гкой укоризной. Затем  смущенно
покосился на кролика. Пламя в верхушках деревьев понемногу догорало,  однако
поляну затянуло плотным дымом,  а  трава  кое-где  еще  горела,  подожженная
упавшими сверху ветками. К счастью, осень выдалась сырой  и  дождливой,  так
что начинающийся небольшой пожар заглох, так и не успев набрать силу.
   - Отличное заклинание, - снова подал голос  Карамон.  -  Мне  оно  всегда
нравилось.
   Он покосился на тлеющие, обугленные  вершины  и  поднялся,  постанывая  и
ругаясь сквозь зубы.
   - Это Фисбен меня научил,  -  откликнулся  Рейстлин,  криво  улыбаясь.  -
Помнишь? Думаю, старик оценил бы сегодняшний фейерверк по достоинству.
   Продолжая держать кролика на руках и рассеянно поглаживая его шелковистую
шерстку,  маг  пошел  прочь   с   поляны.   Зверек,   убаюканный   ласковыми
прикосновениями и магическими словами,  закрыл  глаза  и  задремал.  Карамон
подобрал свой меч и последовал за братом, слегка  припадая  на  пострадавшую
ногу.
   - Проклятая веревка, - в очередной раз выбранился он. - Я чуть не  порвал
сухожилия!
   И Карамон встряхнул ногой, пытаясь поскорей восстановить кровообращение.
   Между тем в лесу потемнело. Огонь в вершинах деревьев совсем погас, а  на
небо наползли плотные облака, скрывшие даже  ущербный  серп  Лунитари.  Мрак
стал таким плотным, что  братья  не  могли  разглядеть  звериной  тропы  под
ногами.
   - Думаю, нам нет смысла таиться, - проговорил  Рейстлин  спокойно,  затем
добавил короткое непонятное словцо:
   - Ширак!
   Хрустальный шар на вершине его магического посоха ярко вспыхнул, а  потом
замерцал мягким волшебным светом.
   Близнецы вернулись в свой поспешно покинутый лагерь в  молчании,  но  это
было дружелюбное, уютное молчание, которым им не случалось наслаждаться  уже
много лет. Единственными звуками, раздававшимися в ночи, были скрип доспехов
Карамона,  легкое  шуршание  черного  плаща  мага  да  беспокойное  фырканье
привязанных к деревьям  лошадей.  За  их  спинами,  уже  на  противоположной
стороне ручья, время от времени еще падали с деревьев обгоревшие сучья.
   Очутившись в лагере, Карамон  задумчиво  помешал  остывшие  угли  костра,
затем посмотрел на кролика, которого Рейстлин все еще держал в руках.
   - Ты что, хочешь оставить его на завтрак?
   - Я не питаюсь гоблинами, -  улыбнулся  Рейстлин  и  опустил  зверька  на
землю.
   Почувствовав под лапами холодную твердую  почву,  кролик  встрепенулся  и
открыл глаза. Быстро оглядевшись по сторонам, он мгновенно сориентировался и
молнией бросился к деревьям, ища спасения в дремучей лесной чаще.
   Карамон вздохнул, затем усмехнулся и тяжело  уселся  на  землю  рядом  со
своей постелью.  Стянув  башмаки,  он  снова  потер  свою  слегка  распухшую
лодыжку.
   - Дурак! - прошептал Рейстлин, и хрустальный шар конце волшебного  посоха
погас. Маг уложил посох рядом с собой, затем лег и укрылся одеялом.
   С наступлением темноты вернулся и его  страшный  сон.  словно  никуда  не
уходил, а поджидал Рейстлина здесь, погасшего костра.
   Рейстлин вздрогнул. На лбу его выступили крупные капли пота. Он  не  мог,
не смел закрыть глаза! Но он так тал, так вымотался... Сколько ночей он  уже
провел без сна?
   - Карамон... - негромко позвал Рейстлин.
   - Что? - откликнулся из темноты гигант.
   - Карамон, - снова сказал Рейстлин. - Помнишь, когда мы были детьми,  мне
часто снились... кошмары?..
   Голос мага дрогнул, и он  слегка  откашлялся.  Карамон  молчал.  Рейстлин
прочистил горло и продолжил:
   - Помнишь, как ты охранял мой сон? Ты прогонял нехорошие сны,  и  я  спал
спокойно...
   - Помню, - ответил Карамон каким-то странным голосом.
   - Карамон... - сказал Рейстлин в третий раз, но закончить не смог.
   Усталость и  боль  на  мгновение  оказались  сильнее  его,  плотная  тьма
сомкнулась вокруг, и все тот же кошмарный сон  выполз  из  своего  потайного
убежища.
   И тут раздался скрип доспехов  и  звон  стали.  Рядом  с  собой  Рейстлин
рассмотрел в темноте сквозь дрему огромную тень брата. Карамон сел на  землю
рядом с ним и, привалившись  спиной  к  стволу  дерева,  положил  на  колени
обнаженный меч.
   - Спи, Рейст, - негромко сказал он,  и  Рейстлин  почувствовал  на  плече
неловкую, большую, но очень теплую руку. - Я посторожу...
