уки вышел в холл, где под написанной  на  двух
языках - японском и английском -  вывеской  "Набуки  корпорейшн"  сидела  за
стойкой миловидная служащая в светлом костюме  европейского  покроя.  У  нее
были тонкие черты лица, блестящие, как вороново крыло, волосы и нежная кожа.
При появлении господина Набуки она встала и  отвесила  почтительный  поклон.
"Интересно, - подумал господин Набуки, - что они  чувствуют,  кланяясь  мне?
Друг  с  другом  они  здороваются  на  европейский  манер,  пожимая  руки  и
обмениваясь ничего не  значащими  словами.  Может  быть,  они  считают  меня
деспотом, выжившим из ума старикашкой? Пусть так, но, пока я жив и  сохраняю
способность руководить корпорацией, им придется терпеть мои причуды. В конце
концов, я требую от них не так уж много, да и терпеть им осталось,  судя  по
всему, недолго..."
   Мысль о собственной смерти снова заставила господина Набуки  нахмуриться.
Служащая  за  стойкой,  решив,  вероятно,  что  недовольство  главы  "Набуки
корпорейшн" относится к ней, заметно огорчилась.  Господин  Набуки  поспешил
исправить свою оплошность, ласково ей улыбнувшись и обронив несколько добрых
слов.
   По-прежнему сопровождаемый своим  личным  секретарем  и  госпожой  Окими,
президент корпорации прошел по длинному  коридору,  залитому  мягким  светом
скрытых в панелях ламп, и зашагал по  пружинящему  ковровому  покрытию.  Его
свита  следовала  за  ним,  почтительно  соблюдая  дистанцию  в  два   шага.
Попадавшиеся им навстречу служащие сторонились, уступая дорогу, и на  разные
лады приветствовали господина Набуки.
   Он прошествовал в свой просторный кабинет, обставленный в роскошном стиле
богатого  американского   офиса.   Сплошная   стеклянная   стена   открывала
великолепный вид на город, несколько  обезображенный  соседним  небоскребом,
который заслонял полнеба своей зеркальной тушей. Господин  Набуки  тщательно
следил  за  тем,  чтобы  обстановка  его  кабинета  и  всех  офисов  "Набуки
корпорейшн" шла в ногу с модой и даже, если это возможно, на полшага впереди
нее. Это  внушало  посетителям  уверенность  в  том,  что  дела  фирмы  идут
наилучшим образом, что в  целом  соответствовало  действительности.  Правда,
случались моменты - вот как теперь, к  примеру,  -  когда  вид  собственного
кабинета  вызывал  у  господина  Набуки  сильнейшую  идиосинкразию,  но  это
касалось только его лично.
   С подобающим величием глава корпорации  занял  свое  место  и  огляделся,
тщетно пытаясь преодолеть свое плохое настроение.  Особенно  раздражали  его
картины - большие квадраты взятой под стекло бумаги в  тонких  металлических
рамах, испещренные какими-то размытыми линиями  и  пятнами,  которые  ровным
счетом  ничего  не  значили  и  имели  лишь  то  достоинство,  что  идеально
гармонировали  с  обстановкой  кабинета.  Пребывая  в  хорошем   настроении,
господин  Набуки  даже  усматривал  в  этих  плавных   переливах   цвета   и
бесформенных кляксах какой-то  глубинный  смысл.  Однако  сегодня  он  видел
только несколько беспорядочно испачканных краской листов бумаги, вышедших из
высококлассного японского цветного принтера. Да и вся  остальная  обстановка
офиса  казалась  ему  сегодня  какой-то  безликой  и  как  будто  не  совсем
настоящей.  Она  слишком  часто  менялась  и  потому  была  начисто   лишена
человеческого тепла и уюта. Глядя вокруг, господин  Набуки  чувствовал  себя
манекеном, сидящим в витрине  дорогого  мебельного  магазина,  сделанным  из
папье-маше  или  новомодного  пластика  чучелом   в   европейском   костюме,
призванным оживлять собой безликое скопище штампованной мебели. В  сущности,
это было не так уж далеко от истины. Глава корпорации, сидевший за сделанным
из   прозрачного   небьющегося   стекла   замысловато   изогнутым    столом,
действительно был не более  чем  ширмой,  надувной  куклой  без  прошлого  и
будущего, сохранявшей видимость жизни только на глазах у  служащих  фирмы  и
посетителей. На самом деле никакого господина Набуки Синдзабуро на свете  не
было, а если и был, то он не имел ничего общего с человеком,  который  сидел
за столом в кабинете владельца корпорации Набуки. Этот элегантный седовласый
японец,  рассеянно  игравший  клавишами  суперсовременного  компьютера,  был
всего-навсего скорлупой, раковиной, внутри которой скрывался кто-то  другой.
