когда  густые  сумерки   готовы   были
превратиться в ночь. Небо на западе еще сохраняло багровый отсвет утонувшего
в  море  солнца,  но  очертания  окружающих  предметов  уже  растворились  в
полумраке.  Иларион  ожидал  этого  нападения,  более  того,  он   его   сам
спровоцировал, но ожидание оказалось  таким  долгим,  что  его  бдительность
несколько притупилась. Выпитый на протяжении дня алкоголь тоже  сыграл  свою
роль: пьяным Забродов конечно же не был, но кое-что ему все же  перепало,  и
реакция у него слегка замедлилась.
   Слежки за собой он так и не заметил, но это вовсе  не  означало,  что  ее
нет. За ним должны были следить;  отсутствие  слежки  означало  бы,  что  он
совершил какую-то ошибку, и тогда его пребывание здесь не имело ни малейшего
смысла. Поэтому Иларион вел себя так, как если бы точно  знал,  что  за  ним
неотступно наблюдают. Первым делом он побывал в магазине и вышел  оттуда  на
заплетающихся ногах, бережно прижимая к груди две бутылки водки. После этого
он вернулся в закрепленный за ним номер гостиницы и целый час пьяным голосом
пел революционные песни Водку он вылил в  раковину  умывальника,  а  бутылки
одну за другой вышвырнул в открытое настежь окошко с интервалом  в  полчаса.
Бутылки с глухим стуком приземлились в заросли бурьяна,  который  здесь,  на
Кунашире, с успехом играл роль главной сельскохозяйственной культуры. Выждав
для верности еще немного, он последовал за бутылками и добрых  десять  минут
ворочался  в  бурьяне,  треща  сухими  ломкими  стеблями  и  изрыгая  пьяные
проклятия Выбравшись наконец на дорогу, он побрел прочь из поселка  -  не  к
морю,  где  ждал  его  сторожевик  Кривоносова,  а  в  глубь  острова,   где
гипотетическим убийцам было бы удобнее привести  в  исполнение  свои  черные
замыслы.
   Он ждал нападения сзади, но темная фигура человека внезапно вынырнула  из
кустов прямо перед ним, и Забродов увидел,  как  отсвет  догорающего  заката
скользнул  по  длинным  спаренным  стволам  охотничьего  ружья.   Двустволка
смотрела ему прямо в лицо. Не тратя даром драгоценного времени,  Иларион  на
полуслове оборвал бесконечный пьяный монолог, которым развлекал  не  столько
себя, сколько участников слежки, быстро  шагнул  вперед  и,  схватившись  за
стволы рукой, резко задрал их кверху. Чисто теоретически  он  учитывал,  что
нападавший мог оказаться не наемным убийцей, а  обыкновенным  грабителем  из
местных, который решил срубить немного деньжат, обобрав  пьяного  в  стельку
москвича, и потому ограничился одним коротким ударом в  солнечное  сплетение
Нападавший охнул и послушно сложился пополам,  выпустив  ружье  Победа  была
полной.
   В следующее мгновение что-то подсказало Илариону, что  нужно  отклониться
вправо.  Это  можно  было  назвать  как  угодно:  мистикой,   предчувствием,
инстинктом, но на самом деле Иларион точно знал, что никакой  помощью  свыше
здесь и не пахнет. Просто его  натренированный  слух  уловил  какой-то  едва
различимый посторонний шорох, краешком глаза он заметил  какой-то  намек  на
движение за своим левым плечом. Возможно даже, что  его  разгоряченной  кожи
коснулся легкий ветерок от стремительно двигавшегося сверху  вниз  предмета;
так или иначе, организм  отреагировал  на  опасность  раньше,  чем  сознание
успело  воспринять  тревожный  сигнал.  Иларион  рванулся  в   сторону,   но
недостаточно быстро тяжелый стальной лом, который должен был размозжить  ему
череп, скользнул по щеке, содрав с нее клочок кожи,  и  обрушился  на  левое
плечо.
   Боль была адская.  Иларион  присел,  уверенный,  что  подкравшийся  сзади
подонок сломал ему ключицу своей  десятикилограммовой  железякой,  торопливо
обернулся и  чуть  успел  вскинуть  над  головой  ружье,  отразив  очередной
сокрушительный удар. Левая рука слушалась неохотно, но все-таки слушалась, и
это было хорошо.
