ься он не мог.
   Возможно, подумал Чек, во всем виноват Баландин. Он же сумасшедший, и его
сумасшествие заразно. Я просто заразился от него, как заражаются  гриппом  и
скарлатиной.., и СПИД ом тоже, между прочим. Вот именно, СПИДом. Эта болезнь
не проходит сама  собой.  Она  может  длиться  годами,  но  в  конце  концов
инфицированный все равно умирает. И я умру, понял Чек. Сколько мне осталось:
месяц, неделя, час? Что это будет:  пуля,  нож  или  вылетевший  из-за  угла
огромный "чероки? Канаша? Он понял, что это, его не волнует. Главное, успеть
расплатиться с Рогозиным...
   Маме он сказал, что  уезжает  в  длительную  командировку,  и  постарался
выбросить ее из головы. Как ни странно, это ему  удалось.  Он  жил  странной
жизнью, почти лишенной эмоций и переживаний - без страха, без  радости,  без
угрызений совести, с одной  лишь  спокойной  ненавистью  и  желанием  убить,
которое постепенно стало привычным фоном всех его мыслей я чувств.
   - Заснул, сява? - не оборачиваясь, спросил Баландин.  -  Минут  пять  уже
сидишь, как пенек у дороги, даже моргать перестал.
   Чек тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли.
   - У тебя что, глаза на затылке? - спросил он, вставая с земли.
   - Они у меня везде, - ответил Баландин, заталкивая  пистолет  в  глубокий
карман брюк. - Пошли, что ли?
   Чек кивнул, подхватил сумку с ноутбуком  и  поднял  лежавший  в  сторонке
обрез. Баландин собственноручно обкорнал  украденное  у  Агнессы  Викторовны
ружье, укоротив стволы и отпилив украшенный резьбой приклад. Чек наблюдал за
этой  варварской  операцией  совершенно  равнодушно:   глупо   сожалеть   об
испорченном ружье, когда его хозяйка осталась лежать  в  замусоренной  кухне
брошенного жильцами дома, где ею  наверняка  успели  полакомиться  крысы,  а
может быть, и ее собственная кошка, прежде чем кто-нибудь нашел ее тело.
   Обрез был заряжен самодельной картечью, которую  Чек  и  Баландин  вместе
нарубили из куска  толстой  стальной  проволоки.  Когда  Баландин  на  пробу
пальнул этой картечью в одном из заброшенных домов,  в  дощатой  перегородке
возникла дыра, в которую можно было свободно  просунуть  руку.  ?Незаменимая
штука для ближнего боя, - сказал Баландин, вручая Чеку обрез. - Главное, что
целиться не надо. Куда ни попади, клиенту все равно крышка.  Если  сразу  не
подохнет, то кровью истечет наверняка. Следи, чтобы эта  штука  всегда  была
под рукой. Только яйца себе не отстрели, грамотей?.
   - Ну, - сказал Баландин, когда они двинулись в путь, осторожно пробираясь
по задам заброшенной деревни параллельно дороге, - и чего ты добился с  этой
своей балалайкой?
   Чек коротко усмехнулся.
   - А чего ты добился со своим  стволом  и  своими  ооновскими  понтами?  -
огрызнулся он. - Я-то кое-чего добился, можешь не сомневаться.
   - Например?
   - Например, подбросил твою историю парочке газет - тех, у которых  тиражи
по несколько миллионов экземпляров. Если все будет нормально,  наш  материал
выйдет в свет уже сегодня, самое позднее - завтра.
   - Бесплатно?
   - Плевал я на деньги! - резко сказал Чек.
   - Я тоже, - после короткого раздумья согласился Баландин. - Тогда какой в
этом толк? Доказательств-то у нас  никаких,  а  без  доказательств  все  это
пустой треп.
   - Доказательства нужны суду, - сказал Чек. - А для того, чтобы  подмочить
репутацию, достаточно всего лишь  туманного  намека.  Можешь  мне  поверить,
последние пару лет я получал свои деньги именно за это.  И  потом,  все  это
ерунда. Репутация Рогозина меня не интересует. Я хочу его раздразнить, чтобы
он начал действовать побыстрее. Когда человек торопится,  больше  шансов  на
то, что он допустит ошибку.
   - Раздразнить? - переспросил Баландин. -  Да,  это  ты  хорошо  придумал.
Вытащить эту историю на свет божий - это все равно что засунуть нашему Юрику
в задницу палку с гвоздями и пару раз хорошенько крутануть.  Взовьется,  как
наскипидаренный. А что дальше?
