онкое, высокоинтеллектуальное  удовольствие  -  убийца,  в  отличие  от
своего дневного сожителя, считал себя интеллектуалом.
   "Бедные, глупые легаши, - подумал убийца, спускаясь  по  лестнице,  -
несчастные  недоумки.  И  вы  считаете  себя  охотниками?  Боже,   какая
трогательная наивность!"
   Кодовый замок домофона щелкнул, выпуская на улицу ходячую смерть.
   Выходя из арки, убийца чуть было не нарвался: дорогу  переходил  бомж
Васяня, которого снова  выперли  из  очередного  подъезда.  Васяня  шел,
волоча ноги и сильно качаясь из  стороны  в  сторону.  Голова  бессильно
свисала на грудь, и он лишь изредка поднимал ее,  чтобы  окинуть  пустую
улицу мутным бессмысленным взглядом.  То  была  легкая  и,  более  того,
желанная добыча: проклятый бомж был словно бельмо на глазу,  представляя
собой постоянную угрозу. Это был потенциальный  свидетель,  который  мог
оказаться где угодно в самое неподходящее время  и,  несмотря  на  страх
перед  маньяком,  упорно  не  желавший  покидать   облюбованный   район.
Ликвидировать Васяню было просто необходимо, но сейчас делать этого было
нельзя ни в коем случае: мертвый бомж в данный момент оказался  бы  даже
лучшим свидетелем, чем живой. Смерть  этого  никчемного  создания  прямо
указала бы Гранкину на то, что он зацапал подставного, в  то  время  как
маньяк, за которым  он  охотился,  продолжает  спокойно  разгуливать  по
городу.
   Обо  всем  этом  убийца   думал,   прижимаясь   спиной   к   шершавой
оштукатуренной стене арки. Он стоял почти на том же месте, где незадолго
до этого прятался от патрульной машины Витька  Шкилет.  Воспоминание  об
этом маленьком гаденыше, чуть не заколовшем его дурацкой лыжной  палкой,
заставило убийцу тихо зашипеть сквозь стиснутые зубы.
   Этот звук, напоминавший шипение рассерженной змеи, был совсем  тихим,
но,  тем  не  менее,   привлек   внимание   бомжа.   Васяня   вздрогнул,
остановившись посреди улицы, и пугливо огляделся, трезвея  буквально  на
глазах.
   - Кошка, что ли? - с предательской дрожью в голосе пробормотал он.  -
А ну, брысь, паскуда!
   Он прислушался.  В  отдалении  проехала  машина,  и  снова  наступила
тишина.  В  этой  тишине  таилась   угроза,   многократно   умножавшаяся
клубившимся  в   мозгу   Васяни   алкогольным   туманом.   Васяня   знал
одно-единственное средство против страха и применил его, не  раздумывая.
Все еще стоя посреди дороги, он трясущейся рукой  вынул  из  замызганной
котомки  ополовиненный  флакон  одеколона  "Шипр",   свинтил   оранжевый
колпачок и торопливо опрокинул в свой разинутый рот.  Отвратительная  на
вкус,  обжигающая,  остро   воняющая   парфюмерией   семидесятиградусная
жидкость  полилась  тоненькой  булькающей  струйкой.  Васяня   торопливо
глотал, давясь и содрогаясь от мерзкого вкуса, одеколон стекал из  углов
обросшего седоватой щетиной рта.
   Наконец, все горючее до последней капли  перекочевало  из  флакона  в
васянину  глотку.  Алкоголь  сразу  ударил  в  голову,  и  Васяня  успел
подумать, что теперь все в полном порядке: даже если маньяк выпустит ему
кишки, добро не пропадет, да и он, Васяня, вряд ли  что-то  почувствует.
Слабо размахнувшись, он запустил флаконом в темную  подворотню,  откуда,
как ему показалось, на него шипела какая-то полоумная кошка,  повернулся
к арке спиной и торопливым зигзагом двинулся прочь.