   Лом мелодично зазвенел, отскочив от вороненой  оружейной  стали.  Иларион
выпрямился и нанес жестокий удар ногой, целясь противнику в пах. Было темно,
но, кажется, он попал. Тяжелый лом глухо звякнул о каменистую землю,  убийца
тихо заскулил, медленно опускаясь на землю с прижатыми к поврежденному месту
руками. Забродов коротко ткнул прикладом ружья в смутно белевший овал  лица.
Что-то хрустнуло - не то переносица, не то зубы,  -  и  противник  Забродова
молча опрокинулся в темноту. В то же мгновение  Иларион  обратным  движением
нанес колющий удар стволами ружья назад, снова угодив в солнечное  сплетение
первому из нападавших, который к этому времени уже  ухитрился  подняться  на
ноги и даже успел вынуть из кармана нож.
   Коротко вскрикнув от боли, убийца схватился  обеими  руками  за  ствол  и
потянул ружье на себя. Учитывая то обстоятельство, что стволы ружья все  еще
упирались ему в живот, это был не самый разумный  поступок.  Видимо,  парень
просто растерялся от неожиданности.
   В этот момент на его лицо упала полоса лунного света. Иларион  не  понял,
откуда взялась луна: занятый своими делами, он пропустил ее восход, но  свет
оказался весьма кстати. Последние сомнения  исчезли,  когда  Забродов  узнал
лицо приемщика из  проявочной  мастерской  "Набуки  фильм"  -  того  самого,
которому накануне сдал на проявку отщелканную на  островах  пленку.  Видимо,
это и был шурин сержанта Хрунова,  распоряжавшийся  единственным  в  поселке
аппаратом факсимильной связи. Глаза у парня были полны испуга  и  какого-то,
детского изумления.
   "А то как же, - подумал Иларион без тени жалости. - Я  бы  на  его  месте
тоже удивился. Так все  было  хорошо,  так  славно!  Работа  интеллигентная,
непыльная, платят валютой - и немало, наверное, платят. Всего и  делов-то  -
печатай фотографии, а  в  свободное  от  основной  работы  время  информируй
хозяина обо всем, что происходит на острове. Не работа, а синекура. Что  тут
такого  особенного  может   происходить?   Разве   что   внеплановые   рейды
кривоносовского корыта да  иногда  появление  какого-нибудь  подозрительного
типа из Москвы, вроде меня или Славы Горбанева. Стуканул вовремя  -  получил
премию.  Не  жизнь,  а  санаторий.  Шурин  -   мент,   что   создает   массу
дополнительных удобств. Благополучие и безнаказанность - опасное  сочетание.
Начинаешь чувствовать себя всесильным и  неуязвимым  Закон  тебе  не  писан,
делай что хочешь... При случае можно и замочить  кого-нибудь  -  родственник
отмажет, господин Набуки заплатит,  и  все  будет  шито-крыто.  Как  тут  не
удивиться, получив в рыло от человека, которого ты уже считаешь  трупом  Его
палец скользнул под предохранительную  скобу  и  коснулся  гладкого  металла
спускового крючка.
   - Вот незадача, правда? - сказал Иларион и спустил оба курка.
   Выстрел был сделан в упор и прозвучал глухо, как в подушку. Шурин Хрунова
выпустил ружье и упал на дорогу, пачкая серебристую от  лунного  света  пыль
черной, как деготь, кровью  Иларион  бросил  ружье  и  услышал  позади  себя
удаляющийся треск бурьяна - второй "киллер" улепетывал со всех ног  Забродов
подумал, не догнать ли его, и махнул рукой: да пусть себе живет, недотыкомка
.
 
*** 
 
   ...Они стояли на  мостике.  Свежий  ветер,  пахнущий  солью,  высекал  из
сигареты Кривоносова длинные красные искры, которые  стремительно  уносились
назад и гасли, падая в воду. Свесившись через леера и вывернув голову назад,
можно  было  увидеть  линялое   полотнище   флага,   перечеркнутое   голубым
андреевским крестом, полоскавшееся  на  корме.  Зачехленное  брезентом  дуло
скорострельной пушки было задрано кверху и напоминало  собаку,  собирающуюся
завыть на луну. Море таинственно поблескивало  в  лунном  свете,  размеренно
стучал двигатель, и журчала вдоль бортов черная  вода  с  кружевной  каемкой
белой пены. Плыть - вернее, идти - было  совсем  недалеко.  Цель  их  ночной
прогулки уже показалась впереди, вырисовываясь на фоне лунных бликов неясной
громоздкой кучей черноты.  Сторожевик  шел  малым  ходом:  воды  здесь  были
довольно  коварные,   а   прожекторы   Кривоносов   велел   погасить   ввиду
неофициального характера мероприятия.
