адвинутым козырьком форменной фуражки...
   - Да я тебя, оказывается, знаю, - сказал ему Илларион. -  Ты  у  нас,
оказывается, людей убиваешь и дома жжешь. Вот  интересно,  знает  ли  об
этом твой хозяин? Машину мою тоже небось ты угнал, недоносок?
   Таможенник быстрым движением взял  наизготовку  висевший  под  мышкой
короткоствольный автомат, но Илларион одной рукой отвел ствол оружия  от
греха подальше в  сторону,  а  пальцами  другой  крепко  ухватил  своего
противника за длинный хрящеватый нос, сдавил и с  наслаждением  повернул
по  часовой  стрелке.  Глаза  таможенника  полезли  из  орбит,  и  тогда
Забродов, развернувшись так, чтобы было удобнее, с силой  оттолкнул  его
от себя обеими руками.  Таможенник  с  шумом  обрушился  внутрь  гаража,
повалив сложенную у входа стопку покрышек.
   - Порок наказан, справедливость восторжествовала, - вслед ему  сказал
Илларион, обернулся и увидел еще троих.
   - Ну что за чертовщина, - раздосадованно произнес  он,  -  дадут  мне
когда-нибудь отдохнуть  или  нет?  Вы  что,  совсем  озверели  здесь  от
безделья?
   Идите, изнасилуйте какую-нибудь зайчиху или отнимите у челнока  сумку
с женскими кофточками.
   Что вы ко мне привязались?!
   В это время кто-то тяжело спрыгнул ему на  плечи  с  крыши  гаража  и
попытался разодрать ему рот грязными пальцами.  Таких  фокусов  Илларион
терпеть не мог с  самого  детства,  поэтому  швырнул  прыгуна  на  землю
несколько резче, чем следовало. Падая, тот  с  глухим  стуком  выбил  из
бетонированной подъездной дорожки  облако  пыли  и  остался  лежать  без
движения.
   К Забродову немедленно подскочил другой, и тот  встретил  его  прямым
ударом в челюсть.  Он  сильно  ушиб  пальцы,  но  зато  получил  твердую
уверенность в том, что и этот не встанет в течение получаса.
   Оставшиеся  двое  прыгнули  почти  одновременно  -  одного   Илларион
пропустил мимо себя, подставив ему ногу и проводив  подзатыльником,  так
что тот влетел в гараж и с грохотом ударился о задний борт "лендровера".
Другой совершенно бездарно открыл лицо -  и  кулак  Забродова  с  глухим
звуком ударил нападавшего точно в адамово яблоко,  отчего  тот  медленно
сел на землю, охватив руками разбитый кадык и  судорожно  хватая  воздух
широко открытым ртом.
   Тут  из  темноты  гаража  на  него  навалился  очухавшийся  задира  с
автоматом. Вместо того, чтобы огреть Забродова прикладом по затылку,  он
решил использовать  автомат  в  качестве  удавки.  Илларион  раздраженно
двинул  его  локтем  в  солнечное  сплетение   и   неожиданно   оказался
обладателем автомата, хозяин которого корчился на бетоне позади него.
   Со всех сторон доносился тяжелый топот армейских  ботинок  -  "лесные
братья" сбегались к месту происшествия. Услышав  лязг  затвора,  который
невозможно спутать  ни  с  каким  другим  звуком,  Илларион  метнулся  в
спасительную темноту гаража, ничком упал на бетонный пол и тоже  оттянул
затвор.
   Целясь в бегущие фигуры, он прикинул, что имеется в его распоряжении.
Получалось не так уж мало: два автомата при  четырех  полных  или  почти
полных магазинах, два ножа, да еще, черт побери, мещеряковский "зауэр" с
двумя дюжинами патронов, из которых десяток, по меньшей  мере,  заряжены
картечью... С этим при желании можно продержаться  против  целой  армии,
тем более что справа, слева и сзади были кирпичные стены, а артиллерии у
противника, скорее всего, не было. Вот только если  гранаты...  Илларион
покосился в сторону  смотровой  ямы  и  решил,  что  использовать  ее  в
качестве окопа станет только в самом крайнем случае: это была  настоящая
ловушка, обратного хода из которой не будет.
   В яме  вдруг  кто-то  тяжело,  с  натугой  завозился,  оглашая  гараж
горестными  стонами.  Илларион  вздрогнул,  но  немедленно  вспомнил   о
таможеннике, протаранившем собой задний борт его машины.
