воем намерении убить его. Он ничего не требовал и даже ни  о  чем
не спрашивал - просто вломился во двор сквозь запертые ворота  и  сказал:  я
тебя убью. И он был чересчур  ловок  для  пьяницы  или  наркомана.  Он  был,
пожалуй, чересчур ловок даже для трезвого, тренированного,  прошедшего  курс
боевой подготовки человека...
   "Чепуха, - подумал Мельник. - Он просто застал меня врасплох. Я не  успел
подготовиться, вот и схлопотал по ушам. Сейчас мы это поправим."
   Он собрался с духом, сконцентрировался, насколько  это  было  возможно  в
данной ситуации, и ринулся в бой.
   Придя в себя,  Мельник  не  сразу  понял,  где  находится  и  что  с  ним
произошло. В голове звенело и плыло,  и  во  всем  теле  ощущалась  странная
легкость, как будто оно было наполнено  водородом.  В  то  же  время  щекой,
ладонями и правым боком он чувствовал под собой что-то жесткое  -  наверное,
пол. Он словно парил в пустоте, одновременно прижимаясь к дощатому полу, как
будто его вместе с этим полом  -  или  не  полом  все-таки?  -  выбросило  в
открытый космос и теперь уносило все дальше от Земли по кометной  орбите.  В
невесомости Мельнику было худо - тошно, жутко и одиноко. Пахло в невесомости
пылью и яблоками. Совсем как у меня  на  веранде,  подумал  он,  и  тут  его
осенило: так это же, наверное, и есть веранда!
   Он осторожно открыл сначала один глаз, потом второй. Ощущение невесомости
исчезло, зато сразу же начала жутко болеть голова. Он лежал на дощатом  полу
веранды, упираясь носом в грязные доски, выкрашенные облупившейся коричневой
краской. На веранде горел свет. Занавески на  окнах  были  задернуты,  дверь
закрыта и даже заперта на крюк. Возле  нее  над  открытым  картонным  ящиком
спиной к Мельнику сидел  на  корточках  незнакомый  ему  человек  в  линялом
камуфляжном комбинезоне и, глядя  в  ящик,  задумчиво  насвистывал  какой-то
грустный мотивчик. Память мало-помалу возвращалась  к  Мельнику,  но  в  его
воспоминаниях все равно зиял огромный провал. Он помнил все до того момента,
как бросился на незнакомца, намереваясь превратить его в отбивную.  На  этом
воспоминания обрывались, и Мельник, поразмыслив, пришел к выводу, что провал
был не так уж и велик. По  всей  видимости,  незнакомец  оказался  настоящим
профессионалом - из тех, о которых Мельник только слышал и которых ни разу в
жизни не видал живьем, - и вырубил его первым же ударом. Пинок  в  голень  и
тычок в физиономию в счет не шли - это были просто  дружеские  похлопывания.
Потом он зачем-то затащил бесчувственное тело на веранду - это вместо  того,
чтобы сразу же убить, как обещал вначале. Значит, разговор все-таки будет, с
тоской подумал Мельник и начал прикидывать, как бы ему добраться до  топора,
который лежал под лавкой и был ему отсюда отлично виден.
   Думал он об этом без всякого энтузиазма, по необходимости и, в  общем-то,
через силу, так как идея была не из лучших. Мельник сильно  подозревал,  что
даже если ему и удастся  каким-то  чудом  схватить  топор,  то  буквально  в
следующую секунду этот топор ему воткнут в.., словом, куда следует. Да еще и
провернут пару раз для острастки, чтобы не рыпался.
   Незнакомец в камуфляже, не переставая насвистывать, вдруг  развернулся  к
Мельнику всем телом. Мельник поспешно  зажмурился,  решив  пока  прикинуться
шлангом: а вдруг пронесет? Впрочем, зажмурился он не до конца, а так,  чтобы
видеть своего мучителя сквозь ресницы.
   Мучитель сидел на корточках, смотрел мимо Мельника и задумчиво похлопывал
себя по  ладони  охотничьим  ножом.  Мельник  похолодел,  но  потом  заметил
прилипший к  лезвию  клочок  коричневого  скотча  и  понял,  что  незнакомец
вскрывал ножом ящик. Тут он похолодел вторично: ящик! Уроет меня  Беслан,  с
тоской подумал Мельник. Живого в землю закопает. Если,  конечно,  я  к  тому
времени еще буду жив...
   - Очухался? - по-прежнему глядя мимо Мельника, спросил незнакомец.
