е дело... МВД с  вами  связалось,  их
начальство позвонило нашему, поверь, на очень высоком уровне, даже не на
моем.
   - И что из того? Они, наверное, каждый день звонят, делать им нечего,
государственные  деньги  транжирят,  -  как  ворчливый  старик   отвечал
Забродов.
   - Да нет, там дело серьезное. Ты, может, слышал, во скорее всего нет.
   - Так какое дело, Андрей? Не тяни кота за хвост,  я  же  тебя  всегда
прошу излагать быстро и четко.
   - С тобой хотят встретиться, они тебе обо всем и расскажут.
   - Сорокин, что ли?
   - Да, Сорокин встретится и объяснит. Только поедем вместе, меня  наше
начальство посылает.
   - Что, боятся, чтобы я чего  лишнего  не  наговорил?  Государственную
тайну не выдал?
   - Да нет, ничего они не боятся, тут как бы дело идет о  чести  нашего
мундира.
   - Твоего серого пиджака в крапинку?
   - А откуда ты знаешь, что на мне пиджак в крапинку?
   - У тебя, Андрей, их всего два.
   - Да, да, - сказал Мещеряков. - Заехать за тобой на машине?
   - Заезжай, если уж дело не терпит отлагательства.
   - Не терпит, - сказал Мещеряков.
   Через полтора часа полковник ГРУ Мещеряков и  бывший  инструктор  ГРУ
капитан Забродов уже находились в кабинете полковника Сорокина.  Мужчины
поздоровались за руку. В кабинете имелись два стола: один маленький,  за
которым полковник Сорокин работал, а второй большой - для совещания.
   - Присаживайтесь, присаживайтесь, сейчас кофе принесут.
   - Я бы охотнее выпил чая.
   Мещеряков посмотрел на Забродова:
   "Вот привереда, все ему не так. Предложили бы  чай,  он  попросил  бы
кофе".
   К подобным заморочкам и выходкам приятеля Мещеряков привык, и они его
не удивляли.
   - Как будет угодно, - сказал полковник Сорокин, - есть у нас и чай.
   - Это хорошо. Так, значит, ваше ведомство хорошо финансируют, если  у
вас есть чай и кофе.
   С этими словами Забродов открыл бутылку минеральной воды, стоящей  на
столе, налил себе в стакан и не спеша выпил.
   - Вы, наверное, еще не знаете. Уже обнаружено  девять  трупов,  почти
все в районе Лосиного острова.
   - Всего девять? - спросил Забродов.
   - Вам этого мало?
   - Нет, когда девять человек гибнут в машине  -  это  очень  много,  а
когда при взрыве бомбы - считай ничто. Статистика - вещь  относительная,
полковник.
   - Все убитые - довольно-таки  крепкие  мужчины,  я  бы  даже  сказал,
спортивные. Все они убиты одним и тем  же  способом  -  задушены  голыми
руками. Ни удавкой, ни петлей, а голыми руками. И у каждого  на  затылке
ножом вырезан крест.
   - Интересно, - пробурчал Забродов, - ну и причем здесь мы?
   - Я вас пригласил потому, что есть версия,  хоть  какая-то...  Вполне
возможно, убийца мог оказаться вашим человеком.
   - В каком смысле - нашим, полковник? - спросил Мещеряков.
   - Может быть, он служил в спецназе ГРУ, а может, и теперь служит.
   - Да вы что, - вспылил Мещеряков, - у нас люди...
   - Погоди, Андрей, - одернул полковника Забродов, - Сизов с  Кавериным
тоже служили в спецназе.
   Я понял логику ваших  предположений.  Вы  говорите,  задушены  голыми
руками?
   - Да. Вот, посмотрите, - на стол легла пачка фотографий.
   Забродов разложил их и принялся рассматривать.
   - Вот эти два - свежие.
   - Я понял, - сказал Забродов, - читать умею, на каждом снимке  отбита
дата.
