В  наступившей
тишине   стал   отчетливо   слышен   плеск   бензина,   вытекавшего   из
простреленного бензобака "синей птицы". Илларион понял, что пора  менять
позицию, пока птица не взлетела в небо на  огненных  крыльях,  -  теперь
было достаточно одной искры, чтобы это произошло.
   Он вынырнул из-за машины и дважды быстро выстрелил  по  "девятке"  из
револьвера. Автоматчик, менявший магазин, выронил оружие  на  асфальт  и
завалился назад. "Девятка" с  распахнутой  задней  дверцей  рванулась  с
места, сразу набрав скорость.
   Илларион  выстрелил  по  скатам,  но  промахнулся,  и  тут  наперерез
уходящей машине из какой-то подворотни рывком выскочил черный "опель"  и
остановился, полностью перекрыв собой узкую улицу.
   "Девятка" резко затормозила, водитель вывернул руль, пытаясь избежать
столкновения, и темно-синяя "лада" с грохотом врезалась в припаркованный
на обочине самосвал городской коммунальной службы.  Из  черного  "опеля"
выскочили  четверо  в  штатском  и  мотнулись  к   потерпевшему   аварию
автомобилю - Сорокин все-таки выставил охрану.
   Инцидент  можно  было  считать  исчерпанным.   Илларион   неторопливо
выпрямился во весь рост, убирая в карман револьвер, и в этот момент пуля
ударила его между лопаток. Его швырнуло  на  капот  "ниссана".  Ощущение
было такое, словно по позвоночнику сильно стукнули  молотком.  Отголосок
выстрела еще висел над улицей, а Забродов уже был на  ногах  -  как  раз
вовремя, чтобы заметить сутулую фигуру, нырнувшую за руль белой иномарки
метрах в ста позади.
   Раздумывать  было  некогда.  Илларион  метнулся  к  черному  "опелю",
пассажиры которого,  быстро  и  деловито  вязавшие  водителя  "девятки",
теперь вертели головами во все стороны,  пытаясь  понять,  кто  стрелял.
Проскочив мимо  них,  Илларион  вытряхнул  не  успевшего  ничего  понять
водителя "опеля" на асфальт,  ногой  отпихнул  подоспевшего  к  нему  на
выручку опера и захлопнул за собой дверцу. Подаренный на  день  рождения
бронежилет мешал,  стесняя  движения,  -  Илларион  давно  не  наряжался
подобным образом, - но жаловаться на судьбу  в  данном  случае  было  бы
просто грешно. Некоторое  опасение  вызывали  сорокинские  оперативники,
которые могли от неожиданности открыть огонь по собственной машине.
   Хорошо, что у них хватило ума воздержаться от подобных крутых мер,  -
разворачивая "опель", Илларион успел заметить, что один  из  них  что-то
говорит в рацию, провожая его взглядом.
   Водителя белой иномарки необходимо было  догнать  во  что  бы  то  ни
стало. Причиной тому была не столько засевшая  в  бронежилете  Иллариона
пуля, сколько то, что взятый людьми  Сорокина  шофер  "девятки"  и  даже
автоматчик, если он остался в живых, могли попросту ничего не  знать,  -
вряд ли Летов нанимал их лично. То, как  они  действовали,  наводило  на
мысль скорее об отвлекающем маневре, чем о покушении. А вот  тот  умник,
который сидел в засаде и, выбрав момент, с  завидной  точностью  засадил
пулю  точнехонько  Иллариону  в  позвоночник  со  ста  метров,   похоже,
представлял немалый интерес.
   Белая иномарка -  теперь  Илларион  видел,  что  это  "мазда",  -  не
притормаживая, проскочила перекресток на красный свет. Илларион прибавил
газу, с невольной улыбкой вспомнив Мещерякова.
