.
   - Да уж, - промямлил Иларион.
   Генерал шагнул вперед и в нерешительности остановился, поскольку Забродов
все еще торчал в дверях, загораживая ему дорогу.
   - Ты чего? - спросил он подозрительно. - Пускать меня не хочешь, что ли?
   - Что вы, как можно, - спохватился Иларион и с большой неохотой  отступил
в сторону, давая Федотову пройти. - Это я так... Обалдел от неожиданности.
   - Обалдел он... А что тогда  про  меня  говорить?  Доведете  вы  меня  до
инфаркта, черти окаянные.
   - Ничего, - сказал Иларион, лихорадочно соображая,  как  быть.  -  Сейчас
кофейку организуем, поправим нервишки... На кухню, товарищ генерал, а  то  у
меня там неприбрано...
   - Нашел, чем удивить, - проворчал Федотов, - неприбрано...  Как  будто  у
тебя когда-нибудь бывает прибрано! Не люблю я на кухне сидеть. Годы  мои  не
те - по табуреткам маяться.
   - А  я  вам  подушечку...  -  заикнулся  было  Иларион,  но  генерал  уже
решительно шагнул мимо него в комнату. На  пороге  он  остановился.  Повисла
нехорошая пауза.
   - Так, - медленно, веско сказал Федотов. - Это и есть твой мини-заряд?
   - Здравия желаю, товарищ генерал, - невозмутимо прозвенел голос Нины.
   Иларион заглянул через плечо Федотова в комнату. Нина, полностью одетая и
даже причесанная, сидела на краешке дивана, чинно сложив  руки  на  коленях.
Свернутая в тугой валик постель лежала в  уголке  дивана,  прикрытая  старой
газетой. Рядом с Ниной обложкой кверху лежал  раскрытый  посередине  сборник
японской поэзии. Забродов схватил  себя  за  нос  двумя  пальцами  и  крепко
сдавил, чтобы ненароком не разразиться неприличным  ржанием.  Переждав  пару
секунд, он отпустил нос и сказал:
   - Вы что, знакомы? Надо же... Эх, товарищ генерал! А сами  говорили,  что
не знаете никакой Самоцветовой... Или вы с ней потом познакомились?  Отбить,
наверное, хотели?
   ...После отъезда спецгруппы Иларион все-таки сварил кофе, разлил  его  по
чашкам и принес в комнату на старинном подносе литого серебра.  Федотов  все
еще отдувался и озадаченно вертел головой, то и дело принимаясь вытирать шею
носовым платком, как будто в  квартире  стояла  невесть  какая  жара.  Когда
Иларион поставил перед ним поднос с кофе, генерал покосился  на  свою  чашку
так, словно опасался, не налил ли туда Забродов цикуты или  еще  чего-нибудь
похлеще. На  Нину  он  не  смотрел  вообще,  а  та  буквально  пожирала  его
огромными, чересчур преданными глазами. Иларион  сдержал  улыбку,  подал  ей
кофе, а потом взял свою  чашку  и  опустился  в  свободное  кресло  напротив
генерала: Нина туда сесть, очевидно, не рискнула, предпочтя насиженное место
на диване.
   В комнате работал телевизор. Звук был отключен, на экране мелькали  кадры
какого-то очередного кровавого безобразия - не то автомобильной  аварии,  не
то  террористического  акта.  Иларион  скользнул  по  картинке   равнодушным
взглядом и вдруг напрягся: на экране был виден разбитый в лепешку "додж", на
полном ходу врезавшийся в осветительную опору. Марка и  цвет  были  Илариону
знакомы, но это полбеды: он узнал смятый багажник с  отскочившей  крышкой  и
понял, что Мельник выбрал единственно верный путь к  разрешению  всех  своих
неразрешимых проблем. Он  был  трусливым  скотом  и  садистом,  он  чуть  не
послужил причиной гибели тысяч и тысяч людей, но настроение у Забродова  все
равно испортилось.
   На экране спасатели  в  своих  световозвращающих  комбинезонах  принялись
кромсать гидравлическими ножницами сплющенный металл, пытаясь  извлечь  тело
водителя. Иларион поискал глазами пульт,  не  нашел,  привстал  с  кресла  и
выключил телевизор по старинке, вручную. Экран погас, и сразу стало легче.
   - Ну? - сказал генерал, сердито глядя в чашку.
   - Нет, ребята, - со вздохом сказал Иларион, - я не гордый. Не  заглядывая
вдаль, я скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль!
   - Болтун, - убежденно произнес Федотов.
