отвечал. Андрей взглянул на часы, хлопнул себя по лбу и
стал звонить полковнику домой.
   Сорокин поднял трубку быстро, словно сидел у телефона и ждал звонка.
   - Здравствуйте, полковник. Мещеряков вас беспокоит.
   - Добрый вечер. Что это вам не спится?
   - Есть новости по делу Забродова.
   - Это теперь не ко мне. Я отстранен от расследования.
   - Это мне известно. И все же.
   - Вы не дослушали, полковник. На меня пришел  анонимный  донос:  якобы  я
беру взятки, за деньги вывожу людей из-под следствия... ну,  в  общем,  все,
что в таких случаях пишут. Сами же, небось, и  сочинили,  сволочи.  Так  что
назначено служебное расследование, и идет оно,  надо  вам  сказать,  как  по
маслу. Еще немного - и сяду... А что там с вашим Забродовым?
   - Забродова арестовали сегодня днем на Ленинградском шоссе. Вместе с  ним
взяли какую-то молодую женщину. Взяли их на  квартире  настоящего  убийцы  -
того самого, что ездил на зеленом "москвиче". Преступник убит. Кто его  убил
- неизвестно. Может быть, Забродов, а может, и нет.
   - А кто вам сказал, что убитый - тот самый человек?
   - Есть его записи, точнее, список жертв. Кстати,  Забродов  тоже  в  этом
списке фигурирует.
   - Всюду он влезет, ваш Забродов, - проворчал Сорокин.  -  Список  этот  у
вас?
   - Я сейчас за ним поеду. Не хотите составить компанию?
   - Черт, каша какая-то... Ничего не пойму.
   - Объяснять некогда. Все, что знаю, расскажу по дороге. Так как?
   - Заезжай за мной, полковник. Я им покажу кузькину  мать!  Адрес  знаешь?
Вот и хорошо. Жду.
   Сорокин ждал Андрея на улице.  Мещеряков  с  трудом  узнал  полковника  в
джинсах и легкой спортивной куртке. Он уселся в машину рядом с Мещеряковым и
сразу закурил.
   - Хреновые дела, полковник. У меня в управлении свои  ребята.  Пока  тебя
дожидался, я им позвонил. Они мне, брат, полный отчет по этому делу дали.
   Выглядит все следующим образом.
   Он помолчал, глубоко затягиваясь сигаретой.
   - Официальная версия такова: Забродов работал с Быковым на пару. Быков  -
это тот самый жмурик с Ленинградского. Мочили они, значит,  этих  евреев,  а
сегодня... точнее, уже вчера заманили на  квартиру  Быкова  некую  Валентину
Климову - вдову убитого Климова. Быков вроде бы наплел ей по телефону что-то
насчет ее мужа - якобы что-то про него знает. Эта дура со всех ног  летит  к
нему и попадает, само собой, как кур в ощип.  В  общем  по  рабочей  версии,
решили они ее изнасиловать, да Забродов где-то задержался  и  пришел,  когда
Быков уже взял ее в  работу...  Во  время  якобы  возникшей  ссоры  Забродов
застрелил Быкова из своего револьвера. Револьвер и пуля приобщены к делу тут
вроде бы все чисто.
   - Кто сочинил этот бред?
   - Допрос Климовой проводил Рябцев.
   Странное дело: протокол допроса есть, но Климова его не подписала. Рябцев
говорит, у нее, мол, истерика началась,  пришлось  отпустить  домой.  И  вот
какая странная штука: звонил мой человек к ней на дом - нет  там  никого.  У
матери ее тоже нет. Сынишка ее там, а она не появлялась.
   - Вот дерьмо.
   - Это, полковник, еще  не  дерьмо.  Ты  дальше  слушай.  Забродова  взяли
омоновцы прямо на месте преступления с револьвером в руке. По их словам,  он
оказал вооруженное сопротивление.
   - Трупов много?
