- - Пресса, - с отвращением повторил Сорокин. -  Сначала  путаются  у
нас под ногами, помогая бандитам,  а  потом  визжат,  что  мы  их  плохо
защищаем - их,  дескать,  режут  почем  зря  и  где  попало,  и  все  по
политическим мотивам, и у каждого враги если не в  Кремле,  то  в  Белом
доме...
   - М-да, - сказал Илларион. - Так кто из нас стареет? Но ты так  и  не
сказал, как тебе понравилась моя версия.
   -  Это  про  имитацию  почерка?  Хорош   имитатор,   который,   чтобы
замаскироваться под Муху, взбирается на  двенадцатый  этаж  по  отвесной
стене! Никуда твоя версия не годится.
   - Ну, тогда я пошел, - вставая, сказал "Илларион.
   - А ну, сядь, - сухо приказал Сорокин. - Во-первых, без  подписанного
мной пропуска тебя отсюда не выпустят, а  во-вторых,  ты  еще  не  выпил
кофе.
   - А в-третьих?
   - Есть и  в-третьих,  не  сомневайся.  Не  надо  думать,  что  своими
версиями и своим хамством ты запудрил мне мозги настолько, что я забыл о
своем вопросе.
   - Это о каком же?
   - Что ты знаешь о Мухе? Учти, у тебя на физиономии написано, что ты о
нем что-то знаешь. Возможно, даже все. Тогда возникает законный  вопрос:
почему, собственно, ты утаиваешь от следствия информацию?
   - Да нужны вы мне, - морщась,  ответил  Илларион.  -  От  вас  ничего
утаивать не надо, вы же у себя под носом  ни  черта  не  видите...  Что,
обидно? А мне не обидно? Что ты меня колешь, как урку? С чего  ты  взял,
что я что-то знаю? Я обещал тебе осмотреться и подумать, но  это  же  не
повод для того, чтобы включать меня в список подозреваемых!
   - Еще какой повод, - заверил его Сорокин.  -  Ладно,  дело  твое.  Не
хочешь помогать - иди к черту, не мешай работать. Кофе будешь?
   - Не хочу я твоего кофе, -  буркнул  Илларион.  -  Ишь,  раскричался.
Работать ему мешают..
   - Вот именно, -  подтвердил  Сорокин,  яростным  росчерком  шариковой
ручки подписывая пропуск. - И перестань путаться под ногами!
   - Не понял, - оскорбленным тоном сказал Илларион. Он никогда  еще  не
видел Сорокина таким обозленным, но продолжал  дразнить  его,  поскольку
тот настаивал на серьезном разговоре, к которому Илларион не был готов.
   - Ты все прекрасно понял, - сухо сказал  Сорокин.  -  Куда  бы  я  ни
посмотрел, ты повсюду торчишь, как шило из мешка. Вот твой пропуск и  не
попадайся мне на глаза, пока я не остыну.
   - Последний вопрос, полковник, - снова вставая, спросил  Забродов.  -
Если Кареева убили случайно, зачем ты оставил возле его квартиры засаду?
   - Ты уйдешь сам или мне вызвать конвой?  -  не  поднимая  взгляда  от
стола, спросил Сорокин.
   Спустившись с крыльца управления, Илларион прошагал около квартала  и
зашел в  небольшое  кафе,  уже  открытое  в  этот  ранний  для  подобных
забегаловок час.
   Он заказал двойной кофе и  долго  сидел  над  чашкой,  глядя  в  окно
остановившимся  взглядом.  Теперь  он  вспомнил,  где  видел  зажигалку,
которая теперь наверняка лежала в кармане у Игоря Тарасова.
   Забродов был уверен, что второй такой нет во всей  Москве.  Это  была
уникальная вещица ручной работы, подобную которой можно встретить только
в музее: добротная зажигалка, была  выполнена  из  стреляной  гильзы  от
немецкого  пулемета  "МГ-34"  и  до   недавнего   времени   принадлежала
найденному мертвым в своей  квартире  на  двенадцатом  этаже  журналисту
Андрею Карееву.