   Пустой флакон отскочил от стены и с треском разбился об асфальт у ног
убийцы. Маньяк поморщился от ударившего в  ноздри  густого  одеколонного
духа.
   - Животное, - одними губами прошептал  он.  -  Подожди,  я  тебя  еще
достану.
   Это не было пустой угрозой: маньяк знал, что, если Васяня  не  успеет
прежде окочуриться сам, то  смерть  его  будет  нелегкой.  Он  собирался
подстеречь бомжа в каком-нибудь подвале и  всласть  поработать  над  ним
ножом. Хотелось почувствовать под пальцами это липкое,  грязное,  вшивое
тело, хотелось шарить по нему руками, отрезать от  него  куски  -  вечно
сочащийся соплями нос, грязные уши, вонючий сморщенный пенис...  Поймать
маргинала, залепить пластырем гнилую пасть и для начала, чтобы не  очень
сопротивлялся, полоснуть ножом  по  воспаленным  гноящимся  глазенкам  -
тогда ему точно станет не до драки.
   Бомж скрылся из вида. Убийца тяжело, с шумом перевел дыхание, приходя
в себя и прогоняя из головы сладострастные видения. Это - потом.  Сейчас
у него были другие планы.
   Он вышел из арки и, стараясь держаться в  тени,  пошел  вдоль  улицы.
Вскоре позади раздался шум двигателя, и убийца шагнул к  краю  тротуара,
поднимая руку навстречу  приближавшемуся  автомобилю.  Вид  у  него  был
совершенно безобидный, и  водитель  перламутрово-зеленой  "десятки"  без
задней мысли затормозил, чтобы подобрать позднего седока.
   Пассажир  поспешно  уселся  на  заднее  сиденье.  Водитель  про  себя
усмехнулся: знакомая тактика. Если садится,  не  сказав  предварительно,
куда ехать, значит, рейс к черту на кулички,  на  другой  конец  Москвы.
Захватывает,  так  сказать,  плацдарм,   чтобы   водило   было   труднее
отказаться.  Ну-ну,  подумал  водитель,  посмотрим,  как  это   у   тебя
получится...
   - Куда путь держим? - спросил он, не трогаясь С места.
   - Северное Бутово, - ответил пассажир.
   - Извиняюсь, конечно, но мне это не по  дороге.  Может,  вы  поймаете
такси? Я устал, как собака, спать хочется.
   "Сдеру не меньше двадцатки, - подумал водитель. - Северное Бутово!  А
не хочешь - вали отсюда."
   - Я заплачу, - словно прочтя его мысли, сказал седок, - Очень надо.
   - Двадцать баксов, - развязным тоном сказал водитель.
   - У меня есть только десять." к сожалению.
   - Тогда вылезайте. Или высадить вас на полдороге?
   - Меня это вполне устраивает. Только поехали отсюда, ради  бога.  Все
равно, куда, только побыстрее.
   Водитель   обернулся,   скрипнув   сиденьем,   и   окинул   пассажира
внимательным  взглядом.  Нет,  на   бандита,   скрывающегося   с   места
преступления, седок похож не был.
   Он включил передачу и тронул  машину  с  места.  Новенькая  "десятка"
мягко покатилась вперед, тихо шурша шинами по подсохшему асфальту.
   - Дома неприятности? - не поворачивая головы, спросил водитель.
   - Можно сказать и так.
   Некоторое время водитель  молчал,  время  от  времени  поглядывая  на
седока в зеркало и  что-то  прикидывая.  Наконец  он  принял  решение  и
заговорил снова.
   - Вечная проблема, - сказал он, - мужчина  и  женщина.  Вечный  поиск
взаимопонимания... У меня, например, такой проблемы нет.
   - Да? - вежливо удивился пассажир, сжимая в кармане рукоятку  ножа  и
внимательно глядя по сторонам в поисках  укромного  местечка.  "Рано,  -
подумал он. - Надо отъехать подальше".