   - Да, посмотрите, может быть, вы можете что-то подсказать.
   Полковник Сорокин понял, что на  гээрушников  лучше  не  наезжать,  а
лучше попытаться разговаривать с ними так, как со своими коллегами.
   - Я знаю, капитан, что вы занимались подготовкой спецназа ГРУ.
   - Да, занимался. Много лет занимался. Не одного потенциального убийцу
подготовил.
   - Что вы можете сказать о своих, людях? Может среди них быть такой?
   - Вполне может быть.
   - Ты что говоришь?! - набросился на Забродова Мещеряков.
   - Погоди, Андрей, дело серьезное. Ты посмотри на эти фотоснимки.
   - Да не хочу я смотреть! - бросил Мещеряков, во его руки потянулись к
фотографиям, и он с любопытством  и  отвращением  одновременно  принялся
перебирать снимки.
   - Знаете, полковник, - торопливо произнес Забродов, -  я  учил  людей
убивать, у нас такая работа.
   Если ты не убьешь, то убьют тебя. Но я никогда никого не учил убивать
таким способом. При подготовке я  всегда  ставлю  одну  и  ту  же  цель:
убивать нужно так, чтобы не испытывать при этом удовольствия. А судя  по
всему, ваш душитель - человек с  нарушенной  психикой,  он  от  убийства
получает удовольствие.
   - А зачем он вырезает кресты?
   - Этого я не знаю. Скорее всего - метка, чтобы подчеркнуть,  убийство
совершил именно он.
   - Послушайте, капитан, - сказал  полковник  Сорокин,  присаживаясь  к
столу, опираясь на него локтями, - скверно все получается. Если  человек
душит голыми руками, то зачем ему ставить подпись?
   - Есть в этом логика, полковник. Например,  художник  пишет  картину,
его и так прекрасно узнают, но автограф тем не менее  обязателен,  иначе
она не считается оригиналом.
   Полковник Сорокин тряхнул головой.
   - Поясните.
   - Да, я учил убивать быстро  и  надежно.  Во  всяком  действии  нужна
экономия энергии, экономия силы.  Задушить  голыми  руками  -  не  самый
легкий и спокойный способ. Судя по всему, вы правы...
   - Конечно, прав, экспертиза подтверждает, а не я.
   - Так вот, - продолжил  Забродов,  -  душить  голыми  руками  тяжело.
Согласитесь, быстрее сломать позвоночник, силы у этого человека  на  это
хватило бы. Я не думаю, что он спецназовец. Для спецназовца такой способ
- чужой, это не из арсенала профессионалов своего дела. Если бы мне надо
было убивать, если бы у меня поехала крыша и рассудок помутился,  а  все
эти люди мне чем-то стали  крайне  неприятны,  превратились  бы  в  моих
врагов, то я бы, поверьте, убивал другим способом.
   Если бы у меня не было оружия - ножа, петли,  палки  -  я  бы  просто
сворачивал шеи. Это быстро и экономно. Или одним ударом... Показывать не
буду, - сказал Забродов, - убивал бы  человека.  Один  удар  в  горло  -
быстрый, короткий, мгновенный - и  человек  мертв.  Поверьте,  все,  кто
прошли школу спецназа ГРУ, этими ударами владеют. А  вы  видите,  убийца
применяет что-то другое - скорее, из  области  цирка,  это  актерство  -
удава изображать и укротителя в одном лице.
   - Вы говорите, удава?
   - Да, удава. А что? Надеюсь, вы видели в цирке номер с удавом?
   - Не приходилось, - признался полковник Сорокин, - видеть воочию.
   - А я видел.
   - Но знаете, капитан, мы действительно назвали его Удавом.
   - А как же вы еще могли его назвать? Ведь он душит, а не  кусает,  не
режет, не стреляет, просто-напросто душит.