   Этот бедняга,  оказывается,  ухитрился  скатиться  в  яму  и  теперь,
похоже, не мог сообразить,  как  оттуда  выбраться.  В  сущности,  решил
Илларион, та же проблема стоит сейчас и передо  мной.  Радушный  хозяин,
похоже, решил-таки сэкономить свои двенадцать с  половиной  процентов  и
заставить замолчать неудобного свидетеля с помощью простого средства. Не
попробовать ли прорваться на машине? Но нет, пока будешь ехать по  двору
мимо всех этих любителей свежего воздуха, машину превратят в  решето,  и
шансов уйти живым практически нет.
   Использовать застрявшего в яме горемыку в качестве  заложника?  Какие
глупости! Не та ситуация, у Плешивого рука не дрогнет, пристрелят обоих.
   Что же остается?  Да  как  всегда,  с  бешенством  подумал  Илларион:
разогнать эту стаю псов, дать им понюхать паленого, чтоб неповадно  было
играть в войну! Он поднял ствол автомата повыше  и  нажал  на  спусковой
крючок. Короткий автомат забился у него в  руках,  набегавшие  пятнистые
фигуры послушно легли на землю, и тут  над  затененным  старыми  соснами
двором охотничьего домика разнесся  звучный  голос,  привыкший  отдавать
приказы.
   - Немедленно прекратить безобразие! - почти пропел  голос  и  добавил
что-то по-латышски.
   Глядя, как неохотно поднимаются с  земли  и  бредут  прочь  пятнистые
фигуры, Илларион испытал мимолетное разочарование:  настоящей  драки  не
вышло, хотя все необходимые условия, казалось бы, были налицо.
   - Ox, - прокряхтел Илларион, поднимаясь с холодного жесткого бетона и
ставя автомат на предохранитель. - Самодеятельность  какая-то.  Танец  с
саблями!
   Он вышел во двор, держа автомат за ствол, как палку. Оглядевшись,  он
отшвырнул оружие в сторону и повернулся лицом к резному  балкончику,  на
котором, как адмирал Ушаков на мостике флагмана, стоял Плешивый Гуннар.
   - Что это за бардак?! -  крикнул  ему  Илларион.  -  Предупреждаю:  в
следующий раз я буду убивать до тех  пор,  пока  не  передавлю  всех  до
единого!
   Всем понятно?! - прорычал он, обводя двор свирепым взглядом.
   - Ну-ну, капитан, друг мой, не горячитесь, - сказал  сверху  Плешивый
Гуннар. - Это же была просто проверка.., репетиция, если  хотите.  Между
прочим, это вы во всем виноваты.
   - Я?! - Илларион отказывался верить собственным ушам. - Это как же  я
ухитрился?
   - Когда человек говорит, что убить его -  непростое  дело,  возникает
просто  непреодолимое  желание  проверить  это  утверждение.  Каюсь,  не
удержался.
   - Ну и как? - спросил Илларион. Проверили?
   Он, казалось, потерял к происходящему всякий интерес -  просто  стоял
посреди двора  и  сосредоточенно  орудовал  ножом,  срезая  заусенец  на
большом пальце левой руки, не обращая никакого внимания на  устремленные
на него со всех сторон враждебные взгляды.
   - Проверил, - медленно сказал Плешивый Гуннар со своего  капитанского
мостика. - Убить вас - действительно трудоемкий процесс.
   - Я скажу  вам  еще  кое-что,  -  отозвался  снизу  Илларион,  быстро
взглянув на него. - В отличие от меня,  вас  очень  легко  прикончить  -
просто пришпилить, как жука. Хотите проверить?!
   Плешивый  Гуннар  не  успел  ответить:  Забродов  сделал   неуловимое
движение плечом, в воздухе что-то коротко блеснуло,  переворачиваясь  на
лету, и в перила балкона с негромким стуком воткнулся узкий, великолепно
отточенный нож - как  раз  между  ладонями  Плешивого  Гуннара.  Тот  не
шевельнулся и ничем не выразил испуга, но даже снизу было хорошо  видно,
как он побледнел - расстояние от  балкона  составляло  никак  не  меньше
двадцати - двадцати пяти метров.  Охрана  замерла  в  неподвижности,  не
зная, что предпринять. Более того, многие не поняли, что произошло.
   Наконец молчание прервал Плешивый Гуннар.
   Он откашлялся, прочищая вдруг пересохшее горло, но  голос  все  равно
вышел скрипучим.
   - А вы и впрямь ас, капитан.  Что  ж,  ваши  доводы  убедительны.  Мы
квиты. Теперь, может быть, достаточно?
   - Абсолютно  с  вами  согласен,  -  слегка  наклонив  голову,  сказал
Илларион. - Будьте так добры, сбросьте мне, пожалуйста, мой  ножик.  Это
очень хороший ножик, мне было бы жалко с ним расстаться.
