Дело  житейское.  Да  ты  и
выпил-то всего ничего. Отдохнуть тебе  надо,  вот  что.  И  не  дома  на
диване, как ты любишь, а поехать к морю, пожариться  на  солнышке,  пузо
свое в соленой водичке пополоскать... Давай займем денег и  смотаемся  в
какую-нибудь Грецию!
   - Ну, это уже пошел радужный туман, - иронически заметил окончательно
успокоенный Сергей Дмитриевич. - Ты еще про Майами-бич  вспомни.  Ладно,
ты тут помечтай, а я побежал, не то и вправду опоздаю.
   "А что, - думал он, торопливо  сбегая  по  лестнице  и  здороваясь  с
поднимавшимся  навстречу  соседом,  -  может  быть,  плюнуть  на  все  и
закатиться на пару неделек на пляж. Отдохнуть по-настоящему, как встарь,
дать копоти на всю катушку - глядишь, и полегчает.
   Может быть, хоть на время отпустит..."
   Думая так, он привычно  охлопывал  карманы,  проверяя,  на  месте  ли
ключи, бумажник и прочее  мелкое  имущество,  без  которого  современный
человек чувствует  себя  не  вполне  одетым.  В  правом  кармане  куртки
прощупывался какой-то рыхлый объемистый  ком,  которого  раньше  там  не
было. Все еще воображая себе, как он будет "давать копоти" где-нибудь на
Кипре, Сергей Дмитриевич запустил руку в карман и  ощупал  лежавший  там
предмет. Оказалось, что это скомканные кожаные перчатки. Носить перчатки
было еще не по сезону, но Шинкарев легкомысленно  махнул  рукой  на  эту
странность: рано или поздно  человек  привыкает  ко  всему,  и,  живя  в
свихнувшемся  мире,  поневоле  перестаешь  удивляться  окружающим   тебя
бессмысленным  чудесам.  Эка   невидаль:   напился   человек   и   решил
покрасоваться перед девицей в новых перчатках! Пьяному еще и не то может
в голову прийти...
   Он не стал додумывать мысль до конца: уж он-то знал, что именно могло
невзначай прийти ему в голову.
   Взять, к примеру,  ту  историю  с  наручниками,  которые  он  в  одно
прекрасное утро обнаружил у себя под подушкой. Наручники были не из  тех
игрушек, которые можно купить в коммерческой  палатке  или  секс-шопе  -
ничего  подобного.  Это  были  самые  настоящие,   сугубо   утилитарные,
тускло-черные стальные браслеты в черном  же,  застегнутом  на  кнопочку
кожаном чехле. Точно такие же чехлы Сергей Дмитриевич тысячу  раз  видел
на  ремнях  у  омоновцев  и  патрульных  милиционеров.  Было  совершенно
очевидно, что  наручники  положил  под  подушку  он  сам,  но  оставался
открытым главный вопрос, ответа на который Сергей Дмитриевич предпочитал
не знать: как наручники попали к нему?
   Он утопил чертовы браслеты в пруду заводских очистных  сооружений.  С
удовольствием бросил бы в эту зловонную яму и само воспоминание  о  них,
но это,  увы,  было  невозможно.  Сергей  Дмитриевич  время  от  времени
задумывался о том, каково пришлось милиционеру,  у  которого  он  стащил
наручники: бедняге, наверное,  сильно  нагорело.  О  том,  каким-образом
можно  украсть  чехол  с  наручниками   с   пояса   у   вооруженного   и
натренированного стража порядка, он предпочитал не думать.
   Оттянув собачку кодового замка, он вышел на улицу. Тучи куда-то ушли,
и над Москвой вставало неяркое осеннее солнце.  Позади,  мягко  чмокнув,
захлопнулась дверь. Сергей Дмитриевич глубоко вдохнул полной грудью и  с
шумом выпустил воздух, очищая организм от  остатков  алкогольных  паров.
