поле. На нем были доспехи и меч. Лицо генерала было сдержанным и сосредоточенным. В глазах Глокоуса светились радость и торжество победителя. Офицеры построили солдат рядами на поле и скомандовали стоять смирно. По периметру поля тянулись линии лучников, следивших за лесом на случай появления врагов, которым могло прийти в голову попытаться освободить их предводителя. Собрались Главы Семейств. Раненые, которые имели силы подняться с ложа, оставили его, чтобы посмотреть на казнь.
     Кайрин стал рядом с генералом. Молодой человек выглядел таким измученным, что Коннал тихо посоветовал ему вернуться в свою палатку. Кайрин покачал головой и остался там, где стоял.
     Семь лучников были отобраны в состав отряда карателей, которому предстояло привести приговор в исполнение. Они выстроились одной линией в двадцати шагах от позорного столба, со стрелами на тетивах и луками наготове.
     Пение труб возвестило о прибытии Его Величества Беседующего-с-Солнцами. Сильванеш шел по полю один, без почетного эскорта. Он был очень бледен, настолько бледен, что среди Глав Семейств пронесся слух, будто во вчерашней битве король был ранен и кровь его сердца вытекает сквозь рану.
     Сильван остановился на кромке поля. Он оглядел диспозицию войск, посмотрел на позорный столб, на Глав Семейств, на Коннала и Глокоуса. Кресло для короля было поставлено в противоположной от них стороне, на достаточно большом расстоянии от последнего пути пленницы. Он посмотрел и на него, затем, пройдя мимо, направился к тому месту, где стояли генерал Коннал и Глокоус.
     Коннал был не слишком этим обрадован.
     - Мы позаботились о кресле для вас, Ваше Величество. В безопасном месте.
     - Я останусь подле вас, генерал, - сказал Сильван и в упор посмотрел на Коннала. - Не смею думать, что есть место более безопасное. Не так ли?
     Генерал вспыхнул и бросил косой взгляд на Глокоуса, тот пожал плечами, как бы говоря: "Не тратьте, прошу вас, времени на споры. Не все ли в конце концов равно?"
     - Ввести пленницу! - приказал зычным голосом генерал.
     Сильван весь напрягся, его рука невольно сжала меч. Но на лице его не отразилось ни одно из обуревавших его чувств.
     Шесть эльфов-стражников с мечами, сверкавшими на солнце, повели пленницу по полю. Стражники были высокими, в пластинчатых кольчугах, а на девушке было совсем простое белое платье, похожее на детскую ночную рубашку. Руки и ноги ее были обвиты цепями. Она выглядела маленькой и хрупкой, тонкой и беззащитной, словно младенец, заблудившийся среди взрослых. Жестоких взрослых.
     Шепот пробежал среди Глав Семейств, шепот жалости и разочарованияя, шепот сомнений. И это тот страшный командир вражеского войска! Это девушка! Это дитя! В ответ на этот шепот по рядам войска пронесся недовольный ропот. Она человек. Она наш враг.
     Коннал повернул голову, и разочарование и недовольство одновременно стихли под его мрачным взглядом.
     - Подвести пленницу ко мне! - приказал он. - Пусть она выслушает обвинения, на основании которых приговаривается к смерти.
     Стражники сопровождали девушку, которая шла медленно из-за цепей, сковывавших ее движения, но сохраняя поистине королевское достоинство - выпрямив спину и высоко подняв голову, и странная, спокойная улыбка играла на ее устах. Охрана же, наоборот, выглядела растерянной и неловкой. Мина легко ступала по земле, едва касаясь ее ногами. Они же с трудом тащились по полю, как будто увязали в грязи. Когда они дошли до места, указанного генералом, стражники уже задыхались и пыхтели. Их нервные взгляды были прикованы к пленнице, она же не смотрела в их сторону.
     Ее взор был устремлен и мимо Сильванеша, который, будучи предан ей всем сердцем, молил послать ему один-единственный взгляд; он был готов сразиться с целым эльфийским войском по одному ее знаку. Однако Мина не отводила своих янтарных глаз от генерала Коннала, и, хотя он принял суровый и надменный вид, он ничего не мог с собой поделать. Эта золотая смола пленила его тоже.