   - Твардовский, - поправил Иларион. - "Василий Теркин".  Помните,  как  он
там из трехлинейки "мессер" завалил? А потом говорит: нет, говорит,  ребята,
я не того, не гордый...
   Нина отвернулась и стала осторожно прихлебывая кофе, смотреть в окно.  За
окном не было ничего интересного, если не считать голубя, который, поминутно
скрежеща коготками по жести, бродил по карнизу.
   Генерал терпеливо пропустил мимо  ушей  тираду  Забродова,  подождал  еще
немного и сказал:
   - А если по существу?
   Иларион сделал большие глаза и с трагическим  выражением  лица  кивнул  в
сторону дивана.
   - Перестань корчить рожи, - строго сказал генерал. - Об  этом  надо  было
думать раньше. Нет, это ж надо такое учудить! - не выдержав, взорвался он. -
Заниматься черт знает чем с ядерным  зарядом  под  кроватью!  Извращенцы,  -
закончил он с отвращением.
   - Да, - сказал Иларион. - Моральный  облик  ваших  сотрудников  оставляет
желать лучшего.  Плохо  у  вас  поставлена  воспитательная  работа,  товарищ
генерал! Сплошные неуставные взаимоотношения. Но вы сами  виноваты.  Сначала
подсылаете ко мне женщин,  а  потом  чем-то  недовольны.  А  чемодан,  между
прочим, стоял не под кроватью, а в кладовке.
   - Да, это в корне меняет дело, - ядовито согласился Федотов. - Собачья  у
меня работа, - вдруг признался он. - В кои веки случится что-то занятное,  и
ведь никому не расскажешь! А расскажешь, так не поверят. В кладовке... -  Он
неожиданно  фыркнул  в  чашку,  едва  не  расплескав  кофе.  -  Анекдот!  Ну
признайся, Иларион, ты ведь специально это устроил?
   Забродов отчаянно замотал головой - Никак  нет.  Нога  попала  в  колесо,
понимаете? Федотов тяжело, по-стариковски развернулся в кресле  и  некоторое
время внимательно разглядывал Нину, которая так же внимательно  разглядывала
что-то за окном, хотя там уже не было даже голубя.  Голубь  улетел,  оставив
после себя лишь пару перышек да несколько живописных визитных карточек.
   - Да, - закончив осмотр, согласился генерал. - Это я могу понять. Это мне
доступно.
   Нина отвернулась от окна и взглянула на него с живым интересом.
   - Но-но, - сказал Федотов. - Ты кому глазки строишь, коза? По  гауптвахте
соскучилась? Твоя школа, - сообщил он Забродову и вдруг посерьезнел,  словно
его, как телевизор, переключили на другой  канал.  -  У  нас  мало  времени,
Иларион. Ведь история, я полагаю, длинная?
   - Да не так чтобы очень, - вздохнул Иларион. - Дурацкая - это да. Нелепая
- сколько угодно. А длинная... Нет, пожалуй, не длинная.
   Он залпом допил кофе  и  подробно  рассказал  присутствующим,  кто  такой
Мельник, как и откуда попал к нему пресловутый чемодан и что Мельник  должен
был с этим чемоданом делать. Не умолчал он и о том, каким  образом  раздобыл
эти сведения, а в качестве завершающего штриха сообщил, что только что видел
бывшего владельца чемодана по телевизору, и описал его плачевное "состояние.
Рассказ получился сжатым, весьма информативным и имел законченную форму,  то
есть сильно напоминал идеально составленный рапорт, в представлении генерала
Федотова. В этом рапорте было одно-единственное  слабое  место,  но  опытный
взгляд генерала сразу же за него зацепился.
   - А как, собственно, ты вышел на этого Мельника? - спросил генерал.
   - Погода  сегодня  чудесная,  -  невпопад  ответил  Забродов.  -  Вылечу,
наверное, точно по расписанию. Главное, чтобы в пункте  назначения  не  было
тумана. Вы прогноз погоды не слышали, товарищ генерал?
   Федотов побарабанил ногтями по  краю  кофейной  чашки,  и  та  отозвалась
мелодичным звоном.
   - Вот что, капитан, - сказал он.  Иларион  удивленно  вскинул  брови,  но
Федотов смотрел не на него, а на  Нину.  -  Поезжай-ка  ты,  дочка,  в  нашу
контору и пробей этого... Беслана, да?.. Пробей его по всем  нашим  каналам.
Можешь связаться с ФСБ, с Потапчуком. Сошлись на  меня,  он  поможет.  Этого
стервеца надо взять, он многое может рассказать, и тянется за ним немало - и
по нашей линии, и по какой угодно...