   Движение на улицах становилось все более оживленным -  начинался  час
пик, и Забродов искренне понадеялся, что у  того,  за  кем  он  гонится,
хватит ума сразу взять курс прочь из города, а не устраивать  чехарду  в
запруженном центре. Уворачиваться от встречных  и  попутных  автомобилей
становилось все труднее, они перли густеющим на глазах потоком,  от  воя
клаксонов закладывало уши, а  через  несколько  минут  Илларион  услышал
позади тревожные вопли милицейской сирены - сияя разноцетными  огнями  и
издавая потусторонние звуки, словно  какое-нибудь  летающее  блюдце,  на
хвосте у него повис приземистый бело-синий милицейский "форд". Начинался
обычный балаган из тех, на  которые  коршунами  бросаются  журналисты  и
телевизионщики,  -  с  сиренами,  мигалками  и  автоматчиками.  Илларион
представил себе телевизионный  репортаж  о  том,  как  его  вынимают  из
разбитой машины, заковывают в наручники и  грузят  в  "воронок",  и  еще
немного увеличил скорость, бешено вертя послушный руль.
   Вскоре, как и предполагал Илларион, к улюлюканью следующей за ним  по
пятам милицейской машины присоединились заунывные  вопли  еще  двух  или
трех. Теперь все это напоминало президентский выезд, не  хватало  только
мотоциклетного эскорта и оцепления вдоль трассы. Он очень надеялся,  что
гаишники не  станут  открывать  огонь  в  черте  города,  -  это  сильно
осложнило бы и без того не слишком простое положение.
   "Мазда", взвизгнув покрышками,  свернула  на  проспект  и  через  сто
метров угодила в плотную пробку. Машины стояли в  четыре  ряда  в  обоих
направлениях, и объехать затор не было никакой возможности.
   - Вот ты и попался,  приятель,  -  сказал  Илларион,  начиная  плавно
притормаживать.
   Но водитель "мазды", видимо, так не считал.
   Белая иномарка с грохотом проскочила, расшвыривая комья земли,  через
широкий газон и пошла  по  тротуару,  распугивая  прохожих  и  мимоходом
повалив газетный киоск. Илларион на секунду зажмурился и  резко  надавил
на акселератор. Бордюрный камень здесь был невысок, но  удар  все  равно
получился такой, что у Забродова лязгнули зубы и во рту появился  медный
привкус, словно его только что хорошенько тряхнуло током.  Машина  вдруг
начала отчаянно реветь  -  похоже,  лихой  прыжок  стоил  ей  глушителя.
Впрочем, понял Илларион, прислушиваясь к доносившемуся сквозь густой рев
дробному жестяному грохоту, глушитель, похоже, оторвался не до  конца  и
теперь волочился следом, барабаня по асфальту.
   Черный "опель", непрерывно сигналя, с  ревом  и  грохотом  мчался  по
тротуару за белой "маздой".
   Погоня  была  недолгой.  Дорогу  белой  иномарке  внезапно  преградил
продуктовый фургон, который, осторожно пятясь задом, вдруг выкатился  из
подворотни, что вела во двор гастронома. Илларион увидел,  как  тревожно
вспыхнули тормозные огни "мазды", и в следующее мгновение та, с  треском
зацепив угол коммерческого киоска, наискосок врезалась в угол дома, сбив
водосточную трубу. Где-то рядом закричала женщина. Дверца "мазды"  резко
распахнулась, и сутулая  фигура  высунулась  из  нее,  собираясь  задать
стрекача, но в этот момент сверкающий капот "опеля" с хрустом вломился в
багажник белой иномарки, и беглеца швырнуло  вперед,  на  оштукатуренную
стену, а оттуда отбросило спиной на асфальт. Огромный страшный  "маузер"
с деревянной кобурой, лязгнув по асфальту, отлетел в сторону.
