ал  за
развитием событий, гадая, как носатый капитан будет  выкручиваться  из  этой
ситуации.
   Наконец понятых отпустили. Гражданин в  бейсбольной  кепке  по  дороге  к
дверям  бережно  поддерживал  Ольгу   Ивановну   под   руку,   приговаривая:
"Осторожно, угол" и "Не споткнитесь, здесь порожек".  Когда  дверь  за  ними
закрылась, все четыре сержанта собрались в комнате и привольно расселись кто
где, картинно поигрывая автоматами. Илларион понял, что все они полностью  в
курсе, и успокоился: все были свои и можно было не стесняться.
   - Ну что, гражданин Забродов, - начал капитан, - колоться будем или как?
   - Дурень, - сказал ему Илларион, - кончай эту бодягу. Ты же влип по самое
некуда, тебе бежать надо, спасаться, а не в сыщиков играть. Ты посмотри, что
твои уроды мне подбросили. Да тебя любой следователь прокуратуры  засмеет  с
такими вещдоками, даже малограмотный. Не умеешь - не берись.
   Капитан помолчал, играя желваками.
   - Ладно, - сказал он наконец. - Кончай так кончай. Давай  так:  покойного
ты знал? Знал. Был у него накануне, покупал что-то. Дальше.  Профессия  твоя
нам известна, а убит покойничек, между  прочим,  голыми  руками  -  шею  ему
свернули, причем одним махом, он даже, наверное, и сообразить не успел,  что
ему башку откручивают. Тоже, между прочим,  без  специальной  подготовки  не
сделаешь. Алиби у тебя нету - это нам известно. Деньжата из стариковом кассы
у тебя - копейка в копейку его дневная выручка. Он, жидок этот,  записи  вел
очень, между прочим, кстати. Что там остается - книжки?  Книжки,  не  спорю,
знатные, за такие человека порешить разве что с похмелья  можно,  да  и  то,
если в голове две извилины. Так ведь их и поменять можно, как в  библиотеке,
понял? Дело техники. И  потом,  знаешь,  сколько  на  одном  моем  отделении
"висячек"?  Все  на  тебя  повешу,  хотя  тебе  и  половины  хватит.  Ты  не
сомневайся, мы их тебе хорошо пришьем, аккуратно - зубами не оторвешь.  Ясна
ситуация?
   - Дерьмо ты, капитан, - сказал Илларион. - Вешал бы свои "висячки", зачем
же было старика убивать?
   - Ты полегче, - обиделся капитан. - Старика твоего никто  из  моих  ребят
пальцем не тронул. Кто  его  грохнул  -  теперь  до  второго  пришествия  не
дознаешься.
   Но всем удобнее считать, что это сделал ты.
   - Хорошо, - сказал Илларион, оглядывая комнату. - Ты ведь  пришел,  чтобы
что-то предложить. Давай, выкладывай.
   Капитан сидел  в  кресле  у  дальней  стены.  Рядом  с  Илларионом,  смяв
массивным задом книги, прямо  на  столе  устроился  все  тот  же  свинорылый
сержант. Упираясь одной ногой в пол, а другой болтая в воздухе,  он  нависал
над Забродовым горой потного мяса -  видимо,  по  замыслу  это  должно  было
выводить  Иллариона  из  равновесия.  Еще  один   сержант   разместился   на
подоконнике. Он безучастно покуривал, время от времени сплевывая в  открытое
окно и провожая каждый плевок задумчивым взглядом.  Автомат  он  держал  под
мышкой и, насколько мог разглядеть Забродов, тот стоял на предохранителе.
   Третий, длинный и худой, настоящая жердь, скучая, подпирал  косяк  двери,
которая вела в  прихожую.  На  лице  его  застыла  вселенская  тоска,  и  он
периодически чисто рефлекторно начинал ковырять в носу  мизинцем.  Четвертый
сержант,  что-то   тихо   насвистывая   сквозь   зубы,   изучал   содержимое
развороченных книжных полок.
   Руки его были едва ли не по локоть засунуты в глубокие карманы галифе.
   - Предложить? - переспросил Рябцев, имитируя удивление. - с чего ты взял,
мразь, мокр ушник, что я, капитан  милиции,  буду  тебе  что-то  предлагать?
Таким, как ты, место на нарах, возле параши! Тамошние пидоры тебе что-нибудь
предложат, не сомневайся!
   Сидевший на столе сержант сыто хохотнул.  Его  воняющий  гуталином  сапог
мерно  раскачивался  на  уровне  груди  Иллариона.   Илларион   молча   ждал
продолжения.
