Андрей ВОРОНИН
   ИНСТРУКТОР СПЕЦНАЗА ГРУ 1-14

   БЕЗ ЕДИНОГО ВЫСТРЕЛА
   ВРЕМЯ ВСПОМНИТЬ ВСЕ 
   ИНСТРУКТОР НАД ЗАКОНОМ
   ИНСТРУКТОР СПЕЦНАЗА ГРУ
   НИКТО, КРОМЕ ТЕБЯ
   ОТРАЖЕНИЕ УДАРА   
   ПОСЛЕДНИЙ АРГУМЕНТ ЗАКОНА
   ПОСЛЕДНИЙ САМУРАЙ 
   ПРОВОДНИК СМЕРТИ
   ТЕНЬ КАННИБАЛА 
   ТЕНЬ ПРОШЛОГО
   ТОЧКА КИПЕНИЯ
   ОСТРОВ СМЕРТИ
   МЕРТВАЯ ХВАТКА
         
      
   Андрей ВОРОНИН
   ИНСТРУКТОР СПЕЦНАЗА ГРУ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  htt://www.etlirary.ru


Глава 1

   Приземистая и обтекаемая, созданная для скоростных шоссе и гладкого,  как
стекло,   асфальта,   больше   похожая   на   новейший   образчик   западной
военно-воздушной техники, чем на автомобиль среднего класса,  темно-вишневая
"мазда" на пыльных улицах  этого  заштатного  городишки  бросалась  в  глаза
сильнее, чем  бронетранспортер  или  даже  танк.  Поэтому  четверо  молодых,
спортивного вида парней,  составлявшие  экипаж  этой  сверкающей  иноземной
роскошью  ракеты,  единогласно  приняли  решение  припарковаться  в   глухом
переулке позади кинотеатра, называвшегося не то "Победа",  не  то  "Москва".
Водитель приткнул машину вплотную за "москвичом", и остался за рулем, а трое
его попутчиков молча вышли из машины и,  по-прежнему  не  говоря  ни  слова,
дружно зашагали по направлению к центральной площади городка.
   Собственно, говорить было не о  чем  -  все  нужные  слова  были  сказаны
давным-давно, а лишние разговоры не  приветствовались.  Водитель  извлек  из
кармана своего  дорогого  пиджака  пачку  "Мальборо  лайт"  и,  прикурив  от
никелированной "Зиппо", расслабленно откинулся на  спинку  сиденья,  скользя
равнодушным взглядом  по  непрезентабельному  заднему  фасаду  кинотеатра  и
бревенчатым обиталищам аборигенов. На всякий случай он  проверил,  легко  ли
выходит из наплечной кобуры безотказная "беретта", а затем развернул  газету
и сделал вид,  что  полностью  поглощен  чтением,  успевая  в  то  же  время
фиксировать  и  четверых  замызганных   аборигенов   дошкольного   возраста,
зачарованно уставившихся на невиданную диковинку с безопасного расстояния и
с диким треском пропылившего мимо мотоциклиста в танковом шлеме (из  коляски
мотоцикла буйно выпирали какие-то туго набитые мешки, и еще один  мешок  был
привязан к  заднему  сиденью)  и  совершенно  граблеподобного  мужичонку  в
засаленном кургузом пиджаке и не менее засаленной кепке,  который  сжимал  в
скрюченных коричневых пальцах поллитровку какой-то яблочной дряни с явным  и
недвусмысленным намерением прикончить ее, несмотря  на  сравнительно  ранний
час... Все эти  персонажи  оставили  человека  за  рулем  новенькой  "мазды"
абсолютно  равнодушным.  Он  не  испытывал  к  ним  никаких  чувств  -  даже
презрения. Для него они были существами низшего порядка.
   Он вдавил окурок в пепельницу, продолжая скользить холодным  взглядом  по
убогим окрестностям, что не мешало ему с удовольствием вспоминать предыдущий
вечер, проведенный в теплой компании себе подобных.
