контакт,  отсюда  и  моя  осведомленность  в
ваших.., гм.., делах и обстоятельствах.
   - Волк, думая попасть в овчарню, попал на псарню,  -  грустно  произнесла
Анна Александровна и решительно взяла со стола рюмку.
   - Еще одна любимая цитата Иллариона, - рассмеялся Сорокин.
   - Кого?
   - Моего приятеля, о котором я вам говорил.
   - У вас начитанный приятель.
   - Не то слово, Анна Александровна! Не то слово! Честно говоря, тем, кто с
ним  общается,  периодически  становится  дурно  от   его   начитанности   и
разносторонности. Ну-с, так вернемся  же  к  нашим  баранам.  Вы  совершенно
справедливо заметили, что сумасшедший, а тем более маньяк, неизбежно  должен
себя проявить. В вашем районе завелся некий тип, который убивает и ест людей
- или делает вид, что ест. Делается это явно не  от  недостатка  калорийного
питания. Наши специалисты, как и вы, склонны усматривать в действиях маньяка
некий ритуальный акцент. Не знаю, кем  уж  он  там  себя  мнит  -  носителем
высшего знания, новым мессией, Антихристом или кем-то  еще,  -  но  человек,
который только что приобщился к какому-то культу или сам его  изобрел,  рано
или поздно неизбежно начнет искать единомышленников. А если единомышленников
нет, он постарается их создать. Насколько я понимаю, вы рассуждали точно так
же. Ведь не для того же вы через день ходите к Козинцеву, чтобы  вкусить  от
секретов высшего знания? Ясно, что не для того.
   -  Он  очень  неплохо  отремонтировал  мне   спину,   -   заметила   Анна
Александровна. - Тут я просто обязана отдать ему должное.
   - Ну, ваши проблемы со спиной мог бы решить любой мало-мальски  грамотный
массажист, - заявил Сорокин.
   - То же самое сказал мне Козинцев. Буквально этими же словами.
   - Потому что это очевидно, - без запинки ответил  полковник  и  полез  за
сигаретами.
   Он предложил сигарету Анне Александровне,  закурил  сам  и  откинулся  на
спинку кресла.
   - Вечереет, - как бы между прочим заметил он, бросив взгляд в окно.  -  С
вами очень приятно беседовать.  Не  хватает  разве  что  вашего  самогона  и
хорошей закуски. Но, увы! Меня ждут дела, а вам еще  нужно  добраться  домой
живой и невредимой. Это я к  тому,  что  на  сегодняшний  день  наш  с  вами
разговор не может дать никаких позитивных результатов. Хотя... Мы с вами, по
крайней мере, выяснили, что занимаемся одним и тем  же  -  каждый  по  своим
каналам, но в  одном  направлении.  Рано  или  поздно  наш  клиент  потеряет
осторожность и проявит себя во всей красе. Все,  что  нам  остается,  -  это
ждать и наблюдать. Ну, может быть, стоит попытаться немного подтолкнуть  его
в интересующем нас направлении.  Я  этого  сделать  не  могу,  а  вот  вы...
Понимаете?  Только  очень  аккуратно.  И  я  вас  умоляю:  никаких  активных
действий! Никаких попыток собственноручно задержать, уличить,  связать...  Я
уж  не  говорю  о  линчевании.  Может  быть,  достаточно   просто   проявить
заинтересованность в вопросе, который, как  мы  предполагаем,  больше  всего
волнует его самого. Договорились? Ну, давайте еще по одной на посошок!
   Слегка ошеломленная таким напором, Анна Александровна послушно выпила  на
посошок,  закусила  ломтиком  лимона,  раздавила  в  пепельнице   наполовину
выкуренную сигарету и, провожаемая  самыми  добрыми  напутствиями,  покинула
кабинет полковника Сорокина.