   - Впрочем, - выдержав паузу, продолжал Рябцев, - есть другой  путь.  Хоть
ты и законченный уголовник, представляющий опасность для общества, один  мой
знакомый  просил  подойти  к  твоему  делу...   э...   индивидуально.   Петр
Владимирович его зовут, не слыхал?
   - Отчего же, - вежливо сказал Илларион, - приходилось.
   - Так что у тебя из этой комнаты два пути: или за проволоку,  или...  Ну,
сам понимаешь, не вчера родился.
   - Ошибаешься, Рябцев, - сказал Илларион. - Помнишь, что сказал Ильич?  Мы
пойдем другим путем. Точнее, третьим...
   Он ухватился за маячащий перед носом сапог и резко  дернул,  одновременно
ударом тяжелого ботинка выбив из-под сержанта опорную ногу. Сержант в полном
соответствии с законом всемирного тяготения плашмя рухнул на паркет,  крепко
приложившись затылком к тумбе стола. Илларион поймал его автомат на  лету  и
немедленно  швырнул  его  в  лицо  сержанту,  сидевшему  на  подоконнике,  -
открывать автоматный огонь в собственной квартире у него и в мыслях не было.
Тот успел лишь резко податься назад, пытаясь уклониться от летящей  прямо  в
глаза пятикилограммовой железяки, и вывалился в окно,  так  и  не  издав  ни
звука. Это уже напоминало водевиль.
   Мент, который до этого интересовался содержимым Илларионовой  библиотеки,
успел развернуться и выдернуть руки из карманов, но и только -  обрушив  две
книжные полки, он успокоился в углу.
   Шурша расправленными страницами, как  крыльями,  в  сторону  стоявшего  в
дверях милиционера полетела  книга.  У  Иллариона  облилось  кровью  сердце,
потому что это был драгоценный Брем. События разворачивались слишком  быстро
для  нетренированной  реакции  милицейских   сержантов,   больше   привыкших
обрабатывать дубинками пьяных, чем воевать со спецназом. Поэтому подпиравший
косяк жердяй успел лишь вынуть мизинец из носа и отбить рукой летящую книгу,
пока Забродов, перевернув попутно капитана  Рябцева  вместе  с  креслом,  не
добрался до него.
   Все кончилось в считанные секунды. Сержант под столом еще только  пытался
сообразить, что с ним произошло, а Илларион  уже  пошел  по  второму  кругу,
методично "выключая" своих противников. Ситуация была более чем серьезная, в
любой момент  в  квартире  могли  раздаться  автоматные  очереди,  и  потому
Забродов торопился, работая четко и  с  наибольшей  эффективностью,  как  на
полигоне, заботясь лишь о том, чтобы  не  наносить  тяжелых  увечий  и,  тем
более, не убивать.
   Его немного беспокоила судьба курильщика,  так  неловко  вывалившегося  в
окно пятого этажа, но, сказал себе Илларион, на войне как на войне.  Они  бы
со мной церемониться не  стали.  Тем  более,  что,  когда  он  смог  наконец
остановиться и перевести дыхание, до его слуха донеслись  истошные  вопли  о
помощи, раздававшиеся откуда-то снизу, но явно не с земли.
   Остановился Илларион над капитаном  Рябцевым.  Три  сержанта  отдыхали  в
разных углах разгромленной квартиры, четвертый голосил за окном,  а  капитан
лежал на  паркете  и  смотрел  снизу  вверх  взглядом  затравленного  зверя.
Илларион ботинком придавил руку  Рябцева,  сжимавшую  бесполезный  пистолет.
Потом нагнулся и, поочередно  разжав  вспотевшие  пальцы,  вынул  из  ладони
капитана пистолет и отшвырнул его в угол.
   - Пистолет достать успел, - похвалил он, - реакция неплохая.  Тебе  бы  у
меня в группе поучиться, может, что-то путное и вышло бы. Впрочем, дураков я
старался выявлять и отчислять сразу, пока они еще не сделались опасными. Так
вот, хоть ты и дурак, но, надеюсь, запомнишь то, что  я  тебе  скажу,  -  не
попадайся мне больше.
   Это гораздо сильнее повредит твоему здоровью, чем многолетнее курение.  И
передай своему хозяину,  что  третий  путь  есть  всегда.  Пусть  на  досуге
перечитает "Приключения барона Мюнхгаузена".  Тебе,  кстати,  тоже  усиленно
рекомендую. Там на этот счет все сказано.
   С этими словами Илларион склонился над Рябцевым, и капитан быстро и почти
безболезненно уснул.