   И - Илларион это твердо  знал  -  во  всей  Москве  был  только  один
человек,  способный  взобраться  на  двенадцатый  этаж  и   добыть   эту
зажигалку, не свернув себе при  этом  шею.  Ему  было  о  чем  подумать.
Например, его очень интересовало, что он скажет Татьяне.
   О том, что он скажет Игорю  Тарасову,  Забродов  старался  вообще  не
думать.
 
Глава 16 
 
   Ближе к полудню небо затянуло тучами, мороз спал, и снова пошел  снег
- на этот раз мелкий, кристаллический,  моментально  выбеливший  газоны,
обочины и дворы, не говоря уже о крышах.
   Илларион спустился во двор, притворяясь, что  не  замечает  жжения  в
глазах - ночь, проведенная на нарах, давала о себе знать, и  Забродов  в
который уже раз с грустью подумал о том, что начинает стареть.
   Заехав домой переодеться, он обнаружил, что Татьяна спит, свернувшись
калачиком на диване и уронив  на  пол  книгу,  которую  читала,  коротая
время. Это был неожиданный подарок  судьбы:  точно  зная,  что  трудного
разговора не  избежать,  Илларион  не  стремился  ускорять  события,  до
последнего сохраняя хрупкую иллюзию мира и спокойствия.
   Двигаясь  с  бесшумной  легкостью  профессионального  разведчика,  он
сменил мятый вечерний костюм на линялый камуфляж и утепленный  армейский
бушлат, затянул на  лодыжках  шнурки  американских  саперных  ботинок  и
секунду постоял возле письменного стола, соображая,  брать  ли  с  собой
револьвер. В конце концов он  решил,  что  оружие  ему  не  понадобится,
написал Татьяне записку, в которой обещал вернуться к обеду, и  бесшумно
выскользнул из квартиры.
   Оказавшись во дворе, он первым делом закурил, разгоняя клубившуюся  в
голове сонную муть. Припорошенный  снегом  "лендровер"  стоял  на  своем
обычном месте, уставившись обрубленным рылом  в  жерло  узкой  арки,  за
которой шумела Малая Грузинская. Илларион подошел к  машине  и  зачем-то
пнул носком ботинка передний скат.
   Собрав на капоте горсть снега, он приложил его к  пылающему  виску  и
подумал, что начинает тянуть время.  Он  невесело  усмехнулся:  не  было
ничего удивительного в том, что  он  не  торопился  приступать  к  делу,
которое не сулило ничего, кроме неприятностей.
   Он уронил окурок под ноги и по привычке  растер  его  подошвой,  хотя
пожара здесь, в царстве мокрого асфальта и отсыревшей штукатурки,  можно
было не опасаться. Все способы оттянуть время  закончились,  и  Илларион
взялся за ручку передней дверцы. Нужно было ехать, и только сам Забродов
знал, как ему этого не хотелось.
   Он забрался на  водительское  сиденье  и  включил  зажигание,  бросив
полный надежды взгляд на указатель расхода топлива: а  вдруг  бензин  на
нуле, и нужно смотаться на заправку? Это был уже сущий детский сад,  тем
более, что вчера по дороге к Татьяне он залил полный бак и прекрасно  об
этом помнил. Бак действительно был почти полон, бензин не испарился,  не
вытек и не был украден неизвестными злоумышленниками.
   - Надо ехать, старичок, - пожаловался Илларион "лендроверу". -  Давно
пора ехать, но если бы ты знал, как не хочется!
   Он  повернул  ключ,  запуская  стартер  Двигатель  с  ревом  ожил   и
заработал, как всегда, ровно и мощно.
   - Эх, ты, - сказал Илларион машине и выжал сцепление.
