по гребле на каноэ.
   - Эй, мудила, рыбу потерял! - закричал ему  удивленный  Дуб,  но  осекся,
разглядев лицо приятеля.
   Лица, как такового, не было. Вместо него на Дуба глянуло  бледное  пятно,
на котором только и можно было разобрать, что глаза, вытаращенные так,  что,
казалось, они вот-вот выскочат из орбит и двумя пулями полетят прямо в него,
Дуба, да перекошенный от ужаса рот, который, похоже, пытался и не мог что-то
выкрикнуть. Это было так жутко, что Дуб, не успев  даже  сообразить,  что  к
чему, круто развернулся и ринулся к берегу, с брезгливым ужасом отпихивая  в
сторону попадавшуюся по пути дохлую рыбу. Однако, когда воды стало по колено
и угроза, исходившая из  темных  глубин  озера,  теоретически  миновала,  он
остановился и немного пришел в себя. У него мелькнула мысль,  что  на  Митяя
напало какое-нибудь водяное чудо-юдо или, по крайней мере, сом, но Митяй уже
был тут как тут и, не говоря ни слова, метнулся мимо Дуба к берегу.
   Дуб, которому все это надоело и было до смерти жаль потерянной рыбы -  он
все еще видел медленно дрейфовавший посреди озера полузатопленный  мешок,  -
поймал Митяя за холодную скользкую руку,  рывком  развернул  его  к  себе  и
заорал прямо в перекошенную белую физиономию:
   - Да опомнись ты, урод! Что там такое?
   Митяй несколько раз судорожно хватанул ртом воздух, совсем как вытащенная
из воды рыба, потом глаза его немного прояснились, и он заголосил,  срываясь
временами на совершенно неприличный бабий визг: | - Мертвяк. Там  мертвяк  в
целлофане! Линяем отсюда. | - П... в целлофане! Ты что, на белого коня  сел?
Какой мертвяк?
   - А я у него фамилию не спрашивал, - постепенно приходя в  себя,  но  все
еще конвульсивно вздрагивая,  сказал  Митяй.  -  Охота  тебе,  так  сплавай,
спроси. Вроде мужик. Я на него как глянул, думал, тут  мне  и  конец.  Синий
весь, раздутый...
   Слушай, Дуб, а может, это мы его... гранатой?
   - А в целлофан он сам завернулся? Так там точно жмурик?
   - Век воли не видать.
   - Твоя правда, Митяй. Хрен с ним, с мешком. Рвем когти.
   Егерь  местного  лесничества  Иннокентий  Андреевич  Лопатин,  в  обиходе
именуемый не иначе, как дядя Кеша или  просто  Кеша,  обходя  свой  участок,
услышал приглушенный расстоянием и  стволами  деревьев  взрыв.  Поначалу  он
решил, что это начинается гроза, но небо, хоть и было пасмурным, на грозовое
никак не походило.
   Он пожал плечами и продолжил было свой обход, но тут до него  дошло,  что
звук, похоже, был со стороны Белого озера, а коли так, то  наверняка  кто-то
там баловался со взрывчаткой.
   Дядя Кеша был егерем старой закваски, и хоть ангелом себя назвать не мог,
баловство  такого  рода  не  любил  и  баловников  таких  ущучивал  со  всей
строгостью.
   Одно дело спустить налево несколько стволов, которым все равно уже  давно
пора на  дрова,  а  деньжата  вместо  государственного  кармана  положить  в
собственный - кто в наше время без греха! Другое  же  дело  -  губить  тварь
живую смеха ради, из-за пьяного куража. Или  вот  как  сейчас  -  шарахнули,
наверное,  в  реку  килограмм-другой  взрывчатки,  потом  соберут  то,   что
покрупнее, и поминай как звали. А озеро - оно озеро и есть. Не море  и  даже
не река. И не Байкал какой-нибудь, между прочим. Маленькое оно, Белое озеро.