   Забродов огляделся, прикидывая, что к чему.  Вынул  из  ящика  стола  всю
имевшуюся в доме наличность, подержав в руках, с сожалением положил на место
ножи и, прихватив с крючка в прихожей ключи от машины,  вышел  из  квартиры,
аккуратно прикрыв за собой дверь.
   Вырулив из арки, Илларион остановил машину позади милицейского "уазика".
   Водитель, задрав голову, стоял на газоне и беспомощно наблюдал за все еще
висевшим  на  уровне  третьего  этажа  сержантом.  Бедолага   как-то   успел
извернуться  и  ухватиться  за  прямоугольный  короб  из  фигурно   выгнутой
арматуры, в котором соседка Иллариона по подъезду когда-то держала  ящики  с
цветами. Короб опасно накренился, да и  сержант  заметно  устал:  его  вопли
сделались тише, и он больше не дергал ногами, пытаясь найти опору  там,  где
ее не было.
   Илларион ожидал увидеть на месте происшествия толпу, но тротуар был пуст.
   Случайные прохожие, бросив быстрый взгляд наверх, поспешно отводили глаза
и торопились по своим делам. Все спешат, подумал  Илларион,  все  торопятся,
никто не желает вмешиваться или хотя  бы  остановиться  и  поглазеть.  Да  и
отношение к милиции теперь другое. Никогда не  знаешь,  кто  перед  тобой  -
защитник или бандит в мундире.
   Он подошел к водителю и, остановившись рядом, сказал:
   - Сильные кисти. Но надо  прыгать,  а  то  рухнет  вместе  со  всем  этим
железом.
   Внизу клумба. В худшем случае, сломает ногу.
   Бросив на Иллариона дикий взгляд через плечо, водитель кивнул  и,  сложив
зачем-то ладони рупором, заорал так, словно  его  товарищ  находился  не  на
третьем этаже, а под самой крышей небоскреба:
   - Женя! Прыгай, Женя! Внизу клумба! Прыгай!
   Дождавшись, когда он перестанет орать, Илларион  тщательно  прицелился  и
несильно ударил его по шее точно  в  намеченное  место.  Подхватив  обмякшее
тело, он оттащил  его  в  кабину  "уазика",  затем  немного  поколдовал  над
автомобильной рацией и уже собрался уходить, когда позади раздался последний
отчаянный вопль и глухой шум. Женя все-таки отважился  на  прыжок,  а  может
быть, просто не выдержали уставшие пальцы.  Илларион  быстро  приблизился  к
нему и, убедившись, что тот жив  и  с  виду  почти  не  пострадал,  коротким
движением руки послал его в отключку.
   После этого он сел в машину и поспешно  покинул  место  баталии,  не  без
оснований полагая, что кто-нибудь из соседей наверняка уже накручивает  диск
телефона, пытаясь дозвониться в милицию.
   Преодолевая естественное побуждение гнать изо всех сил куда глаза глядят,
Илларион вел машину спокойно,  старательно  соблюдая  все  правила  и  точно
следуя  указаниям  дорожных  знаков:   ему   вовсе   не   улыбались   сейчас
препирательства с гаишниками. Через несколько минут за ним  будет  охотиться
вся московская милиция.
   Конечно, он может дать себя  задержать,  он  может  даже  сам  явиться  в
милицию и поведать там свою не правдоподобную  историю.  Вполне  возможно  и
даже весьма вероятно, что в таком случае он будет иметь дело с  кем-то,  кто
не состоит на  жаловании  у  Северцева,  но  на  разбирательство  все  равно
потребуется время, а время сейчас работает против него. Кроме того, пока  он
будет сидеть в каталажке, дожидаясь того или  иного  исхода  дела,  до  него
доберутся те, от кого он только что ускользнул. Вечно быть настороже  нельзя
- когда-нибудь ему придется уснуть, и тогда...
   Он поймал себя на том, что ведет машину  в  сторону  Беговой.  Суетишься,
Забродов, сказал он себе, нервничаешь.  Куда  это  ты  наладился?  Уж  не  к
Пигулевскому ли?
   Старик-антиквар два года назад продал свой "запорожец" и был так  утомлен
этой процедурой, что до гаража у него просто не дошли  руки.  "Буду  владеть
недвижимостью, - посмеиваясь, говорил он, - а  когда  окончательно  надоест,
продам". Гараж так и стоял пустой - сдавать его в аренду Марат  Иванович  не
торопился, не  желая  связывать  себя  деловыми  отношениями  с  незнакомыми
людьми.
   Он, конечно, не отказал бы  Иллариону,  попроси  тот  у  него  временного
пристанища для своей машины, но...