Никто на свете не знал настоящего имени этого человека, - никто, кроме  него
самого. За долгие годы это имя можно было бы и  забыть,  но  он  старательно
хранил его в памяти  -  Минамото-но  Хорикава,  последний  потомок  древнего
аристократического рода, последняя зеленая ветка  на  засохшем  от  старости
дереве... Впрочем, не такая уж и зеленая. Старость  подкралась  незаметно  и
уже занесла над ним свой отравленный клинок.
   Господин Набуки, не поворачивая головы, покосился налево, "где В углу над
низким чайным столиком - единственной данью национальным  традициям  в  этой
безликой комнате - на специальной подставке лежал тяжелый меч в облупившихся
лакированных ножнах. Вопреки обыкновению, меч был один,  без  пары:  второй,
малый самурайский меч  вакидзаси,  потерялся  много  лет  назад.  Декоратор,
работавший на господина Набуки, очень не любил этот предмет,  который  никак
не вписывался в срисованные им из модных  журналов  интерьеры  и  все  время
пытался склонить господина Набуки к тому, чтобы убрать меч из  кабинета  или
хотя бы заново отлакировать сильно потрепанные ножны.  Но  недаром  господин
Набуки прошел тернистый путь от нищего, потерявшего все на  свете  подростка
до главы процветающей корпорации: он был тверд как сталь, и  все  хитроумные
доводы  декоратора  разбивались  вдребезги  о  его  холодное  и   ничем   не
аргументированное "нет". Облупившиеся ножны и обвитая потемневшим  от  пота,
полуистлевшим,  сильно  потертым  кожаным  ремешком  рукоять  хранили  тепло
прикосновений бесчисленного множества  воинов,  прославивших  имя  Минамото.
Господин Набуки не допускал даже мысли о том, чтобы  отправить  все  это  на
свалку или похоронить под толстым слоем блестящего лака. Господину Набуки  и
так пришлось отказаться от всего, что было ему дорого,  -  от  всего,  кроме
этого меча да пожелтевшей фотографии, надежно спрятанной в тайнике,  на  его
загородной вилле.
   Вошла госпожа Окими. Она принесла поднос с чаем, опустила его на столик в
углу и положила пачку свежей корреспонденции.
   - Благодарю вас, Окими-сан, - вежливо  сказал  господин  Набуки.  -  Есть
что-нибудь срочное?
   - Ничего срочного, - чистым, хорошо поставленным голосом ответила госпожа
Окими.  -  Из  "Набуки  фильм"  пришел  полугодовой  отчет.   Финансовый   и
юридический отделы его уже проанализировали и дали свои  заключения.  Выводы
положительные.
   - Благодарю вас, -  повторил  господин  Набуки.  -  Это  первое  приятное
событие за сегодняшнее утро. Не считая, конечно же, удовольствия от  встречи
с вами.
   Госпожа  Окими  очаровательно  улыбнулась   и   слегка   потупила   взор,
демонстрируя легкое смущение - притворное, разумеется, ибо давно  прошли  те
времена, когда мимоходом сказанный комплимент мог вогнать молодую женщину  в
краску. Набуки с трудом сдержал улыбку, поймав себя на этой мысли. "Да  были
ли они когда-нибудь, такие  времена?  -  подумал  он,  спокойно  разглядывая
стройную фигуру секретарши и ее идеально уложенную европейскую  прическу.  -
Времена меняются, а люди остаются прежними. Одних всегда  тянет  найти  лужу
погрязнее и Окунуться в  нее  по  самые  ноздри,  а  другие  так  и  норовят
столкнуть в эту же лужу кого-нибудь из ближних. Чаще всего  это  зависит  от
возраста. В молодости человек прилагает массу усилий к тому, чтобы как можно
основательнее вываляться в грязи, а ближе к старости, когда на  его  душе  и
теле не остается ни дюйма чистого места, старательно  поливает  грязью  всех
вокруг, чтобы не слишком выделяться на общем фоне. Все религии,  сколько  их
есть  на  свете,  безуспешно  борются  с  этим  пристрастием  на  протяжении
тысячелетий. Это очень  трудное  дело  -  пытаться  переделать  человеческую
природу. Безнадежное дело, я бы так сказал."