   Нина  торопливо  поднялась  и  направилась  к  двери,   но   на   полпути
остановилась и посмотрела на Илариона.
   Федотов неловко завозился в кресле, покряхтел и сердито сказал:
   - Сами выходите, если вам надо. Я пожилой человек,  и  кресло  удобное...
Мне и тут неплохо. Могу отвернуться, если хотите.
   Иларион медленно покачал головой и встал. Нина уже  была  в  куртке.  Она
улыбнулась Забродову, вынула из кармана шариковую ручку, записала  прямо  на
дверном косяке какой-то номер, кивнула обоим мужчинам и быстро вышла.
   - Телефон, - уверенно сказал Федотов, когда за ней захлопнулась дверь.
   Иларион промолчал. Он и без Федотова видел, что это телефонный номер.
   - Интересно, чем ты их берешь? - спросил генерал.
   - Начитанностью, - буркнул Забродов, падая обратно в кресло.
   Генерал взял со стола метательный нож, задумчиво поковырял  его  кончиком
под ногтем большого пальца, укололся,  коротко  выругался,  положил  нож  на
место и принялся сосать палец.
   - Как насчет моей просьбы? - поинтересовался Иларион.
   - Насчет медали, что ли? - спросил генерал, озабоченно разглядывая палец.
   - Насчет медали все ясно, -  усмехнулся  Забродов.  -  Бойцам  невидимого
фронта  -  невидимые  правительственные  награды...  Посмертно.   Я   насчет
чемодана, аэропорта и всего прочего.
   - Чемодан тебе скоро привезут, - проворчал генерал. - Если не взорвутся к
чертовой матери, конечно. Времени-то маловато, а ради  тебя  они  в  лепешку
расшибутся. Если бы ты вечером позвонил, было бы другое дело. Но ведь ты  же
был занят!
   - Нечего вам на меня ворчать, - сказал Иларион.  -  Во-первых,  была  уже
ночь, а никакой не вечер. Нормальные люди в это время уже спят, и вы  в  том
числе. Я вам выспаться дал! Вы бы  полночи  нервничали,  людей  собирали,  а
потом они бы все равно взорвались -  не  впопыхах,  так  спросонья...  Какая
разница?
   Генерал ответил в рифму - образно,  но  совершенно  неприлично.  Забродов
вздохнул.
   - Хотите еще кофе?
   - Не хочу я твоего кофе, - ворчливо ответил Федотов. -  У  меня  от  него
мотор стучит. Насчет аэропорта не волнуйся. Пройдешь мимо  контроля,  я  уже
договорился. Ну за дополнительный вес, конечно, придется раскошелиться.
   - Тридцать кило! - возмутился Забродов.
   - Это была твоя идея, - напомнил генерал. - Не понимаю, на кой черт  тебе
это надо.
   - Долг платежом красен, - сказал Забродов. - Каждому воздается  по  делам
его, понимаете? Пускай прочувствует на собственной шкуре, каково это -  быть
жертвой террористического акта.
   Говоря это, он улыбался, но глаза  оставались  непривычно  жесткими,  как
будто он сидел не за столом в собственной  квартире,  а  в  засаде.  Федотов
подумал,  что  давно  не  видел  Илариона  Забродова   таким,   и   мысленно
посочувствовал незнакомому японцу.
   - Ты давай, - сказал он, - собирайся потихоньку. Я, с твоего  позволения,
пока посижу здесь. Все равно работать не  смогу,  пока  ты  не  улетишь.  Не
обращай на меня внимания, ладно? Собирайся.
   - Да я уже давно собрался, - ответил Иларион, но все-таки встал. - Книжку
вам дать? Скучно ведь, наверное.
   - Хотел бы я немного поскучать, - вздохнул  Федотов.  -  Да  разве  ж  вы
дадите?
   -  А  вы  подайте  рапорт  и   ступайте   себе   на   пенсию,   -   тоном
профессионального  провокатора  сказал  Иларион.  -   Мещеряков   давно   по
генеральским погонам  тоскует.  Будете  рыбку  удить,  помидоры  выращивать,
скучать перед телевизором... А когда  вашему  преемнику  от  вас  что-нибудь
потребуется, он вам машину изуродует, сумасшедшую бабу  подсунет,  хулиганов
каких-нибудь на вас натравит, потому что прямо попросить о помощи ему  будет
неудобно. Неловко, знаете, пенсионера по пустякам беспокоить...
   Генерал крякнул.
   - Ну извини, - сказал он. - И вообще, это была  идея  твоего  закадычного
приятеля. Забродов посмотрел на часы.