   "Вот именно, - подумал Илларион,  -  "но".  Машину,  конечно,  необходимо
где-то оставить - этот защитного цвета монстр с  укрепленным  поверх  капота
запасным колесом слишком бросается в глаза, а ориентировка на него  будет  у
каждого гаишника в самое ближайшее  время.  Но  не  у  Пигулевского  же  его
оставлять! И вообще, не у знакомых. Люди Северцева наверняка хорошо  изучили
его, Иллариона, ближайшее окружение, а если не изучили, то наверняка изучат.
И уме Пигулевского-то они не пропустят, раз смогли узнать про Гершковича,  с
которым Илларион едва успел познакомиться.
   Илларион резко свернул в переулок: впереди у обочины  стояла  милицейская
"волга", и два гаишника проверяли документы у водителя какого-то джипа.
   "Началось, - подумал он. - Но, похоже, точного описания машины у них  еще
нет.
   Видимо, Но,  похоже,  точного  звонила  какая-нибудь  пенсионерка,  слабо
разбирающаяся в марках автомобилей".
   Он долго колесил по городу, окольными путями пробираясь  к  автомобильной
стоянке, где работал охранником его бывший курсант.  Добрался  он  туда  без
неприятностей - видимо, охотники в  первую  очередь  блокировали  выезды  из
города.
   Слава Родин был очень рад встрече и моментально отыскал на  переполненной
стоянке "резервное"  место.  Он  явно  был  не  прочь  поговорить  со  своим
инструктором, а  то  и  усидеть  бутылочку-другую,  но  Илларион  отказался,
сославшись на спешку.
   Внимательно посмотрев на него, Родин нахмурился и вдруг спросил:
   - Проблемы, капитан? Помощь не требуется?
   - Пока не требуется, Слава, но за предложение спасибо. И вот что: ты меня
не видел.
   - Ну, это само собой. Если понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
   Распрощавшись с охранником, Илларион легким  шагом  покинул  стоянку.  Из
кафетерия гастронома он позвонил Мещерякову. Тот снял трубку  сразу,  словно
дожидался звонка.
   - Мещеряков слушает. Кто у телефона?
   - Забродов. Здравствуй, полковник.
   - Здравия желаю, товарищ генерал.
   - Ты что, Мещеряков, белены объелся? Или с самого утра успел в свой  сейф
наныряться?
   - Никак нет, товарищ генерал. Документы еще не готовы. Работаем.
   - У тебя что, в кабинете кто-то сидит?
   - Так точно, товарищ генерал. Как только будет готово, я вам перезвоню.
   И он положил трубку. Илларион пожал плечами, заказал  себе  вторую  чашку
кофе и пачку сигарет и, положив телефон на столик перед  собой,  стал  ждать
звонка, чередуя глотки с затяжками и продумывая план своих действий.
   Мещеряков позвонил минут через сорок и коротко сказал:
   - Надо встретиться.
   - Надо так надо. Давай так... Илларион объяснил, где его найти.
   - Далеко, - сказал Мещеряков.
   - Я без машины, - объяснил Илларион. - Кстати,  ты  не  мог  бы  одолжить
свою?
   - Вертолет не нужен?
   - Нет, спасибо. Уж очень заметный. И  постарайся  не  привести  за  собой
"хвост".
   - Не учи ученого.
   - Так я буду ждать.
   - Пока.
   Мещеряков явно  уже  был  в  курсе  всех  дел.  Иллариона  это  радовало,
поскольку  избавляло  от  необходимости  пересказывать  свои  приключения  и
выслушивать при этом неизбежные матерные комментарии.
   Через полчаса перед кафетерием остановилась машина Мещерякова.  Полковник
остался в салоне. "Молодец, - подумал Забродов, - сообразил". Однако тут  же
выяснилось,  что  хвалил  он  полковника  рано  -  только  такой  кабинетный
разведчик, каким стал в последние годы Мещеряков, мог  не  заметить  красный
"ситроен", скромно припарковавшийся неподалеку. В "ситроене", насколько  мог
разглядеть Илларион, сидели двое, причем ни один из них не вышел из машины.
   Илларион набрал номер сотового телефона Мещерякова и,  когда  тот  поднял
трубку, сказал:
   - Тебя пасут. Сиди спокойно, не дергайся.  Красный  "ситроен"  через  две
машины позади тебя. Когда они отвлекутся, объедешь квартал и вернешься сюда,
только не торопясь.
   - Чего это они станут отвлекаться?
   - Отвлекутся, я что-нибудь придумаю. Ты все понял?
   - Я-то понял, а вот ты...