   - Да нет там никаких трупов, не считая Быкова.
   - Значит, врут. Дальше.
   - Дальше? Что ж дальше... Убит при попытке к бегству.
   Мещеряков ударил по тормозам так, что машину развернуло поперек дороги, а
Сорокин едва не пробил головой стекло. Некоторое время оба молчали.
   - Только ты давай, того... без  истерик,  -  сказал  наконец  Сорокин.  -
Может, мне за руль сесть?
   - Подожди, сейчас.
   Мещеряков тронул машину с места и повел ее дальше.
   - Где тело? - спросил он.
   - Ищут.
   - Фу, - с облегчением вздохнул Мещеряков. - Напугал ты меня, полковник.
   Шутки у тебя...
   Сорокин с любопытством посмотрел на него.
   - А ты оптимист.
   - Да нет, просто  я  знаю  Забродова.  Только  почему  эти  дуболомы  так
уверены, что он убит, если тело все еще ищут? Где они его ищут-то?
   - Есть тут за городом, совсем недалеко, глиняный карьер.
   - Ого! Вот это крюк!
   - Не спорю... Вроде поучить они его хотели - помял  он  там  кого-то  при
задержании, что ли... Ну, ты же эту породу знаешь.
   - Знаю. Одни сволочи на улицах к прохожим пристают, а другие такие же  за
ними бегают.
   - Ну, ты не очень-то... Не все же такие.
   - Наверное, не все. Дальше что?
   - Ну, вывели они его из машины, а он их растолкал - и бежать. Они  его  и
срезали. Упал в карьер, а там глубина метров десять, а то и все  пятнадцать,
да глина, да вода мутная... Сразу не найдешь. Я понимаю, тебе в  это  верить
не хочется, да ведь они тоже не дети - постояли, проверили. Не вынырнул он.
   - С землей сровняю гадов, - пообещал Мещеряков.
   - Попробуем, полковник. Эх, где мои годы! Кстати, ты заметил, что за нами
хвост?
   - Где?
   -  В  Караганде...  Эх  ты,  разведка.  Красный  "ситроен"  видишь?   Как
привязанный, зануда.
   Мещеряков всмотрелся в зеркало заднего вида.
   - Опять эта сволочь. Круглые сутки пасут.
   Он вдавил педаль газа, разгоняя автомобиль  до  совершенно  невообразимой
скорости.
   - Подожди, полковник, так ты от них не оторвешься.
   - Закрой рот и держись крепче, - ответил Андрей, держа руль левой  рукой,
а правой вынимая из наплечной кобуры пистолет. Сорокин покосился на  большую
черную "беретту" с профессиональным неодобрением, но промолчал.
   Мещеряков  резко,  так,  что  протестующе  взвизгнули  шины,  свернул   в
проходной двор и ударил по тормозам.
   - Сядь за руль! - бросил он Сорокину, выпрыгивая из машины.
   Сорокин безропотно пересел за руль, и тут же  в  проходной  двор,  сильно
накренившись на вираже, влетел красный  "ситроен".  Водитель  чудом  избежал
столкновения - покрышки оставили на асфальте дымные черные  следы,  и  тогда
Мещеряков, повернувшись к цели боком и  вытянув  руку,  как  на  стрельбище,
всадил четыре пули подряд в радиатор "ситроена". После этого он  боком  упал
на заднее сиденье и крикнул: "Гони!",  но  Сорокин  и  без  него  знал,  что
делать. Машина, взревев, пулей пронеслась  через  темный  двор  и,  завизжав
покрышками, выскочила на параллельную улицу.
   Мещеряков оглянулся - сзади было чисто.
   - Ну, полковник, ты даешь, - покрутил головой  Сорокин.  -  Я  уж  думал,
придется нашим ребятам трупы собирать.
   - И пришлось бы, - сказал Мещеряков, перезаряжая  пистолет  и  пряча  его
обратно в кобуру, - да боялся промазать. Ничего, я до них еще доберусь.