   Включить передачу он не успел. В кирпичной трубе арки  вдруг  возник,
свернув с улицы во  двор,  старенький,  латаный-перелатаный  "жигуленок"
первой модели. Илларион негромко выругался и выключил зажигание,  потому
что за рулем "жигулей" сидел Игорь Тарасов.
   Старая "копейка" лихо развернулась посреди двора и  замерла  рядом  с
"лендровером", коротко прошуршав шинами по  мокрому  асфальту.  Илларион
вышел из машины, нащупывая в кармане сигареты. Мимоходом он подумал, что
в последние дни стал много курить. На то имелись свои причины.  Илларион
усмехнулся: любой глупости можно найти оправдание, и  даже  сумасшедший,
готовящийся выстрелить себе в рот из армейского пистолета, считает,  что
у него есть веские причины для того, чтобы поступить именно  так,  а  не
иначе.
   Дверца "жигулей" неприятно лязгнула, захлопнувшись, и  Игорь  Тарасов
предстал перед Илларионом во  весь  рост:  невысокий,  ладный,  в  новой
куртке и новых ботинках с квадратными носами, с тяжелой золотой печаткой
на среднем пальце правой руки и розоватыми  от  недосыпания  глазами.  В
том, что Тарасов не выспался, скорее  всего,  была  виновата  длинношеяя
редакционная девица, но теперь Илларион сомневался даже в этом.
   - Привет, командир, - сказал Тарасов, протягивая  руку  для  пожатия.
Илларион секунду колебался, но все-таки пожал его узкую ладонь с гибкими
крепкими пальцами, снова с неприятным чувством ощутив твердую выпуклость
перстня.
   - Красавец, - сказал он. - Прямо налюбоваться  не  могу.  Только  вот
машину надо бы сменить. Несолидная машина для такого красавца.
   Тарасов хмыкнул.
   - Марина то же самое сказала, - сообщил он.
   - Это которая же Марина? Это вот с такой шеей?
   Илларион поймал себя на том, что разговаривает издевательским  тоном,
но решил, что сойдет и так: в конце концов, этот  человек  за  несколько
дней буквально вынул из него душу, и у Забродова не  было  ни  малейшего
желания щадить его самолюбие.
   Тарасов уловил в его тоне плохо замаскированную издевку  и  посмотрел
на него с неподдельным удивлением.
   - Точно, - медленно сказал он, - с шеей. Что это с тобой, капитан? Не
с той ноги встал?
   Илларион пожал плечами.
   - У меня сегодня обе ноги левые, - сказал он. - Так уж вышло.
   -  Что-то  раньше  за  тобой  такого  не  водилось.  Что   случилось,
командир?
   - Старею, наверное. Ты зачем приехал?
   - Да Татьяна куда-то пропала. Дома нет, на работе нет...  Я  подумал,
может, она у тебя?
   Илларион вспомнил собственные слова о том,  что  где  Кареев,  там  и
Тарасова, и зябко передернул плечами.
   Мир и в самом деле  сошел  с  ума,  если  он  мог  заподозрить  Игоря
Тарасова в намерении убить родную сестру, но Илларион слишком  устал  от
этой истории, чтобы испытывать по этому поводу сильные эмоции.
   - У меня, - сказал он. - А зачем она тебе понадобилась?
   - Да просто так. - не слишком уверенно ответил Игорь. - Просто  хотел
убедиться, что все в порядке.
   - А что должно быть не в порядке? - холодно поинтересовался Илларион.
   Тарасов посмотрел на него  долгим  внимательным  взглядом  и  покачал
головой.
   - Да, - сказал он, почесав за ухом. -  Что-то  ты  сегодня...  Ладно,
поговорим в другой раз. Раз Татьяна у тебя, беспокоиться не о чем.
   Илларион подождал, пока он усядется в машину, и все  так  же  холодно
спросил:
   - Ты уверен?