   Илларион выскочил  на  тротуар  и  подхватил  слабо  шевелящегося  на
асфальте человека за воротник кожаной куртки. Сильно рванув, он поставил
его на ноги и пинком направил плохо соображающего беглеца в  подворотню,
из которой выкатился грузовик, - начав дело, он собирался довести его до
конца  самостоятельно,  не  передоверяя  самого   главного   сотрудникам
московской ГАИ и их коллегам из уголовного розыска, которые, несомненно,
были на подходе.
   Киллер двигался вяло - на его высоком лбу багровела  свежая  ссадина,
резко контрастировавшая с бледной нездоровой кожей, а помутневшие глаза,
казалось, смотрели в разные стороны. Бедняге досталось, но  Илларион  не
испытывал ничего, что хотя бы отдаленно напоминало сочувствие.  Еще  раз
крепко встряхнув снайпера за шиворот, он  поволок  его  за  собой  через
заставленный проволочными ящиками двор гастронома, мимо  пустой  детской
площадки с мокрыми качелями и  загаженной  избушкой  на  курьих  ножках,
сквозь полуоблетевшие кусты сирени в узкую щель между жестяными  стенами
гаражей, где было полно мусора и битого кирпича и остро воняло аммиаком.
Щель вывела их в соседний двор, откуда они, пробежав через пустую в этот
час территорию детского садика,  выскочили  на  соседнюю  улицу.  Киллер
понемногу приходил в себя и начал вырываться, но Илларион  на  бегу  без
лишних церемоний крепко дал ему по шее, и  тот,  коротко  вякнув,  живее
заработал ногами.
   Им повезло - прямо перед ними оказалась стоянка  такси,  на  которой,
скучливо  светя  зеленым  огоньком,  маялся  одинокий  мотор.   Илларион
распахнул заднюю дверцу, впихнул  в  нее  своего  пленника  и  втиснулся
следом, с лязгом захлопнув дверцу.
   - Поехали, - скомандовал он водителю.
   Таксист  с  некоторым  сомнением  осмотрел  странных   пассажиров   в
зеркальце и неохотно запустил двигатель.
   - Ты куда меня тащишь? - наконец обрел дар речи киллер. Голос у  него
был хриплый, прокуренный, с приблатненной наглецой. Илларион с интересом
взглянул на него - наконец-то ему представился случай  разглядеть  этого
ворошиловского стрелка.
   "Ворошиловский стрелок" был уже немолод - лет, пожалуй, пятидесяти, а
то и больше, - сутул и вислоплеч, но при  этом  жилист  и  не  по  годам
силен.
   Лицо его с крупным носом и  резкими  продольными  складками  поражало
каким-то волчьим выражением. Оно было особенно заметным  в  те  моменты,
когда он скалил крупные зубы, половина которых была одета в железо.
   - Тертый калач,  -  сказал  Илларион.  -  Не  бойся,  не  в  милицию.
Поговорить надо.
   - Не о чем мне с тобой разговаривать,  -  сказал  "тертый  калач".  -
Пусти, падла, пока я тебе глаза не выдавил.
   -  Сидеть,  -  сказал  Илларион,  снова  хватая  его  за  шиворот,  и
повернулся к водителю. - Ну, поехали, поехали!
   - Извините, ребята, только я вас не повезу, -  неприязненным  голосом
сказал разобравшийся в обстановке таксист. - Вылезайте, пока  я  милицию
не вызвал, и не надо скандалить.
   - Мы не будем скандалить, -  пообещал  Илларион  и  показал  таксисту
револьвер. - Поехали, а то мой друг на поезд опаздывает.
   - Вот, блин, - обреченно сказал  таксист  и  попытался  выскочить  из
машины. Илларион отпустил своего пленника  и  поймал  таксиста.  Пленник
немедленно  бросился  открывать  дверцу,  и  Иллариону  пришлось  сильно
двинуть его локтем в челюсть.
   "Ворошиловский стрелок" закатил глаза и обмяк в углу сиденья.