Машинально взглянул на левое запястье, но часов не было. Впрочем, и  так
было ясно, что нужно поторапливаться; он потратил слишком много  времени
на разговоры.
   Сергей Дмитриевич еще раз вздохнул  и  торопливо  зашагал  в  сторону
узкой, похожей на пробитый в скале железнодорожный тоннель арки, которая
вела со двора на улицу. Проходя мимо старого,  выкрашенного  в  защитный
цвет  "лендровера",  который,  как  он  знал,  принадлежал   соседу   по
лестничной площадке, Сергей Дмитриевич скользнул по  машине  равнодушным
взглядом и вздрогнул, с трудом заставив себя идти в прежнем темпе.
   Низко просевший на спущенных шинах вездеход напоминал подбитый  танк.
Сходство усугублялось защитным цветом и нарочито  утилитарным,  лишенным
всякого  изящества  дизайном  машины.  На  передней  дверце  красовалось
выцарапанное  каким-то  острым  предметом  короткое  неприличное  слово,
которого, насколько мог припомнить Сергей  Дмитриевич,  вчера  не  было.
Конечно, он не приглядывался к соседской машине специально, но готов был
поклясться, что вчера, когда возвращался с  работы,  "лендровер"  был  в
полном порядке. Помнится, Сергей Дмитриевич привычно позавидовал соседу:
когда-то  он  мечтал  как  раз  о  такой  машине  -  мощной,  с  высокой
проходимостью  и  откровенно  военно-полевой  внешностью.  Он   понимал,
конечно, что мечта была несбыточной - при его зарплате им с женой  никак
не удавалось скопить хотя бы на "Жигули", -  но  несбыточность  является
основным свойством настоящей мечты. Мечта, которую можно  осуществить  -
это  не  мечта,  а  цель,  четкий  план,   подлежащий   неукоснительному
выполнению...
   Не удержавшись, он обернулся  от  самой  арки  и  снова  взглянул  на
"лендровер". Зрелище внушало печаль.
   "Черт возьми, - думал он, торопясь к метро. - Вот так  разрисовали...
Видно,  кому-то  мой  сосед  здорово  насолил.   Или   просто   молодежь
развлекалась? Или", или это была не молодежь?"
   Он не стал додумывать эту мысль до конца, между делом поймав себя  на
том, что за последний  год  научился  мастерски  контролировать  процесс
мышления. Это мы будем думать, а вот это не будем... Просто виртуоз,  да
и только,  с  холодной  язвительностью  восхитился  он  собой.  Вот  уж,
действительно: правая рука не ведает, что творит левая...
   Похоже было на то, что все начинается сначала  -  переезд  ничего  не
решил  и  ничему  не  помог,  скорее  даже   наоборот:   теперь   вместо
простоватого  Паши  Иваницкого  соседом  Сергея  Дмитриевича  стал  этот
непонятный парень в камуфляже. Не  поймешь  даже,  кто  он:  эфэсбэшник,
военный, милиционер или просто чудаковатый  бездельник.  И  имя  у  него
какое-то странное  -  Иннокентий?..  Ипполит?..  Да  нет  же,  Илларион.
Илларион Забродов, вот как его зовут. И очень похоже на то, что под руку
этому Забродову лучше не подворачиваться.
   "Господи, - подумал Сергей Дмитриевич, - да что же это за напасть?  О
чем это я думаю? Я же рассуждаю, как непойманный преступник... Это не я!
Со мной такого просто не могло случиться! Мне бы и  в  голову  такое  не
пришло. За что же на меня свалился весь этот бред?"
   Он вспомнил, что в школе его дразнили Тютей,  а  в  армии  Мешком  за
полную  физическую  беспомощность  и  заложенную,  казалось,   прямо   в
генетическом коде безобидность. Всегда,  сколько  себя  помнил,  он  был
типичным мальчиком для битья, козлом  отпущения  для  любого  идиота,  у
которого чесались кулаки или язык.