   Конопатый Краюхин принес и поставил у ног Илариона чемодан.  Вид  у  него
при этом был торжественный и одновременно  какой-то  взъерошенный,  так  что
Иларион  даже  заподозрил,  что  экипаж   сторожевика   ознакомился-таки   с
содержимым чемодана. Впрочем, в таком случае Кривоносов вряд ли удержался бы
от  некоторых  вопросов.  "Южно-Курильская  лирика,  -  подумал  Иларион   -
Кривоносый Кривоносов удержался от расспросов... Да какие там расспросы!  Он
же все-таки кадровый офицер, а не хулиган на пенсии, как некоторые. Да  если
бы он заглянул в чемодан, я бы уже давно сидел в ближайшем отделении ФСБ,  а
вокруг чемодана ходила бы целая толпа экспертов,  и  каждый  косился  бы  на
других, не рискуя первым поднять крышку, потому как мало ли что  .  А  пацан
этот конопатый потому так  светится,  что  чувствует  командир  его  любимый
затеял какую-то партизанщину."
   - Ты все-таки скажи мне, - нарушил молчание  Кривоносов,  -  чем  ты  там
намерен заниматься? Хотя бы в общих чертах.
   - В общих чертах - пожалуйста, - ответил Иларион. - В самых общих  чертах
дело обстоит так: либо они меня, либо я их.
   - Это я к тому, что у тебя  же  нет  ничего,  кроме  этого  сундука.  Он,
конечно, тяжелый, как черт знает что, но драться им  как-то...  Неудобно  им
драться. Может, тебе ножик дать?
   - Ножик? Что  ж,  ножик  -  вещь  хорошая.  Дай  мне  ножик,  Леша.  Если
получится, верну непременно.
   Кривоносое крякнул, залез пятерней под пилотку и с шумом почесал затылок.
Его явно одолевали какие-то сомнения. "Что это с ним? - подумал Забродов.  -
Ножик, что ли, пожалел? Так ведь сам как будто предложил... Или думал, что я
откажусь?"
   - Самый малый  вперед,  -  буркнул  Кривоносов  в  переговорную  трубу  и
повернулся к рулевому:
   - Так держать. Я сейчас вернусь.
   Капитан-лейтенант вышел из  рубки,  и  стало  слышно,  как  он  торопливо
сбегает вниз по железному  трапу.  Где-то  внизу  лязгнула  стальная  дверь.
Иларион распустил "молнию" гидрокостюма, который снова натянул на себя перед
тем, как подняться сюда, выудил из кармана сигареты и закурил. Он едва успел
выкурить сигарету до половины, как Кривоносов снова появился на мостике.
   В руках у капитан-лейтенанта  был  поясной  ремень,  с  которого  свисали
ножны, а под мышкой он держал какой-то сверток.
   - Держи, - сказал он, протягивая пояс Илариону. - Пригодится.
   Забродов вынул из ножен нож и благодарно похлопал Кривоносова  по  плечу.
Это была классическая финка, отлично сбалансированная и острая как бритва.
   Оказалось, впрочем, что это еще не все. Капитан-лейтенант,  подозрительно
покосившись на рулевого, повернулся к нему спиной и развернул свой  сверток.
В  свертке  оказалась  непривычного  вида  кобура,  из  которой   Кривоносов
осторожно извлек странный  пистолет  с  длинным  тонким  стволом,  массивным
спусковым   крючком   и   непривычно   большой   предохранительной   скобой,
рассчитанной, судя по всему, на то, чтобы  под  нее  легко  пролез  палец  в
перчатке.
   - Ба! - сказал Иларион. - Что я вижу! Да это ж СПП!
   - Да тише ты, - прошипел Кривоносов, снова  покосившись  на  рулевого.  -
Чего ты орешь? СПП, да. Сконструирован для  стрельбы  под  водой,  но  и  на
берегу слона завалит в лучшем виде. Бьет стрелами, стрел в  магазине  четыре
штуки...
   - Да знаю я, знаю, - перебил его Забродов. - В свое  время  все  разведки
мира за этой штукой кипятком писали. Умеем, когда хотим. Скажи лучше, где ты
его спер Выражение легкого разочарования, которое  появилось  было  на  лице
Кривоносова, когда он понял, что удивить Забродова  лекцией  о  возможностях
чудо-оружия ему не удастся, сменилось хитрой ухмылкой.
   - Почему же сразу - спер? - сказал, он. - Купил. Канистру  спирта  отдал,
между прочим. У нас на Итурупе одно время стоял  отряд  боевых  пловцов.  Ну
знаешь, эти.., подводный спецназ, в общем. Вот я  там  с  одним  мичманом  и
снюхался.., на основе взаимовыгодного сотрудничества,  как  теперь  говорят.