     Коннал разразился длинной речью, в которой оправдывал необходимость отступить от древних эльфийских обычаев и отнять у живого существа самый ценный дар - жизнь. Он был прирожденным оратором и произнес несколько блестящих пассажей. Речь удалась бы ему еще больше, если бы он догадался произнести ее раньше, до того, как люди увидели пленницу. Сейчас же он выглядел бессердечным отцом, накладывающим слишком жестокое наказание на беспомощного ребенка. Он понял, что теряет аудиторию, - многие в толпе нетерпеливо ждали вынесения приговора. Коннал решительно подвел свою речь к резкому, обрывистому концу.
     - Пленница, как твое имя? - рявкнул он на Общем. Его голос, неестественно громкий, эхом отразился в горах.
     - Мина, - ответила она, и в ее голосе зазвенел холод напоенных кровью вод Тон-Талас и холод железа.
     - Фамилия? Это необходимо знать. Для протокола.
     - Мина - это единственное имя, которое я ношу.
     - Пленница Мина, - сурово заговорил генерал, - ты привела на нашу землю вражескую армию, которая вторглась в нашу мирную страну безо всякого повода. Поскольку официального объявления войны не было, мы считаем тебя просто разбойником, убийцей и насильником и приговариваем к смертной казни. Ты можешь что-либо возразить против выдвинутого обвинения?
     - Могу, - серьезно сказала Мина. - Я пришла не воевать с народом Сильванести. Я пришла спасти вас.
     Коннал издал смешок:
     - Мы знаем, что для Неракских Рыцарей слово "спасение" означает завоевание и порабощение.
     - Я пришла спасти ваш народ, - серьезно и тихо повторила Мина, - и я это сделаю.
     - Она насмехается над вами, генерал, - прошептал Глокоус на ухо Конналу. - Заканчивайте с этим!
     Коннал не обратил внимания на его слова, лишь дернул плечом и отошел.
     - У меня есть к тебе один вопрос, пленница, - продолжал он торжественным тоном. - Твой ответ не спасет тебя от смерти, но сможет ускорить полет стрел и сделать его более прямым, облегчив твою кончину. Как вам удалось проникнуть сквозь щит?
     - Я с радостью расскажу вам это, - сразу же ответила Мина. - Рука Бога, которому я поклоняюсь, рука Единого Истинного Бога, правящего миром и всеми людьми, протянулась с неба и подняла щит, чтобы я и те, кто пришел со мной, смогли попасть в Сильванести.
     Шепот, подобный порыву ледяного ветра, столь странного для летнего дня, пронесся над эльфами, повторяя ее слова, хотя этого не требовалось - все отчетливо расслышали сказанное пленницей.
     - Ты лжешь! - разгневанно произнес генерал. - Боги ушли и не вернутся.
     - Я предупреждал вас, - прошипел Глокоус. - С этим надо кончать, и поскорее.
     - Это не я солгала вам. И не я умру сегодня. Не меня лишат сейчас жизни. Слушайте слова Единого Истинного Бога.
     Она повернулась и стала смотреть прямо на Глокоуса:
     - Обуреваемый жадностью и гордыней, ты стакнулся с моими врагами, чтобы похитить у меня то, что по праву принадлежит мне. Наказанием за отступничество будет смерть.
     Мина воздела руки к небесам. Ни одна туча не омрачала небесного свода, но оковы, сковавшие ее запястья, распались, будто от удара молнии, и со звоном упали на землю. Цепи на ее ногах расплавились. Освобожденная от оков, она указывала на Глокоуса.
     - Твое заклятие разрушено! Чары побеждены! Ты больше не можешь прятать свое тело в одном, магическом измерении, в то время как душа твоя находится в ином. Дай им увидеть тебя, Циан Кровавый Губитель! Дай эльфам увидеть своего "спасителя".
     Вспышка молнии сверкнула на груди эльфа, которого звали Глокоус. Он закричал от боли, схватившись за свой магический амулет, но поддерживавшая его серебряная цепь разорвалась, а с нею порвалась и цепь заклятия.
     Глазам эльфов предстало сверхъестественное зрелище. Тело Глокоуса начало расти и шириться, грудная клетка его эльфийского обличья стала огромной, страшной, искаженной. За его спиной затрепетали зеленые крылья. Чешуя обезобразила его искаженный ненавистью рот, быстро стала покрывать удлинившийся нос. Жабры выросли из-под огромных челюстей, и поток грязных проклятий прервался и растворился в зловонных парах его дыхания. Руки превратились в лапы, на которых отросли когти, а ноги выросли в длинные, кривые и мощные задние конечности дракона. Огромный хвост, свиваясь в кольца, засвистел в воздухе со смертельной силой кнута или жалящей змеи.