   Тарасов поднял на него удивленные глаза.
   - Что?
   - Ты действительно считаешь, что тебе ре о чем беспокоиться?
   - О чем это ты, командир?
   - А ты не знаешь? - Илларион наконец вынул из кармана пачку и  зубами
вытащил из нее сигарету. - Слушай, у тебя огонь  есть?  Я  вчера  где-то
зажигалку оставил.
   Продолжая смотреть на него с немного испуганным  удивлением,  Тарасов
полез в карман и подал Иллариону зажигалку. Забродов чиркнул  колесиком,
закурил и повертел зажигалку в пальцах, рассматривая со всех сторон.
   Последние сомнения улетучились. О Татьяне он больше  не  думал  -  по
крайней мере пока.
   - Редкая вещица, - сказал он, не торопясь возвращать зажигалку Игорю.
- Гильза, по-моему, от "МГ".
   Или я ошибаюсь?
   - Тебе виднее, - пожав плечами,  ответил  Тарасов.  -  Но  факт,  что
немецкая. Я с "МГ" дела не имел, так что ничего определенного сказать не
могу.
   - Ас фомкой?
   - С чем?
   - С фомкой. Это такой ломик, которым  очень  удобно  рвать  гвозди  и
проламывать людям головы.
   - А, это. У нас в семье его лапой называют. Имел, конечно,  только  я
не пойму, к чему ты клонишь.
   Илларион вздохнул. Он очень надеялся, что ему не  придется  объяснять
все по пунктам, но его надеждам, похоже, не суждено было сбыться.
   - Хорошо, - сказал он. - Если ты настаиваешь, могу растолковать. Есть
в Москве такой человек по кличке Муха. Забирается в  форточки  и  чистит
квартиры.
   Нормальный  бизнес,  даже  уважаемый...  Но  вот  в  последнее  время
начались у него проколы: сначала возле Белорусского вокзала напоролся он
в квартире на хозяйку, и по чистой случайности вышло  так,  что  женщина
умерла. А позавчера и вовсе некрасиво получилось. Залез он в квартиру, а
там хозяин. Фамилия хозяина, между прочим, была Кареев. Тебе  это  ни  о
чем не говорит?
   - Кареев? Так это же...
   - Вот именно, напарник Татьяны. И  этот  самый  Кареев  возьми  да  и
пальни в нашего Муху из "тэтэшки". Ну, как интеллигенция стреляет, мы  с
тобой знаем.  В  общем,  промазал  Кареев,  а  Муха  ему  голову  фомкой
?проломил и спокойненько ушел.., с вещами, конечно. Он же за вещами туда
и залез - так, по крайней мере, милиция считает.
   - А ты как считаешь?
   - А это неважно, как я считаю. Важно другое: все жертвы этого  самого
Мухи проживают на верхних этажах - не ниже девятого, насколько я  понял,
- и милиция уверена, что забирается он туда прямо по стене, за  что  его
Мухой и окрестили.
   Тарасов громко рассмеялся. Смех получился фальшивым и неестественным.
   - Вот так история! - воскликнул он. - Теперь понятно,  почему  ты  на
меня волком смотришь. Но это же бред, командир! Во всей Москве такое мог
бы провернуть только я, да и то лишь в том случае, если бы  окончательно
рехнулся.
   - А ты случаем не рехнулся? Ты сможешь это доказать?
   - О-о-о, - протянул Тарасов, - вон что! Так ты, значит, серьезно?  Не
ожидал от тебя, капитан. Я тебя, конечно, уважаю, ты мне  как  отец,  но
такое... Ты извини, конечно, но не пошел бы ты куда подальше, а?  Ничего
я тебе не собираюсь доказывать - ни тебе, ни  твоим  ментам.  Презумпция
невиновности - слыхал про такого зверя? Ты сперва докажи, что  тебе  все
это не приснилось, а уж потом поговорим.