   - Представьте себе, -  кивнув,  сказал  водитель.  -  Я,  знаете  ли,
бисексуал. Вас это не шокирует?
   - Нисколько. Будь вы хоть трисексуал - это ваше личное дело, меня оно
не касается.
   Это получилось излишне  резко,  и  водитель  обескураженно  замолчал.
Впрочем, надолго его не хватило, и он заговорил снова.
   - Понимаете, - сказал он, - то, что я "би"  -  вовсе  не  психическое
отклонение. Просто это  увеличивает  спектр  возможностей  ровно  вдвое.
Понимаете?
   - Конечно, понимаю.
   Водитель оторвал руку от руля и кашлянул в кулак.
   - Так может, - осторожно сказал он, - если вам все равно, куда ехать,
поедем ко мне? Послушаем музыку, посмотрим записи.., у меня  есть  очень
любопытные.
   Немного выпьем, расслабимся.., вы как?
   Убийца немного помолчал, соображая. Ну и ну, подумал  он.  Ловелас  с
широким спектром... Собственно, почему бы и нет? Так даже лучше.
   - А вы хорошо подумали? - спросил маньяк. -  Здесь  темновато,  и  вы
могли не, обратить внимание на мой возраст...
   - Возраст в этом деле не помеха, - оптимистично  заявил  водитель.  -
Так как - поедем ко мне?
   - А к вам - это куда?
   - В Измайлово.
   - Далековато...
   - Так вы же и хотели далеко.
   - Не знаю, право... Мне как-то не приходилось раньше...
   - Ну да? Тем лучше для вас! В жизни так мало новых впечатлений! Я вам
даже завидую. Мой первый опыт в этой области был уже давненько, но я его
помню до сих пор. Как первую любовь, так сказать. Так как, решено?
   - А, была не была! - сказал убийца и улыбнулся. - Решено.  Поехали  в
ваше Измайлово. Я, конечно, новичок, но постараюсь сделать так, чтобы  у
вас тоже появились новые впечатления.
   -  Ловлю  вас  на  слове,  -  рассмеявшись,  довольным  тоном  сказал
водитель.
   - Не сомневайся, дружок, -  переходя  на  "ты",  пообещал  убийца,  -
что-что, а новые впечатления у тебя будут.
   ...Через два с  половиной  часа  усталый  и  неразговорчивый  таксист
высадил маньяка в получасе ходьбы от  его  дома.  Убийца  расплатился  и
наискосок, дворами двинулся к  себе,  чувствуя  во  всем  теле  приятную
опустошенность.
   Зверь внутри него дремал, набив себе  брюхо,  и  проделано  все  было
весьма ловко: вряд ли кто-то сумел бы найти  связь  между  оставшимся  в
Измайлово  голым  истерзанным  трупом  и  действиями  маньяка  с   Малой
Грузинской.
   Как и было обещано, они с водителем доставили друг другу массу новых,
волнующих впечатлений как в области секса, так и в том, что касалось игр
с острыми предметами. Убийца вынужден был признать, что анальный секс не
так уж плох, и пообещал себе на досуге попробовать заняться новым  делом
с постоянным партнером.
   Глаза у него слипались, но следовало еще позаботиться о том, чтобы  у
этого недоумка, Шинкарева номер один,  с  утра  было,  о  чем  подумать.
Убийца испытывал к этому ходячему недоразумению презрительную симпатию -
временами этот клоун бывал забавен,  и  его  темному  собрату  нравилось
исподтишка наблюдать, как он мечется.
   Войдя в подъезд, убийца первым делом спустился в подвал и  спрятал  в
чулане то, что вынес из квартиры незадачливого любителя  нетрадиционного
секса.  Это  была  добротная  кожаная  сумка,  внутри   которой   лежала
видеокамера, золотые часы и туго  перетянутая  аптечной  резинкой  пачка
долларов. Кипр так Кипр, подумал убийца,  пробегая  большим  пальцем  по
срезу пачки. Там тоже хватает тех,  кто  зажился  на  свете.  А  местная
ментовка пусть пока отдохнет...