   Голос у  него  был  усталый,  словно  бы  севший,  да  и  лицо  выглядело
осунувшимся, как будто этот человек не спал вторую неделю подряд. В зубах  у
него торчала какая-то соломинка, и он задумчиво перебрасывал  ее  языком  из
одного угла рта в другой. В общем, на  вид  ничего  страшного  -  мужик  как
мужик...
   Незнакомец тяжело вздохнул и небрежным жестом бросил нож  в  висевшие  на
поясе ножны. У Мельника  немного  отлегло  от  сердца:  он  терпеть  не  мог
холодного оружия, особенно когда этим оружием резали его. Поняв, что  дальше
притворяться бессмысленно, он открыл глаза.
   - Понимаешь, парень, - сказал ему  незнакомец,  -  я  ведь  действительно
пришел тебя мочить. Но вижу, что поговорить все-таки придется.  Я-то  думал,
что ты просто подонок, а теперь вижу, что ты еще и дурак, каких мало.
   - Это как же ты увидел? - нашел в себе  силы  съязвить  распростертый  на
полу Мельник. Ни на что другое сил у него не было, да и произнесенная фраза,
честно говоря, далась ему с большим трудом.
   - А вот заглянул в этот ящик и увидел, - сказал незнакомец. - Ты хотя  бы
в общих чертах представляешь, что там лежит? Не представляешь...  Ну  а  кто
тебе подсеял этот подарочек, помнишь?
   - Да пошел ты, - с тоской сказал Мельник  и  попытался  сесть.  С  первой
попытки это  ему  не  удалось,  и  он  решил  еще  немного  полежать,  чтобы
поднабраться силенок. - Ты кто такой - прокурор, следователь?  Какого  хрена
привязался? Пришел мочить, так мочи.
   - Мараться неохота, - сказал гость. - Да и не  нужно  мне  это  теперь  -
мараться. Вот свяжу тебя хорошенько и позвоню в ментовку. Пожизненное  тебе,
можно сказать, гарантировано, но до суда ты не доживешь - кореша тебя из-под
земли достанут и обратно  в  землю  закопают.  Знаешь,  что  в  этом  ящике?
Посмотри.
   Человек в камуфляже говорил так устало  и  равнодушно,  с  такой  ленивой
уверенностью, что у Мельника что-то оборвалось внутри. Он собрался с  силами
и сел, заскрипев зубами от нечеловеческих усилий.
   - Ну не кривляйся, не кривляйся, - сказал незнакомец. - Не так уж  сильно
я тебя приложил. Ты ведь тоже профессионал. Стыдно, Мельник. Конечно, водка,
бабы и сигареты - дело хорошее, но надо же хотя бы  зарядку  делать  иногда.
Разжирел, как кабан, реакции никакой... Тоже мне, офицер! Ну,  ползи,  ползи
сюда, родимый. Посмотри, какой подарочек тебе друзья приготовили. Ты ведь не
чайник штатский, должен в таких вещах разбираться.
   Мельник, кряхтя, поднялся на ноги, кое-как добрел  до  ящика  и  заглянул
внутрь, обмирая от нехорошего предчувствия.
   Наступило долгое молчание. Потом Мельник сел на пол, крепко  ударил  себя
кулаками по глазам и тоненько заскулил. Все, что  говорил  незнакомец,  было
правдой - от первого до последнего слова. И это была еще не вся правда.  Вся
правда была во сто раз страшнее.
   - Я предлагаю сделку, - неожиданно сказал незнакомец. - Ты мне, я тебе.
   Мельник перестал скулить и поднял на Своего гостя полные тоскливого ужаса
глаза.
   - Надеюсь, ты понимаешь, что бежать бессмысленно, - продолжал тот. - Если
ты вздумаешь смыться, тебе не жить. Менты - ерунда. Но я буду  охотиться  за
тобой, пока не поймаю. Я это умею, поверь-. И есть еще твои друзья,  которые
тоже наверняка захотят с тобой встретиться. Ты понимаешь, чем это пахнет?  -
Он  небрежно  поддел  носком  ботинка  крышку  ящика,  и  Мельник  испуганно
шарахнулся в сторону, как будто это могло хоть что-то изменить. - Так вот, я
предлагаю тебе сделку. Ты прямо сейчас рассказываешь мне все про этот сундук
и про тех, кто дал его тебе. Еще ты рассказываешь мне про Можайский вал, про
хакера, про удавку и про все остальное. За это я ухожу отсюда  и  забираю  с
собой это дерьмо. - Он снова пнул коробку, так что крышка  лежавшего  в  ней
чемодана со стуком захлопнулась. - А ты садишься в машину и едешь  сдаваться
ментам. Про коробку можешь ничего не говорить. Получишь свои  двадцать  лет,
зато, может быть, спасешь шкуру.