Когда-то в нем снова рыба разведется?
   Так что дядя Кеша, хоть и трудновато ему  было  на  старости  лет,  бегом
кинулся  туда,  где  оставил  свой  "Урал".  Мотоцикл  тоже  был  не  первой
молодости, но завелся с пол-оборота, словно разделял он дяди Кешины  чувства
и готов был всячески содействовать...
   Прибыв на Белое озеро,  дядя  Кеша  браконьеров  на  месте  преступления,
конечно, уже не застал, хотя и очень на это рассчитывал. Было  это  странно,
поскольку с момента взрыва прошло минут  двадцать  и  никак  не  больше.  На
песчаной косе, отделявшей озеро от дороги, старый егерь без труда  обнаружил
следы мотоцикла с коляской, отпечатки босых и обутых  ног,  пару  оброненных
плотвичек и, что было уже совсем странно, потерянный, как  видно  в  большой
спешке, корявый,  весь  в  засохшей  грязи,  кирзовый  рабочий  ботинок  без
шнурков.
   В учиненном безобразии местный старожил дядя Кеша  немедленно  заподозрил
закадычных дружков-алкоголиков  из  деревни  Бор  -  Ваську  Дубовца  и  его
приятеля  Митяя  Лаптева.  О  том,  что  браконьеры  были  не  из  приезжих,
красноречиво свидетельствовал обнаруженный дядей Кешей башмак. У Дубовца был
мотоцикл, каким-то чудом еще не  пропитый  и  даже  сохранивший  способность
передвигаться без посторонней помощи. Кроме того, Дубовец часто хвастался по
пьяной  лавочке  якобы  припрятанной  где-то  гранатой,   угрожая   взорвать
сельсовет. Правда, участковый  сержант  Комаров,  сколько  ни  тряс  Ваську,
гранаты этой так и не  нашел,  и  решено  тогда  было,  что  Дубовец  просто
куражится. Теперь же выходило, что граната все-таки была.
   Вспомнив про Комарова, дядя Кеша припомнил кое-что еще, а  именно  пришла
ему на ум рация, все это  время  мирно  пролежавшая  на  сиденье  в  коляске
мотоцикла. К этому нововведению дядя Кеша еще не вполне привык,  так  что  в
суматохе забыл про него напрочь. Обругав себя старым пнем, он откинул  полог
коляски и, взявши рацию, вызвал Комарова.
   Пока дядя Кеша ждал ответа, ему на ум пришло, что  он  здорово  рисковал,
примчавшись сюда один. Народ нынче пошел злой, а уж Дуб с Митяем, да  еще  с
похмелья... Вот утопили бы в озере старого дурака, сказал себе дядя Кеша - и
всего делов. Ищи потом ветра в поле.
   Комаров откликнулся почти сразу, и  дядя  Кеша  изложил  ему  суть  дела,
попросив заодно позвонить в рыбнадзор. Комаров позвонить  обещал  и  сказал,
что выезжает и чтобы дядя Кеша, как он выразился, "не трогал улики".  С  тем
он и отключился, а дядя Кеша, чтобы убить время и вообще  не  слоняться  без
дела, неторопливо спустился с откоса на берег и  стал  на  глаз  прикидывать
нанесенный Дубом и Митяем ущерб - в том, что это были они, старик  почти  не
сомневался.
   Перед тем как уйти от мотоцикла, он повесил через плечо рацию  на  тонком
кожаном ремешке да  прихватил  на  всякий  случай  старенькую  свою  "тулку"
двенадцатого калибра вместе с патронташем: без нее он ощущал себя как бы  не
совсем одетым.