   И тут Забродов, положив руки на стол, немного отвлекся:
   - Так говорите, вы не видели номера с удавом?
   Когда дрессировщик преспокойно дает обвивать шею  огромной  змее,  он
ничем не рискует. Фокус прост:  удав  прежде  чем  трижды  не  обовьется
вокруг шеи, давить не станет, ему просто  не  хватит  на  это  сил.  Вот
дрессировщик и дает ему обвиться два раза, а из третьей петли все  время
выскальзывает,   сбрасывает   ее.   Тут    есть    артистизм,    элемент
соревновательности. Ваш душитель не просто убивает,  а  ищет  противника
практически равного себе, - Забродов перебрал  снимки.  -  Он  душит  не
всегда сзади, а и спереди, и сбоку. Как  я  понимаю,  главное  для  него
насладиться агонией, почувствовать ее руками, ему важна не сама  смерть,
а процесс.
   И он абсолютно  не  кровожадный,  может  быть,  вид  крови  ему  даже
противен. И скорее всего противен. Если бы ему нравилась  кровь,  он  бы
полосовал лица, тела. А так лишь неглубокий разрез на уже мертвом  теле,
- и он выдернул снимок, на котором отчетливо был виден крест, вырезанный
на затылке мертвого человека, мужчины.
   - Послушайте, - сказал Мещеряков, - а  почему  вам  в  голову  пришла
мысль, что убийца - спецназовец?
   - Тут уж, как повелось. Два  ваших  человека  один  раз  засветились,
теперь всегда на вас будут думать.
   - Это не правильное  рассуждение,  -  ответил  Забродов.  -  Вы,  как
человек, носящий  форму,  должны  знать,  что  если  снаряд  уже  сделал
воронку, то вероятность того, что  второй  попадет  в  эту  же  воронку,
ничтожно мала. Куда скорее снаряд ляжет на чистое поле, так что  зря  вы
ищите в нашем направлении, уж попомните мое слово.
   - Утопающий за соломинку хватается, - напомнил Сорокин, - все  версии
нужно отрабатывать. И если до последнего времени  с  расследованием  нас
специально не подгоняли, понимая, что спешка только  навредит  делу,  то
теперь придется действовать в пожарном темпе. Журналисты уже  пронюхали,
скоро в Москве начнется паника.
   Забродов ухмыльнулся:
   - Знаете,  полковник,  -  он  посмотрел  в  глаза  Сорокину,  -  ваши
рассуждения не совсем верны. Все версии хороши, кроме  заведомо  похожих
на правду.
   Они, -  я  исхожу  из  своего  собственного  опыта,  -  как  правило,
оказываются провальными.  А  самые,  на  первый  взгляд,  невероятные  -
зачастую правильные. Так что со спецназовцами вы  явно  перебрали,  и  я
ничем вам помочь не могу. Навряд ли это был кто-то из моих людей, но то,
что он невероятно силен, это я могу сказать абсолютно точно. Но  сильных
людей много, причем сильными у этого душителя могут быть лишь руки, даже
кисти рук, как у музыканта или игрока в пинг-понг.
   - Странное предположение.
   - Вы знаете, что у теннисистов очень сильные кисти, а  бицепсы  могут
быть слабыми? Так же кисти могут быть сильными у пианистов.
   - Вы думаете" он музыкант?
   - Вполне может быть.
   - А насчет паники?
   - Да, это интересно, когда здоровые мужчины станут  бояться  выходить
на улицу - ни старики, ни женщины, ни дети, а именно  здоровые  мужчины.
Это что-то новое, убийца - человек  с  фантазией,  во  всем  хочет  быть
непохожим на остальных.
   - А я думаю, он просто сумасшедший.