   - Дальше будем думать, - сказал Чек. -  Ни  на  работе,  ни  в  городской
квартире нам его не достать. Я узнал, где у него дача.
   - Я знаю, где была дача  его  папашки,  -  перебил  Баландин.  -  Поселок
Раздолье, кажется.
   - Улица Широкая, дом пять, - подхватил Чек. - Даже не верится. Неужели за
столько лет и с такими деньгами  он  так  и  не  удосужился  выстроить  себе
приличный загородный дом?
   - Не волнуйся, - проворчал  Баландин.  -  Дом  там  такой,  что  дай  бог
каждому. Конечно, староват, но десять лет назад это был настоящий дворец.  -
Он задумчиво поскреб покрытую шрамами макушку. - Да, прихватить его там было
бы неплохо. Только как это сделать? Сидеть в лесу и дожидаться, когда хозяин
решит подышать свежим воздухом?
   - Что-нибудь придумаем, - пообещал Чек.
   Баландин покосился на  него  с  невольным  уважением.  Парнишка  оказался
крепче, чем он думал. Баландин никогда не связался бы с этим  интеллигентным
хлюпиком, если бы мог выбирать. Но выбирать-то он как раз и не мог -  мешала
засевшая в плече пуля, - а когда способность управлять  собственной  судьбой
вернулась к нему, было уже поздно:  мальчишка  прилепился  к  хромому  волку
намертво, и неожиданно выяснилось, что пользы от него больше, чем от  самого
Баландина. Без этого  парня  с  его  компьютером  Баландин  был  как  слепой
котенок. Если бы не Чек, надежды поквитаться с Рогозиным не было бы.
   Первое время Баландин пристально  следил  за  своим  напарником,  готовый
прикончить его сразу же, как только тот даст слабину или  вздумает  идти  на
попятный. Это была дорога с односторонним движением, и Баландин не собирался
погибать только из-за того, что по  воле  случая  оказавшийся  рядом  с  ним
сопляк решит, что с него довольно, и запросится обратно к маминой  юбке.  Но
Чек шел к цели со спокойным упрямством, и Баландин вынужден был пересмотреть
свое мнение на этот счет.
   Постепенно он начал понимать, что голова у Чека варит гораздо лучше,  чем
у него, и без споров принимал советы своего компаньона, больше  напоминавшие
короткие приказы. Хотя главным в их небольшой команде оставался Баландин - и
по праву сильного, и потому, что его ненависть была старше ненависти Чека на
долгих одиннадцать лет. Кроме того, существовала одна вещь, которой Баландин
не знал о своем напарнике, и до выяснения  этой  последней  подробности  Чек
оставался для него сявой.
   Они вернулись в свое логово,  когда  над  верхушками  ближнего  леса  уже
занялось розоватое утреннее зарево. Прежде чем  выйти  из  кустов,  Баландин
внимательно осмотрелся по сторонам, и  лишь  убедившись,  что  за  время  их
отсутствия здесь никто не побывал, махнул рукой Чеку и двинулся вперед.
   Они обосновались в  единственном  более  или  менее  сохранившемся  доме.
Половина оконных стекол отсутствовала и здесь,  но  в  перекошенном  дверном
проеме болталась на полусгнивших кожаных петлях тяжелая дубовая дверь, а над
головой уцелела хоть и дырявая, но все-таки крыша.
   Разводить огонь они не стали, всухомятку перекусив тушенкой и хлебом. Чек
вскрыл бутылку минеральной воды и протянул ее Баландину, но  тот  отказался,
коротко мотнув головой: водка у них кончилась, а пить  соленую  газированную
дрянь хромой зек не привык.
   Запив сухой хлеб минералкой, Чек встал.
   - Куда? - встрепенулся Баландин, который уже начал клевать носом.
   - Куда, куда, - проворчал Чек. - Отлить, вот куда!
   - Ты прямо как турист, - сквозь зевок  пробормотал  Баландин.  -  Сначала
попить, потом отлить... Волыну не забудь, водопроводчик.
   Чек демонстративно пожал плечами, но обрез взял - не потому, что опасался
столкнуться в кустах за домом с медведем или наемным убийцей, а просто чтобы
не ввязываться в ненужный спор.
   - А она заряжена? - не унимался Баландин.
   - А, чтоб тебя... Заряжена, заряжена На, смотри Доволен?
   Чек переломил обрез и показал Баландину блестящие медные торцы  патронов,
торчавшие из обоих стволов. Со щелчком поставив стволы на место, он вышел во
двор, краем глаза успев заметить,  что  Баландин,  обернув  голову  курткой,
завалился спать.