   - Что же вы разбрасываетесь ценными вещами? -  сквозь  зубы  процедил
Плешивый Гуннар, с натугой вытаскивая глубоко засевший клинок.
   - Просто я немного отвык от штык-ножа, - ответил Илларион,  -  и  мог
вас случайно поранить.
   - Ценю вашу заботу, - сказал Плешивый Гуннар и бросил нож на траву.

***

   Воробей совершенно выбился из сил, волоча на себе безвольно обвисшего
Свата. Его сто раз подмывало бросить этого козла в болото и добить  -  в
конце концов, он сам нарвался на пулю, никто не заставлял его оставаться
и поджидать случая кого-нибудь замочить, но Воробей до дрожи  в  коленях
боялся Старика и был уверен, что не сможет обвести того вокруг пальца.
   Именно поэтому, задыхаясь и захлебываясь хриплым матерным  рыком,  он
продолжал упрямо переть на себе этого бугая, весившего  в  полтора  раза
больше, чем сам  Воробей.  Выбравшись  из  болота  на  сухой,  прогретый
солнцем пригорок, он с облегчением свалил  ношу  на  землю  и  некоторое
время  неподвижно  лежал  рядом,  слушая,  как  понемногу  успокаивается
колотившееся где-то в самой глотке сердце.
   - Чего разлегся.., помру... - раздался слабый голос Свата.
   - Молчи, сука, - не поворачивая головы, прохрипел в ответ Воробей.  -
А то я тебя сам голыми руками задавлю. Коз-зел.
   Он перевернулся на спину, трясущимися от усталости руками  нашарил  в
нагрудном кармане сигареты и закурил, немедленно разразившись  надсадным
кашлем.
   - ., мне... - просипел Сват.
   - Да пошел ты, - отмахнулся Воробей, но  все  же  прикурил  еще  одну
сигарету и воткнул ее в воспаленные потрескавшиеся губы Свата.
   Покурив и немного отлежавшись, он  сгреб  в  охапку  оба  автомата  и
рюкзак и  затолкал  их  в  яму  под  корнями  вывороченной  прошлогодним
ураганом сосны, кое-как замаскировав  тайник  ветками,  -  погоня  давно
отстала, а тащить эту дополнительную тяжесть дальше просто не было  сил.
Покончив с этим делом. Воробей уселся на землю и, стащив с ног разбухшие
сапоги, вылил остатки темной болотной жижи. Брезгливо морщась, он  отжал
носки и натянул их на ставшие  белыми  и  распухшими  от  холодной  воды
ступни. Сват вдруг принялся натужно стонать. Воробей заглянул ему в лицо
и убедился, что тот без сознания. Снова возникла соблазнительная  мысль:
бросить его здесь к чертовой матери.
   До  Выселок  отсюда  километров  восемь,   налегке   он   дойдет   за
каких-нибудь два часа, а потом можно будет вернуться за этим  кабаном  -
на машине, с подмогой...
   Он нагнулся и осмотрел повязку. Наспех наверченные  тряпки,  с  мясом
оторванные от различных  деталей  Сватова  туалета,  конечно  же,  давно
сбились на сторону, рана  опять  открылась.  Воробья,  не  отличавшегося
особенной чувствительностью, все-таки замутило от такого обилия кровищи,
медленно сползавшей по ребрам Свата густеющим потоком, над  которым  уже
начали радостно увиваться мухи. Было очевидно, что,  если  не  доставить
Свата в больницу в ближайшее время, тот непременно околеет,  как  собака
под забором, и виноват в этом будет, конечно же. Воробей.  Сватова  жена
Катерина по прозвищу Бармалей так прямо ему об этом и скажет,  и  пойдет
звонить по деревне, жаловаться и проклинать, хотя кто-кто, а  уж  она-то
желала Свату сдохнуть раз двадцать на дню - по самым скромным подсчетам.
   Воробей,  как  мог,  поправил  повязку,  взял   Свата   за   воротник
брезентовой  куртки  и  потащил  волоком,  как  однажды  тащил  с  фермы
ворованную свинью.
   Тащить Свата было даже  удобнее  -  у  него,  по  крайней  мере,  был
воротник, свинью же приходилось волочить за заднюю ногу, отчего  та  все
время норовила развернуться и цеплялась  за  все  подряд  растопыренными
конечностями.  Сват,  впрочем,  тоже,  поминутно  застревал  и  цеплялся
одеждой за что попало. Совершенно одуревший от жары и усталости  Воробей
свирепо дергал его  за  шиворот,  с  треском  протаскивая  через  густой
подлесок, и тогда Сват принимался  хрипло  орать,  а  потом,  обессилев,
замолкал до следующего раза.
