достанете.
   - Это мы уже слыхали. Северцев там?
   - Нет его. К утру должен появиться.
   - Ладно, пошли.
   - Стоп, полковник, - вмешался Илларион.  -  Не  надо  сажать  капитана  в
камеру.
   Это еще успеется. Капитан поедет с нами.
   - Куда это я поеду? - вскинулся Рябцев.
   - К хозяину, - сказал Илларион. - Я думаю, он будет счастлив узнать,  что
ты самолично изловил Забродова.
   - Не поеду, - уперся Рябцев. - Лучше сразу пристрелите.
   - Поедешь, - сказал Илларион. - Вопрос только в том, впустят нас в ворота
или нам придется брать их штурмом. Если  будем  штурмовать,  я  понесу  тебя
вместо щита. Как тебе такая перспектива?  Майором  тебе  все  равно  уже  не
стать,  зато  умрешь,  как  герой.  Погиб  при  задержании  особо   опасного
преступника - это звучит гордо, а?
   - Что ты задумал, Илларион? - спросил Мещеряков.
   - Всю жизнь одно и то же: "что ты  задумал,  Илларион,  что  ты  задумал,
Илларион". Я задумал вытащить Климову - нечего ей там сидеть. То, что им  не
удалось взять ее сына, для нее лично ничего не меняет. Скорее,  наоборот,  -
как только приедет Северцев, за нее возьмутся по-настоящему.
   - Она хоть красивая?
   - Весьма и весьма. Вот капитан не  даст  соврать,  -  кивнул  Илларион  в
сторону Рябцева, который, понурившись, сидел у стола.
   - Я мог бы и не спрашивать,  -  вздохнул  Андрей.  -  Ты  почему-то  даже
случайно с некрасивыми женщинами не знакомишься.
   - Это потому, что женщины красивы  все  без  исключения,  -  назидательно
произнес  Илларион.  -  Просто  в  моем  присутствии  их   скрытая   красота
проявляется, расцветает и становится заметной...
   - По контрасту, видимо, - предположил Мещеряков.
   - Видимо, - не стал спорить Забродов.  -  Давай-ка,  полковник,  звони  в
казарму.
   Мещеряков вздохнул, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер.
   - Дежурный? Ты, Савельев? Полковник Мещеряков тебя беспокоит.
   - И тебе того же. Слушай, Савельев, подними-ка по тревоге третий взвод...
   - Надо, Савельев.
   - А моего приказа тебе мало?
   - Что значит - не могу?
   - Подожди, Андрей, - сказал Илларион, мягко отбирая у полковника  трубку.
- Дай-ка я попробую.
   Мещеряков сунул ему трубку и возмущенно повернулся к Сорокину.
   - Совершенно от рук отбились, - пожаловался он.
   - Его тоже можно понять, - сочувственно сказал Сорокин.  Илларион  махнул
на них рукой, чтобы замолчали, и сказал в трубку:
   - Савельев, привет. Это Забродов.
   - Здравия желаю, товарищ капитан, - сказал невидимый Савельев.
   - Петя, у нас тут с полковником возникла одна проблема. Надо бы помочь.
   - Если надо, сделаем, Илларион. А что за проблема?
   - Да ерунда. Хотим к товарищу в гости зайти, а он не пускает.  Ты  пришли
кого-нибудь, если не трудно.
   - Взвода хватит?
   -  Петя,  я  же  не  собираюсь  захватывать  власть  в   стране.   Десяти
добровольцев вполне достаточно...
   - Куда прислать?
   Илларион продиктовал адрес дачи Северцева.
   - Только, Петя, пусть оденутся в гражданское. Ни к чему нашу фирму в  это
дело впутывать. Автоматы, гранаты - это все пусть полежит до лучших времен.
   Пистолеты можешь выдать на  всякий  случай.  И  пусть  прямо  к  дому  не
подъезжают, а подождут где-нибудь в сторонке. Я их проинструктирую.
   - Хорошо, Илларион. Когда нужны люди?
   - Прямо сейчас. Спасибо, Петя.
   - Не за что. Я тебе свой должок еще долго буду выплачивать.
   Илларион положил трубку.
   - Поехали, - сказал  он.  -  Надо  успеть  до  возвращения  Северцева.  К
разговору с ним я еще не готов. Кстати, Рябцев, - повернулся он к  капитану,
- раз уж у нас теперь взаимная любовь, может быть, ты просветишь нас  насчет
Алехина?
   - Какого еще Алехина?
   - Того, который ехал к генералу Рахлину, да так и не доехал?
   - Про него ничего не знаю. Слышал, что охотились за каким-то курьером.