   - В приемной вас дожидается посетитель, - произнесла госпожа Окими.  -  Я
сказала, что вы не принимаете  без  предварительной  договоренности,  но  он
очень настойчив. Его зовут  Сигэцу  Акиро,  он  адвокат.  Вот  его  визитная
карточка.
   Визитка из  плотной  мелованной  бумаги  бесшумно  легла  на  стол  перед
господином Набуки. Когда секретарша  наклонилась  и  протянула  руку,  чтобы
положить визитку, господин Набуки на мгновение увидел  ее  грудь  в  слишком
глубоком вырезе жакета. "Интересно, для кого она так  одевается?  -  подумал
он, вдыхая тонкий аромат французской парфюмерии, которым повеяло от  госпожи
Окими. - Уж, наверное, не для меня и не для этого  дурня  Томосавы,  который
как две капли воды похож на кролика Банни из голливудского мультфильма.  Или
она просто следует моде? Вряд ли. Мода многолика и разнообразна, а  девчонка
не так глупа, чтобы не понимать, как она выглядит. Нужно непременно  узнать,
кто ее любовник, и присмотреться к нему повнимательнее. Это может  оказаться
опасным. Мне бы очень не хотелось менять секретаршу, но  Троянского  коня  в
своем главном офисе я не потерплю. "
   Он взглянул на карточку и прочел сделанную иероглифами  надпись:  "Сигэцу
Акиро, адвокат по гражданским и уголовным делам". Ниже шли номера  телефонов
и  адрес  конторы,  расположенной  не  в  самом  престижном  районе   Токио.
Перевернув карточку, господин Набуки, как и следовало ожидать, обнаружил  ту
же надпись, отпечатанную по-английски.
   - Странно, - сказал господин Набуки, вертя карточку в  руках.  -  Вам  не
кажется, Окими-сан, что этот Сигэцу дурно воспитан?
   - Господин Сигэцу просил передать вам извинения, - прозвенела секретарша,
- но настаивает на встрече, утверждая, что его дело не терпит отлагательств.
Я не осмеливаюсь давать вам советы, господин Набуки, но мне кажется, что  вы
могли бы уделить ему  несколько  минут  вашего  драгоценного  времени.  Этот
человек выглядит очень взволнованным.
   "Это  что-то  новенькое,  -  подумал  господин  Набуки,   вглядываясь   в
безмятежно красивое  лицо  секретарши.  -  Не  припомню  случая,  чтобы  она
позволила себе подобную дерзость в моем присутствии. Уж не этот ли Сигэцу ее
любовник? В таком случае от девчонки придется  срочно  избавиться.  Какой-то
сомнительный адвокатишка из сомнительного района, наверняка с  сомнительными
связями... Нет, это недопустимо."
   - Хорошо, - невозмутимо сказал он. - Скажите ему, что у  него  есть  пять
минут.
   Госпожа Окими молча склонила голову и, постукивая острыми каблуками своих
изящных туфелек, двинулась к выходу.
   - Окими-сан, - поддавшись внезапному порыву, окликнул ее господин Набуки,
- я хотел бы задать вам один вопрос. Он наверняка покажется вам  бестактным,
и я заранее прошу вас извинить меня.
   - Слушаю вас, господин Набуки,  -  повернувшись  к  нему  лицом,  сказала
секретарша.
   - Кто ваш любовник, Окими-сан?
   Набуки очень внимательно следил за ее лицом и в особенности  за  глазами,
но не заметил ничего, кроме удивления. Впрочем, в следующее  мгновение  лицо
госпожи Окими снова сделалось непроницаемо-спокойным.
   -  У  меня  нет  любовника,  господин  Набуки.  Мой   жених   заканчивает
университет в Нагасаки. К сожалению, мы с ним очень  редко  видимся,  потому
что в свободное время он вынужден  подрабатывать,  чтобы  оплатить  жилье  и
учебу.
   - Вот как? - господин Набуки был приятно  удивлен,  хотя  и  не  исключал
возможности того, что вся эта история  может  оказаться  хорошо  продуманной
ложью. - Какой факультет?
   - Юридический.
   - Что ж, при встрече вы можете спросить у него,  не  хочет  ли  он  после
завершения учебы связать свою судьбу с  корпорацией  Набуки.  Мне  почему-то
кажется, что вы не могли сделать своим избранником дурного человека, а  наша
компания очень нуждается в честных и компетентных сотрудниках.