 
*** 
 
   ...Когда  незнакомец  ушел,  унося  с  собой  тяжелый  чемодан,   Мельник
неторопливо вышел во  двор  и  сел  в  машину.  Уже  вставив  ключ  в  замок
зажигания,  он  заметил,  что  так  и  не  выключил  свет  на  веранде,  но,
возвращаться не стал.
   Он чувствовал себя опустошенным и невесомым. Тяжести  на  душе  не  было,
сомнений не осталось, надежды - тоже. Долги были  оплачены,  а  те,  что  не
были, он собирался оплатить в ближайшее время.
   Он завел двигатель, включил заднюю передачу и,  хрустя  обломками  ворот,
выехал со двора. Для этого ему пришлось выставить голову в окошко - смотреть
назад мешал покореженный, - вставший торчком багажник. Это его не  огорчило.
Незнакомец в камуфляже был прав: машина ему больше не понадобится.
   Выезжая за ворота, он задел зеркалом  столб  -  задел  сильно,  так,  что
зеркало отлетело и разбилось  вдребезги.  Мельник  коротко  выругался  -  по
привычке, а не потому, что разозлился, - резко  развернул  машину  на  узкой
дороге,  переключил  скорость  и  дал  газ.  Он  принялся  шарить  рукой  по
приборному щитку, пытаясь включить музыку.
   Щиток почему-то не светился. Спохватившись, Мельник включил фары, толкнул
кассету в приемную щель  магнитолы  и  закурил.  Музыка  грохотала,  но  рев
двигателя перекрывал даже ее. Мельник  взглянул  на  тахометр,  потом  -  на
спидометр и снова выругался: оказалось, что он забыл переключить передачу  и
до сих пор ползет на первой. "Угроблю  движок",  -  равнодушно  подумал  он,
выжимая сцепление и плавно переводя рычаг.
   Вскоре впереди показался выезд на шоссе.  Мельник,  не  снижая  скорости,
выскочил на перекресток и, нарушая все правила, повернул налево -  прочь  от
Москвы. Изуродованный "додж" тяжело перевалил  через  газон,  высаженный  на
разделительной полосе, и, набирая скорость, пошел вперед.
   Колонки бархатно ревели голосом Розенбаума, светящиеся указатели мелькали
справа и исчезали во тьме позади машины. Мельник почти не смотрел на дорогу:
его взгляд был прикован к  мерцавшей  рубиновым  огнем  стрелке  спидометра.
"Додж"  тянул  великолепно:  авария  никак  не  отразилась  на  его  ходовых
качествах. Когда стрелка подобралась к отметке  "200"  и  медленно  поползла
дальше, машину стало немного  водить  из  стороны  в  сторону.  Пора,  понял
Мельник, и стал до боли в глазах вглядываться в обочину.
   Он был спокоен. Скорость всегда помогала ему собраться, сосредоточиться и
отбросить все раздражающие мелочи. Он любил скорость.
   Сигарета истлела до самого фильтра, и он не глядя выплюнул ее  под  ноги.
Кажется, окурок упал на колени - какая разница? Еще немного...
   Впереди показались огни железнодорожного переезда. Переезд вроде  бы  был
свободен. Отлично, подумал Мельник. Это как раз то, что надо.
   "Караван, караван, караван..." - тянул Розенбаум. Мельник подпевал ему во
всю глотку, не забывая следить за скоростью и в  последний  раз  скрупулезно
выверяя каждую мелочь.
   Потом он плавно  повернул  руль  вправо  -  совсем  чуть-чуть,  но  этого
хватило. Розенбаум замолчал, когда "додж"
   Мельника  на  скорости  двести  десять  километров  в  час   врезался   в
осветительную опору. Мельник  замолчал  тоже,  потому  что  рулевая  колонка
прошла сквозь его грудную клетку, и петь ему стало нечем.
 
Глава 9 
 
   Иларион поставил машину на привычное место во дворе и  вышел  из  салона,
прихватив чемодан, стоявший на соседнем сиденье. Чемодан был  небольшой,  но
чертовски тяжелый - Как, впрочем, и полагалось такому вот чемодану.
   Ночь  выдалась,  мягко  говоря,  прохладная,  в  воздухе  уже  попахивало
приближающимися    заморозками.    Забродов    любил    этот     запах     -
пронзительно-чистый,  бодрящий,  свежий.  Зима  как  таковая  нравилась  ему
меньше, но приходилось признать, что, не будь ее, в круговороте времен  года
образовалась бы ничем не заполненная дырка.