   Хозяйственная курица Алла Петровна всегда закупала картошку  мешками,
которые послушный дурак Шинкарев, пыхтя и попукивая от натуги, стаскивал
в подвал. Картошку ссыпали в большой деревянный ларь, где она  и  лежала
до весны. До весны, конечно, долеживало немного, но весна  была  далеко,
так что картошки в ларе было навалом. Ночной двойник Шинкарева  потратил
некоторое время на то, чтобы докопаться до дна, и туда, на дно, затолкал
сумку со своей добычей. Добыча его не радовала, он охотился вовсе не  за
ней, и впервые обчистил свою жертву. Это несколько омрачало удовольствие
от расправы, но было необходимо для того,  чтобы  придать  убийству  вид
ограбления.
   Убийца хорошо усвоил, что маньяков всегда выдает почерк,  и  прилагал
все усилия к тому, чтобы менять его каждый раз.
   "И все, - подумал он, засыпая сумку картошкой, - и пока  что  хватит.
До Кипра придется потерпеть. А потом еще что-нибудь придумается..."
   Он поднялся наверх, шагая через ступеньку, снова улыбнулся,  взглянув
на опечатанную дверь забродовской квартиры, и бесшумно вошел к себе.  Не
зажигая света, повесил куртку в стенной шкаф, взял в  углу  полочки  для
шляп  свечу,  которая   всегда   лежала   там   на   случай   отключения
электроэнергии, затеплил маленький огонек и  на  цыпочках  отправился  в
ванную.  Тщательно  умывшись,  убийца  прихватил  свечу  и  прокрался  в
спальню. Здесь все было тихо, лишь с постели  доносилось  ровное  сонное
дыхание. Убийца быстро  разделся,  задул  свечу  и  ужом  скользнул  под
одеяло.

Глава 15

   Угрюмый  вертухай  в  чине  прапорщика  ввел   в   допросную   камеру
подследственного Забродова, нажатием на  плечо  заставил  опуститься  на
привинченный к полу табурет и с помощью наручников приковал  его  правое
запястье к укрепленному над откидным столиком металлическому кольцу.
   - Благодарю вас, - с обаятельной улыбкой сказал ему Забродов.
   Вертухай  не  ответил.  Лицо  его   сохраняло   совершенно   каменное
выражение, но на скулах играли желваки, из  чего  майор  Гранкин  сделал
вывод,  что  по  дороге  подследственный  Забродов  опять   трепался   в
свойственной  ему  манере,  способной   в   считанные   минуты   довести
нормального человека до белого каления.
   Закончив свои дела, прапорщик ушел, напоследок  бросив  на  арестанта
многообещающий  взгляд.  Гранкину  этот  взгляд  не   понравился,   хотя
прапорщика можно было понять.
   - Жалобы есть? - спросил он официальным тоном.
   -  Здравствуйте,  майор!  -  Забродов  опять   улыбнулся.   В   своем
камуфляжном костюме он был похож на пленного наемника. - Жалобы? Сколько
угодно! Сижу,  понимаете  ли,  за  решеткой,  в  темнице,  так  сказать,
сырой.., вскормленный в спецназе маньяк молодой.
   Иллюстрируя  свои  слова,  он  подергал  прикованной  рукой,   бренча
наручниками, потом оскалил зубы, зарычал и принялся увлеченно  чесаться,
как одолеваемая блохами дворняга.
   Гранкин скривился, словно ненароком раскусил лимон.
   - Перестаньте паясничать, - устало сказал он, - Я к вам по делу.
   - Ну вот, - огорчился Забродов. -  А  я-то,  дурень,  думал,  что  вы
соскучились... И это после всего, что между нами было!
   Гранкин тяжело вздохнул,  вынул  из  кармана  ключ  от  наручников  и
расковал узника.