   - Время еще есть, -  задумчиво  проговорил  он.  -  Может,  наведаться  в
госпиталь? Перекрыть ему, гаду, кислород, или что там у  него...  А  то,  не
ровен час, оклемается и еще что-нибудь учудит. Нет, серьезно, от  него  одни
неприятности. Если бы не  он,  я  бы  нипочем  об  этот  чертов  чемодан  не
споткнулся. Поедемте вдвоем, а? Вы на стреме  постоите,  а  я  его  подушкой
придушу. Или наоборот.
   - Давай свою книжку, - вздохнул генерал и вынул  из  внутреннего  кармана
футляр с очками. - От твоего юмора и в самом деле удавиться хочется.
   Иларион озадаченно почесал в затылке, прикидывая, какое чтиво  предложить
генералу, а потом взял с дивана томик японских поэтов.
   - Вот, - сказал он, - полюбопытствуйте.  Ознакомьтесь  с  психологическим
портретом противника.
   Федотов подозрительно оглядел обложку и перелистал несколько страниц.
   - Так это же стихи, - сказал он. Иларион пожал плечами.
   - Конечно. Причем в довольно приличном переводе. Я вам уже  говорил,  что
одиннадцатое сентября задумал поэт.
   - Ты все-таки считаешь, что наш японец имеет  отношение  к  одиннадцатому
сентября?
   - А вы, товарищ генерал, разве так не считаете? Даже после этой истории с
чемоданом? Вы только представьте себе, что могла натворить эта  штука,  если
бы она взорвалась в вестибюле гостиницы "Россия"!
   Федотов не спеша водрузил на  нос  очки  и  закрылся  книгой.  Воцарилось
молчание,   нарушаемое    только    шелестом    переворачиваемых    страниц.
Воспользовавшись паузой, Иларион навел в комнате порядок, то есть  отнес  на
кухню поднос с кофейной посудой и убрал на  место  все  еще  спрятанное  под
прошлогодней газетой постельное белье.
   Потом привезли чемодан. В квартиру его внес Матвей  Брузгин,  и  Забродов
понял, что это не случайно: генерал Федотов принял меры к тому, чтобы сузить
круг людей,  посвященных  в  эту  историю.  Наблюдая  за  тем,  как  Брузгин
протискивается в прихожую, Иларион в который уже раз подумал, как, наверное,
хорошо быть простым обывателем. Ходи себе  на  работу,  смотри  по  выходным
футбол, пей пиво и ни о чем не думай. Если ты не полный идиот,  все  у  тебя
будет хорошо и гладко, и тебе даже в голову не придет, что вот  только  что,
сию минуту, в каком-нибудь неприметном, забрызганном  грязью  автомобильчике
мимо тебя провезли ядерный заряд, способный стереть с лица земли пол-Москвы.
И если даже отголосок чего-нибудь подобного ненароком просочится  в  газеты,
ты  только  пожмешь  плечами  и,  раздраженно  отшвырнув  скомканный   лист,
проворчишь: "Брехня. Надоело..."
   Квадратный и приземистый Матвей Брузгин управлялся с  чемоданом  легко  и
небрежно, словно тот весил не тридцать  килограммов,  а  три.  Иларион  даже
заподозрил подмену и поспешил  с  ненужной  предупредительностью  принять  у
Матвея чемодан. Подмены не было:  проклятая  штуковина  весила  столько  же,
сколько и вчера, и даже еще больше, потому что спецы из управления  упрятали
ее в другой чемодан, с виду неотличимый от обычного дорожного кейса.
   -  Ручка-то  выдержит?  -  подозрительно  спросил   Забродов,   оглядывая
пластиковый корпус со всех сторон.
   - Не боись, выдержит, - успокоил его Брузгин.  -  Если  не  станешь  этой
хреновиной кого попало по башке молотить, непременно выдержит. А сдуру,  сам
знаешь, что можно сломать... А, товарищ генерал, и вы здесь! Здравия желаю.
   - Здравствуй, Матвей, -  сказал  генерал,  опуская  книгу  и  неторопливо
снимая очки, которыми пользовался только для чтения. В эту минуту он  больше
всего напоминал не генерала, а пожилого учителя  -  ну  максимум,  директора
школы. - Проходи, показывай, что вы там наковыряли.
   - Значит, так, -  сказал  Брузгин,  отбирая  у  Илариона  чемодан  и  без
церемоний водружая его на стол прямо поверх разбросанных книг.
   Забродов поморщился, но промолчал: на перевоспитание  Матвея  Брузгина  у
него уже не было времени, потому что самолет вылетал через три  с  небольшим
часа.