   - Слушай, шеф, - сказал Илларион таксисту, - мне ничего  от  тебя  не
надо. Мне не нужна твоя машина, твоя выручка и, тем более, твоя жизнь.
   Мне нужно только, чтобы ты увез меня куда-нибудь подальше  отсюда,  и
чтобы там, куда мы приедем, было много  деревьев  -  такая  вот  у  меня
мечта.
   Плачу два счетчика, маршрут на твое усмотрение.
   Так как?
   - Вот, блин, - повторил шофер и отъехал от  тротуара.  Через  полчаса
они были в Измайлово. Шофер остановил  машину  возле  станции  метро,  и
Забродов расплатился с ним, вывернув для этого карманы своего невольного
попутчика. В карманах оказалось около  пяти  тысяч  долларов,  и  щедрый
Илларион, не желая нарушать данное таксисту  обещание,  оплатил  двойной
счетчик теми деньгами,  которые  оказались  под  рукой.  Глаза  таксиста
округлились, когда он дрожащими руками принимал горсть смятых  купюр,  и
едва не вывалились из глазниц, когда он  увидел  дыру  между  лопаток  у
странного пассажира. Таксист вернулся из Чечни всего полтора года  назад
и еще не успел забыть, как выглядят пулевые отверстия.
   Придерживая своего спутника под локоть, Илларион  пересек  выходившую
здесь на поверхность линию метро и спустился в тенистые аллеи старинного
парка, больше похожего на лес. Место  для  предстоящего  разговора  было
выбрано идеально, и Забродов  мысленно  поблагодарил  таксиста  за  этот
выбор. Отыскав местечко, где поблизости не было ни старушек  с  книгами,
ни молодых мам с колясками, Илларион усадил своего попутчика на скамейку
и присел рядом. Некоторое время они  молчали,  потом  киллер  беспокойно
задвигался и спросил:
   - Ну? Говори, что надо, или мы так и будем здесь кислород нюхать?
   - Ты нюхай, нюхай, - рассеянно сказал Илларион. - Лови момент.
   - Напугал, - презрительно сказал пожилой киллер и сплюнул. - Если  ты
собирался меня легавым сдать, это надо было сразу делать.
   - Экий ты, братец, дурак, - все так же рассеянно, почти лениво сказал
ему Илларион. - Идешь человека убивать, а сам про него ничего не знаешь.
   - А чего мне про тебя знать? Ну,  капитан  в  отставке...  Тоже  мне,
полководец... Напугал ты меня своим пугачом, аж душа в пятки. Иди ты  от
греха подальше, это тебе не рядовых в казарме строить.
   - Капитан, капитан, - подтвердил Илларион. - Капитан  спецназа,  чтоб
ты знал. Я свои дела никому не доверяю, особенно нашей ментовке. Так что
дыши, старик. А заодно подумай: вдруг  рассказать  что-нибудь  захочешь?
Мало ли, что человеку перед смертью в голову придет.
   Он равнодушно отвернулся от киллера и стал с интересом  наблюдать  за
спустившейся со стоявшей поодаль сосны белкой, словно  и  впрямь  пришел
сюда дышать воздухом. Справа от него звонко щелкнула пружина.
   Илларион перехватил руку с ножом, сжал, выковырял  из  потной  ладони
оружие и, защелкнув лезвие, спрятал нож в карман. После этого  он  снова
отвернулся, мельком взглянув на часы.
   - Можешь попытаться убежать, - предложил он, по-прежнему не глядя  на
пленника. - Все веселее будет тебя мочить, а то сидишь тут,  как  пенек,
даже противно.
   Пленник длинно и замысловато выматерился. Илларион с вялым  интересом
посмотрел на него и два раза хлопнул в ладоши.
   - Хорошо сказано, - одобрил он. - Надо будет запомнить. Это все?