   - Ого, - сказал Забродов, растирая запястье, - какой жест.  А  вы  не
боитесь, что я вас здесь.., того? Мне, маньяку, терять нечего,  вы  даже
крикнуть не успеете.
   Поверьте, ни лом, ни краденый пистолет мне для этого не понадобятся.
   - Я разговаривал с Сорокиным, - признался Гранкин.
   - С каким еще Сорокиным? - сделал голубые  глаза  подследственный.  -
Это что, тоже писатель? Клянусь, я его пальцем не трогал.
   - Да прекратите же! - взмолился Гранкин. - Глядя на  вас,  невозможно
поверить, что вы.., э...
   Он замялся, с некоторым опозданием вспомнив,  что  полковник  Сорокин
взял с него слово никому не говорить о содержимом белой папки. Никому  -
значит никому, а не "никому, кроме Забродова."
   - Чему вы там не можете поверить? - заинтересовался Забродов. - Что я
кого-то могу убить? Могу, не сомневайтесь.  Специальность  у  меня  сами
знаете какая.
   - Ax, да подите вы к черту! - взорвался майор. - Вас  что,  отправить
обратно в камеру?
   - Полно, майор, - сказал Забродов нормальным человеческим  голосом  и
рассмеялся так, словно и слыхом не слыхал  о  следственном  изоляторе  и
провел эти двое суток, лежа на диване с любимой книгой. - Я же вижу, что
вы пришли извиняться, так не валяйте  дурака  хотя  бы  вы!  Извиняйтесь
поскорее и переходите к делу, .потому что ваши извинения мне нужны,  как
мертвому припарки.
   Гранкин закряхтел.
   - Ну, - сказал он, - где-то вы, Конечно, правы...
   Полковник Сорокин убедил меня в том, что  вина  ваша,  мягко  говоря,
сомнительна...
   - Убедил или приказал? - быстро спросил Забродов.
   - Я же говорю: убедил. Я еще раз все взвесил и понял,  что  несколько
поторопился.
   - В таком  случае  будем  считать,  что  извинения  приняты.  Давайте
переходить к вашему делу. Судя по тому, что вы тянули с этим визитом  до
вторника, вам  хочется,  чтобы  я  в  интересах  следствия  еще  немного
позагорал на нарах.
   - Почему вы решили, что я тянул? - совершенно  ненатурально  удивился
Гранкин.
   - Ай-яй-яй, Алексей Никитич! Врать не умеете,  вот  что.  И  это  при
вашей-то работе! Сами подумайте:
   Сорокин наверняка говорил с вами еще вчера.., если, конечно,  был  на
работе. Да если бы и не был, все равно не стал бы откладывать.
   -  Ваша  взяла.  Мне  действительно  хочется,  чтобы  тот,  кто   вас
подставил, окончательно успокоился и проявил себя.
   - Гм, - сказал Забродов. - А  вы  не  боитесь,  что  он  будет  долго
успокаиваться? Проявлять себя ему теперь не резон. Может так  случиться,
что я просижу здесь дольше, чем получил бы по суду.
   - Дольше никак не получится, - успокоил Гранкин.
   - Ну, спасибо! Значит, мне повезло при любом раскладе. Теперь я  могу
сидеть спокойно - хоть десять лет, хоть двадцать...
   - До этого, я думаю, не дойдет. Мы постараемся что-нибудь  придумать.
Дадим какую-нибудь дезинформацию в СМИ: мол, маньяк, который орудовал  в
районе  Малой  Грузинской,  задержан,  осужден,  и  дело   закрыто.   Он
расслабится, выйдет на улицу, тут его и прихлопнем.