   - А хорошо служить в разведке, - мечтательно сказал  Сорокин.  -  Никакие
законы тебе не писаны: хошь стреляй, хошь морды бей... Я бы  в  ГРУ  служить
пошел, пусть меня научат!
   - Насчет стрельбы - это, брат, чья бы корова мычала... В Забродова, между
прочим, не гээрушники стреляли.
   - И то правда... Слушай, ты правда считаешь, что он жив?
   - Да нет, наверное... Просто надеюсь. И буду надеяться до тех  пор,  пока
своими глазами не увижу труп. И действовать буду соответственно.
   - Молоток.
   - Просто работа такая. Ты представь себе: вот захватили заложников. Никто
не знает, ни где они, ни что с ними, и верней всего, что их просто отвели  в
овражек и перестреляли, потому как ни  слуху  о  них,  ни  духу:  террористы
молчат, ничего не требуют и вообще исчезли с горизонта... Что же прикажешь -
рукой на них махнуть?
   - Ну, это все-таки другое дело. Совсем не такая ситуация.
   - Ну и что, что не такая? Ты знаешь, сколько раз мы Забродова хоронили?
   - Могу себе представить. Если судить по его таланту впутываться в  разные
истории, то, наверное, частенько. Ты вот что: объясни толком, куда мы едем и
что это за история с дневником Быкова?
   - Да не дневник это, а скорее черный список, и  то,  что  он  принадлежал
Быкову, еще придется, наверное, доказывать.
   И Мещеряков передал Сорокину свой разговор с Савельевной.
   - Сообразительная старушенция, - сказал тот, выслушав историю до конца. -
Были бы у меня все оперы такими сообразительными, бандитам бы не  продохнуть
было. Только что же это она так милицию не любит?
   - Видно, есть причина.
   - Не иначе. Да и кто, если вдуматься, нас любит?
   - Ты еще всплакни, а я тебя пожалею. А кто, к примеру,  золотарей  любит?
Ну ладно, сейчас их и в природе-то почти не осталось, но раньше ведь без них
обойтись просто невозможно было. И что, любил их кто-нибудь? На шею вешался?
   Стороной обходили, потому что - запах. А они, между прочим, тем же, чем и
ты,  занимались  -  дерьмо  выгребали.  А  при  такой  работе  попробуй   не
испачкаться... Вот и вас сторонятся, потому что - запах.
   - Н-да, - сказал Сорокин, - стройная теория.  Я  ассенизатор  и  водовоз,
революцией мобилизованный и призванный... Маяковского любишь?
   - С чего это ты взял?
   - Цитируешь часто.
   - В школе так вдолбили, что уже до смерти, наверное, не  выветрится...  А
вот скажи, знаток истории  ассенизаторского  дела:  случалось  такое,  чтобы
золотарь сам в дерьмо превратился?
   - Это, наверное, от человека зависит. И потом, сам понимаешь, прогресс.
   Все-таки с тех пор много лет прошло, и каких. Такой алхимией  занимались,
что золото девяносто шестой пробы можно было в дерьмо превратить.
   -  Странно  от  тебя  такие  слова  слышать.  При  твоей-то   специальной
специальности.
   - А ты думал, я по ночам листовки  расклеиваю:  за  Родину,  за  Сталина?
Любое государство нуждается в профессиональных военных, и военные эти  вовсе
не обязательно должны быть дураками. И вообще, давай-ка  оставим  эту  тему.
Что армия, что милиция, что любая спецслужба -  это  все  инструменты  вроде
топора или, скажем, скальпеля.  Можно  опухоль  удалить,  а  можно  и  горло
перерезать.
   - Твоя правда. Приехали, что ли? Сорокин не стал въезжать во двор,  чтобы
не привлекать лишнего внимания. Полковники оставили машину у обочины и вышли
в парное тепло летней ночи. На противоположной стороне  шоссе  стояла  белая
"шестерка". У Мещерякова мелькнуло смутное подозрение, но он решил проверить
его после визита к Савельевне.