   Брузгин щелкнул замками и жестом дистрибьютора,  намеревающегося  втереть
лохам партию просроченной косметики, откинул пластиковую  крышку.  Под  ней,
как и предполагал  Забродов,  оказался  слой  каких-то  тряпок,  имитирующий
обычный багаж путешественника, а  под  тряпками  -  знакомый  до  отвращения
чемодан.
   - Игрушка, как видите, на месте, - сказал Брузгин. - Мы с ребятами в  ней
порылись, посмотрели, что к чему. Игрушка наша, отечественная,  но  какой-то
умник ее усовершенствовал.  Управлялась  она  дистанционно  -  насколько  мы
поняли, с помощью одного из тех веселых телефонов, которые мы с  Мещеряковым
обнаружили в Чечне.
   Иларион озадаченно поскреб щеку.  Он  ожидал  чего-то  в  этом  роде,  но
получить подтверждение своим  догадкам  все-таки  было  как-то..,  в  общем,
неприятно. Он живо представил себе, как Мельник,  сунув  на  лапу  швейцару,
втаскивает в вестибюль гостиницы "Россия" картонную коробку, вдоль и поперек
переклеенную скотчем, и садится с этой  коробкой  где-нибудь  в  уголке.  Он
сидит и ждет человека, который должен забрать у него  груз,  подсчитывает  в
уме выручку от этого пустячного дела, нервно покуривает  и,  возможно,  даже
пьет  кофе.  Потом  внутри  коробки  вдруг  раздается   приглушенная   трель
телефонного звонка, Мельник удивленно поворачивает голову на  звук  -  если,
конечно,  успевает  -  и  мгновенно,  совершенно  безболезненно  испаряется,
разнесенный чудовищным взрывом.
   В голове у  Федотова,  очевидно,  бродили  схожие  мысли.  Он,  вероятно,
представлял, как все это выглядело бы  со  стороны  и  какие  могло  вызвать
последствия,  как  в  масштабе  страны,  так  и  на  мировом   уровне.   Ему
представлялись руины Кремля и,  в  самом  лучшем  случае,  оживленный  обмен
встревоженными телефонными звонками между  президентами  ядерных  держав.  В
худшем случае право принятия решений могло бы попасть в  руки  какого-нибудь
нервного генерала, который, быть может,  еще  с  Суворовского  училища  ждал
случая  ответить  ударом  на  удар  и  показать  американскому  империализму
кузькину мать. По-настоящему представить себе все это было очень нелегко, но
трое находившихся в комнате людей отлично знали, что последние  полвека  мир
все время находился в одном шаге от описанного выше развития событий.
   Лицо генерала  Федотова,  когда  он  слушал  Матвея  Брузгина,  выглядело
осунувшимся и сильно постаревшим. Иларион  с  отсутствующим  видом  проводил
пальцами по щеке сверху вниз, глядя куда-то  в  угол  невидящим,  обращенным
вовнутрь взглядом. И только сам Брузгин, объяснявший,  каким  образом  можно
было взорвать содержимое чемодана и какие изменения внесли в его  устройство
специалисты-оружейники, оставался спокойным и деловитым.  Он  был  человеком
действия и не видел смысла в том, чтобы волноваться из-за  событий,  которые
могли бы произойти, но так и не произошли. Не произошли, и баста!  На  то  и
спецназ, чтобы вовремя предотвращать одни события и организовывать другие.
   - Вот таким манером, - завершил свою лекцию Брузгин. - На-ка вот, возьми.
Это тебе подарочек от технического отдела. Мы, конечно, не японцы,  но  тоже
кое-что умеем.
   Иларион протянул руку и принял протянутый Матвеем массивный хронометр  на
кожаном ремешке.  Часы  были  как  часы,  разве  что  чересчур  массивные  и
грубоватые - Иларион такие не любил. Из хромированного корпуса выступали  аж
три заводные головки. Они тоже были крупные, и каждую  из  них  защищали  от
случайных воздействий выступы  на  корпусе.  Словом,  вещица  была  довольно
уродливая, да еще и с аляповатой красной  звездой  на  циферблате.  Забродов
повертел часы перед глазами и вознамерился  было  сунуть  их  в  карман,  но
Брузгин остановил его.
   - Надень на руку и не снимай, - сказал он. - Не ровен час, потеряешь. Это
хорошие часы, и ход у них хороший, точный.
   - Могли бы сделать поизящнее, - проворчал Забродов, с  недовольным  видом
застегивая ремешок на левом запястье.
   - Чего? - не понял Матвей. - А,  поизящнее...  Так  это  нарочно.  Чтобы,
значит, никто не позарился. А то дадут тебе по тыкве и часы заберут.
   Забродов фыркнул,  с