   - Приснилось, - кивнув головой, сказал Илларион.  -  Спьяну.  Только,
если ты такой грамотный, зажигалкой светить не  стоило  бы.  Зажигалочку
эту позавчера с трупа сняли - с того  самого,  который,  пока  был  жив,
статейки пописывал на пару с твоей сестрой. Вот такие пироги Игорек.
   Тарасов застыл, как громом пораженный, потом вдруг нырнул за  руль  и
захлопнул дверцу. Двигатель завелся с пол-оборота,  "жигули"  рванули  с
места,  и  рука  Забродова  соскользнула  с  дверной  ручки.  С   трудом
удержавшись на ногах, Илларион бросился к свой машине, на  бегу  ругаясь
черными словами. Он еще только  открывал  дверцу,  а  ржавая  "копейка",
опасно вильнув задом и с грохотом зацепившись крылом за угол  дома,  уже
нырнула под арку.
   Выехав на Малую  Грузинскую,  Тарасов  на  опасной  скорости  свернул
направо. "Лендровер" Забродова пулей вылетел  из  арки,  как  снаряд  из
орудийного ствола, чудом разминулся со  встречной  "волгой"  и  с  ревом
помчался вдогонку за  удаляющимися  "жигулями".  Забродов  не  испытывал
ничего похожего на азарт. Ему было грустно и очень хотелось  плюнуть  на
все, развернуть машину и не спеша поехать куда глаза глядят, предоставив
казакам ловить, а разбойникам убегать. Честно говоря, он не  представлял
себе, что станет делать, когда настигнет Тарасова. В исходе этой  глупой
потони он ни капли не сомневался  -  у  полумертвой  "копейки"  не  было
никаких шансов уйти от его мощного внедорожника, особенно  по  гололеду.
Гонка только-только  началась,  а  "жигули"  уже  мотало  из  стороны  в
сторону.
   Расстояние между машинами медленно, но верно сокращалось.
   Они промчались по Красной Пресне и свернули  на  Большую  Грузинскую.
Тарасов пытался стряхнуть "хвост", но все его маневры привели  только  к
тому, что он потерял  еще  несколько  метров  форы.  Слева  стремительно
пронеслась  ограда  зоопарка,  мелькнула  и  осталась   позади   кишащая
транспортом Тишинская площадь. Илларион заметил, что все  еще  держит  в
зубах потухшую сигарету, и выплюнул ее под ноги - у него не было времени
даже на то, чтобы сунуть ее в пепельницу. Он  не  ожидал  от  стареньких
"жигулей"
   Тарасова  такой  прыти.  Скорость  была  слишком  велика,  Игорь  шел
напролом, ежесекундно рискуя жизнью и заставляя Забродова делать  то  же
самое, чтобы не отстать.
   Наконец "жигули"  перестали  петлять  и  пошли  по  прямой.  Илларион
одобрительно кивнул: видимо, Тарасов  отчаялся  отвязаться  от  него  на
оживленных улицах и теперь собирался выехать из города. Это было на руку
Забродову: на прямой широкой трассе у беглеца не было никаких шансов.  В
следующее  мгновение  Илларион  нахмурился:  вместо   того,   чтобы   на
пересечении с Первой Тверской-Ямской повернуть  налево,  к  Ленинградке,
Тарасов свернул направо, в сторону Садового Кольца, к Центру.  Это  было
совершенно непонятно, но  Забродов  решил  отложить  раздумья  до  более
удобного случая.
   С Садового они свернули на проспект Мира, оттуда - на Сущевский  вал.
Илларион увеличил скорость - это кружение по городу стало ему надоедать.
Он не понимал, на что надеется Тарасов,  и  хотел,  чтобы  все  поскорее
закончилось. Навязанная ему роль охотника за головами претила Иллариону.
О том, что рано или поздно придется вернуться домой  и  как-то  пережить
объяснение с Татьяной, он старался не думать.