   Он поставил чемодан на сухой асфальт,  запер  дверцу  машины  и  закурил,
прислонившись к теплому  радиатору.  На  черном  бархате  неба  переливались
мелкие стекляшки звезд. Звезд было мало, потому что только  самые  яркие  из
небесных светил могли пробиться сквозь электрическое зарево Москвы.  Иларион
вспомнил, каким фантастически красивым выглядит звездное небо в горах или  в
пустыне, и подумал, что там, куда он едет, оно тоже будет смотреться недурно
- если, конечно, позволит погода.
   Потом он  посмотрел  на  чемодан,  который  сиротливо  стоял  на  пятачке
освещенного уличным фонарем асфальта. Это было довольно необычное ощущение -
стоять посреди притихшего ночного двора в центре Москвы и лениво  покуривать
на сон грядущий в двух шагах от этой штуковины. Забродов поймал себя на том,
что побаивается, как бы  случайная  искра  от  его  сигареты  не  попала  на
чемодан, и улыбнулся очередной шутке, которую выкинуло его подсознание.
   Впрочем, ничего смешного в создавшейся ситуации не было, и  Забродов  это
отлично понимал. Не понимал он другого: что  теперь  со  всем  этим  делать?
Мельник рассказал ему многое, но ответа на этот вопрос Иларион не получил.
   Бывший десантник работал на  чеченцев  с  того  самого  момента,  как  те
выпустили его из плена. Никакого побега конечно же не было.  Был  договор  с
дьяволом, заключенный сломленным, насмерть перепуганным  человеком,  который
угодил в смертельный капкан и не знал, как из него выбраться.
   Если верить Мельнику, идея уволиться из армии и сделаться экспедитором  в
японской фирме тоже принадлежала чеченцам. Это  могло  бы  показаться  очень
странным, если бы не история  с  самовзрывающимися  телефонами,  привезенная
Мещеряковым и Брузгиным из той же Чечни. Связь между  боевиками  и  далекими
островами  в  Тихом  океане  теперь  была  столь  же  очевидной,   сколь   и
недоказуемой. Забродов летел на Дальний Восток для того, чтобы обрубить  эту
связь. В совпадения он, конечно, верил, но считал, что все  хорошо  в  меру:
таких совпадений, как это, на свете просто не бывает.
   Чеченцы обеспечивали проявочные мастерские, магазины и рестораны японской
фирмы "Набуки", расположенные на территории России,  криминальной  "крышей".
Чеченцы  протежировали  Мельника   при   поступлении   на   работу,   причем
протежировали,  по  его  собственным  словам,  так  основательно,  что  даже
исполнительный директор фирмы, разговаривая с ним, испуганно отводил глаза и
отдавал приказы в форме почтительнейших просьб.  Чеченцы  курировали  работу
Мельника и отдавали ему распоряжения: сделать то-то,  поговорить  с  тем-то,
переправить  такой-то  товар...  Обычно  это  делал  некий  Беслан;  иногда,
впрочем,  приказы  поступали  непосредственно  на  компьютер   Мельника   по
электронной почте. От кого они исходили, Мельник не знал, но подозревал, что
не от чеченцев, потому что Беслан демонстрировал полную неосведомленность  в
делах, которыми Мельник занимался после  получения  таких  приказов.  Именно
таким путем - через Интернет - бывший офицер-десантник получил приказ убрать
засевшего на Можайском валу хакера и всех, кто окажется рядом с ним.
   Ситуация с покушением на Мещерякова, таким образом, прояснилась. Это  был
неплохой подарок Сорокину: раскрытое за каких-нибудь полчаса  громкое  дело,
грозившее превратиться в "глухаря".  Но  вот  дальше  шли  "подарки"  такого
масштаба, что становилось непонятно, кому их преподнести.
   Например, чемодан.
   Иларион покосился на свою добычу, мирно стоявшую рядом с машиной. Чемодан
был как чемодан - по крайней мере, с виду. Весил он, правда, чертовски много
для чемодана таких размеров  -  килограммов  тридцать,  не  меньше.  Иларион
пошарил в памяти, припоминая полузабытую  за  ненадобностью  премудрость,  и
удовлетворенно кивнул: да, именно тридцать, грамм в грамм. Те, кто в  весьма
отдаленные времена разрабатывал и собирал эту штуковину,  обладали  отменным
чувством юмора: так и представлялось, как некто входит в общественное  место
или государственное  учреждение,  улыбаясь,  раскланиваясь  со  знакомыми  и
непринужденно помахивая  тридцатикилограммовым  кейсом...  Получалось  очень
смешно, особенно если учесть последствия такой прогулки.