Три года его с собой таскаю, и ни разу он мне не пригодился. Может, хоть  ты
попользуешься.
   -  Даже  не  сомневайся,  -  сказал  Иларион.  -  -Если  попользуюсь,  то
непременно с толком. Не жалко? Могу ведь и не вернуть.
   - Для дела - нет, не жалко.
   Кривоносов застопорил  ход,  и  сторожевик  плавно  развернулся  боком  к
каменистому островку, до  которого  оставалось  каких-нибудь  полторы  сотни
метров.
   - Ну все, - сказал он, - приехали Отсюда до Хоккайдо при  попутном  ветре
доплюнуть можно. Обогнешь этот остров и, если повезет, увидишь огни на мысу.
Там у нашего приятеля Набуки вилла. Хорошо устроился гад - с видом  на  свои
любимые  Северные  территории.  Говорят,  у  него  там  настоящий  рай  -  в
представлении японца, естественно. Ну а если  огней  не  будет,  пойдешь  по
азимуту. Компасом пользоваться умеешь? Хотя о чем это я...
   Он произносил слово "компас", на морской манер, с ударением на  последнем
слоге, и Забродову это почему-то показалось забавным.
   - Посмотрим, - невпопад сказал Иларион, застегнул гидрокостюм и опоясался
ремнем, на котором болтались ножны с финкой и кобура с СПП. Рулевой косил на
него любопытным глазом, и вид у него был в точности такой же, как  давеча  у
конопатого Краюхина, - торжественный и взъерошенный.
   Забродов подхватил чемодан и покинул капитанский мостик. Через минуту  он
уже сидел в надувной шлюпке. Чемодан лежал перед ним, заметно прогибая своей
тяжестью резиновое дно. Отсюда, из лодки, все выглядело совсем не так, как с
мостика. Поле зрения сузилось, перспектива изменилась, и каменистый островок
прямо по курсу заслонял  весь  горизонт,  представляясь  стеной  абсолютного
мрака, разделившей мир надвое. Тихий океан опасно шевелился под тонким слоем
резины, как огромное живое существо.
   Кривоносов сверху осветил лодку фонариком. Воспользовавшись этим, Иларион
развязал узел на веревке, которой его "плавсредство"  было  пришвартовано  к
корме сторожевика. Теперь ему достаточно было разжать пальцы, чтобы  обрести
полную свободу передвижений.
   - Семь футов под килем! - послышался сверху,  из-за  слепящего  светового
круга, голос капитан-лейтенанта. - С курса не сбейся, ниндзя. Возьмешь  чуть
левее - пиши пропало. Это тебе не Клязьма, это океан.
   - Фонарь убери, - проворчал в ответ Забродов, - глаза слепит.
   Свет погас. Иларион поморгал глазами, заново привыкая к темноте, отпустил
веревку и рванул стартер. Лодочный мотор ожил, вспенив  за  кормой  воду,  и
Забродов едва успел вовремя повернуть руль, чтобы не протаранить сторожевик.
Он уже очень давно не управлял моторкой и, оказывается,  успел  основательно
подзабыть, как это делается.
   - Тушканчик сухопутный! - перекрикивая шум мотора,  прокомментировал  это
событие Кривоносов.
   Иларион не ответил. "Тоже мне, морской волк, - подумал он,  ведя  моторку
на безопасном расстоянии от ощетинившейся острыми обломками  скал  береговой
линии. - Знал бы ты, что у меня в чемодане, так небось  поседел  бы  за  три
секунды, когда я на таран пошел. А так, конечно, можно и повеселиться...
   Островок наконец остался за кормой. Серебряная монетка  луны,  больше  не
заслоненная черными скалами, засияла у Илариона над головой, бросая блики на
поверхность моря, а впереди, над самой водой замигали острые белые  огоньки.
Они напоминали крупные звезды, но Иларион знал, что  огни  горят  в  усадьбе
господина  Набуки.  Это  было  очень  кстати,  потому  что  только   теперь,
оказавшись посреди океана на утлой  надувной  лодчонке,  Забродов  до  конца
осознал, что такое океан. Стоило ему чуть-чуть отклониться в сторону, и он в
лучшем случае пристал бы к берегу Хоккайдо за много километров от цели,  где
был бы, вне всякого сомнения, арестован японской береговой охраной. В худшем
же случае неверный курс мог увести его в открытый океан - без пресной  воды,
без пищи и почти без надежды на спасение. Любая, даже самая непредвиденная и
сложная ситуация, которая могла приключиться с ним на  суше,  была  Илариону
Забродову нипочем, но вот морским  волком  он  себя  никогда  не  считал  и,
выступая в  этом  новом  для  себя  амплуа,  испытывал  довольно  неприятное
чувство, похожее на обыкновенный испуг.