   - То, что он сумасшедший - это верно. Но сумасшествие бывает разное и
оно совсем не говорит о глупости.  В  жизни  он  может  быть  нормальным
человеком, так же как вы, я или полковник Мещеряков - ходить по  улицам,
забегать в кафе, покупать  книги,  диски,  читать,  слушать  музыку.  Он
отличается от нас лишь взглядом  на  смерть.  Если  нам  она  неприятна,
вызывает отвращение, страх, то ему чужая смерть доставляет удовольствие,
причем  огромное.  К  тому  же  удовольствие  это  эстетическое,   кроме
физического   наслаждения.   Это   как   обладание   женщиной,   которая
сопротивляется.   Ему,   насколько   я   могу   предположить,   нравится
сопротивление, и именно поэтому он выбирает сильных мужчин.
   - По какому принципу он их выбирает? Вот таксист, вот сантехник,  это
спортсмен, - полковник Сорокин указал на фотоснимки, - но все они чем-то
похожи.
   - Да,  похожи.  Они  все  примерно  одного  роста  и  примерно  одной
конституции, словно их отливали в одной  форме,  так  сказать,  эталоны.
Наверное, они эталоны мужской красоты в его понимании.
   - Все убитые, - продолжил полковник Сорокин, - нигде между  собой  не
пересекались, не знали друг друга. Это люди разных кругов общения,  даже
разного уровня жизни. Вот этот богат, этот беден, этот...
   - С бородой, - сказал Забродов, - а этот без бороды. Но  они  похожи,
словно братья.
   - И что нам это дает? - спросил Сорокин.
   - Не знаю, я просто-напросто рассуждаю.  Вы  меня  позвали,  чтобы  я
ответил на ваши вопросы. Как мог, я ответил.
   - Да, да, ответили. Но, к сожалению, мало что прояснилось.
   - А вы, полковник, хотели, чтобы мы с Мещеряковым сказали, что убийца
спецназовец?
   - Если бы вы это сказали, я был бы рад. Это намного  сузило  бы  круг
подозреваемых. А теперь вы меня  убедили,  что  версия  со  спецназовцем
ошибочна и ни к чему хорошему не ведет.
   - Я тоже так думаю, - сказал Забродов.
   - А вот ваши рассуждения, капитан, об автографе интересны, словно  бы
неграмотный человек подписывался, ставил крестик вместо подписи.
   Забродов улыбнулся:
   - Расписаться ножом сложно, а поставить крест - просто.
   Еще минут двадцать  беседовали  мужчины,  причем  у  всех  лица  были
озабочены. Волнение полковника Сорокина невольно передалось Забродову  и
Мещерякову.
   Все трое были заинтересованы в том, чтобы как можно скорее  разрешить
запутанное дело, выйти на след убийцы. Илларион догадался,  пока  убийца
не окажется на скамье подсудимых или  в  наручниках,  тень  краем  будет
задевать и его, мол, это он обучал людей убивать. И  неважно,  требовали
ли этого государственные интересы, требовало ли ГРУ - это  дело  второе.
Раз есть трупы, значит, существует убийца.  А  если  существует  убийца,
значит, кто-то  научил  его  страшному  ремеслу.  А  пока  Сорокину  был
известен лишь один учитель - Илларион Забродов.
   - Послушайте, - вдруг сказал  Забродов,  -  я  понимаю,  пока  вы  не
поймаете этого мерзавца, вы будете думать, что я к этому  имею  какое-то
отношение. Может, вы и правы. Не перебивайте  меня,  полковник,  я  тоже
чувствую свою вину. Да, я готовил профессиональных диверсантов, то  есть
простым языком говоря, - убийц. Но так было  надо,  это  мой  хлеб,  мое
ремесло.
   - Ты что, Илларион! - воскликнул Мещеряков. -  Как  ты  можешь?  Твои
люди принесли столько пользы...
   - Вот видите, полковник, - сказал Илларион, обращаясь к Сорокину, - и
от убийств бывает польза.
   Это как яд:  он  может  быть  и  отравой,  а  может  -  и  уникальным
лекарством.