   Госпожа Окими вспыхнула от радости. За свои семьдесят лет Набуки научился
неплохо разбираться если не в людях, то, по крайней мере, в их  реакциях,  и
теперь отлично видел, что Окими не притворяется. Похоже, у нее действительно
был жених, которого она любила или  думала,  что  любит.  Очень  романтично,
подумал Набуки. Совсем как  в  какой-нибудь  старинной  повести  или  песне:
красавица полюбила бедного парня...
   - О, господин Набуки, - взволнованно выговорила секретарша, - как я  могу
вас отблагодарить? Мы с Таяма не могли даже мечтать о таком щедром  подарке!
Теперь мы сможем пожениться даже раньше, чем планировали!
   - Это не подарок, Окими-сан, - усмехнулся Набуки, - а  выгодное  вложение
капитала. Мы ведь здесь занимаемся  бизнесом,  не  так  ли?  Доверие  -  это
капитал, который, если им разумно  распорядиться,  может  принести  огромную
прибыль. Поэтому не стоит меня  благодарить.  Я  не  благодетель,  я  просто
опытный ростовщик. Так, говорите, его зовут Таяма?
   - Арихито Таяма.
   - Я запомню это имя, - с улыбкой  пообещал  господин  Набуки.  -  А  если
ненароком забуду,  не  сочтите  за  труд  напомнить.  В  конце  концов,  это
обязанность секретаря - помнить то, что не умещается  в  голове  у  патрона.
Ступайте, Окими-сан. И пригласите сюда этого Сигэцу, будьте так добры.
   Когда госпожа Окими снова направилась к дверям, Набуки взял  из  лежавшей
на столе папки лист бумаги, вынул из кармана старомодный "паркер" с  золотым
пером и быстро написал кодом, который был известен только ему  и  начальнику
службы безопасности "Набуки корпорейшн":
   "Университет Нагасаки, юридический факультет, Арихито Таяма. Проверить по
третьей категории".
   Он сложил листок пополам, сунул его в  папку  для  исходящих  бумаг  и  с
непроницаемым выражением лица поднял голову навстречу  вошедшему  в  кабинет
адвокату.
 
*** 
 
   Адвокат по гражданским и уголовным делам  Сигэцу  Акиро  оказался  щуплым
широколицым типом, одетым, пожалуй, не хуже, чем сам господин  Набуки.  Так,
по крайней мере, показалось на первый взгляд. Если бы не чересчур  массивный
золотой перстень на среднем пальце правой руки и не галстук,  который  плохо
подходил к костюму, а еще хуже - к рубашке, господина Сигэцу можно  было  бы
принять за приличного человека - если не  честного,  что  встречается  среди
адвокатов реже, чем зубы у курицы, то, по крайней мере,  преуспевающего.  Но
перстень  господина  Сигэцу  сверкал  так  вызывающе,  галстук   существовал
отдельно  от  всего  гардероба,  а  узкие  маслянистые  глазки  так  живо  и
беспокойно бегали из стороны в сторону, что этого не могли скрыть даже  очки
в  тонкой  золотой  оправе.  Господин  Набуки  с  трудом   сдержал   желание
поморщиться: перед ним был проходимец, который  зарабатывал  хлеб  тем,  что
обирал несчастных, у которых не хватало  денег  на  приличного  адвоката.  В
сущности, господина Сигэцу следовало тут  же,  не  медля  ни  минуты,  гнать
взашей, но, поскольку он уже вошел, Набуки решил  его  выслушать.  Ему  даже
стало интересно: что он задумал, этот ничтожный человечишка? Неужели  мелкий
шантаж? Но шантажисты обычно избегают встречаться со своей жертвой  лицом  к
лицу, особенно если жертва еще сильна и в состоянии  дать  сдачи.  И  потом,
вряд ли этот Сигэцу, или как его там, мог узнать о господине  Набуки  что-то
нехорошее. Господин Набуки был  из  тех  людей,  которых  европейцы  именуют
столпами общества, и обладал  безупречной  репутацией.  Тогда  что  ему  тут
надо?
   - У вас есть пять минут, - напомнил господин Набуки, усадив посетителя  и
усевшись сам. - Поэтому давайте не будем терять времени.
   - Время - деньги, - осклабившись, согласился Сигэцу. - Я к вам  по  делу,
мистер Набуки.