   Проводив Сивакову, Сорокин  вернулся  за  стол,  навел  на  нем  порядок,
закурил еще одну сигарету, а потом, немного поколебавшись,  махнул  рукой  и
тяпнул  подряд  две  рюмки  коньяка.  Восстановив  таким  образом   душевное
равновесие, полковник бросил еще один печальный  взгляд  на  сделавшееся  из
синего почти черным окно, снял телефонную трубку, набрал чей-то номер и стал
ждать ответа, про себя считая гудки.
 
*** 
 
   На берегу пруда было  людно,  хотя  солнце  уже  клонилось  к  западу,  а
падавшие на травянистую, вытоптанную  почти  до  голой  земли  лужайку  тени
росших вокруг деревьев становились с  каждой  минутой  длиннее.  Приближался
вечер, и наиболее осторожные отдыхающие начали беспокойно переводить взгляды
с неба на свои часы и обратно.  Возвращаться  в  раскаленные  бетонные  соты
многоэтажных домов никому не хотелось, но по  вечерам  в  микрорайоне  стало
неспокойно: после захода солнца улицы, скверы  и  особенно  рощу  с  прудами
словно накрывала мохнатая тень - тень  каннибала,  который  неслышно  крался
сквозь ночь, высматривая очередную жертву.
   Сидевший на корточках метрах в трех от воды и вслепую  давивший  прыщи  у
себя на спине Андрей Пантюхин по прозвищу Тюха без всякого интереса наблюдал
за тем, как толстая, вся покрытая трясущимися  жировыми  складками  тетка  в
черном открытом купальнике сосредоточенно вытряхивала мусор из подстилки, на
которой  до  этого  загорала.  Свисавшее  со  всех   сторон   дряблое   сало
подпрыгивало в такт ее движениям, а здоровенные, как спелые тыквы, груди так
и норовили выскочить из тесноватых чашек купальника. Тюха вспомнил, как  еще
до поступления в ПТУ писал  в  школе  сочинение  на  тему  "Если  бы  я  был
президентом". Он тогда  написал  какую-то  чепуху,  за  которую  ему  впаяли
единицу и вызвали в школу мать. Дома мать надавала ему  оплеух  и  на  целую
неделю оставила без карманных денег, так что курево ему пришлось стрелять  у
прижимистого Пятого. А за что? Подумаешь, написал, что разрешил бы  покупать
водку с двенадцати лет  и  открыл  бы  при  каждой  школе  стриптиз-клуб  со
свободным входом... Конечно, теперь Тюха  вырос  и  стал  умнее.  Теперь  он
написал бы так: "Если бы я был президентом, я бы издал закон,  чтобы  старые
толстомясые коровы не появлялись в общественных местах без верхней одежды. А
нарушителей чтобы отправляли на принудительные занятия аэробикой  или  мешки
таскать, покуда не похудеют.  Потому  что,  когда  такую  видишь  на  пляже,
становишься импотентом, а это плохо влияет на демографическую ситуацию".
   Тюха нащупал между лопатками крупный прыщ, сдавил его кончиками пальцев и
зашипел от  боли.  Придуманная  им  фраза  насчет  демографической  ситуации
развеселила его. Надо запомнить и рассказать Пятому, подумал  он,  зная  при
этом, что через пару минут наверняка забудет свой шедевр.
   Из воды, тряся  головой,  фыркая  и  отплевываясь,  выбрался  Пятнов.  Он
немного попрыгал на одной ноге, избавляясь от попавшей  в  ухо  воды,  зажал
пальцем ноздрю, высморкался, повторил ту же  операцию  с  другой  ноздрей  и
наконец присел рядом с  Тюхой,  подстелив  под  себя  рваный  полиэтиленовый
пакет, который принесло откуда-то ветром.