   Машину искали недалеко от генеральской дачи.
   - Нашли?
   - Нашли. В болоте она утонула. Доставать не стали - пускай,  мол,  там  и
лежит.
   Илларион   многозначительно    посмотрел    на    полковников.    Сорокин
поаплодировал, а Мещеряков пожал плечами: он видел и не  такое  и  привык  к
тому, что Илларион ошибается редко. Конвоируя понурого Рябцева, они покинули
кабинет и по гулкому полутемному коридору направились к лестнице.

Глава 10

   Дача стояла особняком, словно сторонясь неказистых  соседей.  Примерно  в
полукилометре от  нее  разбитая  грунтовка  вдруг,  безо  всякого  перехода,
превращалась в полосу идеально гладкого асфальта, плавно огибавшую невысокие
подмосковные холмы, поросшие светлым березовым лесом. Оставив позади  дачный
поселок и обогнув очередной круглый  пригорок,  можно  было  увидеть  сквозь
частокол   березовых   стволов   серые   бетонные   плиты   монументального,
построенного на века забора и выкрашенные  в  глухой  черный  цвет  железные
ворота с калиткой и смотровой амбразурой. Человек,  обладающий  определенным
складом ума, непременно отметил бы, что из амбразуры открывается  не  только
прекрасный вид на подъездную дорогу, но и весьма обширный сектор обстрела.
   Над  забором  виднелась  только  красная  черепичная  крыша.   Была   она
двускатной, и в форме ее можно было легко уловить сильный готический акцент,
намекавший на вполне осознанное стремление обитателя этого райского местечка
со временем переселиться в настоящий замок. По  большому  счету,  место  это
отличалось от замка не слишком сильно, в чем сразу  убеждался  всякий,  кому
посчастливилось проникнуть на территорию поместья - назвать  все  это  дачей
как-то не поворачивался язык.
   Все эти красоты сейчас нельзя  было  разглядеть:  на  лоне  природы  было
темно, как в угольном  мешке,  лишь  на  востоке  небо  начинало  неуверенно
сереть, а вблизи дачи глаза слепил свет установленных на крыше  прожекторов,
освещавших  периметр  трехметровой  стены  с  пропущенной  поверху   колючей
проволокой.
   Белые "жигули" шестой модели остановились там, где  грунтовка  кончалась,
словно отсеченная ножом, и начинался асфальт. На правой обочине дороги, ярко
освещенный фарами "шестерки", стоял, слегка накренившись, мебельный  фургон,
неизвестно какими судьбами занесенный  в  самый  глухой  ночной  час  в  эти
малолюдные места. Задняя стенка фургона была так густо залеплена грязью, что
тому, кто вознамерился бы узнать номер  автомобиля,  пришлось  бы,  пожалуй,
вооружиться лопатой. Вокруг призрачно белели стволы берез. Ветви их  свисали
вниз, касаясь крыши фургона,  и  слегка  поглаживали  пыльные  борта,  когда
насыщенный запахами летней ночи  ветерок  шевелил  их,  заставляя  трепетать
зубчатые листья.
   Мужчина, сидевший за рулем "шестерки", два раза мигнул фарами  и  погасил
их совсем. В кабине мебельного фургона открылась дверца, и оттуда  выпрыгнул
водитель. Был он молод, коренаст и коротко стрижен, а  под  белой  футболкой
даже в темноте легко угадывались рельефные бугры мышц.  Шагая,  несмотря  на
внушающую  уважение  комплекцию,  легко  и  даже  грациозно,  он  подошел  к
легковушке. Водитель вышел ему навстречу, и они обменялись рукопожатием.
   После этого, по-прежнему не говоря ни слова, они подошли к заднему  борту
фургона, и тот, что был помоложе, открыл дверь. В тускло  освещенном  кузове
сидели десять человек, чем-то неуловимо похожих друг на друга и на  водителя
фургона.  Некоторые  дремали,  кто-то  курил,  пуская  дым  в  отдушину  под
потолком.
   Когда дверь открылась, дремавшие моментально открыли глаза,  а  тот,  что
курил, придавил окурок  каблуком.  Десять  внимательных  лиц  повернулись  к
пришедшим, и десять пар глаз уставились на них.
   Водитель "жигулей" что-то негромко сказал. Видимо, это была шутка, потому
что все засмеялись, но тоже негромко, вполголоса. Потом он заговорил  снова,
и все лица сделались серьезными. Выслушав инструкции, пассажиры,  мебельного
фургона без суеты выгрузились на дорогу и в полной  тишине  двинулись  в  ту
сторону, где, невидимая отсюда, стояла на холме обнесенная бетонным  забором
дача. С ними отправились и два пассажира "жигулей",  предварительно  обмотав
запястья своего водителя веревкой и усадив  его  на  заднее  сиденье.  Место
водителя  "шестерки"  занял  один  из  его  недавних  пассажиров,  одетый  в
милицейский китель с капитанскими погонами.