   Берег был уже белым от прибитой волной дохлой рыбы, и еще больше  плавало
в воде. Некоторые рыбины уже начали слабо шевелить  хвостами,  и  дядя  Кеша
порадовался - эти, может быть, еще отойдут. Пройдя берегом метров пятьдесят,
он натолкнулся на брошенную добычу - мешок из-под удобрений сел  на  мель  в
полуметре от берега, вывалив в воду половину своего  содержимого.  Тут  дядя
Кеша ненадолго задумался. Ну ладно,  потеряли  в  спешке  ботинок,  это  еще
понять можно, но это?
   Что ж тут такое приключилось, что браконьеры рыбу бросили? Может,  класть
уже некуда было?
   Ответ на этот вопрос маячил неподалеку,  зацепившись  за  полузатопленный
куст - из-за обильных и непрерывных дождей вода в  озере  сильно  поднялась,
захватив уже добрых два метра береговой полосы. Поначалу  дядя  Кеша  решил,
что это еще один мешок с рыбой. Да это и был мешок, но вот внутри  оказалась
совсем не рыба.
   Слава богу, на сердце дядя Кеша никогда не жаловался, не то лежать бы ему
на берегу рядом  с  глушеной  рыбой  и  с  этим  незнакомым,  упакованным  в
полиэтилен мужиком, это уж как пить дать. Теперь-то он понял,  почему  сломя
голову бежали Митяй с Дубовцом. Дядя Кеша представил себе как они плескались
в озере, собирая рыбу, и вдруг наткнулись на  это...  Его  передернуло.  Так
ведь и помереть можно.
   Тут, на дяди Кешино счастье, прикатил на своем ободранном "козле" Комаров
вместе  с  инспектором  рыбнадзора  и  с  ходу  приступил  к  осмотру  места
происшествия.
   И так он деловито все осматривал, что дядя Кеша опечалился было - что  же
это за молодежь такая подросла, но тут как раз сержант вдруг бросил все свои
дела, отбежал в сторонку, и там его тихонечко вырвало под  кустик,  так  что
старый егерь малость успокоился: человек как человек, не  робот  в  погонах.
Комаров же, утерев рот,  перестал  заниматься  ерундой  и  вызвал  по  рации
подмогу.
   После этого он осмотр свой возобновлять  не  стал  -  он  и  поначалу-то,
наверное, изображал из себя сыщика только с перепугу, - а сели они втроем на
песочек и стали ждать. Выпить дяде Кеше по этому случаю хотелось неимоверно,
да и Комаров с рыбнадзоровцем, похоже, были не против. И чуть  было  они  не
отправили Комарова в  магазин,  но  тот  вдруг  спохватился  -  приедут  же,
наверное, из самой Москвы, а они тут все трое вполсвиста.
   Так что выпивать не стали, а стали гадать, кто был покойник  и  почему  в
озере оказался.
   Рыбнадзоровец доказывал, что это какой-то московский мафиози  не  поделил
чего-то с дружками, и предлагал посмотреть, нет ли у того на ногах тазика  с
цементом. Комаров на это отвечал, что с цементным тазиком мертвец бы нипочем
не всплыл. Он считал убитого чеченцем  и  указывал  на  его  черные  волосы,
которые можно было разглядеть даже с того места где они сидели.
   Дяде Кеше слушать это быстро надоело - не любил он переливать из  пустого
в порожнее, с самого малолетства не любил,  -  и  пошел  он  прогуляться  по
бережку, махнувши рукою в ответ на комаровское предупреждение  насчет  того,
чтобы не затаптывать следы. И - вот ведь черт его дернул, не сиделось ему на
месте! - нашелся второй покойник, метрах в ста - ста пятидесяти от  первого,
и тоже упакованный, как в городском гастрономе.
   Больше уж дядя Кеша по берегу не  гулял  -  сидел  тихонько  на  песочке,
слушал Комарова и рыбнадзоровца и глазел себе по сторонам, избегая, впрочем,
смотреть направо. Чего он там, справа, не видал?
   Потом наехала из Москвы целая бригада. Дядя Кеша даже полковника  углядел
и тихо, про себя порадовался, что отговорил их Комаров  за  бутылкой  ехать.