     - Циан! - пронеслось по рядам эльфом. - Циан! Циан!
     Никто не двигался. Они не могли пошевелиться, ужас перед драконом парализовал их, заморозил руки и сердца, охватил и сотряс их, как трясет волк схваченного кролика, чтобы сломать ему хребет.
     Но Циан Кровавый Губитель еще не появился по-настоящему среди них. Его душа и тело еще не соединились, не сошлись в одном существе. Он был уязвим в эти минуты перехода и знал это. Ему достаточно было всего нескольких секунд для того, чтобы окончательно стать собой, но они все же были нужны ему, эти драгоценные секунды.
     И он воспользовался всеобщим ужасом, чтобы получить необходимое ему время, он держал эльфов в беспомощности, заставляя сходить с ума от страха и отчаяния. Генерал Коннал, ужаснувшись тому, какие бедствия он принес своему народу, стоял неподвижно, словно пораженный громом. Он сделал слабую попытку достать меч, но рука не слушалась его.
     Циан не обращал на генерала внимания. С этой дрянью он сведет счеты позже. Дракон сконцентрировал все свои силы и всю свою злобу против другой, настоящей опасности - против этого существа, которое сорвало с него маску и сумело одолеть амулет, позволявший телу и душе жить отдельно друг от друга. Амулет, подаренный в свое время дракону его бывшим учителем, злосчастным магом зла и бедствий Рейстлином Маджере.
     Мина задрожала перед драконом. Даже вера не могла защитить ее против него. Она была безоружна и беспомощна. Циан насылал на нее ядовитые тлетворные клубы, пока еще слабые, как слабы были его клыкастые челюсти. Но вскоре его смертоносное дыхание парализует это тщедушное смертное существо, и тогда драконьи челюсти окрепнут настолько, что смогут вырвать из груди человека сердце и оторвать ему голову.
     Сильван, как и все, был охвачен ужасом перед драконом; но, кроме того, его внезапно поразила одна мысль: Циан Кровавый Губитель, некогда бывший проклятием для деда, ныне стал проклятием и для внука. Сильван задрожал, подумав о том, что мог бы исполнять желания дракона, если бы Мина не открыла ему глаза.
     Мина! Он повернулся, чтобы отыскать ее, увидел, что она зашаталась, схватилась за горло и упала на спину перед драконом, чья пасть уже начала широко раскрываться.
     Страх за Мину, более сильный и мощный, чем ужас перед драконом, пробежал по жилам короля. Выхватив меч, он прыгнул к девушке и стал между нею и чудовищем.
     Циан не хотел, чтобы это отродье Правящего Дома Каладона умирало так легко. Он собирался мучить Сильвана годами, как в свое время мучил его деда. Какое досадное разочарование, но что поделать! И он выдохнул клубы ядовитого дыма на эльфа.
     Сильван закашлялся и стал задыхаться, тонуть в тлетворных парах, выпущенных драконом. Слабея, он все-таки сумел выхватить меч и ткнул им в ненавистную пасть.
     Этот единственный удар причинил мало вреда дракону, но вызвал боль. Циан запрокинул голову с воткнутым в шею мечом и взревел. От резкого движения кровь хлынула из раны, и меч упал на землю.
     Дракон остался невредимым. Он сохранил свою силу. Но он был в бешенстве. Ненависть к эльфам клокотала в его горле. Он хотел залить их ядом, чтобы видеть, как они умирают в агонии. Циан распростер крылья и взвился в воздух.
     - Смотрите на меня! - заревел он. - Смотри на меня, Сильванести! Смотри на мою силу и мощь! Смотри на свою погибель!
     Генерал Коннал вдруг пришел в себя и увидел всю глубину обмана Глокоуса. Он был так жестоко одурачен драконом! Он был такой же пешкой в этих ненавистных лапах, как и Лорак Каладон, человек, которого он столь глубоко презирал. В эти последние мгновения Коннал увидел всю правду. Щит не защищал эльфов. Он убивал их. Охваченный ужасом при мысли о страшной судьбе, которую он уготовил своему народу, Коннал смотрел на дракона, бывшего его погибелью. Генерал открыл было рот, чтобы отдать приказ об атаке, но в это время сердце, переполненное чувством вины и бешенством, разорвалось в его груди. Он упал навзничь.