   Довольный Тюха рассказал ему про демографическую  ситуацию.  Они  немного
поржали. Потом острый на язык Пятнов с удовольствием  развил  тему,  украсив
выдвинутый Тюхой законопроект некоторыми художественными деталями  и  придав
ему совершенный, стилистически законченный вид - хоть  сейчас  отправляй  на
утверждение в Думу. Тюха ему так и сказал:
   - Хоть сейчас в Думу на утверждение. Проголосуют единогласно, гадом буду.
   Пятый зубами вытянул из пачки сигарету, с  залихватским  щелчком  откинул
крышечку своей латунной, с костяными накладками "Зиппо", но  прикуривать  не
стал. Вместо этого  он  вдруг  уставился  на  Тюху  с  выражением  какого-то
непривычного интереса в прищуренных глазах.
   - А ты растешь, Тюха,  -  сказал  он.  -  Медленно,  но  верно.  Словечек
нахватался.., а главное, до сих пор их не забыл. Ты  что,  головой  ударился
или японцы лекарство от тупости изобрели?
   - А вот я тебе сейчас как наверну, - глядя мимо него  на  блестевшую  под
лучами вечернего солнца поверхность взбаламученного пруда, лениво проговорил
Тюха, - тогда позырим, кто из нас башкой ударенный.
   Пятый мотнул головой, стряхивая повисшую  на  кончике  носа  каплю  воды.
Сигарета у него в зубах совсем размокла, и он не глядя выплюнул ее в траву.
   - Навернуть любой дурак может, - сказал он. - Ты лучше скажи, с чего  это
ты такой умный заделался?
   - Какой был, такой  и  остался,  -  проворчал  Тюха  и  зашипел,  выдавив
очередной прыщ. - Здоровенный, блин, - сказал  он,  разглядывая  испачканный
палец. - И откуда они берутся? Колдун сказал, это что-то с обменом  веществ.
Сказал.., ну, в общем, что это проходит, когда регулярно трахаешься.
   - Регулярно, - повторил Пятый с таким выражением, словно это  было  слово
из марсианского языка. - Я шизею!
   Недоуменно покачивая головой, он взял  себе  новую  сигарету  и  протянул
пачку Тюхе.
   - Опять Колдун волну гнать будет, - озабоченно сказал Тюха, прикуривая от
поднесенной Пятым зажигалки.
   Пятый убрал со лба мокрые волосы и запрокинул лицо, подставив  его  лучам
заходящего солнца.
   - С чего это? - довольно равнодушно спросил он.
   - Так унюхает же, что  курили,  -  ответил  Тюха,  не  вынимая  из  зубов
сигареты. - Он базарил, что это дело не только на здоровье,  но  и  на  ауру
влияет.
   - Угу, - глядя в небо, насмешливо сказал Пятый, -  и  на  демографическую
ситуацию, блин. Ты его больше слушай, он тебе расскажет, лектор хренов...
   - Ты чего на него гонишь-то? - удивился Тюха. - Сам  чуть  ли  не  каждый
вечер к нему бегает, а сам гонит... На хрена ты тогда к нему ходишь?
   - Хожу, потому что по приколу, - ответил Пятый и  длинно  сплюнул  сквозь
зубы. - Может, мне интересно посмотреть, как один клоун пятерым другим лапшу
на уши вешает. Может, у меня там свой интерес есть.
   - Какой еще интерес? - насторожился  Тюха.  -  Если  ты  решил  его  хату
выставить, я тебе не советую. Он тебя в два счета  найдет  и  расколет.  Сам
потом пожалеешь, да поздно будет.
   - Нужна мне его хата! -  Пятый  презрительно  сплюнул.  -  Там  же  взять
нечего! Ни телевизора, ни видака - ничего! А то, что есть, ни в один "комок"
не сдашь. Они там как глянут, так и разговаривать не  станут,  сразу  ментов
вызовут. На хрена мне этот геморрой? У меня и без этого бабок достаточно,  а
будет еще больше. Вот сделаю одно дело и сразу в  магазин.  Куплю  мотоцикл,
прикид кожаный, все дела...