   Конечно, время издевательств давно прошло - взрослые люди  пользуются
другими приемами, когда хотят вытереть ноги  о  ближнего  своего,  -  но
он-то остался прежним! Он, Сергей Дмитриевич  Шинкарев,  просто  не  мог
быть главным героем того бесконечного фильма  ужасов,  который  какой-то
чокнутый киномеханик крутил, похоже, прямо внутри его головы...
   "Попросить, что ли, жену привязывать  меня  на  ночь  к  кровати?"  -
подумал он и невесело усмехнулся. Алла Петровна обладала острым, трезвым
умом и завидной интуицией. Такая просьба породила  бы  у  нее  множество
вопросов, и дело непременно кончилось бы для него  психушкой  независимо
от того, какие ответы она получила бы на свои вопросы.  Любовь  любовью,
но кто, скажите на  милость,  отважится  заснуть  под  одним  одеялом  с
психом? Как в том анекдоте: Вася проснется, а голова в тумбочке...
   "Я знаю, чем все это кончится, - с холодным отчаянием подумал  Сергей
Дмитриевич. - Либо меня поймают, либо я  наложу  на  себя  руки.  Второе
кажется более реальным. Что-то непохоже,  чтобы  кто-то  собирался  меня
ловить..."
   Человек, когда-то откликавшийся на обидное прозвище Мешок, на секунду
замер перед входом в метро, тяжело вздохнул и, безвольно опустив  плечи,
пошел навстречу судьбе.

Глава 4

   - Грехи мои тяжкие, - со вздохом сказал майор  Гранкин,  ковыряясь  в
пачке. Выудив наконец сигарету. он вставил  ее  в  угол  своего  скорбно
изогнутого книзу рта и принялся чиркать спичками. Сигарета ни в какую не
желала раскуриваться, но майор упорно жег спичку за спичкой.
   - Она же у  тебя  рваная,  -  потеряв  терпение,  сказал  следователь
прокуратуры Ипатьев.
   Майор вынул сигарету изо рта и внимательно оглядел со всех сторон.
   - Да, - с сожалением сказал он, - действительно.
   Жалко, черт побери. И что это, скажи ты мне, за день такой сегодня? С
самого утра сплошная непруха.
   - Сам виноват, - отозвался Ипатьев, с интересом наблюдая за тем,  как
майор пытается заклеить слюной лопнувшую  по  шву  сигарету.  -  Что  за
дурацкая привычка: таскать сигареты в заднем кармане? Да  брось  ты  ее,
что ты, в самом деле, как крохобор!
   - Ни хрена подобного, - на секунду  прерывая  свое  занятие,  ответил
Гранкин. - Ишь,  чего  выдумал  -  брось!  Она  у  меня  загорится,  как
миленькая. Мы к ней применим Ипатьевский метод...
   - Какой еще метод? - насторожился Ипатьев.
   Словосочетание было знакомым - что-то такое было на заре перестройки,
а то и раньше, связанное с каким-то  другим  Ипатьевым,  -  но  что  оно
означало, он припомнить не мог, как ни старался.
   - Ипатьевский метод, - повторил майор Гранкин. - Ты что, не в  курсе?
Ипать ее будем, ипать!
   - Вот дурак, - с обидой сказал следователь довольному майору.  -  Сам
мент, и шуточки ментовские...
   Мы о деле говорить будем или нет?
   - О деле? - с неохотой переспросил  Гранкин,  критически  разглядывая
окончательно расползшуюся сигарету. Придя к неутешительному  выводу,  он
смял  ее  и  сунул  в  пепельницу,  немедленно  возобновив  неторопливое
ковыряние в расплющенной пачке. - О деле... - со вздохом повторил он.  -
Понимаешь, Леша, не хочется мне говорить об этом деле.  Ну,  что  о  нем
говорить?
   Ведь   типичный   же   "глухарь",   висячка   мертвая,   проклятущая,
распротухлое дерьмо...