Эти по кустам не блевали, а  сразу  вытащили  обе  дяди  Кешины  находки  на
бережок, стали их щупать да вертеть - ни дать ни взять, бабка Дарья, когда в
сельмаге хлеб выбирает. Вечно ей, старой, что-нибудь не так... Сняли с  дяди
Кеши показания, в протокол записали, все чин  чином,  потом  за  Комарова  с
рыбнадзоровцем взялись.
   Двое надели костюмы резиновые, баллоны за спину  прицепили  и  полезли  в
озеро.
   Дядю Кешу даже перекосило, как подумал он, что они  там,  на  дне,  найти
хотят, и как оно там, на  дне,  может  выглядеть.  Воды  дядя  Кеша,  честно
говоря, всю жизнь побаивался, вечно ему там утопленники мерещились,  и  вот,
поди ж ты, сподобился на старости лет.
   А уж когда вылезли эти двое из воды с целлофановым свертком в руках,  тут
дядя Кеша совсем загрустил и подался от греха подальше к  своему  мотоциклу.
Так они и лазили в озеро (дядя Кеша с Комаровым и еще  с  двумя  московскими
успели в Бор смотаться: Людку-продавщицу  на  продаже  левой  рыбы  за  руку
схватили Дуба с Митяем тепленьких взяли за бутылкой  водки,  оформили,  как
положено) - а они все ныряли и ныряли и ни разу,  между  прочим,  с  пустыми
руками не вернулись. Комаров потом говорил, что восемнадцать трупов из озера
выудили. Двенадцать мужиков, пять баб и девчоночку лет трех.
   Дядя Кеша запил  на  неделю,  а  когда  неделя  прошла,  повинился  перед
начальством и снова вышел на  работу  -  следить,  чтобы  в  лесу  никто  не
безобразничал. А Белое озеро он с тех пор обходил стороной, благо  было  оно
не на его участке.

***

   Взять  машину  оказалось  действительно  просто.  Белая  "шестерка"  жены
Мещерякова стояла на обочине  неподалеку  от  ворот  гаражного  кооператива.
Илларион с хозяйским видом подошел к автомобилю, нащупывая в кармане  куртки
ключи. Он так и остался в камуфляже и спортивных ботинках: переодеться  было
некогда, а теперь уже и просто не во что и негде, но  его  это  не  смущало.
Конечно, человек, одетый в камуфляж, выделяется на фоне городской толпы,  но
не так сильно, как это было, скажем, лет десять-пятнадцать назад. Впрочем, в
те времена человек, одетый  подобным  образом,  бросался  в  глаза  даже  на
территории большинства воинских частей, не говоря уж о мирном городе  и  тем
более - столице. Теперь все изменилось. Временами даже кажется, что половина
населения страны - спецназовцы.
   Особенно когда садишься  в  электричку  в  разгар  дачного  или  грибного
сезона.
   Пожалуй, будь на нем бронежилет, и то вряд ли обратили бы внимание. Разве
что кто-нибудь удивился, почему  в  жилете  и  без  автомата.  Да  что  там!
Москвичей уже и танками не удивишь, не говоря о бронетранспортерах. Конечно,
хорошего в этом мало, но в данном случае подобное положение вещей играло  на
руку Иллариону.
   Он завел двигатель и бросил взгляд на указатель расхода топлива.  Бензина
в баке было больше половины, что избавляло от необходимости искать заправку,
но вот кардан отчетливо постукивал.
   "А ты хитрец,  полковник,  -  подумал  Илларион.  -  Решил  за  мой  счет
отремонтировать к приезду супруги ее тележку. Ладно, живы будем - починим".