   Впрочем, по мере того как огни на  далеком  берегу  росли  и  становились
ярче, он приходил в себя. Вскоре при свете луны Иларион мог различить крутые
береговые утесы, почти отвесно вздымавшиеся из моря, и едва заметную полоску
белой пены у их подножия. Спустя еще пару  минут  электрические  звезды,  по
которым он сверял курс, исчезли, скрытые краем обрыва, и Забродов понял, что
близок к цели Он проверил пояс с оружием, закрепил руль, без нужды  подтянул
повыше застежку гидрокостюма  и,  крепко  ухватившись  за  веревочный  леер,
пропущенный сквозь расположенные  вдоль  бортов  лодки  кольца,  перевалился
через борт. Если берег охранялся - а Иларион готов был биться об заклад, что
так оно и есть, - то шум  лодочного  мотора  не  мог  не  привлечь  внимание
охраны.
   Это было сделано очень вовремя. В следующее мгновение на берегу беззвучно
вспыхнула ослепительная бело-голубая звезда, и ее луч,  расширяясь  конусом,
косо упал на слегка  волнующуюся  поверхность  пролива.  Круг  яркого  света
запрыгал  по  волнам  и  вскоре  нащупал  пустую  резиновую  лодку,  которая
продолжала идти прежним курсом. Этот курс должен был привести ее прямиком на
узкий каменистый пляж,  жавшийся  к  подножию  берегового  утеса.  Едва  луч
прожектора коснулся  мокрой  резины,  Иларион  выпустил  веревочный  леер  и
погрузился в холодную горько-соленую воду.
   Подсвеченная прожектором вода была совершенно Прозрачной. Иларион отлично
видел поднимавшиеся кверху пузырьки  воздуха,  черное  днище  моторки  и  ее
бешено вращающийся винт. Потом моторка ушла вперед, вместе с ней ушел луч, и
стало темно Забродов осторожно вынырнул и,  стараясь  не  шуметь,  поплыл  к
берегу. Два прожекторных луча скрестились на  лодке  и  вели  ее  к  берегу.
Иларион испугался, как бы какой-нибудь нервный охранник не полоснул по лодке
из  автомата,  раньше  времени  утопив  чемодан,  но  охрана  не  торопилась
стрелять: по всей видимости, они чувствовали себя в полной безопасности.
   Правая нога Илариона коснулась каменистого дна, а в  следующее  мгновение
на берегу вспыхнул третий прожектор Его луч  задержался  на  пустой  моторке
всего лишь на секунду,  после  чего  принялся  осторожно  ощупывать  воду  в
поисках пловца.
   "Сообразительные ребята", - подумал Иларион,  набирая  в  грудь  побольше
воздуха и погружаясь с головой. Соленая океанская вода немедленно  принялась
выталкивать его наверх, прямо под лучи прожекторов  и  пули  охранников.  Он
присел, дотянулся руками до дна, вцепился пальцами в  скользкую  поверхность
какого-то камня и, вытянувшись  параллельно  поверхности,  двинулся  вперед,
перебирая руками по дну.
   Он двигался так в течение нескольких мучительных минут, время от  времени
выныривая, чтобы глотнуть воздуха, - разумеется, только в те моменты,  когда
луч прожектора уходил далеко в сторону. Это  был  не  самый  удобный  способ
передвижения, но и он в конце концов привел Илариона на сушу.
   Притаившись за выступавшим из  воды  обломком  скалы  в  паре  метров  от
берега, Иларион осторожно осмотрелся Лодка уже была на берегу. Ее  двигатель
заглох сам собой, когда винт уперся в каменистое дно  и  остановился.  Возле
лодки стояли трое  японцев  в  темной  униформе  и  с  опаской  разглядывали
чемодан, светя на него карманными фонарями. Ход их мыслей был Илариону  ясен
моторка не могла прибыть сама по себе, и, если она пришла к  берегу  пустой,
пассажир либо вывалился из нее случайно, либо намеренно  покинул  суденышко,
чтобы не встречаться с  охраной.  Во  втором  случае  охранникам  ничего  не
оставалось как заподозрить в лодке некое подобие брандера - парусного судна,
начиненного го