   - Так уж и "глухарь"? - с сомнением спросил следователь.
   - Ну, а что же еще? Ни мотива, ни следов, ни отпечатков... Сумочка на
месте, кошелек на месте, сережки в ушах  -  ограбление  отпадает.  Да  и
взять-то у нее, в общем, было нечего...
   - Изнасилование? - предположил Ипатьев.
   Гранкин в ответ только горестно покачал головой.
   Он,  наконец,  вынул  из  пачки  более  или  менее  целую   сигарету,
придирчиво оглядел ее со всех сторон, даже понюхал зачем-то,  поморщился
и закурил, окутавшись вонючим облаком дыма.
   - Твои  соображения?  -  спросил  следователь,  видя,  что  майор  не
собирается нарушать молчание.
   - Соображения простые, - с неохотой отозвался тот. - Говно дело,  вот
какие у меня соображения. Похоже, у нас в околотке завелся-таки псих,  и
хрен мы его выловим, пока он сам на чем-нибудь не проколется.
   Ни одной же зацепки!
   - Ты мне это брось, - строго сказал Ипатьев. - Что значит - ни  одной
зацепки? Насколько я понял, паспорт был при ней.
   - Ну и что? В паспорте же не написано, кто ее в  решето  превратил...
Старушка-мать ничего не знает, трясется только и все норовит головой  об
стенку...
   Ипатьев поморщился.
   - Это все лирика, - нарочито сухо сказал он. - Что она говорит?
   - Да ничего не говорит! Сказано  же,  ни  хрена  она  не  знает.  Ну,
обычная бодяга: домашняя девочка, скрипка под  мышкой,  никаких  вредных
привычек, никакой наркоты, никаких мальчиков... С репетиции на запись, с
записи на работу, с работы домой - все  по  графику,  как  в  трамвайном
парке.
   - А где она работала?
   - В казино.., как его, черт... - Майор полез в карман, долго  копался
и наконец извлек потрепанный  блокнот.  Полистав  страницы,  он  отыскал
нужную  и  некоторое  время,  мучительно  морщась,   пытался   разобрать
собственный почерк.  -  Вот  зараза,  -  пожаловался  он,  -  пишу,  как
доктор... Ста... Ага! "Старое Колесо", вот.
   - Скрипачка? В казино?
   - Я тоже удивился. Что, думаю, за притча? А они, Оказывается,  завели
у себя струнный квартет.  Для  солидности,  надо  полагать.  Ну,  и  для
успокоения нервов, опять же...
   - Н-да, - с непонятной интонацией вставил Ипатьев.  -  О  темпора,  о
морес!
   - Чего? - не понял Гранкин.
   - О времена, о нравы, - перевел следователь. - Слушай,  а  почему  ты
так уверен, что это сделал псих?
   - Да ни в чем я не уверен! - Майор порывисто взмахнул рукой с зажатой
в пальцах сигаретой. С кончика сигареты сорвался кривой столбик пепла  и
откатился под стоявший в углу сейф. Ипатьев неодобрительно проводил  его
взглядом. - Ни в чем я не уверен, -  уже  не  так  экспансивно  повторил
майор, затягиваясь сигаретой. - Только  что  же  еще  прикажешь  думать?
Девчонка, у которой не было ни врагов, ни денег, ни информации... ничего
не было, кроме скрипки!., вся истыкана обыкновенной отверткой. Сорок три
дырки, между прочим. Кто это, по-твоему, мог сделать, если не псих?
   - Значит, мотива нет? - задумчиво переспросил Ипатьев.
   Гранкин покряхтел, ерзая в кресле, и с неохотой уточнил:
   - Видимого мотива. Пока...
   - Вот  это  уже  разговор,  -  удовлетворенно  подхватил  Ипатьев.  -
Работай, Леша.