   Держа обрез под мышкой, Чек справил малую нужду,  застегнулся  и  немного
постоял, глядя, как над  лесом  поднимается  солнце.  Утро  выдалось  тихое,
безоблачное, воздух  был  чист  и  бодрил,  как  кислородный  коктейль.  Чек
подумал, что весной и в начале  лета  здесь  наверняка  можно  оглохнуть  от
птичьего щебетания, но сейчас лето, можно сказать, кончилось, роса по  утрам
стала ледяной, и птицы не спешили просыпаться.
   Ему захотелось пройтись, и он бездумно двинулся в сторону лесной  опушки,
махнув рукой на Баландина: все равно хромой улегся спать, а если даже он еще
не заснул и станет волноваться, так черт  с  ним.  От  заросшего  лебедой  и
бурьяном полумертвого от старости сада до леса было не больше ста метров,  и
вскоре густой подлесок сомкнулся за спиной Чека,  разом  отрезав  его  и  от
Баландина, и от всех связанных с беспалым зеком забот.
   Не пройдя и десяти шагов лесом, Чек наткнулся на боровик.  Когда-то  мама
безуспешно пыталась сделать из него заядлого грибника  -  такого  же,  какой
была она сама, пока не начались серьезные проблемы с ногами. Она  так  и  не
преуспела в этой благородной миссии, но Чек почти  против  собственной  воли
научился различать наиболее распространенные в средней  полосе  России  виды
съедобных грибов.
   Боровик был хорош - большой, крепкий,  с  темной,  залихватски  сдвинутой
набекрень шляпкой. Чек озадаченно почесал в затылке: мама накрепко  вбила  в
его голову, что срывать гриб вместе с грибницей нельзя, а ножа  у  него  при
себе не было. Ему вдруг стало весело.
   Чек навел на гриб стволы обреза и свирепым голосом скомандовал:
   - Руки за голову! Бросай оружие и выходи на дорогу!
   Боровик никак не отреагировал на этот приказ. Чек пристроил  обрез  между
ног, стянул с себя куртку и, завязав узлом рукава, соорудил  из  нее  что-то
вроде мешка. Он подумал, что вечером, когда поднимающийся  из  печной  трубы
дым  не  будет  заметен,  можно  будет  нажарить   грибов,   чтобы   немного
разнообразить состоящую из тушенки и черствых сухарей диету.  Господи!..  Мы
ведь собираемся убить человека, напомнил себе Чек. Не гриб,  не  воробья,  а
человека. Где уж тут думать о грибах...
   За час он набрал полтора десятка  боровиков,  несколько  подосиновиков  и
уйму сыроежек. Импровизированный мешок раздулся, отяжелел, и Чек решил,  что
пора возвращаться, пока Баландин не вообразил, что он подался в бега,  и  не
бросился в погоню, размахивая зажатым в беспалой руке ?вальтером?.
   Через четверть часа Чек с треском продрался сквозь заросли дикой малины и
увидел впереди заднюю стену гнилого сарая, который как-то незаметно для себя
привык называть своим домом.  Держа  на  плече  мешок  с  грибами  и  сшибая
верхушки высокой крапивы стволами обреза, он пересек бывший сад и двинулся в
обход дома по едва заметной тропинке, которую они  с  Баландиным  вытоптали,
бегая по нужде.
   Обогнув угол. Чек замер как вкопанный. Перед домом стоял древний ?урал? с
коляской, по борту которой тянулась сделанная с помощью трафарета надпись:
   "Милиция?. На правой рукоятке руля болтался подвешенный за ремешок  белый
мотоциклетный шлем с кокардой. Шлем был один, но это ни о чем  не  говорило:
милиционеры, особенно сельские, вполне могут себе позволить  прокатиться  на
мотоцикле без шлема. Один из них точно был в шлеме, а еще один мог  ехать  в
фуражке. Или даже двое...
   Импровизированный мешок с грибами соскользнул с плеча и глухо шмякнулся в
траву, но Чек этого не  заметил.  Он  стоял  там,  где  остановился,  сжимая
изогнутую рукоятку обреза, и пытаясь расслышать,  о  чем  говорят  бубнившие
внутри дома голоса. Слышно было плохо, и Чек, сам не  понимая,  что  делает,
бесшумно двинулся вперед, топча рассыпавшиеся грибы.
   Он добрался до окна и остановился, распластавшись  по  стене  и  чувствуя
себя голым и незащищенным Замерший у вросшего в  землю  крыльца  милицейский
мотоцикл, казалось, был готов броситься на него и растерзать в клочья.