   Скорее благодаря удаче, чем умению ориентироваться в лесу, через  два
с половиной часа пятившийся задом Воробей выбрался на дорогу. Здесь дело
пошло легче, а  вскоре  их  подобрал  возвращавшийся  с  дежурства  Леха
Баринов по прозвищу Банан.  Оба  были  грязны  и  окровавлены,  и  Банан
мысленно скривился, представив, во что эта парочка  превратит  новенькие
чехлы на сиденьях, но деваться было некуда, и  уже  через  десять  минут
Воробья и Свата выгрузили  перед  медпунктом,  где  они  были  встречены
молоденькой фельдшерицей. Хорошенько разглядев Свата, та нацелилась было
хлопнуться в обморок и уже начала бледнеть и закатывать глазки,  но  тут
Воробей, в котором выпавшие на  его  долю  суровые  испытания  пробудили
решительность,  сцапал   с   медицинского   столика   недопитый   стакан
простывшего чаю  и  одним  точным  движением  выплеснул  его  содержимое
фельдшерице в лицо. Та вздрогнула и пришла в себя -  глазенки  вернулись
на место,  щеки  приобрели  естественную  окраску,  и  она  засуетилась,
помогая Воробью уложить  Свата  на  кушетку,  и  кривыми  хирургическими
ножницами ловко вспорола то, что осталось от Сватовой рубашки, состригла
заскорузлую тряпку, успевшую основательно присохнуть к ране, и  забегала
вокруг с перекисью, антисептиками и стерильным бинтом. И тут  безучастно
стоявший в углу Банан,  бесцельно  ковыряя  пальцем  кровавое  пятно  на
манжете форменной рубашки, вдруг подал голос.
   - Эй, вы - сказал он, - тормозните-ка, отморозки. Он же  помер  -  вы
что, не видите?
   Воробей  и  фельдшерица  застыли,  разом  уставившись   на   бледное,
перепачканное кровью и засохшей болотной жижей лицо Свата,  успевшее  за
ночь обрасти густой колючей щетиной. Сват не дышал, и Воробей припомнил,
что тот давно перестал стонать.
   Фельдшерица пощупала пульс и даже измерила на всякий случай  кровяное
давление, безнадежно испачкав при этом надувную манжету тонометра.
   - Умер, - сказала она Воробью и  вдруг  заревела  белугой,  некрасиво
распустив большие губы и хлюпая  покрасневшим  носом.  Была  она  совсем
молоденькой, работала первый год, и ее вполне можно было понять и  даже,
между прочим, утешить, но Воробью сейчас впору было  самому  залиться  в
три ручья, но он только смачно плюнул на пол и вышел вон, с  грохотом  и
звоном зацепившись плечом за  прозрачный  шкаф.  Он  торопился  покинуть
медпункт, чтобы ненароком не сорваться  и  не  измолотить  кулаками  эту
ненавистную дохлую морду, которая, черт  возьми,  не  могла  окочуриться
немного пораньше, не заставляя его  полдня  надрываться  и  волочить  ее
через лес.
   На улице, оказывается, его уже поджидал "джип" -  кто,  когда  и  как
ухитрился донести Старику, что Сват и Воробей вернулись, было совершенно
непонятно,  но  факт  оставался  фактом,  и  совершенно   отупевший   от
пережитого Воробей безучастно погрузился в машину.
   Старик принял Воробья в своем домашнем кабинете, где Воробью  до  сих
пор бывать  как-то  не  приходилось.  Впрочем,  он  ощущал,  что  орган,
ведающий любопытством, в нем временно  атрофировался.  Окинув  вошедшего
взглядом. Старик велел принести табурет  -  стоять  Воробей  не  мог,  а
сажать этот комок кровавой грязи в кресло было невозможно.
   Воробей опустился на  подставленный  табурет  и  обмяк  беспорядочной
кучей грязного тряпья. При взгляде на эту жалкую фигуру Сергей  Иванович
испытал мгновенный укол страха, оставивший после себя тупую ноющую  боль
где-то над правым глазом - победители так не выглядят.
   - Рассказывай, - приказал он. - Вы что, попали под обвал?
   Воробей не то всхлипнул, не то засмеялся - ничего было  не  разобрать
на этом превратившемся в потрескавшуюся бурую маску лице.
   -  Да  все  нормально,  Иванович,  -  сказал  он.  -   Просто   Свата
подстрелили.., чуть сам не помер, пока дотащил.