   - Как же вы мне все надоели, - сквозь зубы процедил он,  уворачиваясь
от мчащегося навстречу  двухэтажного  туристского  автобуса.  -  Неужели
нельзя оставить человека в покое?
   Ему  вдруг  вспомнился  Сорокин  с  его  категорическим  приказом  не
путаться под ногами. Позади осталось уже три поста дорожной милиции,  но
за двумя мчащимися на самоубийственной скорости  автомобилями  никто  не
увязался. Пожалуй, это было к лучшему: в данной ситуации вопрос  о  том,
кто у кого путается под ногами, казался Иллариону спорным.
   Погоня  завершилась  неожиданно.  Сворачивая  с  Сущевского  вала  на
Шереметьевскую,  Илларион  прижался  к  бордюру,  и  тут  из-за   полосы
декоративного кустарника выскочила рыжая,  по  уши  забрызганная  грязью
собачонка и пулей метнулась через дорогу, даже не подумав  остановиться.
Забродов машинально ударил по тормозам, колеса "лендровера"  угодили  на
ледяную проплешину, машину занесло, развернуло поперек дороги, протащило
юзом несколько метров, и она с грохотом  и  лязгом  впечаталась  в  борт
мебельного фургона.
   Илларион ударился головой о дверцу. В глазах у него потемнело, но  он
последним  усилием  воли  вцепился  в  ускользающий,   крошащийся   край
реальности и не потерял сознание. Черная кисея, занавесившая мир,  стала
быстро редеть и наконец рассеялась совсем. Мир снова обрел цвет и  звук,
словно включился телевизор.
   Первым  делом  Илларион  увидел  грязную  рыжую  собачонку,  деловито
семенившую по тротуару на противоположной стороне улицы, и только  после
этого услышал встревоженные голоса, над  которыми  реял  матерный  вопль
водителя фургона, и разглядел мутно-красное пятно на  стекле  слева.  Он
потрогал ноющий висок и взглянул на пальцы. Пальцы были в крови.
   "Старею", - подумал Забродов, снова запуская заглохший двигатель.
   Водитель фургона, подскочив слева, зло рванул на себя дверцу  -  судя
по всему, ему было что сказать лихачу,  помявшему  казенный  автомобиль.
Илларион сунул руку за  пазуху  и  ткнул  водителю  мятый  ком  денежных
бумажек.
   - Извини, приятель, - сказал  он,  выжимая  сцепление,  -  я  сегодня
тороплюсь.
   - Торопится он! - возмущенно завопил водитель, ловко пряча  деньги  в
карман. - Вот менты приедут, они разберутся, куда ты торопишься!
   Он схватил Забродова за рукав и потащил из машины.
   - Это ты зря, - сказал Илларион.
   Водитель коротко охнул и сел на асфальт. Лицо у него было удивленное:
он никак не мог понять, что с ним произошло. Боли не было, но  вот  ноги
почему-то не держали, словно из них вдруг начисто исчезли кости.
   Дверца "лендровера" с лязгом захлопнулась, мощный двигатель  взревел,
машина со скрежетом отцепилась от борта хлебного фургона,  по  асфальту,
дребезжа,  запрыгала  какая-то  отлетевшая  железка,  успевшая  набежать
жиденькая  толпа  зевак  испуганно  шарахнулась  в  стороны,  и  зеленый
внедорожник устремился в погоню - искать ветра в поле.
 
*** 
 
   Игорь Тарасов плохо  запомнил  эту  гонку;  слепая  ярость  застилала
глаза, нога прикипела к педали газа,  и  только  удача,  которая  всегда
сопутствует влюбленным, пьяным и сумасшедшим,  уберегла  его  от  смерти
среди сплющенных обломков автомобиля.
   Где-то на  полпути  гнавшийся  за  ним  "лендровер"  отстал.  Тарасов
испытал короткий укол сожаления.
   Все можно было сделать по-другому