   - От работы кони дохнут, - проворчал  Гранкин,  нацеливаясь  воткнуть
окурок в цветочный горшок С пыльной засохшей  бегонией.  Ипатьев  быстро
подвинул к нему пепельницу, и майор,  пожав  плечами,  с  силой  ввинтил
бычок в оловянное дно.
   - Но ты же не конь, - сказал  ему  следователь.  -  А  будешь  ваньку
валять, применю к тебе твой любимый Ипатьевский метод.
   - И снова луна  осветила  тот  старый  заброшенный  двор,  -  гнусаво
затянул Гранкина, -  где  над  женою  и  сыном  рыдает  отец-прокурор...
Слушай, отец-прокурор, у тебя водки нет?
   - В десять утра? Господь с тобой!
   - Это "да" или "нет"? - с затаенной надеждой спросил майор.
   - Это "нет", - ответил Ипатьев. - Мне работать надо.., и тебе,  между
прочим, тоже.
   - Ну, и подавись своей водкой, - печально сказал Гранкин и встал. - А
я поеду в казино. Может, там нальют.., бурбону какого-нибудь.

***

   Казино "Старое Колесо" располагалось на оживленной улице недалеко  от
Нового Арбата и в этот утренний час имело сонный, совершенно заброшенный
вид. Только толкнувшись в запертую дверь, майор Гранкин сообразил, что в
половине одиннадцатого утра подобные заведения обычно не  функционируют.
Майор  пробормотал   невнятное   ругательство   и   прижался   лицом   к
зарешеченному  окошечку  в  тяжелой  дубовой   двери,   пытаясь   сквозь
разноцветные стекла витража разглядеть вестибюль. Там царил полумрак,  в
котором смутно угадывались  какие-то  нечеткие  очертания,  и  майор  на
всякий случай постучал в  дверь,  уже  понимая,  что  приехал  напрасно.
Вопреки  ожиданиям,  за  дверью  что-то  щелкнуло,  и   окошечко   вдруг
распахнулось.
   Из-за витой узорчатой решетки на майора  глянуло  скуластое,  изрытое
мелкими оспинами и напрочь лишенное каких бы то ни было эмоций лицо. Оно
было загорелым, гладко выбритым и  очень  мускулистым,  если  можно  так
сказать о лице. Наметанный глаз майора без труда  различил  лежавшую  на
этом лице печать профессионализма, а когда  обладатель  лица  заговорил,
майор окончательно убедился в том, что не ошибся: разговаривая, охранник
каким-то образом умудрялся вообще не двигать губами.  Они  у  него  были
тонкие,  но  твердо  очерченные,  да  и  вся  его  физиономия  в   целом
производила впечатление твердости, словно все ее черты с сильным нажимом
обвели  карандашом  или  вырубили  из  очень   твердого,   неподатливого
материала.
   - Казино закрыто, -  не  двигая  губами,  но  вполне  внятно  и  даже
довольно вежливо сказал охранник. - Приходите вечером.
   Майор между делом подумал, что благотворное влияние цивилизации, хотя
и очень медленно, но распространяется все-таки по  бескрайним  просторам
Среднерусской возвышенности: несколько лет  назад  сказанная  охранником
фраза звучала бы совсем по-другому.  Тогда  в  этом  окошечке  наверняка
торчало бы самодовольное рыло, похожее на свиной окорок,  и  сказало  бы
оно что-нибудь наподобие "вали отсюда, козел",  а  то  и  выразилось  бы
похлеще. Впрочем, майор понимал, что форма в данном случае  мало  влияет
на суть, и потому молча  прижал  к  решетке  служебное  удостоверение  в
развернутом виде.
   Выражение мускулистого лица по ту сторону решетки не  изменилось,  но
дверь распахнулась, впуская майора.