   - Ладно, ладно, это  потом.  Я  пошел.  Илларион  вышел  из  кафетерия  в
торговый зал гастронома и с предельно деловым видом решительно вошел в дверь
с табличкой "Посторонним вход воспрещен".  Его  никто  не  остановил,  и  он
беспрепятственно пересек обширные полутемные  подсобные  помещения.  Коридор
вывел его прямиком на бетонную рампу, к  которой  подъезжали  для  разгрузки
продуктовые фургоны. Как он и  ожидал,  на  заднем  дворе  гастронома  уныло
слонялись какие-то потертые ребята, лениво подпиравшие стволы чахлых  лип  и
стрелявшие друг у друга бычки.
   Илларион  спрыгнул  с  рампы  и  подошел  к   ним.   Это   была   обычная
великовозрастная шпана, целыми днями отиравшаяся  во  дворах  гастрономов  в
ожидании поживы или какой-нибудь "левой" разгрузки, за  которую  можно  было
получить расчет дешевым вином.
   - Дело есть, отцы, - сказал Илларион.
   - Плати бабки, будет  дело,  -  лениво  ответил  плечистый,  но  какой-то
помятый и  словно  бы  опущенный  парень  лет  тридцати,  одетый  в  строгом
соответствии с молодежной модой десятилетней давности.
   Со  всех  сторон   начали   подтягиваться   заинтересованные   слушатели,
постепенно беря Иллариона в кольцо.
   - Полета зеленых хватит? - спросил Забродов.
   - Это смотря за что, - ответил его собеседник.
   - Надо с одними ребятами переговорить - там, на улице.
   - И много ребят?
   - Двое.
   - Двое? - парень о чем-то напряженно думал. - Слушай, дядя, -  сказал  он
наконец, - а может, ты нам просто так  деньги  отдашь?  В  долг,  а?  Пойми,
братуха, трубы горят!
   - Нет, - сказал Илларион, - так не получится. Удовольствие  только  тогда
чего-нибудь стоит, когда оно заработано честным трудом.
   - Ты чего, козел, - вылез откуда-то сбоку тощий тип в  грязной  джинсовой
куртке, - тебе бабок жалко, что  ли?  Ответь,  животное,  тебе  бабок  своих
вонючих жалко?
   - Не советую, мужики, - предупредил Илларион. - Вы заработать хотите  или
нет? Если хотите, кончайте этот концерт.
   Что-то было в его тоне и фигуре, а может быть, и в  выражении  лица,  что
заставило их отступить. Через минуту Илларион уже объяснил, чего он  от  них
хочет, и его волонтеры двинулись на улицу. Забродов же вернулся в  кафетерий
и, заказав еще кофе, удобно устроился у окна.
   Красный "ситроен", как и машина Мещерякова, по-прежнему стоял у тротуара.
   Вскоре к нему, двигаясь разболтанной вялой походкой, приблизился давешний
мозгляк в джинсовке и о чем-то заговорил с сидевшими  в  машине,  фамильярно
облокотившись на крышу. Видимо, ход разговора его  не  устроил,  потому  что
через минуту он изменил  позу:  снял  локоть  с  крыши,  пониже  нагнулся  к
приоткрытому окошку и стал что-то объяснять, оживленно жестикулируя,  причем
далеко не все его жесты были  пристойными.  Сидевшие  в  машине  мужественно
терпели все это на протяжении добрых трех минут, но в  конце  концов  дверца
открылась и из нее  неторопливо  вылез  крепкий,  спортивного  вида  мужчина
средних лет. Все так же неторопливо  он  взял  надоедливого  собеседника  за
лацканы куртки и потянул на себя, но тут как из-под земли возникли  еще  два
аборигена и стали отдирать мужчину от своего товарища.
   Водитель, до сих пор пассивно наблюдавший за происходящим, поспешно вылез
из машины и, обежав ее крутом, принял горячее участие в обсуждении  спорного
вопроса. От стены гастронома оторвались еще две  потертые  фигуры,  и  через
минуту красный "ситроен" уже было трудно разглядеть за спинами  митингующих.
Вскоре в этой мини-толпе возникло какое-то сложное  внутреннее  движение,  и
оттуда кто-то вылетел спиной вперед.
   Мещеряков плавно тронул машину с места и на малой скорости покинул  театр
военных действий. Сидевший  у  окна  кафетерия  Илларион  закурил  сигарету.
Увидев это, недавний его собеседник, вислоплечий здоровяк, подошел к  тяжело
топтавшейся у машины куче народа и что-то негромко сказал. Куча  рассосалась
в мгновение ока, оставив экипаж машины считать ра