   - На месте, - сказал один из троих пассажиров "мазды", кивком указывая на
сиротливо приткнувшиеся у обочины зеленые  "жигули"  с  залепленными  грязью
номерами. На сером от пыли борту какой-то  доморощенный  юморист  с  большим
старанием вывел: "ТАНКИ ГРЯЗИ НЕ БОЯТСЯ!"
   - Куда ж он денется с подводной лодки! - хохотнул второй.
   - Не нравится мне это, - сказал третий, обводя взглядом площадь.  -  Куда
он, в самом деле, девался-то? Лысый где?
   Теперь начали осматриваться все трое.
   - Да вон он, Лысый, - заметил, наконец, один и широко осклабился, блеснув
золотой коронкой в правом углу рта. - Явился - не запылился.
   Тот,  кого  называли  Лысым,  издали   помахивая   рукой,   появился   на
выщербленных ступеньках, которые вели в полуподвальное помещение.  Над  этой
норой  была  укреплена  полинявшая  от  дождей  и  солнца  вывеска,  которая
сообщала, что в полуподвале расположено одно из тех местечек, куда аборигены
приходят на водопой, а именно - пивной бар "Парус". Из ближайшей  подворотни
так разило аммиаком, что запах чувствовался даже  на  противоположном  конце
площади, не оставляя ни малейшего сомнения в том, где  завсегдатаи  "Паруса"
избавляются от излишков потребленной влаги.
   - Там он, - сообщил Лысый подходя, - в пивнухе. Притомился, надо думать.
   -  Странно,  -  сказал  тот,  что  казался  постарше,  задумчиво   трогая
интеллигентного вида бородку, обрамлявшую его худое лицо с  мелкими  лисьими
чертами. - До Москвы еще триста верст с гаком, а он - в  пивнуху.  Он  вроде
торопился. Тебе это не странно, Лысый?
   - Отстань, Серый, - ощерился тот. - Чего ты привязался, как мент: странно
- не странно, торопился - не торопился...  Я  почем  знаю,  странно  или  не
странно.
   Мое дело телячье, вы меня высадили, сказали: следи. Я и следил.  Вон  он,
фраер ваш, в пивняке сидит, чего тебе еще?
   - Я тебе, козел, не Серый, а  Сергей  Анатольевич,  -  рассеянно  заметил
старший, продолжая задумчиво теребить бородку.  -  Зачем  же  ему,  гаду,  в
пивнуху приспичило? Может, у него там стрелка?
   - Очень даже может быть, - поддакнул фиксатый. - Рандеву, так сказать.
   Скинет, чего он там везет, и - гуляй, Вася. А что он, кстати, везет-то?
   - А хрен его знает, - с досадой сказал старший. - У них ведь  в  простоте
ни слова, все тайны. Ну да, наше дело маленькое. Работу сделаем, а там  хоть
трава не расти. Лысый и Митяй, ну-ка, гляньте, один он там?
   - Чего там глядеть, - сказал Лысый. - Мужик с ним  какой-то.  На  "опеле"
приехал - вон на том, серебристом.
   - Точно, стрелка! воскликнул фиксатый Митяй.
   - Не ори, урод, - одернул его Серый, - всех лохов распугаешь. Стрелка, не
стрелка - не нашего ума дело. Обслужим клиента и сваливаем, а  дальше  пусть
большие головы думают. Заслонов, ты сумку не потерял?
   Бывший студент физмата, прозванный  Заслоновым  за  недюжинный  талант  в
обращении со  взрывчатыми  веществами  и  великое  хитроумие  во  всем,  что
касалось всевозможных мелких диверсий, спокойно похлопал ладонью по висевшей
у него на боку спортивной сумке. Лысый и Митяй при этом заметно  вздрогнули.