   Здесь  было  тепло  и  приятно  пахло  табаком,  старым   деревом   и
натуральной кожей. Майор огляделся. Владельцы казино явно не гнались  за
новинками, интерьер был выдержан  в  стиле  Дикого  Запада,  и  даже  на
охраннике  поверх  белоснежной  рубашки  был  напялен  кожаный  жилет  с
жестяной шерифской звездой на груди.
   Майор поискал глазами и без  труда  нашел  широкополую  стетсоновскую
шляпу, небрежно надетую  на  отросток  приколоченных  к  дубовой  панели
роскошных оленьих рогов.
   - А "кольт" сорок пятого калибра  у  тебя  есть?  -  не  сдержавшись,
спросил он.
   - Нет, - односложно ответил охранник.
   - Жалко, - искренне сказал майор. -  Всю  жизнь  мечтал  подержать  в
руках  настоящий  "кольт".  Ну,  это  ладно.  Кто  тут  у  вас  есть  из
начальства?
   - Никого, - все так же индифферентно ответил охранник. - Я же говорю,
у нас закрыто.
   - Что, совсем никого? - усомнился Гранкин. - Что ж ты здесь сидишь?
   - Простите, вы по какому делу? - со  сдержанным  нетерпением  спросил
охранник. -  У  нас  все  документы  в  порядке,  публика  здесь  бывает
солидная, никаких скандалов...
   Гранкин задрал кверху правую бровь, склонил голову к левому плечу и с
интересом посмотрел на охранника. Надо же, подумал он,  разговорился.  С
чего бы это?
   - Я из убойного отдела, - тоже  придав  голосу  максимально  вежливое
звучание, ответил он. - Хотелось бы кое-что выяснить...
   - Из убойного? - переспросил охранник, расслабляясь прямо на глазах.
   - Из убойного, - подтвердил майор, - не из ОБЭПа. Так кого  ты  здесь
охраняешь, ковбой?
   Не дожидаясь ответа, он шагнул к двустворчатым,  как  в  американском
салуне, воротцам и, толкнув  их,  вошел  в  зал.  Заставленное  игровыми
автоматами помещение оказалось пустым  и  темным,  слабый  свет  сочился
сквозь  опущенные  жалюзи,  тускло  поблескивали  никелированные  рычаги
"одноруких бандитов", стекло окошечек и хром отделки.  В  дальнем  конце
этого длинного, как железнодорожный вагон, помещения майор разглядел еще
одну  дубовую  дверь,  по  периметру  очерченную  тусклым  электрическим
сиянием.  Оттуда  доносилась  негромкая  спокойная  музыка   и   дробное
постукивание, знакомое майору только по фильмам:  где-то  там,  за  этой
дубовой дверью, бегал по кругу шарик рулетки.
   Майор оглянулся. Охранник торчал за плечом. Лицо  у  него  оставалось
каменным, но майора Гранкина было не так просто провести.
   - Это привидения там резвятся? - спросил он, кивая в сторону закрытой
двери.
   Охранник едва уловимо поморщился.
   - Да ерунда это, - почти нормальным голосом  сказал  он.  -  Маньяки.
Сидят, пока все до копейки не просадят.
   - Так у вас же закрыто, - удивился майор.
   - Для кого закрыто, а для кого... Постоянные клиенты. И  потом,  сами
понимаете...
   - Понимаю, - сказал майор. - Деньги не пахнут.
   Давно они там сидят?
   - С вечера. А один так и вовсе вторые сутки. Хотите взглянуть?
   - Да нет, пожалуй. Кто здесь еще есть, кроме тебя и этих клиентов?
   - Крупье.
   - И все?
   - Все.
   Майор задумчиво пожевал нижнюю губу. Было  совершенно  очевидно,  что
повторного визита  в  "Старое  Колесо"  не  миновать,  но  он  решил  не
сдаваться раньше времени. В конце концов, охранник тоже  мог  что-нибудь
знать.
   - А ты давно здесь работаешь? - спросил он.
   - Третий год, - ответил охранник.
   - Так ты же, наверное, всех здесь знаешь, - об