   Он не спеша пробирался запутанным лабиринтом улочек и тупиков,  под  стук
кардана и  мерный,  почти  неслышный  рокот  двигателя  в  который  уже  раз
проигрывая в мозгу ситуацию. Северцев, конечно, поспешил, выскочив со  своим
недвусмысленным предложением. Вполне возможно,  что  на  него  сильно  давят
откуда-то сверху - тот же генерал Драчев, к  примеру.  "Никогда  он  мне  не
нравился, этот генерал, и войну  он  прогадил  благополучнейшим  образом,  -
решил Илларион. - Интересно только, от общей своей бездарности  или  в  силу
каких-то особых причин? И не  перечень  ли  этих  самых  причин  вез  Алехин
Рахлину? Очень даже может быть.  Тогда  вполне  понятно,  отчего  весь  этот
гадючник так активно  зашевелился.  Настолько  активно,  что  наш  полковник
Северцев напрочь забыл об осторожности. Теперь у  него  только  два  выхода:
заставить меня взяться за предложенное им дело или вывести меня из игры.
   Первый выход, конечно,  предпочтительнее:  и  дело  будет  сделано,  и  я
повязан намертво, словечка не пророню. Вот он на меня и давит...
   Сильно же, однако, давит, - подумал он, - Даже чересчур. Это  все  равно,
что убеждать ребенка  не  воровать  из  буфета  сахар,  пользуясь  при  этом
топором. Вот так, без предисловия, взяли и свернули старику шею. Как-то  это
чересчур непрофессионально. На что они, интересно знать, рассчитывали? Что я
испугаюсь?
   Вряд ли. Кстати, если  бы  они,  скажем,  просто  припугнули  Гершковича,
избили, что ли, я бы еще подумал. Не согласился бы, конечно, но задумался бы
непременно - старик, в конце концов, не виноват, что же он за меня страдает?
Пришлось бы задуматься. А так - прямо противоположный ожидаемому эффект.
   Может быть, они так и хотели? Просто какой-то идиот  перестарался.  Много
ли надо старику? Кости старые, хрупкие, сердце слабое. Ударь чуть посильнее,
и все.
   Или все-таки это кто-то еще? Кто-то,  кто  ездит  на  зеленом  "москвиче"
самой первой модели? Кто-то, кому я как раз накануне  дал  адрес  и  телефон
Гершковича? И кто,  между  прочим,  относится  к  евреям,  мягко  говоря,  с
предубеждением.
   А еще этот кто-то - бывший десантник, - вспомнил он. - Само по себе  это,
конечно, ни о чем не говорит. Сломать  шею  можно  и  споткнувшись,  но  все
вместе как-то само собой складывается в картинку. Поневоле приходят в голову
разные сценарии. Что-нибудь наподобие этого: "Добрый вечер, я от  Иллариона.
У вас есть старые книги? - Да. - Сколько стоит эта? - Столько-то. - А эта? -
Столько-то. - А почему так дорого? - Что же вы хотели, молодой человек?  Это
вам не колбаса. - Ах ты, кровопийца, жидовская морда..."  Ну  и  так  далее.
Только что же это он машину свою там бросил? Очухался,  испугался  и  убежал
без памяти? Это десантник-то, афганец, кавалер чего-то  там,  уж  не  помню,
чего именно - Красной Звезды, что ли? Он, что ли, трупа испугался?  Или  его
спугнули?
   И кто же, интересно, мог его оттуда  спугнуть?  Убийство,  как  я  понял,
произошло не то ночью, не то поздним вечером, так что  случайный  посетитель
исключается: старик закрывался в двадцать один  ноль-ноль.  Из  чего,  между
прочим, следует, что какой-нибудь незнакомый старику  киллер  просто  так  в
лавку попасть не  мог  -  не  впустил  бы  его  Гершкович,  он  был  воробей
стреляный. Пришлось бы двери ломать. Говорил Мещеряков что-нибудь про  двери
или нет? А Рябцев? Ничего они про дверь  не  говорили.  Была  бы  сломана  -
сказали бы, наверное. Что же получается? Кто мог туда войти после  закрытия,
не ломая дверей? Знакомый - раз.