Лысый  сделал  неопределенное  движение  всем  корпусом  -  не  то  побежать
собрался, не то вообще  плашмя  рухнуть  на  светло-серый  пыльный  асфальт,
который не ремонтировали  со  времен  Николая  Кровавого.  Движение  это  не
ускользнуло от  внимания  Заслонова,  но  он  промолчал  и  лишь  усмехнулся
презрительно, отвернувшись в  сторону:  Лысого  он  не  любил  за  природную
тупость и приверженность культу грубой физической силы, избытком которой сам
Заслонов похвастаться не мог.
   Еще в бытность свою "рядовым необученным", едва начав  стаптывать  первую
пару корявых  кирзовых  говнодавов  в  забытом  богом  и  людьми  заволжском
гарнизоне, он усвоил незатейливую, как и весь солдатский (а  впрочем,  и  не
солдатский тоже) фольклор, истину: студентов в армии не любят. Компания  же,
в которую привели его природная лень и некоторые дорогостоящие  привычки,  в
интеллектуальном смысле мало чем отличалась от казарменной братии.  Впрочем,
в который раз повторил себе Заслонов, деньги не пахнут,  а  пока  ты  умеешь
что-то, чего не умеют эти гориллы, ты всегда будешь на голову выше их.
   И он снова хлопнул ладонью по сумке, на этот раз гораздо сильнее.
   - Ты забрал, - не выдержал Лысый, - я в шоке. Иди к этому козлу в  пивняк
и хлопай там, пока не обгадишься.
   - Всегда со мной, - бодро сказал  Заслонов  Серому,  не  удостоив  Лысого
вниманием. - Можно приступать?
   - Лысый в пивняк, Митяй на входе, я остаюсь здесь, - распорядился  Серый.
- Погнали!
   Трое молодцов пересекли площадь. Лысый  спустился  в  благоухающие  недра
пив-бара. Митяй остался наверху - привалился  широким  задом  к  ограждавшим
спуск в полуподвал перилам и с индифферентным видом  покуривал,  кося  одним
глазом вниз, на дверь бара, а другим - на Заслонова, который уже  подошел  к
зеленым "жигулям" и с  самым  деловитым  и  непринужденным  выражением  лица
взламывал дверцу со стороны водителя.
   Как и следовало ожидать, замка  хватило  секунд  на  пятнадцать-двадцать,
после чего Заслонов как ни в чем не бывало открыл дверцу. Наблюдавший за ним
с другого конца площади Серый напрягся  в  ожидании  воя  и  улюлюканья,  но
сигнализации в машине не было - опять же, как и следовало ожидать.
   А  Заслонов  уже  вовсю  шуровал  под  капотом,  действуя   с   деловитой
обстоятельностью, которая, как он неоднократно убеждался, в ста  случаях  из
ста давала гарантию успеха и экономила время гораздо  лучше  любой  суеты  и
спешки.
   Вся операция заняла не более двух минут. Заслонов спокойно опустил капот,
захлопнул и запер дверцу и неторопливо направился через площадь к  скамейке,
на которой сидел Серый. Тот дал знак Митяю. Митяй ленивым  жестом  отшвырнул
недокуренную сигарету и, оторвав зад  от  перил,  вразвалочку  спустился  по
выщербленным бетонным ступенькам в благоухающую полутьму, где Лысый,  давясь
от отвращения, цедил сквозь зубы воняющее грязной  тряпкой  пиво,  ухитряясь
одновременно наблюдать и за клиентом, и за входом. Заметив Митяя, он брякнул
недопитую кружку на  прилавок  и  направился  к  выходу,  окинув  прощальным
взглядом красноглазого бедолагу, который все вертел в руках грязный бокал и,
похоже, так ни разу к нему и не приложился. Что ж, подумал Лысый, его вполне
можно понять.
   Еще через три  минуты  вишневая  "мазда",  сверкнув  лакированным  боком,
неторопливо проехала через площадь и скрылась за поворотом.