   Уже через полчаса Мещеряков с Забродовым были на  улице,  неторопливо
шли. Полковник машину отпустил, сказав, где шофер должен его ждать.
   - Что ты обо всем этом думаешь, Илларион? Твоя совесть чиста,  я  это
знаю. А искать убийцу - это их проблема. Пусть ищут, государство  им  за
это деньги платит.
   - Я понимаю, Андрей. Но представь ситуацию иначе: этот мерзавец может
придушить и тебя.
   - Меня? - воскликнул Мещеряков.
   - Ну хорошо, не тебя, а меня.
   - Тебя? - Мещеряков саркастически захохотал. - Хотел бы  я  на  него,
Илларион, посмотреть. Вот уж потеха началась бы, если бы он  тебя  решил
придушить. Я ему, честно говоря, не завидую.  Уж  я-то  знаю,  как  тебя
пытались задушить, и знаю, что с теми тремя стало.
   - Просто мне повезло в конкретной ситуации. Но признаться честно, мне
очень интересно посмотреть на этого человека, - Какой у тебя интерес?  -
спросил Мещеряков.
   - Чисто профессиональный, - сказал Илларион.  -  Знаешь,  Андрей,  он
душит людей неспроста.
   - Это и так понятно, - с тоном знатока воскликнул полковник ГРУ.
   - За всем, судя по фотографиям и тем фактам, которые изложил Сорокин,
стоит философия.
   - Опять ты за свое! Какая на хрен философия, он сумасшедший!
   - Нет, Андрей, не простой сумасшедший.
   - Вот ты опять,  Илларион,  начинаешь  забивать  себе  и  мне  голову
бреднями. Философию приплетаешь... - Просто псих, отъявленный  мерзавец.
Я уверен, что од не думает, а хладнокровно душит.
   - Просто душит. Мещеряков, только асфальтоукладочный каток. Вот он  -
просто душит, да и то за рычагами сидит  человек.  В  этом  мире  ничего
просто так не случается, на все существует  причина.  И  если  вычленить
причину, можно предсказать и  предупредить  последствия.  Так  что  надо
заниматься причинами, а не следствиями. А  Сорокин  занимается  как  раз
другим, он разбирает результат, а не то, как  человек  этих  результатов
достиг, и не задумывается над тем, почему он это сделал.
   - Так уж  и  не  разбирается!  -  воскликнул  Мещеряков  и  испуганно
оглянулся.
   Прямо за ними двигался мужчина, широкоплечий, с сильными руками.  Его
шарф развевался на ветру, шляпа была надвинута на самые глаза, ни  дать,
ни взять маньяк. Этот испуганный взгляд Забродов перехватил.
   - Ну вот, иллюстрация к  твоим  рассуждениям,  паника  в  Москве  уже
началась - с тебя, полковник.
   - Брось, Илларион, я не испугался, просто профессиональная привычка.
   Мужчина догнал  Забродова  с  Мещеряковым  и  голосом,  абсолютно  не
вяжущимся  с  его   грозным   видом,   почти   девичьим   или   детским,
поинтересовался:
   - Господа, у вас зажигалки не будет? У меня бензин кончился, - на его
огромной  ладони  поблескивала  золоченым  корпусом  зажигалка  "Zippo".
Казалось, сожми он пальцы, и зажигалка сомнется, как пачка сигарет.
   - Пожалуйста, - Забродов дал мужчине прикурить.
   - Большое спасибо. Погода ни к черту.
   - Согласен.
   Мещеряков двинулся вперед. А Забродов,  сделав  два  шага,  настигнул
своего приятеля и схватил его руками за горло,  схватил  не  сильно.  Но
Мещеряков чуть не проглотил сигарету  и  только  после  этого  попытался
провести прием, которому Забродов же его и научил.
   Илларион в ответ лишь расхохотался, ловко уклонившись от удара ногой.