   Поднявшись на третий этаж, они  позвонили  в  дверь.  Вскоре  послышались
шаркающие шаги, и знакомый Андрею по недавнему телефонному  разговору  голос
спросил:
   - Кто?
   - Савельевна, это я, Мещеряков. Дверь немного приоткрылась, и  полковники
услышали, как тихо звякнула, натягиваясь, дверная цепочка. В  щели  появился
старушечий глаз, прикрытый толстой линзой очков.
   - Документ покажи.
   Мещеряков растерялся. Паспорт он с собой обычно не таскал,  а  показывать
служебное удостоверение первой встречной бабуле, мягко говоря, не хотелось.
   - Савельевна, да вы что? Мы же с вами час  назад  разговаривали.  Я  могу
пересказать...
   - Пересказать... - передразнила старуха. - Ишь, какой  ушлый.  Нынче  все
грамотные. Может, ты разговор подслушал?  Дашь  мне  по  лбу,  тут  я,  дура
старая, и окочурюсь. Нет, милок, или показывай  документ,  или  иди,  откель
пришел.
   - Я могу показать, - пришел на выручку Сорокин.
   - А это еще  кто  такой?  -  сурово  спросила  Савельевна,  не  глядя  на
Сорокина.
   - А это еще  один  полковник,  -  сказал  Мещеряков.  Савельевна  окинула
полковника Сорокина внимательным взглядом.
   - Этот точно милицейский, - решительно заключила она. -  Ступайте-ка  вы,
ребятки, восвояси.
   - Да за что ж вы так милицию не любите?  -  с  трудом  сдерживая  улыбку,
спросил Сорокин.
   - А за что мне вас, соколики, любить? То штраф, то взашей, то на лапу ему
дай...
   - Приторговываете, значит?
   - А не твое это дело, милок. Будь здоров, не кашляй.
   Старуха начала закрывать дверь.
   - Подождите, Савельевна, - сказал Мещеряков. - Вот вам документ, читайте.
И он просунул в щель свое служебное удостоверение..
   - Главное разведывательное... Ишь ты! Это что же - как Штирлиц?
   - Вроде того, - не сдержавшись, рассмеялся Мещеряков.
   -  А  энтого  зачем  приволок?  -  сурово  спросила   старуха,   указывая
удостоверением на Сорокина.
   - Мы с ним  вместе  расследуем  это  дело,  -  сказал  Андрей.  -  Он  из
уголовного розыска и хорошо знает Иллариона.
   - Это Забродова твоего, что ли? Которого нынче забрали?
   - Его самого -Друг детства, - вставил Сорокин.
   - Не похож чего-то, - сказала Савельевна,  еще  раз  критически  осмотрев
полковника. - Тот помоложе будет. Ладно, заходите.
   Выпив  по  три  стакана  чаю  с  вареньем  и  трижды  выслушав  во   всех
подробностях историю пленения Забродова, Мещеряков и Сорокин  наконец  вышли
на улицу.
   - Плохо, что пришлось удостоверение показать,  -  вздохнул  Мещеряков.  -
Растреплет по всей Москве.
   - Брось, Джеймс Бонд, не растреплет. Бабка  вроде  не  глупая.  А  начнет
болтать, так кто ей поверит?  А  с  этой  тетрадочкой,  -  Сорокин  похлопал
ладонью по дневнику Быкова, - мы кой-кому хвост при жмем  по  всем  правилам
науки. И как это твой Забродов исхитрился ее в ящик  затолкать?  Я  вот  все
думаю про это и никак ума не приложу. Ну вот скажи - как?
   - От Забродова и не такого можно ожидать,  -  сказал  Мещеряков  и  сразу
помрачнел, вспомнив, что Илларион, скорее всего, действительно погиб.
   В молчании они подошли к машине.