   Набуки покоробило обращение "мистер", но он смолчал. В конце  концов,  он
сам сознательно обставил свой офис так, чтобы тот выглядел американским. Он,
Набуки Синдзабуро, даже поставил в коридоре автомат,  который  за  несколько
иен выдавал каждому желающему пластиковый стаканчик капуччино - напитка,  от
одного запаха которого господина Набуки начинало  мутить.  Поэтому  не  было
ничего удивительного в том, что этот прощелыга с золотым перстнем  испытывал
желание сыпать американскими поговорками и называть Набуки мистером и сэром.
Вот если бы дело происходило на вилле господина Набуки, тогда  это  даже  не
пришло бы Сигэцу в голову. Там, на вилле, обращение "мистер" было  бы  столь
же уместно, сколь появление на торжественном  банкете  в  смокинге,  но  без
штанов.
   - Я вас слушаю, - сказал господин Набуки и откинулся  в  кресле,  покойно
сложив на животе руки и выжидательно глядя на Сигэцу.
   - В данный момент я выступаю в  качестве  защитника  некоего  Рю  Тахиро,
жителя Окинавы, - сообщил Сигацу. - В целях  экономии  времени  я  не  стану
излагать вам подробности этого дела, о которых  вы,  вне  всякого  сомнения,
должны быть осведомлены. Скажу лишь, что  моему  клиенту  грозит  длительный
срок тюремного заключения за преступление, которое, если рассмотреть  его  с
определенной точки зрения, вовсе таковым не является.
   Он сделал паузу, в свою очередь  выжидательно  уставившись  на  господина
Набуки. Последний удивленно приподнял брови.  Имя  Рю  Тахиро  казалось  ему
знакомым, но он никак не мог припомнить, где и в связи с чем он  слышал  это
имя. Видя его затруднения и стараясь сэкономить время, адвокат Сигэцу  Акиро
решил прийти к нему на помощь.
   - Мой клиент  обвиняется  в  убийстве  американского  военнослужащего,  -
напомнил он.
   Теперь Набуки вспомнил. Пару месяцев  назад  об  этой  истории  писали  в
газетах - весьма, впрочем, туманно, как всегда в подобных случаях.  Этот  Рю
Тахиро выследил и убил американского солдата с военной  базы  на  Окинаве  -
разбил ему голову камнем и утопил в  море.  За  месяц  до  этого  печального
события потерпевший изнасиловал  младшую  сестру  Рю  Тахиро.  Полиция,  как
обычно, постаралась замять это  дело  -  далеко  не  первое  и,  видимо,  не
последнее в длинной цепочке подобных ему дел. Брат обесчещенной  девушки  не
удовлетворился полученной в ответ  на  его  заявление  казенной  отпиской  и
сделал то, что посчитал нужным. Набуки  припомнил,  что  два  месяца  назад,
когда он узнал из газет об аресте Рю Тахиро, на ум ему пришла одна из новелл
Акутагавы,  написанная  как  продолжение  сказки  о  войне  между  крабом  и
обезьяной. Краб нашел рисовый колобок, а обезьяна предложила  обменять  этот
колобок на хурму. Краб согласился, и обезьяна, забрав  колобок,  швырнула  в
него зеленой хурмой с такой силой, что  чуть  не  убила.  Обиженный  краб  с
помощью приятелей прикончил обезьяну, после чего был арестован и  казнен  по
приговору суда и со всеобщего одобрения. Дурные намерения обезьяны  не  были
доказаны,  а  краб  как-никак  совершил   убийство...   "Будьте   осторожны,
сограждане, - призывал Акутагава. - Будьте осторожны, потому что большинство
из нас - такие же крабы..."
   Вероятно, Рю Тахиро не читал произведений классика японской литературы, а
если читал, то именно эта новелла прошла мимо его внимания.  Как  бы  то  ни
было, сейчас он оказался на месте того пресловутого краба.
   По  крайней  мере,  это  кое-что   объясняло.   Например,   ту   странную
настойчивость, с которой госпожа Окими просила принять  адвоката.  Девчонка,
вероятно, была в курсе этой  истории  и  сочувствовала  ее  главному  герою.
Сигэцу достаточно было лишь намекнуть,  по  какому  делу  он  прибыл,  чтобы
обрести в лице Окими-сан верную союзницу.
   С этим все было более или менее ясно.
   "Так же ясно было и то, почему  защита  Рю  Тахиро  была  поручена  этому
прохвосту Сигэцу. Как ни крути,  он  был  столичным  адвокатом  и  наверняка
уделял очень много внимания саморекламе. А родственники Рю  Тахиро  вряд  ли
располагали средствами,  достаточными  для  того,  чтобы  нанять  приличного
адвоката. Пожалуй, даже на оплату сомнительных услуг Сиг