     Кайрин подбежал к дяде, но Коннал был уже мертв.
     Дракон взвивался все выше, рассекая воздух страшными крыльями, окутывая эльфов ужасом, словно плотным туманом.
     Сильван с помутившимся взором упал на землю рядом с Миной. Даже умирая, он попытался защитить ее от дракона, прикрыв собственным телом.
     - Мина, - прошептал он, - я люблю тебя!
     Вздрогнул и затих. Тьма поглотила его.
     Но Мина услышала его слова. Она открыла глаза, увидела лежавшего рядом Сильвана. Его глаза были закрыты. Он не дышал. Она огляделась и увидела парившего над полем дракона, который был готов ринуться на них. Эльфы были беспомощны и поражены ужасом, скрутившим их тела и проникшим в их сердца, они не могли ни дышать, ни шевелиться, ни думать о чем-нибудь, кроме боли и страха. Лучники стояли как мертвые, стрелы на тетивах и луки были наготове, но сами они не могли даже шелохнуться.
     Мина склонилась над юношей. Целуя его, она прошептала:
     - Ты не должен умирать! Ты мне нужен!
     Дыхание вернулось к Сильвану, но он не двигался.
     - Лучники, Сильванеш! Отдай им приказ стрелять! - кричала она. - Они послушают тебя! Ты же их король!
     Она трясла его за плечи:
     - Сильванеш!
     Он застонал и пошевелился. Открыл глаза, но Мина уже вскочила на ноги.
     - Лучники! - закричала она на безукоризненном эльфийском. - Сагасто! Стреляйте! Стреляйте же!
     Ее звонкий голос победил ужас в сердце одного из лучников. Он не знал, кто это крикнул. Он услышал одно только слово, которое проникло в его мозг, как острое копье. Он поднял лук и прицелился в дракона.
     - Сагасто! - кричала Мина. - Бей его! Он предал вас!
     Еще один лучник услышал ее и стал наводить лук, потом еще один и еще. Они посылали в Циана стрелу за стрелой, и постепенно их ужас перед драконом таял. Теперь эльфы видели перед собой врага, обыкновенного смертного, и торопливо заряжали свои луки. Вот две стрелы пронзили крылья дракона. Одна попала в извивавшийся хвост, другая ударилась о плотную чешую на груди и, не сумев пронзить ее, отскочила и упала обратно на землю.
     Как только страх перед драконом отступил, эльфы опомнились. Лучники стали целиться в уязвимую, не защищенную чешуей мягкую плоть. Они целились в драконьи глаза.
     Теперь и другие эльфы подняли головы. Сначала несколько десятков, а потом уже сотни стряхивали с себя оцепенение, хватались за оружие и присоединялись к битве. Крики ужаса сменились вихрем ярости. Наконец они сошлись с врагом, который принес на их землю страдания, разрушение и смерть. Небо потемнело от стрел и драконьей крови.
     Обезумев от боли, Циан Кровавый Губитель совершил ошибку. Он мог бы отступить даже сейчас, тяжко раненный, и улететь в какое-нибудь из своих лежбищ зализывать раны. Но он не мог поверить, что эти хлипкие существа, которые так долго были его марионетками, способны причинить ему смертельный вред. Один ядовитый выдох, и с ними будет покончено, полагал дракон. Он сумеет уничтожить их в одно мгновение.
     Циан набрал воздуха в свою огромную грудь и дохнул на них. Но из этого выдоха, который должен был стать смертельным, ничего не получилось. Ядовитый воздух вырвался из его пасти бессильным облачком и тут же растаял. При следующем вдохе дыхание заклокотало у Циана в груди. Он чувствовал, что стрелы вонзились в его кишки. Он чувствовал, что они пронзили его легкие. Он чувствовал их жала у самого сердца. Слишком поздно попытался покинуть он поле битвы. Слишком поздно стал искать он спасения от своих мучителей. Его разорванные и бессильно повисшие крылья не могли набрать высоту.