   - Подожди, - сказал Андрей. - Надо ту машину проверить.
   И он указал на припаркованную через дорогу "шестерку".
   - Зачем это?
   - Сдается мне, что это Забродова машина.
   - Так у него же "лендровер".
   - Я ему дал на время машину жены. От милиции прятаться.
   - Гм... Я бы не рискнул.
   -  И  я  бы  не  рискнул,  но  ты  Забродова   не   знаешь.   Это   такой
мозгополоскатель... "Был", - хотел добавить он, но  промолчал.  Они  перешли
шоссе поверху, поскольку движение уже стало не таким интенсивным, как  днем,
и приблизились к белым "жигулям".
   - Так и есть, - сказал Мещеряков, - моя машина.
   Он бесцельно подергал запертую дверцу.
   - Ну и что? - спросил Сорокин. - Это лишний раз доказывает, что он  здесь
был. Так это мы и без того знаем.
   - Надо съездить за ключами и отогнать машину в гараж, пока на запчасти не
разобрали, - вздохнул Мещеряков. - Когда же спать-то?

***

   И он снова подергал ручку двери со стороны водителя. Рядом с  ними  вдруг
затормозил  старый,  похожий  на  жука  "фольксваген".  В  открытое   окошко
высунулась чья-то голова и грозно спросила:
   - Эй, полковники, вы зачем чужую машину лапаете?!

***

   Майор Жангалиев  мягко,  по-кошачьи  выпрыгнул  из  машины  на  раскисшую
глинистую почву, поросшую редкой щетинистой травой. Под ногами чавкнуло. "Не
лето а сплошное дерьмо", -  подумал  он,  привычно  разглаживая  густые  усы
согнутым  указательным  пальцем.  Козлов  и  Свирцев,  цепляясь  автоматами,
неторопливо вылезли наружу и присоединились к нему.
   - Выводи, - скомандовал майор.
   Свирцев понимающе ухмыльнулся, кивнул Козлову, и оба омоновца неторопливо
зашагали к заднему борту, оскальзываясь в грязи. Водитель, высунув голову  в
окошко, тоскливо проныл: "Опять по пуду грязи  в  машину  натащите.  Сколько
можно... И когда погода наладится?"
   Жангалиев коротко глянул в его  сторону,  и  голова  водителя  исчезла  в
машине.
   В полукилометре  шумело  шоссе,  обозначенное  темной  полоской  деревьев
ветрозащитной полосы. Шум долетал порывами, когда стихал  дувший  в  сторону
шоссе ветер. До  самой  дороги  расстилался  унылый  глинистый  пустырь,  на
котором даже сорная трава росла  неохотно.  Когда-то  он  был  весь  изрезан
глубокими колеями тяжелых самосвалов, но дожди, снега и  жара  за  несколько
лет разгладили шрамы, оставив на их месте лишь легкие неровности, похожие на
небольшие волны.
   В сторону шоссе от заброшенного карьера вела,  неизвестно  зачем  грязная
дорога с разбитыми, полными мутной глинистой воды колеями. После сражения  с
этой,  с  позволения  сказать,  дорогой  борта  "уазика"  были  до  половины
забрызганы грязью, а колеса превратились в бесформенные комья глины.
   Поодаль, накренившись и до половины уйдя в уже поросший бурьяном глиняный
бугор, ржавел  всеми  забытый  остов  бульдозера.  Кабина  смотрела  слепыми
бельмами разбитых окошек. Из переднего  окошка  высовывался  чахлый  стебель
бурьяна.
   Проселочная дорога, петляя, убегала куда-то в поля, прочь от шоссе. Майор
Жанталиев никогда не интересовался, куда она может вести, - вся эта буколика
навевала на него беспредельную глухую тоску.  Хотелось  побыстрее  закончить
дело и вернуться в город. Он напомнил себе, что сначала надо будет заставить
водителя вымыть машину.