   Некоторое время "жигули" стояли на месте. Со  стороны  могло  показаться,
что в них никого нет - сидевшие в машине не шевелились и  не  разговаривали,
поскольку говорить им было не о чем. Выждав  уговоренные  пятнадцать  минут,
тот, что сидел на заднем сиденье со связанными руками, сказал:
   - Поехали.
   Человек в капитанских погонах молча завел двигатель. Его длинный,  слегка
искривленный нос покрылся  бисеринками  пота,  хотя  ночь  была  прохладной.
Сидевшему на заднем сиденье Забродову было хорошо видно, как  перекатываются
желваки на скулах капитана.
   Мягко шурша шинами по гладкому асфальту, автомобиль подкатил к воротам, и
отраженный свет фар заиграл на  их  лоснящейся  черной  поверхности.  Рябцев
подал условный сигнал клаксоном - короткий-длинный-короткий -  и  взялся  за
ручку дверцы.
   - Не дури, капитан, - сказал ему Илларион. - Если что, ты даже пикнуть не
успеешь. Это в твоих интересах - дожить до суда.
   Рябцев тяжело вздохнул и вылез из машины. В воротах  с  лязгом  открылась
амбразура и показалась часть усатого лица.
   - Кто такой? - спросил охранник. Илларион заметил, что сна у  него  ни  в
одном глазу.
   - Рябцев, - ответил капитан. Охранник куда-то пропал, сверяясь,  по  всей
видимости, с каким-то  списком  или  просто  консультируясь  по  телефону  с
начальством. Возникнув вновь, он ничуть не подобрел и спросил все тем же  не
слишком приветливым тоном:
   - Что надо? Хозяина нет.
   - Знаю, что нет, - тоже не слишком приветливо ответил Рябцев. - Я  привез
человека, который ему нужен. Открывай.
   - А зачем он мне? Утром приезжай.  Хозяин  появится,  пусть  сам  с  вами
разбирается. Мне он насчет тебя ничего не говорил.
   - Ты что, совсем офонарел? возмутился Рябцев. - Куда ж я его  до  утра-то
дену? Он же, гад, спецназовец, мы его впятером еле заломали. Он  сейчас  под
наркотой, а что делать, когда очухается? Он же меня без рук,  одними  ногами
убьет... Учти, уйдет он - перед хозяином ответ держать придется.
   - Ладно, - сказал охранник, - заезжай.  Посмотрим,  что  там  у  тебя  за
спецназовец.
   Ворота распахнулись, и Рябцев загнал машину во двор. Охранник, и в  самом
деле одетый в  полевую  форму  воздушнодесантных  войск  с  мятыми  погонами
прапорщика,  махнул  напарнику,  чтобы  тот  закрывал  ворота,  и,  подойдя,
заглянул в салон "жигулей".
   -  Этого,  что  ли,  вы  впятером  заломать  не  могли?  -   презрительно
осведомился он, разглядывая сидевшего на заднем сиденье Иллариона, на  губах
которого играла слюнявая улыбка идиота. - Жидковат он вроде.  Хотя  кто  его
разберет... В деле бы его попробовать.
   - Я бы не советовал, - искренне сказал Рябцев.
   - Да тебя ж никто и не спрашивает, - равнодушно отозвался прапорщик. -  В
подвал его, что ли? Так там эта баба...
   - Ну и что, что баба, - пожал плечами Рябцев. - Ему сейчас не до  баб,  а
она пускай посмотрит, подумает. Глядишь - и поумнеет.
   - Тоже правильно, - согласился прапорщик. - Гони к дому.
   Он поднес ко рту  микрофон  переговорного  устройства.  Что  он  говорил,
Илларион не услышал, поскольку Рябцев уже  вел  машину  к  высокому  крыльцу
трехэтажного краснокирпичного  особняка,  возвышавшегося  посреди  аккуратно
подстриженного газона. Видимо,  прапорщик  связался  с  внутренней  охраной,
потому что на крыльце появились два  человека  в  камуфляжных  комбинезонах.
Автоматов при них не было, но у каждого на широком офицерском  ремне  висела
открытая кобура с выглядывающей оттуда рукоятью пистолета.
   - Серьезное местечко, - сказал Илларион, - хмурое.