   - ..мне не вкручивай, - услышал Чек доносившийся сквозь разбитое  оконное
стекло незнакомый голос. - На харю свою посмотри, турист! На ней  весь  твой
маршрут жирными линиями прорисован: от  Москвы  до  Магадана  и  обратно  до
Москвы... Бомжуешь, е-н-ть, нарушаешь паспортный режим.  Думал,  никто  тебя
тут не найдет? У нас народ глазастый, дошлый. Да  оно  и  понятно:  кому  же
охота рядом с беглым зекой проживать?
   - Да брось, начальник, - захрипел  в  ответ  Баландин.  -  Какой  я  тебе
беглый?
   Чек сделал еще один  совсем  коротенький  шажок  вперед  и  одним  глазом
заглянул в окно. Сквозь пыльное треснувшее стекло  он  увидел  сидевшего  на
корточках Баландина и нависшего над ним мента - судя по  жирному  затылку  и
широченной лоснящейся корме, местного участкового. Тон беседы показался Чеку
относительно мирным,  но  от  его  внимания  не  ускользнул  тот  факт,  что
участковый во время разговора держал ладонь на расстегнутой кобуре. Баландин
держал голову опущенной - чтобы не выдать себя блеском глаз,  понял  Чек.  В
том, как хромой лагерный волк  собирается  поступить  с  участковым,  он  не
сомневался. Вот только получится ли у него? Пистолет Баландин  обычно  носил
сзади за поясом брюк. Пока дотянется, пока взведет...  Нет,  понял  Чек,  не
успеет.
   На мгновение его охватило острое  желание  бежать  отсюда  со  всех  ног,
бросив Баландина на произвол судьбы.
   Ноутбук, - вдруг вспомнил он. - Рогозин. Одному мне не справиться. А если
этот волчара как-то ухитрится отбиться от мента, мне не жить.  Из-под  земли
достанет, я ведь не  Рогозин,  у  меня  службы  безопасности  нет...  И  тут
участковый заметил ноутбук.
   - О, - сказал он, - компьютер! Скажешь, не ворованный?
   - Скажу, - ответил Баландин.
   - Скажи, скажи, а я послушаю. Только не здесь, а в отделении. Поднимайся,
айда прокатимся.
   Действуя, как во сне, Чек просунул стволы обреза в пустой квадрат оконной
рамы. Баландин поднял голову, увидел Чека, обрез,  и  на  его  изуродованном
лице мгновенно проступило выражение дикой звериной радости.
   - Мочи его, сява! - проревел он, боком падая на пол, чтобы не угодить под
картечь.
   Чек автоматически нажал на оба курка, но вместо грохота  и  дыма  услышал
только тишину. Милиционер  уже  обернулся,  наполовину  выхватив  из  кобуры
пистолет. Чек понял, что его могут убить прямо сейчас, и  в  голове  у  него
вдруг наступила зима - морозная, белая, звенящая и предельно прозрачная.  Он
взвел курки даже раньше, чем успел об этом подумать, и выпалил дуплетом.
   Ему показалось, что участковый  взорвался,  как  монстр  из  компьютерной
игры, но это, конечно же, был обман зрения. Один заряд попал  ему  в  грудь,
второй угодил прямо в лицо,  превратив  его  в  кровавую  кашу.  Чек  разжал
ладонь, и обрез, брякнув, упал через выбитое окно на пол.
   Баландин сел, тряхнул головой и широко провел по лицу  беспалой  ладонью,
стирая с него брызги крови и какой-то темной слизи. Вид его от этого  отнюдь
не улучшился: хромой волк выглядел так, словно только что загрыз участкового
зубами.
   Чек отступил от окна, не чувствуя под собой ног, и тоже провел ладонью по
лицу, почти уверенный, что, когда он поднесет ладонь к глазам, она  окажется
в крови. Мертвый участковый все еще  издавал  какие-то  булькающие  звуки  -
жизнь покидала его большое тело вместе  со  свободно  вытекавшей  на  гнилые
половицы кровью. Чек поспешно отвернулся и сложился пополам. Его вырвало.  В
носу защипало, из глаз сами  собой  полились  слезы.  Задыхаясь  от  кислого
запаха  рвоты,  Чек  с  трудом  разогнулся  и  увидел  прямо   перед   собой
разрисованное кровавыми полосами лицо Баландина.
   - Ну, ну, - каким-то непривычно теплым голосом сказал тот,  -  спокойнее,
браток. Впервой оно всегда с души воротит.  Помню,  пацаном  заставила  меня
мамка курице башку  оттяпать,  так  я  потом  год  курятину  жрать  не  мог,
ей-богу... Ну а что ты мог сделать, когда по-другому никак?