   - Да пропади все пропадом!  -  сказал  киллер  и  ударил  кулаком  по
скамье. - Что я, нанялся свою задницу подставлять? Договоримся, капитан:
я тебе все, как на духу,  а  ты  меня  в  ментовку.  Там  хоть  какой-то
просвет. А тут, куда ни кинь - всюду дырка. Все скажу  и  все  протоколы
подпишу, мамой клянусь.
   - Не стоит беспокоить старушку, - сказал Илларион. - Можешь ни в  чем
не признаваться  и  ничего  не  подписывать.  Может  быть,  они  тебя  и
выпустят. Ну, тогда снова встретимся, мне торопиться некуда.
   Аркадий Савельевич набрал в грудь побольше воздуха и начал говорить.

***

   - Ну, давай, - сказал  Сорокин,  пододвигая  к  Савельичу  телефонный
аппарат.
   Савельич тяжко вздохнул и неохотно снял трубку.
   - Не вздыхай, не вздыхай, - сказал ему Сорокин. - Номер-то помнишь?
   - Тяжко мне, - сказал Савельич, - муторно.
   Не привык я на ментовку работать. Специальность у меня другая.
   - Ну, не кривляйся. Что ты, как красна девица? Или мне  выйти  отсюда
на пару минут?
   Савельич  быстро  оглянулся   на   Забродова.   Илларион   сидел   на
подоконнике, обхватив руками колено, и улыбался,  глядя  во  двор  через
грязное стекло. Почувствовав на себе взгляд Савельича, он обернулся.
   - Звони, Савельич. Специальность твоя кончилась - считай, что  уволен
по статье. Тебя бензопила ждет не дождется, а ты здесь  выкобениваешься,
как пьяная балерина.
   - А ты что, видел пьяную балерину? - заинтересовался Сорокин.
   - Приходилось, - сказал Илларион. - Тяжелое, скажу я тебе, зрелище.
   - Кто ж ее пьяную на  сцену  выпустил?  -  вскинул  голову  Савельич,
которому до смерти не хотелось звонить.
   - А кто тебе сказал, что я ее на сцене видел? - удивился Илларион,  -
Да ты звони, звони, не отлынивай.
   - Падла ты, капитан, - обиделся Савельич и стал набирать номер.
   Все  трое  сидели  в  скудно  обставленной  однокомнатной   квартирке
Савельича недалеко от Крымского вала, где по углам гнездились тараканы и
поблескивали пыльными боками пустые водочные бутылки.
   Впечатление беспорядка  и  убожества  усиливалось  тем,  что  посреди
комнаты неопрятной грудой тряпья  громоздилась  выдвинутая  из  дальнего
угла кровать, а в том месте, где она раньше  стояла,  пол  был  взорван,
открывая черную дыру, в которой виднелись потемневшие от времени толстые
брусья лаг. Савельич время от времени косился  в  ту  сторону  и  тяжело
вздыхал: два часа назад  сорокинские  ребята  с  шутками  и  прибаутками
извлекли из тайника под  полом  немногим  более  ста  тысяч  долларов  и
примерно на такую же сумму золота и камней.
   Пока в  трубке  бесконечно  долго  тянулись  длинные  гудки,  Сорокин
возился  возле  телефона,  настраивая  записывающую  аппаратуру  и  тихо
ругаясь сквозь  зубы,  -  что-то  у  него  там  не  ладилось,  полковник
торопился, нервничал, и от этого все шло только хуже.
   - Да не туда, блин, - не выдержав, сказал Савельич, прикрывая  трубку
ладонью, - в левое гнездо его толкай. Чему вас только в школе учат...
   - Помалкивай, специалист,  -  огрызнулся  Сорокин,  -  сам  знаю,  Он
соединил провода, следуя подсказке Савельича, и из динамика  магнитофона
сразу же раздались гудки. Сорокин сморщился и убавил громкость.
   Он слушал эти гудки и представлял, как Летов сидит у себя в кабинете,
с сомнением и тревогой глядя на табло определителя  номера  и  про  себя
считая  звонки:  пятнадцать..,  шестнадцать...  На  восемнадцатом  гудке
трубку сняли.