   Рябцев снова промолчал, тем  более,  что  крыльцо  с  широкими  каменными
перилами было уже рядом.  Один  из  стоявших  там  охранников  указал  рукой
куда-то в сторону, и капитан послушно свернул налево, огибая  угол  дома  по
кольцевой асфальтированной  дорожке.  За  углом  обнаружился  боковой  вход.
Неприметная дверь располагалась ниже  уровня  земли,  и  к  ней  нужно  было
спускаться по крутым бетонным ступеням. Очевидно, эта дверь вела  в  подвал,
где содержалась Валентина Климова.
   Подошли охранники. Пока один, гремя  ключами,  отпирал  дверь,  второй  с
помощью Рябцева бесцеремонно выволок безвольно обвисшее  тело  Забродова  из
машины. Ему даже не пришло в голову обыскать пленника или хотя бы  проверить
веревку, которой были связаны его руки. Сделай  он  это  -  и  его  ждал  бы
большой сюрприз:  он  обнаружил  бы,  что  веревка  просто  обмотана  вокруг
запястий пленника, а свисающие концы тот прячет в кулаке  заглянув  же  под
его надетую навыпуск футболку, невозможно было не  заметить  торчащую  из-за
пояса джинсов рукоятку пистолета.
   Дверь распахнулась без скрипа: петли были хорошо смазаны. Иллариона взяли
под руки и потащили  через  анфиладу  подсобных  помещений.  Рябцев  остался
снаружи, и это немного беспокоило Иллариона: капитану он не доверял.
   Наконец охранники остановились перед очередной запертой дверью. Она  была
обита листовой жестью и снабжена массивным засовом, запиравшимся на  большой
висячий замок. Система старинная, проверенная веками, - изнутри такой  запор
не откроешь, будь ты хоть семи пядей во  лбу.  Впрочем,  Илларион  вовсе  не
собирался открывать дверь изнутри - это было совершенно ни к чему.
   Забродова прислонили к стене рядом  с  дверью  -  он  все  еще  изображал
одурманенного наркотиком, ничего не соображающего  человека,  -  и  один  из
охранников снова принялся греметь ключами. Другой придерживал  Иллариона  за
плечо, чтобы тот, чего доброго, не упал. Оружие ни один из них не  доставал,
и Забродов счел это добрым знаком: его здесь явно не принимали всерьез, а  к
Рябцеву, похоже, относились хоть и презрительно, но с доверием.
   Охранник снял замок и, держа его в руке, распахнул дверь.  Второй  подвел
Иллариона к двери, и тот увидел какой-то чулан с голым цементным  полом,  на
котором сидела, подобрав  под  себя  ноги,  Валентина  Климова,  прикованная
наручниками к трубе парового  отопления.  Наручники  явились  для  Иллариона
неприятным сюрпризом, но обратного хода уже не было.
   Для охранников наступило время удивиться. Один из них  все  еще  стоял  с
замком в руке, другой же находился позади пленника и держал  его  за  плечи,
направляя  в  дверной  проем,  потому  что  обколотый  клиент  мог,  похоже,
попытаться пройти в чулан  прямо  сквозь  стену.  Резко  откинувшись  назад,
Илларион ударил его затылком в лицо и, уронив ненужную больше веревку, нанес
второму охраннику простой, без затей, прямой удар  в  челюсть.  Тут  ему  не
повезло: у охранника оказалась отменная реакция, и он  попытался  прикрыться
рукой, все еще сжимавшей замок. Илларион разбил о замок костяшки пальцев,  и
ему пришлось ударить  охранника  ногой  в  живот.  Тот  сложился  пополам  и
опустился на колени, словно совершая какой-то  странный  религиозный  обряд.
Илларион обернулся как раз вовремя, чтобы  успеть  выбить  из  руки  первого
охранника пистолет. Глухо  звякнув  о  цементный  пол,  пистолет  отлетел  в
сторону, и Илларион ударил охранника тяжелым ботинком в залитое кровью лицо.
   Второй охранник как раз начал подумывать о том, чтобы подняться с колен.
   Раздраженно тряся ушибленной кистью, Илларион снова ударил его  ногой,  и
фигура в пятнистом комбинезоне мягко повалилась на бок.
   Путь был свободен, оставалось лишь освободить Климову.  Илларион  обшарил
карманы обоих охранников, но ключей от наручников не нашел. Посылать кого-то
из них за ключами было бесполезно - оба пребывали в глубоком ауте  и  помочь
не могли, как, впрочем, и помешать.
   - Вы? - не веря собственным  глазам,  спросила  Климова.  -  Неужели  это
правда вы?