   Некоторое время  спустя  из  бара  вышел  человек.  Сильно  сутулясь,  он
поднялся  по  ступенькам  и  на  секунду  приостановился,  чтобы   прикурить
сигарету. Вид у него был помятый  и  затрапезный,  а  покрасневшие  глаза  с
воспаленными веками свидетельствовали не то о длительном запое, не то  о  не
менее длительном недосыпании. Со второго раза  попав,  зажигалкой  в  задний
карман светлых вельветовых брюк, он неторопливо зашагал к  припаркованным  у
обочины зеленым "жигулям", на ходу глубоко затягиваясь и выпуская дым  через
ноздри.
   Подойдя к машине, он долго шарил по карманам в поисках ключей,  досадливо
морщась и зажав сигарету в уголке рта. Дым разъедал ему глаза,  и  от  этого
человек морщился еще сильнее, так что со стороны могло показаться, будто  он
готов заплакать. Наконец ключи нашлись. Почему-то они оказались в бумажнике.
   Человек с некоторым недоумением пожал плечами и отпер дверцу.
   Опустившись на водительское сиденье, он какое-то время  сидел,  безвольно
уронив руки вдоль тела и прикидывая, не вздремнуть ли ему часок-другой прямо
здесь, за рулем. Безумное напряжение  последних  суток  постепенно  покидало
его, стекая вдоль опущенных рук, и вскоре внутри не осталось  ничего,  кроме
огромной серой усталости. Он сделал все что мог и заслужил право  на  отдых.
Теперь все  зависело  от  этого  быстроглазого  молодого  капитана  да  еще,
пожалуй, от Господа Бога, или от Фортуны, или кто там еще заведует  людскими
судьбами.
   Он поймал себя на том, что уже начинает дремать, даже не захлопнув дверцу
и выставив  одну  ногу  на  проезжую  часть.  Энергично  встряхнувшись,  как
вылезшая из воды собака, он втянул забытую ногу в кабину  и  сильно  хлопнул
дверцей: замок в последнее время что-то стал барахлить, как, впрочем, и  все
остальное.
   Изогнувшись, он запустил руку за спину и, вытащив из-за  пояса  пистолет,
затолкал его в набитый промасленной  ветошью,  отвертками  и  прочим  хламом
бардачок.
   "Все-таки надо ехать, - решил он - Выспаться можно и дома".
   Ключи опять куда-то запропастились, и  он  некоторое  время  бессмысленно
шарил по карманам и по сиденью  вокруг  себя,  пока  взгляд  его  совершенно
случайно не упал на приборную доску. Конечно же, ключи были там,  где  им  и
полагалось находиться, - ключ зажигания торчал в замке,  а  остальные  мирно
покачивались на колечке вместе с брелком.
   - Трах-тарарах, - сказал он без всякого выражения и повернул ключ.
   Это и в самом деле был трах-тарарах.
   Когда пожарникам удалось сбить пламя, а местные омоновцы в наспех  вкривь
и  вкось  напяленных  бронежилетах  оттеснили,  наконец,  толпу   любопытных
аборигенов  всевозможных  возрастов  и  степеней  алкогольной  прострации  и
выставили некое подобие оцепления, сохраняя при  этом  полусонное  выражение
лиц, а вдалеке раздался  приближающийся  вой  сирены,  знаменующий  прибытие
органов  следствия,  из  волнующейся  массы  заинтересованных   наблюдателей
пятясь, спиной вперед выбрался человек лет тридцати пяти, одетый в выцветшие
голубые джинсы, белые кроссовки  и  светло-серую  спортивную  куртку.  Очень
медленно, старательно сдерживая дрожь в руках, он закурил сигарету и, бросив
последний  взгляд  на  сплошную  стену  окаменевших  от  любопытства   спин,
неторопливо зашагал к припаркованному поодаль  серебристому  "опелю"  самого
непрезентабельного вида.