   - Где Сват? - быстро спросил Старцев.
   - В медпункте, - с трудом ворочая языком, ответил Воробей.
   - Вы что, спятили все? - страшно выкатывая  глаза,  громыхнул  Сергей
Иванович. - Он же там такого наговорит, что три следственные комиссии за
год не разберутся!
   - Не наговорит, - вяло отозвался Воробей, почему-то впервые  в  жизни
ничуть не испугавшись начальственного  гнева.  -  Помер  он.  До  самого
медпункта дал себя дотащить и помер, паскуда.
   - А москвич?
   - А что москвич? Хрен его знает. Мы со Сватом.., это..,  отвлекающий,
значит, маневр: пальнули по разу из кустов, и ходу, а он там остался. Да
ты не бойся, Иваныч, москвича твоего ломом не убьешь! Все  сделает,  как
надо.., хотя, конечно, крученый он. Все у него с подковыркой. Не верю  я
ему, Иванович, хоть убей.
   - А от тебя этого и не требуется, - отрезал Старцев. - В церковь иди,
там верующих сколько угодно. Ладно, ступай. Помойся, отоспись и  приходи
- премию выдам.
   - А Сват...
   - Сват теперь не твоя забота. Ступай.
   Воробей ушел, роняя на паркет засохшие лепешки грязи. Возле двери  он
вдруг остановился и, обернувшись, сказал:
   - Автоматы я в лесу оставил, под корягой.
   - Место найдешь? - спросил Старцев.
   - Думаю, да, - пожал плечами Воробей.
   - Ну, значит, и говорить не о чем. Иди, отдыхай.
   Пока в кабинете наводили порядок, Сергей Иванович постоял у огромного
окна, выходившего на лес. Когда строился коттедж, он специально оговорил
расположение кабинета - смотреть на лес было гораздо  приятнее,  чем  на
панораму Выселок, пусть себе и имевшую вполне цивилизованный вид. Сергей
Иванович был выше того, чтобы  шпионить  за  своими  подчиненными  путем
простого подглядывания из окна - для этого существовало множество других
способов, куда более надежных.
   Лес,   как   всегда,   успокаивал   -   мерное   колыхание   огромной
пестро-зеленой  массы  действовало   на   растрепанные   нервы   подобно
целительному бальзаму. Тупая игла, засевшая в мозгу над  правым  глазом,
незаметно пропала, и мир немного посветлел.
   В конце концов, ничего страшного не  произошло  -  Сват  был  хорошим
стрелком, но и только. Вся надежда теперь была на москвича -  если  груз
не вернет он, понял вдруг Сергей Иванович, то его не вернет никто.
   Вернувшись в свое  кресло,  приободренный  Старцев  стал  придумывать
способ, как ущучить Плешивого с его зарвавшимися бандитами.  На  миг  он
даже пожалел о блаженной памяти прошедших временах, когда еще не увяз по
уши в том, что он и его коллеги  скромно  именовали  бизнесом.  Тогда  в
ответ на подобную выходку соседей он бы  просто  снял  трубку  телефона,
действуя законным порядком, и за дело моментально взялись бы те, кому за
это деньги платят: КГБ, пограничники, власть предержащие...
   Теперь играть в эти игры приходилось самому...
   Старцев откинулся в кресле, задумчиво  посасывая  фильтр  незажженной
сигареты. Редкоземельные металлы... Что это за зверь такой и с  чем  его
едят?
   Сергей Иванович никогда в глаза не видел эти самые металлы и  имел  о
них весьма слабое представление: вроде бы помещались они где-то в  самом
низу таблицы Менделеева и пользовались бешеным спросом на Западе. Больше
Сергей Иванович не знал о редкоземельных металлах ничего  существенного,
хотя через его участок границы  это  ценное  сырье  тоннами  уплывало  в
Латвию, а оттуда - дальше, в Германию, Швецию и бог знает куда еще.  Эти
самые редкоземельные давно уже  стали  основной  статьей  дохода  Сергея
Ивановича - спасибо за это Тихарю и его таинственному хозяину,  которого
Старцев  никогда  не  видел  и  про  которого  ничего  не   знал.   Этот
человек-невидимка сумел организовать дело так, что  как  минимум  раз  в
месяц Сергей Иванович пропускал через  границу  крупную  партию  товара,
получая с этого по-королевски щедрые проценты. Подводить такого человека
было нехорошо и даже опасно. Только о чем же думал  Плешивый,  откалывая
такой номер? Неужели ему жить надоело?
   Старцев тревожно взглянул на телефонный  аппарат,  стоявший  на  краю
стола. Аппар