   - С  утра  был  я,  -  рассеянно  сказал  Илларион,  лихорадочно  пытаясь
сообразить, как быть с наручниками. Сейчас он готов был многое отдать, чтобы
рядом оказался лохматый философ с автостоянки.
   - Но почему вы живы? - спросила Климова.
   - А я вовсе и не жив, - сообщил ей Илларион. - Я,  знаете  ли,  убит  при
попытке к бегству. Вы видите перед собой некротическое явление.
   Тут до него дошло, что шутит он  весьма  неудачно  -  у  Климовой  начало
нехорошо подергиваться лицо, и Илларион понял, что она вот-вот заплачет. Она
и так держалась молодцом, учитывая все,  что  ей  довелось  пережить.  Ну  и
чурбан же я, обругал себя Илларион, и тут позади раздались шаги.
   Илларион  метнулся  в  сторону,   выхватывая   пистолет,   но   это   был
всего-навсего Рябцев.
   - Ну, - сказал он, - чего вы тут возитесь?
   Климова испуганно сжалась и попыталась отползти от капитана подальше,  но
ее не пустили наручники.
   - Это он...
   - Тише, Валентина, успокоил ее Забродов. - Капитан уже  все  осознал.  Он
больше не будет. Слушай, Рябцев, у тебя ключа от наручников нет?
   Видишь, застряли мы тут.
   Рябцев молча достал из кармана связку  ключей,  выбрал  один  и  протянул
Иллариону. Руки у капитана заметно дрожали, и связка дробно позвякивала.
   Илларион подошел к Валентине, но та снова попыталась отодвинуться.
   - Что случилось? - удивился он. - А, я, кажется, понял! Вы решили, что мы
с капитаном заодно? В данный момент это так,  но  только  в  данный  момент.
Капитан просто любезно вызвался  помочь  мне  извлечь  вас  отсюда.  Ну,  не
капризничайте.
   Издалека донесся приглушенный расстоянием и стенами подвала металлический
грохот - это врезался в ворота дачи мебельный  фургон,  начиная  отвлекающий
маневр.  Раздались  крики,  над  головой  затопали  бегущие  ноги,  хлопнуло
несколько одиночных выстрелов,  а  следом  прогрохотала  близкая  автоматная
очередь. Рябцев дернулся в сторону выхода.
   - Только попробуй слинять без нас, - предупредил его Илларион.  -  Из-под
земли достану.
   Он быстро снял с Валентины наручники и,  схватив  за  руку,  чуть  ли  не
волоком потащил за собой. В свободной руке он сжимал пистолет, едва поспевая
за несущимся впереди Рябцевым.
   Отвлекающий маневр удался не полностью: когда до выхода оставалось  метра
три, на пороге вдруг возник охранник с автоматом. Он был злой  и  ощеренный,
он был в бою, и Илларион понял, что сейчас произойдет, в тот самый миг,  как
увидел его. Он толкнул Валентину к стене, за спину. Охранник, не раздумывая,
дал  очередь  от  живота.  Китель  на  спине  Рябцева  взорвался   кровавыми
фонтанчиками, он начал падать, и тогда Илларион выстрелил навскидку,  свалив
охранника на ступеньки.
   Валентина даже  не  вскрикнула,  и  Илларион  собрался  в  очередной  раз
подивиться твердости  ее  характера,  но,  обернувшись,  обнаружил,  что  та
медленно сползает по стене. "Как же так?" - растерянно подумал  Илларион,  и
тут же с облегчением  понял,  что  Климова  не  ранена,  а  просто  потеряла
сознание.
   Облегчение, впрочем, было кратковременным  -  теперь  ее  следовало  либо
тащить на себе, либо бросить здесь. Ребята за  воротами  будут  прыгать  под
пулями, вызывая на себя огонь, пока он не выйдет с территории дачи.  А  если
не выйдет?
   Илларион знал, что тогда будет: от дачи  не  останется  камня  на  камне,
разнесут голыми руками, но при этом половина ребят погибнет. Это  никуда  не
годилось, поэтому он взвалил  бесчувственное  тело  Валентины  на  плечо  и,
заранее пригибаясь, выскочил из подвала.
   Пригибался он зря: по дому никто не стрелял. Ребята действовали точно  по
инструкции: стрелять только тогда, когда без этого просто  невозможно  будет
обойтись. Илларион мимоходом пожалел, что у него нет времени, чтобы  спалить
к чертовой матери это осиное гнездо.
   Он свалил свою ношу на заднее сиденье машины, сел на  водительское  место
и, не сдержавшись, сказал одно короткое, но очень энергичное слово: в  за