   - Мотоцикл? - Тюха на мгновение перестал шарить по  собственной  спине  в
поисках прыщей и насмешливо посмотрел на приятеля.  -  Размечтался...  Скажи
еще, что на свои.
   - Так не на твои  же,  -  затягиваясь  сигаретой,  с  таинственным  видом
произнес Пятнов. - Ясно, что на свои.
   - "Ковровец", что ли? - фыркнул Тюха. - Нет, погоди, дай угадаю! Ты у нас
крутой мэн, тебе импортный байк положен...  А,  знаю!  "Минск"!  Это  круто,
Пятый! Покататься дашь?
   Тюхино остроумие обострилось от зависти: ему не приходилось мечтать  даже
о мопеде, не говоря уж о  "Ковровце"  или  "Минске",  которые  были  хоть  и
плохонькими, но все-таки мотоциклами.
   - На "Харлей" я, конечно, не наскребу, - спокойно ответил  Пятый,  -  это
без базара. Но "Хонду" подниму свободно.  Или  "Кавасаки".  Как  два  пальца
обсморкать. А тебе, если будешь много пылить, даже выхлопную трубу  пососать
не дам.
   - Кинься, - с трудом подавляя дрожь в голосе, сказал Тюха.  Он  попытался
сконцентрироваться, как учил его Колдун, и взять себя в руки, но сегодня это
плохо удавалось: уж очень неожиданной и  потрясающей  была  новость.  Пятый,
который после Тюхиной хохмы насчет демографической ситуации впервые в  жизни
заговорил с ним чуть ли не с уважением,  снова  одним  стремительным  рывком
удалился на недосягаемое расстояние, причем сделал  это  таким  способом,  в
котором Тюха заведомо не мог с  ним  состязаться.  Ну,  разве  что  написать
масляной  краской  на  ободранной   раме   своего   древнего   раздолбанного
велосипеда: "Харлей-Дэвидсон"... - Кинься, Пятый, - повторил он. - Откуда  у
тебя такие дурные бабки?
   - Не дурные, а заработанные, - наставительно поправил его Пятый.  -  Пока
ты,  как  пугало,  на  балконе  торчишь,   типа,   дыхательной   гимнастикой
занимаешься, - я бабули заколачиваю. Работать надо, Тюха! Головой  работать,
а не брюшным прессом.
   - Ни хрена себе  работа,  -  сказал  Тюха,  прихлопывая  на  голом  плече
шального комара. - Ты мне мозги не керосинь, считать я тоже умею.  За  какую
же это работу такие бабки отстегивают? Ты что, олигархом устроился, типа, по
совместительству? С утра картинки на горбу таскаешь,  а  после  обеда  нефть
налево впариваешь. Целыми танкерами. Тяжело, наверное, да?
   - Отвали, - лениво сказал Пятый. - Что ты ко мне пристал, как банный лист
к ж...? Я же тебе сказал: проверну одно  дельце  и  получу  капусту.  Дельце
плевое, зато оплата клевая. Понял, муфлон?
   -  Да  пошел  ты,  -  внезапно  потеряв  интерес  к  предмету  разговора,
отмахнулся Тюха. Он возобновил свои изыскания, но прыщи  на  спине,  похоже,
кончились - по крайней мере, до завтра. Ему  показалось,  что  Пятый  просто
дразнит его.  Заело,  наверное,  что  не  он  придумал  про  демографическую
ситуацию, вот и достает... - Гонишь какое-то фуфло, уши вянут тебя  слушать.
Дельце какое-то придумал, мотоцикл... Ты бы уж сразу машину купил, что тебе,
в натуре, стоит? Красную "Феррари". Слабо? В детский сад  вали,  в  ясельную
группу, там свои сказки рассказывай.