***

     Циан перекувырнулся в воздухе и опрокинулся на спину. Он падал, падал и не мог остановить падения. Стремительно снижаясь, он сообразил - но опять-таки слишком поздно, - что из-за беспомощности своих последних движений оказался в стороне от поля битвы, где мог бы, упав на эльфов сверху, придавить их своим гигантским телом. Теперь он падал на деревья в лесу.
     С последним яростным воплем Циан упал на Сильванестийский Лес, деревья которого он терзал и крушил во время Сна. Осины и дубы, кипарисы и пинии стояли подобно воинам. Они уже ждали его и не сломались под огромной тяжестью его тела, а встретили этот удар, как и положено солдатам. Их вершины приняли на пики его чешую, проткнули его плоть, разодрали его конечности, сполна отомстив ему за свои былые страдания.

***

     Сильванеш открыл глаза и увидел, что Мина, оберегая его, стоит рядом. Шатаясь, он поднялся на ноги, голова его кружилась, в глазах было темно, но с каждой минутой ему становилось лучше. Мина неотрывно следила за ходом битвы с драконом. Лицо ее сохраняло бесстрастие, когда она наблюдала за тем, как стрелы, предназначенные для нее, разрывали тело ее врага.
     Сильван почти не видел битву. Он мог смотреть на одну Мину и говорить только с ней.
     - Ты спасла меня от смерти, - прошептал он; в горле еще саднило от ядовитого дыма. - Я умирал, уже почти умер. Я чувствовал, как моя душа отлетела от тела. Я видел себя распростертым на земле. Видел, как ты поцеловала меня. Теперь я никогда не расстанусь с тобой. До конца своей жизни!
     - Это Единый Бог вернул тебя к жизни, Сильванеш, - сказала Мина спокойно. - Тебе еще много предстоит сделать для него.
     - Нет, это ты! - настаивал он. - Ты дала мне жизнь! Потому что любишь меня! Моя жизнь теперь принадлежит тебе, Мина. Моя жизнь и мое сердце.
     Мина улыбнулась, но продолжала внимательно следить за тем, что происходило в небе.
     - Смотри, Сильванеш, - указала она рукой, - в этот день вы одолели своего заклятого врага, Циана Кровавого Губителя, который посадил тебя на трон, ожидая, что ты будешь так же слаб, как был слаб твой дед. Ты доказал, что он ошибался.
     - Мы обязаны этой победой тебе, Мина, - взволнованно произнес юноша. - Ты отдала приказ стрелять. Я слышал твой голос в той тьме, которая меня окружала.
     - Но мы еще не достигли победы, - сказала Мина, и ее взгляд устремился вдаль, - пока нет. Бой не окончен. Твоим людям все еще грозит опасность. Циан умрет, но щит, который он водрузил над твоей страной, остается.
     Сильван едва мог слышать ее голос сквозь раздавшиеся в эту минуту радостные крики эльфов и бешеный рев смертельно раненного дракона. Обняв тонкую талию Мины, он притянул девушку к себе, чтобы лучше слышать ее слова.
     - Повтори, пожалуйста, Мина, - сказал он, - то, что ты рассказывала мне раньше про этот щит.
     - Я не рассказала ничего, кроме того, о чем прежде поведал тебе Циан Кровавый Губитель, - ответила она. - Он воспользовался страхом эльфов перед остальным миром. Они вообразили, что щит защищает их, но в действительности он их убивал. Магия щита питалась жизненной энергией твоего народа. До тех пор, пока он остается на месте, эльфы будут медленно и мучительно умирать, один за другим. Циан поймал сильванестийцев в ловушку их собственного страха. В то время как эльфы воображали себя полностью защищенными, они на деле приближали свою погибель.
     - Коли это так, щит должен быть разрушен, - согласился Сильван. - Только я не уверен, что даже самые сильные из наших магов сумеют одолеть его колоссальную мощь.
     - Тебе не нужны маги, Сильван. Ты - внук Лорака Каладона. Ты можешь завершить то, что начал он. У тебя достаточно сил, чтобы свергнуть власть щита. Пойдем со мной. - Мина взяла его за руку. - Я покажу тебе, что ты должен делать.
     Сильван с нежностью взял тонкую узкую руку девушки, наклонившись, заглянул в ее глаза и притянул ее к себе. В этих сияющих янтарных глазах он видел свое отражение.
     - Ты должен поцеловать меня, - сказала вдруг она и подставила ему губы.
     Юношу не пришлось упрашивать. Их губы встретились, и он