   Рябцевские дуболомы в форме - два. Кто еще?  Кто-нибудь,  представившийся
старику знакомым его знакомого. Мог его Гершкович впустить? Да пожалуй,  что
и мог, особенно  при  наличии  заблаговременной  телефонной  договоренности.
Телефончик Матвея Исааковича я своему десантнику, кстати, тоже дал. Так  что
это у нас будет - три.
   Что-то много ниточек сходится на  этом  Быкове,  -  подумал  он.  -  Хотя
врываться к нему и укладывать мордой в пол, пожалуй, рановато. Все это может
оказаться простым совпадением, помноженным на мой  инстинкт  самосохранения,
каковой инстинкт настоятельно требует найти убийцу, потому что без этого мне
хана. Я встречал людей, которые утверждали, что совпадений не бывает. И  все
они, эти люди, были просто самонадеянные дураки. Все бывает: и совпадения, и
судьба, она же карма... Только в данном случае совпадений  как-то  уж  очень
много. Словно стоит толпа, и все показывают пальцами - вот, мол,  кто  украл
варенье. Сроду я толпе не доверял...
   Но Быков сейчас - моя единственная зацепка, единственный шанс на то,  что
хотя  бы  официальный  закон  от  меня  отстанет.  Этого  Быкова  необходимо
разъяснить в ближайшее время.  Как  это  сделать?  Элементарно,  Ватсон.  Вы
встречаете  его  на  улице  и  спрашиваете:  "Это  не  вы,  случайно,  убили
Гершковича?" Звучит,  как  фраза  из  еврейского  анекдота.  Что?  Почему  я
встречаю его на улице? Да потому, что не знаю, где он живет.
   Или знаю? Что-то он такое говорил... Что же именно? Ага, нашел. Хвалил он
свое местожительство очень. Перешел дорогу - и в парке. И, опять же,  Водный
стадион. Вид из окна хороший - деревья, как в лесу, водичка... И: "Штормовка
у  вас  какая  серьезная.  Настоящий  брезент,  давно  таких  не  видел".  -
"Американская".
   - "Привез кто-нибудь?" - "Ну, что вы. У нас в  соседнем  доме  универмаг,
"Водник" называется, там по дешевке продавали. За три дня размели.  Дачников
сейчас много.
   Каждый второй". - "Да, дачников стало много..." Вот  так.  Так  что  шанс
встретить товарища Быкова на улице все-таки есть. И что? Начни приставать  к
нему с наводящими вопросами, и он насторожится. Если, конечно, у него рыльце
в пушку. А если он тут ни при чем и все это только домыслы? Хорошо бы,  кабы
так, да что-то не верится!
   Илларион выбрался, наконец, из паутины переулков и, попав  на  оживленную
улицу, свернул направо и прибавил газу, вливаясь в транспортный поток. Ехать
предстояло через пол-Москвы, мимо Белорусского  вокзала  и  Военно-Воздушной
Академии - на Ленинградское  шоссе,  отыскивать  неизвестный  ему  универмаг
"Водник". И, кстати, не мешало бы перекусить, напомнил он себе.
   Он загнал машину на стоянку рядом с кафе, которого, насколько он  помнил,
раньше здесь не было. Называлось кафе "Алена" и было новеньким, с  иголочки,
что  вселяло  надежду  на  качественную  пищу  и  приличное  обслуживание  -
как-никак, а  рекламу  делать  надо.  Молоденькая  официантка  с  выражением
"смотри-но-не-трогай" на симпатичной курносой физиономии  принесла  заказ  и
удалилась, ловко лавируя между столиками.
   Илларион  вооружился  вилкой.   Содержимое   тарелки   выглядело   весьма
заманчиво, да и запах был  соответствующий.  Он  налил  себе  минеральной  и
сделал пару глотков.
   Вода  .была  ледяная,  и  пузырьки   углекислого   газа   взрывались   на
поверхнос