   Пятый  не  стал  спорить  с  тугодумом  Тюхой,  ограничившись  еще  одним
презрительным плевком. Некоторое время он молча наблюдал за тем, как  худая,
похожая на сушеную воблу мамаша  пыталась  согнать  в  кучу  троих  визжащих
карапузов, из которых один щеголял в перепачканных землей и  зеленью  мокрых
трусах, а потом, не удержавшись, искоса посмотрел на Тюху.
   В последнее время Тюха удивлял его неоднократно, но  сегодня  с  ним  как
будто произошел какой-то качественный скачок. "Смотри-ка, - подумал Пятый, -
разговорился... Чувство юмора у него прорезалось.  Откуда  бы  это?  Раньше,
только заикнись про мотоцикл, месяц бы ходил  хвостом,  как  привязанный,  и
ныл: ну, Пятый, ну дай прокатиться... А тут вдруг взял и отбрил, да так, что
и ответить нечего, разве что в морду дать. Так ведь  потом,  как  говорится,
отдача замучает... Неужели это он от Колдуна  набрался?  В  принципе,  может
быть. Колдун -  мужик  крученый,  непростой,  как  начнет  языком  чесать  -
заслушаешься... Только Тюха здесь при чем? У него же мозгов с гулькин  хрен,
он же, помнится, басню про ворону и лисицу два месяца вызубрить не мог..."
   Пантюхин сидел рядом, глядя куда-то поверх пруда с непривычным выражением
задумчивости на тяжелом, грубо вылепленном лице.  Он  действительно  пытался
думать  -  не  тасовать  без  всякого  смысла  беспорядочно   мелькающие   в
затуманенном мозгу обрывки фраз, старых анекдотов и  сцен  из  телевизионных
боевиков, а именно думать,  выстраивать  логические  цепочки  от  причины  к
следствию, делать выводы и даже что-то прогнозировать - так,  как  учил  его
Колдун.
   Именно о Колдуне он и пытался думать. Тюха отлично знал, что говорят  про
Козинцева  в  микрорайоне.  Тюхина  маман,  наслушавшись  этих   разговоров,
категорически запретила сыну приближаться к Колдуну на пушечный выстрел.  Ей
как-то сразу стало плевать на его осанку. Пусть уж лучше сутулится, чем этот
хромой черт со шрамом на пол-лица полакомится ее сыночком  или,  того  хуже,
научит его каким-нибудь своим гадостям! Она так и  сказала:  узнаю,  что  ты
ходишь в этот вертеп - живого места на заднице не оставлю, месяц  будешь  на
животе спать.  Самое  забавное  то,  что  Тюха  честно  попытался  выполнить
материнский наказ, но..,  не  утерпел.  Ему  было  интересно  у  Колдуна,  а
запрет... Что ж, это был не первый  нарушенный  Тюхой  запрет  и,  вероятно,
далеко не последний.
   Тюхе было интересно у Колдуна всегда - и на происходивших через день  так
называемых  сеансах,  где,  как  справедливо  заметил  Пятый,  Колдун  вешал
какую-то лапшу на уши приходившим к нему  совершеннолетним  придуркам,  и  в
особенности когда Тюха являлся к Козинцеву в неурочное  время.  Колдун  знал
массу захватывающих историй и умел мастерски их рассказывать. Кроме того, он
всерьез занимался Тюхиной осанкой  и  даже  показал  ему  несколько  приемов
какой-то  чрезвычайно  экзотической  борьбы,  сопровождая  буквально  каждое
движение целой лекцией - как ни странно, тоже очень  интересной.  Суть  этих
лекций, насколько Тюха сумел разобраться, сводилась к следующему: прежде чем
дать кому-нибудь в рыло,  следует  хорошенько  подумать.  По  мнению  Андрея
Пантюхина, такой подход разом сводил к нулю  все  преимущества  от  владения
хитрыми приемами: пока ты будешь думать, считал он, тебе как раз успеют пару
раз навесить по чавке, и думать тебе станет не о чем, а может так случиться,
что и нечем.