   Никто не обратил внимание на то, как ржавый  "опель"  отчалил  от  бровки
тротуара и, бренча  железом  на  выбоинах,  постепенно  наращивая  скорость,
покатил  прочь  из  города.  Даже   роскошная   вишневая   "мазда"   выпуска
позапрошлого года, медленно проплывшая через площадь, осталась не замеченной
всеми, не считая, конечно, двух-трех  малолеток,  не  сумевших  пробиться  в
первые ряды зрителей и потому от нечего делать глазевших по сторонам.
   - Грамотно, - сказал Заслонову Серый, когда автомобиль,  миновав  скопище
любопытных, выехал с площади. - Полагаю, государи мои, - обратился он уже ко
всем, - что помимо обещанной суммы нам причитается небольшая премия.
   Не прошло, однако, и часа, как ему представилась великолепная возможность
убедиться в необоснованности такого предположения. Голос в телефонной трубке
резал, как битое стекло.
   Поначалу все шло как положено. Голос, хозяина которого Серый  никогда  не
видел,  да,  откровенно  говоря,  и  не  стремился   увидеть,   был   вполне
благожелателен  до  того  самого  момента,  как  Серый  сообщил   ему,   что
интересующий того человек, к сожалению, погиб во время  взрыва,  -  какие-то
подонки, сказал Серый, подложили  бомбу  в  его  автомобиль.  Вот  тут-то  и
прорезались в голосе те самые режущие нотки, от которых по  спине  у  Серого
пробежала волна озноба.
   - То есть он выходил из машины? - спросил голос.
   - Ясно даже и ежу, - не теряя присутствия духа, ответил Серый. -  Как  бы
он иначе мог подорваться?
   - Так, - сказали на том конце провода и надолго замолчали. - Ну вот  что,
дружок, - послышалось после паузы, - быстренько скажи  мне,  да  не  вздумай
что-нибудь напутать: долго его не было?
   - Минут пятнадцать.
   - И ты об этом так спокойно говоришь? Куда он заходил?
   - В пивнуху. Есть там такая, "Парус" называется...
   - Дальше, дальше, труп. С кем он разговаривал?
   Серому не понравилось то, как его назвал голос.  Несмотря  на  отсутствие
личных контактов, он был прекрасно осведомлен о том,  что  обладатель  этого
переменчивого голоса слов на ветер  не  бросает.  Удачно  выполненный  заказ
оборачивался несколько неожиданной и  весьма  неприятной  стороной.  Поэтому
Серый, до боли сжав зубы,  чтобы  не  дрожал  голос,  предпринял  осторожную
попытку перейти в контратаку.
   - Послушайте, - начал он, - ведь такого уговора у  нас  не  было.  Работа
сделана, а за  остальное  мы  не  в  ответе.  Надо  было,  в  конце  концов,
предупреждать...
   - Давай, давай, сынок,  поучи  меня,  что  я  должен  делать  и  чего  не
должен...
   Да ты понимаешь, сучий потрох, что ты натворил?! Ты меня убил, зарезали в
землю закопал. Только я ведь тебя и из-под земли достану, учти. Если то, что
этот жмурик вез, попадет не в те руки, много голов полетит, и твоя - первая.
Ну, что скажешь?
   Серый облизал пересохшие губы и попытался что-то  сказать,  но  из  горла
вырвался только какой-то хриплый писк.
   - Попробуй еще раз, - посоветовал голос.
   Серый скрипнул зубами и, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, выдавил в
трубку:
   -    "Опель"...    "опель-аскона",    серебристый...     Ржавый     весь,
долбаный-передолбаный. Мужик в светлой куртке, в джинсах... брюнет, что  ли,
или шатен... Если кто-то и взял, то он, точно.
   - Номер машины? - быстро спросил голос.
   Серый напрягся и, припомнив, продиктовал номер.
   - Ладно, щенок, -  сказали  ему,  -  отсрочку  ты  заработал.  Но  только
отсрочку!
   Если что-то не получится, если этот подонок прорвется... ну, в общем,  ты
об этом узнаешь одним из первых.