   -  Ну,  Мещеряков,  вот  видишь,  голыми  руками  тебя  не  возьмешь,
приемчики, сволочь, знаешь.
   Тот тряхнул головой.
   - Ты, Илларион, сумасшедший. Может, это ты ходишь по  городу  и  всех
душишь? Начитался какой-то ерунды в своих старинных книгах  и  вообразил
себя сверхчеловеком.
   - Да, так оно и есть.
   - Здоровый мужик, - глядя вслед  удаляющемуся  великану,  пробормотал
Мещеряков.
   - Не очень. Я бы его задушил.
   - Ты, Илларион, и медведя задушить можешь, если, конечно,  пальцы  на
шее сойдутся.
   - А я найду медведя. Мещеряков, с тонкой шеей.
   - С лебединой? - засмеялся Мещеряков, а затем посмотрел  на  часы.  -
Мне с тобой, Илларион, разговоры разговаривать время нет.
   - Какого черта ты со мной поехал к Сорокину?
   Небось, начальство приказало проследить, чтобы  я  не  сболтнул  чего
лишнего, мундир гээрушника не запятнал?
   - В общем-то, да, -  смутился  Мещеряков,  не  умевший  врать  своему
приятелю. - Это тебе хорошо, Илларион, у тебя времени свободного с  утра
до вечера. А у меня служба, бумажки надо просмотреть, подписи поставить,
планы составлять.
   - Да знаю я. Мещеряков,  чем  ты  там  занимаешься.  От  тебя  пользы
никакой. Кстати, вон моя машина, хочешь, подвезу тебя домой?
   - Не хочу.
   - Ты не через Беговую поедешь?
   - Через Беговую. Ты же сам прекрасно знаешь.
   - Тогда и подбросишь меня туда.
   - Куда туда? - спросил Мещеряков.
   - Пойду книги посмотрю, может, что новое поднесли.
   - Господи, Илларион, когда ты с книгами покончишь? Когда  ты  ерундой
заниматься бросишь? Здоровый мужик, а портишь глаза, книги читаешь.
   - Кому что, Мещеряков.  Ты  же  знаешь,  сколько  книг  ни  читай,  а
императором не станешь.
   - Я им и не собираюсь становиться. А насчет порчи глаз, так это то же
самое, что сказать: ходишь - ноги портишь. Садись в инвалидную коляску и
катайся по городу. Мозоли никогда не натрешь, да и подошвы будут целые.
   - Вон твоя инвалидная коляска стоит с  антеннами  спецсвязи.  Крутая,
новую рацию, небось, поставили?
   Мещеряков чувствовал себя  неудобно  из-за  того,  что  он  ездит  на
служебной машине, а Забродов, который ничуть не хуже, ходит  пешком  или
ездит на своем старом "лэндровере". А вот Забродов чувствовал себя уютно
в каждой ситуации, он был лишен комплексов, присущих многим  людям.  Его
не прельщали ни звезды на погонах, ни должности,  ни  орденские  планки.
Ему было достаточно того, что он является самим собой и живет  так,  как
ему нравится, по своим  законам,  исполняя  приказы,  которые  сам  себе
отдает.
   Машина рванулась с места, да так резво, что пригнулись антенны.
   Мещерякову хотелось хоть чем-то досадить невозмутимому Иллариону;
   - Кстати, Марина приехала загорелая, счастливая.
   - Ну и что?
   - Тебя не интересует, почему она счастливая?
   - Потому что предчувствует скорую  встречу  со  мной,  -  преспокойно
ответил Забродов.
   - Вы договорились, что ли? - выходя из себя, сказал Мещеряков.
   - Нет, не договаривались.
   -  Кстати,  она  интересовалась,  как  прошел  твой  день   рождения.
Наверное, какой-нибудь подарок приготовила.
   - Не знаю.
   - Посмотришь, когда увидишь ее.
   - Думаю, ты, как последний мерзав