   Тем временем Козлов и Свирцев вывели из машины задержанного. Этот человек
больше был не  нужен  хозяину,  и  его  предстояло  вычеркнуть  из  списков.
Жангалиев зевнул, прикрывая рот ладонью,  и  снова  разгладил  усы.  Слишком
близко они к нему стоят, подумал он лениво, как бы чего  не  вышло.  Парень,
видать по всему, бывалый, недаром хозяин на него глаз положил. Н-да, и среди
бывалых встречаются дураки. Против лома нет приема...
   Илларион вышел из заднего отсека машины под серенькое небо. Два  омоновца
маячили по бокам, тыча в спину стволы. Усатый майор стоял поодаль,  зевая  и
обозревая ландшафт, словно выбирал местечко для пикника. Судя по всему,  это
была конечная станция. Дальше его  везти  не  собирались.  Само  собой,  раз
надобность в нем теперь отпала.  Нашли,  значит,  другого  исполнителя...  А
упрямцу, который слишком много знает,  одна  дорога  -  на  кладбище.  Да  и
исполнителю, наверное, тоже. Это ж сколько хлопот: заплати ему, а потом  всю
жизнь бойся, что его поймают и расколют. Проще уж убрать от греха  подальше.
Эх, жалко, что майор далеко...
   Он наступил  Козлову  на  ногу,  сильно  толкнул  его  плечом  и  тут  же
возвратным движением двинул Свирцева локтем, целясь в  солнечное  сплетение.
Там, к сожалению, оказался бронежилет,  но  омоновец  все  равно  отлетел  в
сторону и, поскользнувшись на  глине,  боком  грохнулся  в  грязь.  Илларион
метнулся за машину, чтобы та хотя бы на несколько  секунд  прикрыла  его  от
пуль. Майор почему-то молчал. Как видно, ситуация его  развлекала.  В  самом
деле, кругом чистое поле, а  у  них  три  автомата.  Это,  если  не  считать
водителя.
   Илларион в три огромных прыжка домчался до бульдозера и нырнул за него  в
тот самый миг, когда по ржавой кабине с грохотом  и  лязгом  ударила  первая
очередь. Наручники мешали безумно, но это  была  объективная  реальность,  с
которой пока приходилось мириться. В конце концов, омоновцы мешали сильнее.
   Бульдозер защищал от пуль на все сто процентов, но те трое тоже не стояли
на месте - Илларион слышал, как они, хлюпая грязью и матерясь, бегут  к  его
укрытию. Бежали, похоже, только двое - майор наслаждался созерцанием  и  был
выше беготни по раскисшей глине.
   Илларион позавидовал майору и бросился бежать, до поры прикрытый  мертвой
тушей бульдозера. До края огромного  котлована  оставалось  всего  несколько
метров, когда грязь справа от него взметнулась цепочкой гейзеров:  он  снова
был на линии огня. Забродов резко  вильнул,  и  вторая  очередь  выбила  ряд
грязевых  фонтанчиков  немного  впереди  и  слева.  Менты  по  укоренившейся
совковой привычке экономили патроны. Одна длинная очередь слева направо и  -
привет. Сейчас додумаются...

***

   Он выскочил  на  край  карьера  и  на  мгновение  замер  -  внизу  мутным
желтоватым зеркалом лежала непрозрачная вода...
   Майор Жангалиев не спеша поднял пистолет. До беглеца было метров двадцать
пять, ну точно как в тире. И бежал этот дурак прямо к  карьеру  -  поплавать
захотел, не иначе. Вот он замер на краю четким силуэтом - загляденье,  а  не
мишень.
   Майор спустил курок.
   В последний момент рука слегка дрогнула - был за ним такой грешок, всегда
он нажимал на курок сильнее, чем следовало, - но  пуля  нашла  цель.  Темный
силуэт на фоне бледно-серого неба покачнулся и, сложившись пополам, исчез за
краем обрыва. Два  перемазанных  глиной  уваль