   Однажды он отважился  поделиться  этими  соображениями  с  Колдуном,  чем
привел того в необъяснимый восторг. Колдун долго хихикал  в  своей  дурацкой
манере, которую Пятый без обиняков  именовал  голубоватой,  потирал  руки  и
пристукивал по полу пяткой  искалеченной  ноги.  Нахихикавшись  вдоволь,  он
сказал Тюхе, что фокус как раз в том, чтобы научиться думать, причем  думать
быстрее, чем действуют условные рефлексы.
   Тюха имел об условных рефлексах самое общее представление - что-то такое,
связанное с собаками Павлова, электрическими лампочками и выделением  слюны.
Он сомневался, что  когда-нибудь  сможет  соображать  быстрее,  чем  у  него
выделяется слюна при  виде  приготовленных  матерью  котлет,  но  спорить  с
Колдуном не стал, потому что до сих пор его побаивался, а если  уж  говорить
начистоту, то просто боялся.
   Да и как его было не бояться!  С  этой  его  хромотой,  страшным  шрамом,
темными линзами на полфизиономии, из-за которых невозможно  было  разобрать,
куда  он  смотрит  и  что  собирается  делать,  с  его  кошмарными  масками,
пялившимися со стен слепыми дырами глаз, с его  туманными,  полными  смутной
угрозы разговорами, с этим идиотским хихиканьем!  А  еще  эта  его  привычка
щупать мускулы Тюхи - не так, как щупает тренер в спортзале, и даже не  так,
как это делает стареющий педик, подбивающий клинья к очередному мальчику,  а
так, как щупает домохозяйка разложенное на прилавке мясо,  выбирая  на  ужин
кусочек посочнее... В сочетании с  ходившими  по  микрорайону  слухами  и  с
привычкой Колдуна каждый вечер после  наступления  темноты  отправляться  на
долгую прогулку по окрестностям эта его манера хвататься за  мясистые  части
повергала Тюху в дрожь. Кроме того,  Колдун  ни  от  кого  не  скрывал,  что
обожает мясо, и поглощал его в  огромных  количествах.  Тюха,  например,  не
съедал за месяц столько свинины, сколько Колдун уминал в  один  присест.  На
работу Колдун не ходил, денег со своих посетителей  не  брал,  и  оставалось
только гадать, на какие шиши он так питается. В силу сложившихся в его семье
обстоятельств Тюха знал толк в ценах на продукты, и ему частенько  приходило
в  голову,  что  мрачные  слухи,  обвинявшие  Колдуна  в  людоедстве,  могут
оказаться правдой. В самом деле, зачем тратиться на мясо,  когда  его  можно
взять даром?
   В общем, Тюха ходил к Колдуну не только исправлять осанку и  слушать  его
малопонятные, но все равно интересные разговоры, но и бояться. Бояться  ведь
тоже можно по-разному. Можно, например, бояться, что мать проведает  о  том,
что ты украл в мастерской немного белой краски и написал  на  спине  кожаной
куртки мастера производственного обучения  короткое  матерное  ругательство;
можно бояться летать на самолетах или писать контрольную по  алгебре;  можно
трусить перед началом драки с превосходящим тебя противником. Но этот  страх
проходит, стоит только разок получить по  зубам  и  как  следует  врезать  в
ответ. И можно, наконец, бояться, что ржавая осколочная мина, которую ты вот
уже полчаса вертишь в руках, пытаясь разобрать на запчасти, все-таки  рванет
и разнесет тебя самого. Именно такой страх Тюха испытывал перед  Колдуном  -
страх, смешанный с бешеным восторгом. Каждая клеточка его  тела  звенела  от
напора адреналина;
   Тюха буквально потел адреналином, особенно когда Колдун делал ему  массаж
позвоночника и он становился беспомощным в  твердых,  как  тиски,  когтистых
л