   Забродов растоптал окурок и закурил еще  одну  сигарету.  Ночной  холодок
пробирал до костей, но хотелось все хорошенько обдумать,  прежде  чем  нести
стоявший рядом с машиной предмет к себе  домой.  Нужно  было,  черт  подери,
решить, что с ним делать.
   Чемодан - точнее, коробку, в которой он лежал, -  доставил  Мельнику  все
тот же Беслан. Что делать с грузом, Беслан не знал, но за несколько часов до
его прибытия Мельник получил по электронной почте очередной приказ:  принять
у Беслана груз и, не вскрывая, доставить  к  указанному  сроку  в  вестибюль
гостиницы "Россия". Там коробку у Мельника якобы должны были забрать, хотя и
Забродов,  и  сам  Мельник  (естественно,  после  того,  как  ознакомился  с
содержимым коробки)  пришли  к  выводу,  что  ждать  в  вестибюле  гостиницы
пришлось бы до самого Страшного суда.
   Срок доставки груза в гостиницу был назначен через  неделю,  что  вселяло
некоторый оптимизм: по крайней мере, у него было время спокойно подумать.
   Илариона  сильно  подмывало  найти  какой-нибудь  способ  доставить   эту
"посылочку"  обратно  отправителю,  чтобы,  когда  придет   время,   машинка
включилась прямо у него под седалищем. Сопоставив информацию, полученную  от
генерала Федотова,  с  рассказом  Мельника,  было  легко  предположить,  кто
являлся этим таинственным отправителем. Но дело казалось слишком  серьезным,
чтобы брать на себя  ответственность  за  единоличное  принятие  решения.  И
потом, оставался риск, что машинка сработает по дороге. Иларион не знал, как
она запрограммирована; он не знал даже, когда  и  как  сумеет  добраться  до
недосягаемого господина Набуки. Если внутри  чемодана  тикал  таймер,  такая
неопределенность могла оказаться роковой. Увы, Забродов не  чувствовал  себя
достаточно  компетентным  для  того,  чтобы  самостоятельно  разобраться   в
устройстве чемодана - вернее, в тех изменениях, которые наверняка были в это
устройство внесены. А если обратиться за помощью к специалистам,  чемодан  у
него сразу же отберут.
   "А  чего  я,  собственно,  дергаюсь?  -  подумал   Иларион,   затягиваясь
сигаретой. -  Зачем  мне  эта  художественная  самодеятельность?  Тоже  мне,
вершитель судеб... Просто свернуть этому Набуки шею голыми  руками  будет  в
сто раз легче, чем подбросить ему чемодан. Да и  вообще...  По  воробьям  не
стреляют из пушки, потому что от такого способа охоты гораздо больше  вреда,
чем пользы. Для того чтобы прекратить  деятельность  упомянутого  господина,
вовсе не обязательно отправлять на дно морское  половину  острова  Хоккайдо.
Надо позвонить Федотову. Пусть они заберут у меня этот сундук, обезвредят  и
в установленном порядке сдадут куда следует - на хранение, или,  к  примеру,
на утилизацию... Существует, правда, вероятность того, что машинка сработает
раньше, чем ее успеют отключить. О том, что случится тогда, лучше не думать.
Тогда я разом недосчитаюсь многих своих  знакомых.  И  незнакомых,  пожалуй,
тоже.
   Но каков этот самый Набуки! Он  же  бяки,  он  же  буки...  Экая,  право,
скотина! Чем же мы ему так не  угодили?  Неужели  это  все  из-за  островов?
Такой, понимаешь ли, горячий патриот... У него явно не все дома,  это  факт.
Крыша  поехала  на  старости  лет.  Сколько  ему  -  семьдесят?  Да,  точно,
семьдесят. Значит, в сорок шестом было целых  пятнадцать.  Войну  он  должен
помнить очень даже хорошо. Я, например, отлично помню, что со  мной  было  в
пятнадцать лет. Не каждый день, конечно, но все памятные события до единого.
Первая любовь и все такое... У меня - первая любовь, а у него -  Хиросима  и
Нагасаки, не говоря уже обо всем остальном. Правда, если так  рассуждать,  и
впрямь можно прийти к выводу, что это он  устроил  американцам  одиннадцатое
сентября. Тогда получается, что он - настоящий дьявол, а бен Ладен,  скажем,
-  просто  бородатый  клоун,  марионетка,  шут  гороховый...  Добраться   д