   - Свалить я мог, - преодолевая новые рвотные позывы, пробормотал  Чек.  -
Свалить, чтобы рожи твоей лагерной не видеть...
   - - Мог, - неожиданно серьезно подтвердил Баландин. - Но ведь  не  свалил
же! Значит, правильный ты мужик. Держи пять!
   Он протянул руку. Чек ухватился за нее, не понимая, зачем он это  делает:
то ли для того, чтобы скрепить договор о дружбе и взаимопомощи, то ли просто
для того, чтобы не упасть.
   - Пять, - саркастически пробормотал он. - Ты считать-то  умеешь?  Где  ты
видишь пять? Чтобы было пять, как раз обе твои клешни нужны...
   Его опять скрутило. Он поспешно оттолкнул изуродованную  руку  Баландина,
отвернулся и выпустил на волю остатки своего недавнего завтрака.
   - Ничего, ничего, - похлопывая его по  спине,  приговаривал  Баландин.  -
Привыкнешь, браток, я же привык... Ну, давай, что ты, как баба,  в  самом-то
деле! Очухивайся скорей, сваливать отсюда надо. Как, говоришь, мамка-то тебя
звала?
   Чек повернул к нему бледное лицо с испачканным ртом.
   - Чек, - упрямо прохрипел он.
   - Ну, Чек так Чек. Все лучше, чем сява.  Пошли,  Чек.  До  поселка  рукой
подать, а эта мортира бабахает, как.., как мортира. Пошли, Чек.
   - Пошли, - сказал Чек. - Черт, - добавил он, посмотрев себе под  ноги,  -
грибов жалко...

***

   - К вам посетитель, - интимно прошелестел голос секретарши по селектору.
   "Вот черт, - подумал Канаш, мечтательно глядя в потолок.  Он  пребывал  в
превосходном настроении, поскольку еще не знал о самоубийстве бисексуального
киллера. - Вот же голос у бабы! Если не знать,  какова  она  с  виду,  можно
прямо-таки влюбиться. Не голос, а реклама секса  по  телефону.  К  этому  бы
голосу да нормальные внешние данные - цены бы ей не было!"
   - Кто там еще? - подавив зевок,  спросил  он.  Валентин  Валерьянович  не
выспался, поскольку ночь выдалась хлопотная.
   - Его фамилия  Забродов,  -  доложила  секретарша  тем  особенным  тоном,
который яснее всяких слов говорил о том, что посетителя она не одобряет.
   - Впервые слышу, - сказал Канаш.
   - Он говорит, что пришел по делу какого-то Аверкина.
   - Впервые слышу, - повторил Канаш, резко выпрямившись в кресле. - Кто  он
такой? Откуда? Из прокуратуры? Кто его пропустил?
   Секретарша начала что-то говорить,  но  вдруг  как-то  странно  пискнула,
словно попавшая в кошачьи когти мышь, потом в  селекторе  что-то  загремело,
раздался отдаленный женский крик,  полный  праведного  возмущения:  ?Стойте!
Туда нельзя!?, и дверь кабинета распахнулась, как от сильного порыва ветра.
   Канаш одним быстрым движением открыл ящик  письменного  стола  и  положил
ладонь на черневший поверх бумаг пистолет.
   - Здравствуйте, - очень спокойно и даже приветливо  сказал  возникший  на
пороге кабинета сухопарый  мужчина  среднего  роста.  -  Прошу  извинить  за
вторжение, но мне нужно с вами побеседовать.
   Продолжая держать ладонь на рукоятке пистолета, Канаш  молча  разглядывал
посетителя, не обращая  внимания  на  маячившее  за  его  плечом  бледное  и
растерянное лицо секретарши. Опытный взгляд  Валентина  Валерьяновича  сразу
отметил множество мелких  деталей,  которые  прямо  указывали  на  армейское
прошлое этого человека. Армейское ли? Армия у нас одна, но люди в ней служат
ох, какие разные, и занимаются они самыми разнообразными делами. Одни воруют
солярку прямо из баков вверенной их попечению техники и  пьют  по-черному  в
своих прокуренных кабинетиках, а другие годами не снимают  сапог  и  спят  в
обнимку с автоматом. Этот, похоже, из последних. Да и как может быть  иначе?
Если речь идет об Аверкине, значит, этот тип работает на ГРУ, и конечно  же,
не в качестве перекладывателя бумажек. Для бумажного офицера у него  слишком
свободные движения. Интересно, зачем он пришел?
   - Прошу прощения, - холодно сказал Валентин Валерьянович, лаская  пальцем
спусковой крючок спрятанного в ящике стола пистолета, - но  способ,  кот