   -  Извините,  майор,  но  это  чепуха,  -  сказал  Илларион,  потирая
подбородок. - Это вы, как я  понимаю,  от  растерянности...  Должен  вам
заметить, что он уже много раз, как вы выражаетесь, выходил на улицу,  и
никто его не прихлопнул.  Я  не  против  посидеть,  особенно  если  меня
переведут куда-нибудь, где можно спать не по  очереди  и  не  втроем  на
одной койке, но, по-моему, это будет пустая трата времени. Он либо залег
на дно, либо переместился в другой район.
   - Об этом я уже думал, - со вздохом признался  Гранкин.  -  Его  надо
как-то выманить...
   Забродов вдруг улыбнулся.
   - А вдруг это все-таки я? - провокационным тоном спросил он. -  Вдруг
я и вправду сошел с катушек и сам не знаю, что творю? Читали про доктора
Джекила и мистера Хайда?
   - Читал, - сказал  майор.  -  Ерунда.  Беллетристика.  Здесь  вам  не
Англия. Здесь все чокнутые, и мы с вами в том числе. Посмотрел  вечерком
телевизор, и готово: глаза на лоб - и на улицу с топором.
   - Вы мрачный тип, - сказал  Забродов.  -  Кстати,  с  самого  момента
ареста мне не дает покоя одна мысль.
   Помните, я просил вас об очной ставке с Шинкаревым?
   Ну, с тем моим соседом, который сказал, что меня в тот вечер не  было
дома.
   - А вы были? Тихо, тихо, я пошутил! Что вы. в самом деле... Зачем вам
теперь очная ставка? Я вам и так верю.
   - О! - сказал Илларион, уставив на майора указательный палец.  -  Мне
вы верите. А ему?
   - О, черт, - медленно сказал майор. - Сорокин правильно  сказал:  под
самым носом...
   - Сорокин не дурак, - подтвердил Забродов.
   - - А вот я действительно дурак, - вздохнул Гранкин. - Вы были правы.
"Из рук же дурака не принимай бальзама..."
   -  Ага,  запомнили!  Кстати,  дайте  закурить,  что  вы,   как   жлоб
какой-то...
   Гранкин поспешно угостил сигаретой и поднес спичку.  Илларион  сделал
глубокую затяжку и блаженно закатил глаза к потолку.
   - Ай, хорошо!.. Вы не дурак, Алексей Никитич,  вы  просто  заезженный
российский милиционер. Вам некогда думать, и вы молотите по прямой,  как
паровоз по рельсам, вам не до нюансов. Это не в укор, поверьте.
   А что касается Шинкарева, то вам стоило бы узнать, зачем  он  соврал.
Причин  тут  может  быть  множество,  причем  самых  обыденных:   забыл,
например, или я ему где-то нечаянно на мозоль  наступил-.  Жена  у  него
красивая - может, приревновал?
   - А вы давали повод? - спросил  майор,  заранее  завидуя:  и  тут  он
успел...  Алла  Петровна  Шинкарева  была  женщиной  в  высшей   степени
привлекательной, и ее обаяние не оставило майора Гранкина равнодушным.
   - Давал, - сказал Забродов. - Пару раз мы с ней беседовали, книги она
у меня брала... Но вы же знаете, какие у людей  бывают  языки!  Так  что
ничего про Шинкарева заранее не выдумывайте, но ведите себя  таю,  чтобы
он испугался. Форму наденьте, что ли... Ну, ото вам виднее.
   - Это  все,  конечно,  ерунда,  -  со  вздохом  сказал  майор,  -  но
попробовать стоит. Вдруг да попадем пальцем в небо?
   - Так уж и пальцем, - ухмыльнулся Забродов. -  Кстати,  вот  вам  еще
одна деталь. В ту ночь, когда убили эту  скрипачку,  мне  прокололи  все
колеса - то есть не мне, а моей  машине,  конечно,  -  и  нацарапали  на
дверце ругательство. Помните, я вам жаловался?
   - Помню. Я тогда, если честно, решил, что это вы сами - для алиби.
   - Ничего себе, алиби... Так вот, то  же  самое  слово  было  написано
мелом на двери моей квартиры.