   - Да пошел ты, - с тихим отчаянием сказал Серый в короткие гудки отбоя.
   Руки тряслись так, что повесить трубку на рычаг удалось  лишь  с  третьей
попытки.
   После этого он долго  стоял  в  будке  таксофона,  прислонившись  лбом  к
грязному стеклу, борясь с подкатывающим к горлу тошнотворным животным ужасом
и проклиная тот день, когда, польстившись на  высокий  гонорар,  впутался  в
чужую игру по неизвестным правилам, а скорей всего - и без правил...
   Он не заметил, как к будке подошел Лысый. Без церемоний потянув  на  себя
неподатливую дверь,  он  всунул  в  образовавшуюся  щель  плешивую  башку  и
спросил:
   - Ну ты чего, Серый? Сколько тебя ждать-то?
   - Да пошел ты в ж..., козел!!! - заорал Серый так, что разом запершило  в
горле, и, оттолкнув с дороги опешившего подельника, опрометью  бросился  вон
из будки.
   Грунтовка была узкая и, по всем  приметам,  малоезженая  -  лес  вплотную
подступал к двум неглубоким, уже  начавшим  затягиваться  худосочной  травой
колеям, в которых было полно  прошлогодней  сосновой  хвои  и  растопыривших
серые чешуйки мертвых шишек. Неподалеку от того места, где проселок упирался
в  четырехполосное  шоссе,  сосновый  бор  сменялся  непролазной   мешаниной
лиственного молодняка - берез, осин, чахлого малинника и высокой, по колено,
серебристо-зеленой травы, надежно скрывавшей догнивающие на корню  трухлявые
лапти невостребованных боровиков и россыпи невесть откуда  взявшихся  ржавых
консервных банок. Дорогу перегораживал сбитый из ошкуренных сосновых  жердей
шлагбаум, украшенный помятым и  облупившимся  жестяным  кругом,  на  некогда
красной  поверхности  которого  с  трудом  угадывался  белый   прямоугольник
запретительного "кирпича". Тянувшаяся параллельно шоссе заросшая канава,  по
дну которой лениво текла  черная  от  торфяной  взвеси  вода,  встречаясь  с
грунтовкой, ныряла в  забитый  лесным  мусором  кульверт,  почти  совершенно
скрытый от глаз свисающими прядями травы.
   За канавой кусты становились ниже, постепенно сходя на нет, словно душный
зной раскаленного асфальта и сизый туман выхлопных газов высасывали  из  них
жизненные силы. На желтой каменистой обочине, немного правее того места, где
грунтовка  обессиленно  выползала  на  шоссе,  белел  километровый  столбик,
увенчанный синей табличкой, утверждавшей, что от этого всеми забытого  места
до Москвы всего сто восемь километров.  На  противоположной  стороне  дороги
пейзаж оживлял  большой  фанерный  щит  с  аляповатым  рисунком  и  надписью
"БЕРЕГИТЕ ЛЕС  ОТ  ПОЖАРА!".  Чуть  ниже  этого  пламенного  призыва  чья-то
преступная рука вывела углем: "Палагушин - петух".
   Два человека, полдня изнывавшие от зноя и безделья в  раскаленной  кабине
милицейского "уазика", скрытого кустами обочины в двух шагах  от  шлагбаума,
успели изучить надпись вдоль и поперек. Обе передние дверцы автомобиля  были
распахнуты настежь, но это почти не помогало, и  двое  в  милицейской  форме
истекали потом, с растущим раздражением ощущая, какими скользкими и  липкими
становятся их тела, и с надеждой поглядывая на тень которая тянулась  и  все
никак не могла дотянуться до них с противоположной стороны дороги.
   Сидевший справа от водителя человек в форме лейтенанта ГАИ,  изогнувшись,
извлек из кармана галифе смятый носовой платок и,  невнятно  помянув  чью-то
мать, вытер взмокшее лицо. Дремавший за баранкой водитель встрепенулся.
   - Чего? - спросил он, протирая з