   - Слушаю, - разнесся по квартире голос Игоря Николаевича. -  Это  вы,
Аркадий Савельевич?
   - А то кто же? - буркнул Савельич.
   - Как ваш радикулит? - спросил Летов.
   - Вашими молитвами, - ответил Савельич. - Как растерся вашей мазью  -
ну, словно рукой сняло, как и не было. Вот бы еще флакончик, век бы бога
за вас молил.
   Сорокин удивленно поднял брови и погрозил Савельичу кулаком - вся эта
радикулитно-религиозная белиберда была ему ни к чему. Савельич  в  ответ
скорчил зверское лицо  -  погоди,  мол,  не  до  тебя,  -  и  махнул  на
полковника рукой, чтобы не мешал вести переговоры.
   - Помогло, значит? -  участливо  переспросил  Лотов.  -  Ну,  я  рад.
Встретимся через час на том же месте, получите вторую порцию.
   - Это хорошо, - сказал Савельич, - только вот что, профессор, не худо
бы накинуть.., за вредность.
   - Что это значит? - холодно осведомился Игорь Николаевич.
   - Да ты  погоди,  профессор,  кипеж  подымать,  послушай  сперва.  Уж
больно, понимаешь, увертливый гад попался. Ржавого он замочил,  даже  не
целясь, тот и вякнуть не успел.., да и меня через весь  город  протащил.
Насилу его в Измайловский парк заманил, там и грохнул.
   - Ты что, старик, совсем из ума  выжил?!  -  яростно  прошипел  Игорь
Николаевич. - Это же телефон!
   - Так ты же сам говорил, что у тебя сигнализация прослушивания стоит,
- сказал Савельич. - Чего ты икру мечешь?
   - Сигнализация, - передразнил Летов. -  Ты  слыхал  когда-нибудь  про
научно-технический прогресс? Я сам тебе за полчаса такую  схемку  спаяю,
что ни одна сигнализация не поможет.
   Сорокин  истово  закивал  головой,  полностью  соглашаясь  с   Игорем
Николаевичем.
   - Ну ладно, - продолжал Летов, - черт с ним.
   Но ты хоть уверен?
   - Не боись, профессор, - сказал Савельич, -  у  меня  как  в  аптеке,
комар носа не подточит. Контрольный выстрел, и вообще все как  положено.
Накинуть бы надо. Хоть тысчонку, а?
   - Пятьсот, - отрезал Игорь Николаевич, - и ни цента сверху. И  хватит
трепаться по телефону - не ровен час, и вправду подслушают.
   - Золотые ваши слова,  -  сказал  Сорокин  в  трубку,  отобрав  ее  у
Савельича. - Как там ваш аппаратик, действует?
   - Кто это? - встревожился Летов.
   - Сорокин вас беспокоит, - радостно представился полковник. - Вы меня
должны помнить. Я тот  самый  милицейский  полковник,  который  вам  так
надоел. Может, встретимся, магнитофончик  послушаем?  Приезжайте,  Игорь
Николаевич. Сюда ехать не стоит, мы сейчас с Савельичем уходим, так  что
вы уж прямо ко мне на службу, идет?
   - Какая же ты мразь, полковник, - медленно сказал Летов.  -  Все-таки
достал ты меня... Только и я тебя достал.  Ты  ведь  знаешь,  о  ком  мы
сейчас говорили, правда?
   - А как же, - весело сказал Сорокин, - знаю.
   Передать ему трубочку?
   - Сволочь, - сказал Летов и бросил трубку.
   - Нервы, - объяснил Сорокин Иллариону.
   Савельич заискивающе хихикнул.
   - А ты, стукач, помалкивай, - осадил его полковник и вынул из кармана
рацию. - Седьмой вызывает третьего. Третий, я седьмой, прием.