как сказал бы Простатит. Блин, ну и кличка! И как он с такой живет? Неужели не обидно?
     Сидевший за рулем Рыба услышал шелест карты и слегка повернул голову в сторону заднего сиденья. Лукьянов увидел его круглую румяную щеку и большое, красное, похожее на раздавленный пельмень ухо.
     - Ну, профессор, - спросил он с насмешкой, - чего там пишут-то в твоем талмуде? Приедем мы сегодня куда-нибудь или так и будем попусту бензин жечь? Бензин девяносто пятый, стоит недешево, и жрет его наша машинка за милую душу. Смотри, наука, как бы тебе не пришлось папе Маю за бензинчик башлять. Он бабки зря тратить не любит. Скоро там твоя деревня?
     "Начинается", - понял Лукьянов и, чтобы не показать, что оробел, с вызовом ответил, остро блеснув стеклами очков:
     - А я откуда знаю? Я, что ли, за рулем?
     Рыба поперхнулся и ударил ногой по педали тормоза.
     Не ожидавший этого Простатит с глухим деревянным стуком боднул головой ветровое стекло. Хобот коротко заржал, но, когда Простатит тяжело повернулся к нему и смерил его холодным, не сулящим ничего хорошего взглядом, сразу же заткнулся.
     - Ты чего, четырехглазый? - с угрозой протянул Рыба, разворачиваясь назад всем телом и просовывая в промежуток между спинками сидений свирепую круглую физиономию, в которой не было ровным счетом ничего рыбьего. - Ты чего гонишь, урод? Мое дело - баранку крутить, а твое - дорогу показывать, понял, Сусанин? Ты куда нас завез, козья морда?
     - Хорош быковать. Рыба, - к большому облегчению Лукьянова сказал сидевший рядом с ним Хобот и лениво отпихнул водителя ладонью. - Помнешь этого фраера - папа Май тебе бубну выбьет. Чего ты, в натуре, прыгаешь? Профессор не виноват, что ты указатели читать не умеешь. Крутишь баранку - крути помаленьку и не ной. Какого хрена стал? Поехали, в натуре, а то до завтра не доедем! Заколебало уже по кочкам прыгать!
     - Типа, я от этого кайф ловлю, - неохотно убирая голову из просвета между спинками сидений, проворчал Рыба. - Ты, Хобот, базар-то фильтруй! Какие тут, на хрен, указатели? Тайга! Мне, между прочим, еще тачку от этого дерьма отмывать.
     - Зато, когда мы на деле, ты за баранкой сидишь и кокс нюхаешь, - сказал Хобот. - Чем плохо? При таком раскладе не в падлу раз в год тачку сполоснуть. Давай заводи, кончай это профсоюзное собрание!
     - Заводи, заводи, - проворчал Рыба, берясь за ключ зажигания. - А толку ее заводить? Куда ехать-то? Это, по-твоему, что - дорога в деревню?.
     Он ткнул пальцем вперед.
     Прямо по курсу опять была лужа - огромная, мутная, с торчащим прямо из