   Маг завернулся в одеяла и закрыл глаза. Через несколько мгновений он  уже
спал спокойным и безмятежным сном. Последнее, что Рейстлин помнил,  засыпая,
был его вечный кошмар, в испуге отлетающий прочь,  изгнанный  ярким  блеском
меча Карамона.

Глава 7

   Жеребец Карамона беспокойно заплясал,  когда  гигант  наклонился  вперед,
вглядываясь в раскинувшуюся  внизу  деревню.  Мрачно  нахмурившись,  Карамон
перевел взгляд на брата. Лицо Рейстлина было скрыто капюшоном,  по  которому
непрестанно били капли дождя, начавшегося еще  утром.  Низкие  тяжелые  тучи
неслись по небу, казалось, задевая  вершины  могучих  деревьев.  К  счастью,
ветра не было, и единственным звуком, нарушавшим мертвую  тишину,  был  стук
падающих капель и шорох опавшей листвы под копытами коней.
   Маг покачал головой. Затем он прошептал  что-то  ласковое  на  ухо  своей
лошади и начал медленно спускаться в  долину.  Карамон  последовал  за  ним,
нетерпеливо погоняя  своего  коня,  чтобы  поскорей  поравняться  с  братом.
Рейстлин услышал, как Карамон позади достал из ножен меч.
   - Тебе не понадобится меч, брат, - сказал маг, даже не обернувшись.
   Скоро копыта их лошадей уже хлюпали по грязи раскисшей  дороги.  Карамону
казалось, что они слишком шумят, но Рейстлин как  будто  вовсе  не  придавал
этому значения. Вопреки совету брата,  Карамон  продолжал  сжимать  рукоятку
меча до тех пор, пока они не оказались на околице небольшого селения.  Сойдя
с коня и отдав  поводья  Рейстлину,  он  осторожно  подкрался  к  той  самой
гостинице, к которой подходила Крисания.
   Заглянув в дверь, Карамон увидел накрытый стол, разбитую глиняную посуду.
   Заметив его тень, кошки  с  виноватым  видом  скрылись  под  креслами,  а
собака,  напротив,  кинулась  навстречу  Карамону  и,  радостно  поскуливая,
лизнула его руку.
   Гигант рассеянно потрепал  пса  по  загривку  и  собирался  войти,  когда
Рейстлин окликнул его:
   - Эй! Мне кажется, я слышу лошадиное ржанье! Вон там!
   Карамон, наполовину вытащив  меч  из  ножен,  обогнул  постоялый  двор  и
скрылся за углом. Через несколько минут он вернулся.
   - Это ее конь, - сказал он. - Расседлан, напоен и накормлен.
   Рейстлин кивнул покрытой капюшоном  головой  с  таким  видом,  словно  он
ожидал чего-то подобного.
   Карамон с беспокойством оглядывался по сторонам. С крыши постоялого двора
капала вода, распахнутая настежь дверь повисла на  ржавых  петлях  и  иногда
визгливо поскрипывала на сквозняке. Ни в одном из окон не светился ни единый
огонек. Во всей деревне не было слышно ни малейшего шороха.
   - Что тут случилось, Рейст?
   - Мор, - коротко  ответил  Рейстлин.  Карамон  торопливо  прикрыл  нос  и
подбородок плащом. Рейстлин иронично улыбался из-под капюшона.
   - Не бойся, брат, - сказал он, соскочив с седла. Карамон взял из его  рук
поводья и привязал лошадей к коновязи перед  гостиницей,  затем  вернулся  к
магу и встал рядом.
   - Не бойся, - повторил Рейстлин. - С нами - настоящая жрица или ты  забыл
об этом?.. Она вылечит нас в два счета.
   - В таком случае, где же она? -  проворчал  Карамон  приглушенным  басом,
продолжая закрывать лицо.
   Маг слегка повернул голову, вглядываясь в ряды молчаливых и темных домов,
выстроившихся вдоль деревенской улицы.
   - Думаю, вон там, - сказал он наконец и указал рукой.
   Карамон поглядел в  ту  сторону  и  с  трудом  разглядел  робкий  огонек,
мелькающий в окне самой дальней лачуги.
   - Уж  лучше  бы  мы  оказались  в  лагере  гоблинов,  -  ворчал  Карамон,
пробираясь по грязи вслед за братом.  Его  голос  немного  дрожал;  это  был
страх, который он даже не  пытался  скрыть.  Гигант  способен  был  спокойно
смотреть смерти в лицо и никогда особенно не боялся погибнуть в бою, с мечом
в руке, однако перспектива загнуться  от  чего-то  непонятного,  что  витало
вокруг, невидимое и неслышимое, подействовала на Карамона угнетающе.
   Рейстлин ничего не ответил, а лица его по-прежнему было не разглядеть под
низко надвинутым черным капюшоном. Карамон не мог себе даже  представить,  о
чем думает его брат-близнец.
   Они как раз достигли перекрестка, когда Карамон вдруг случайно  посмотрел
влево.
   - Боги мои! - Карамон резко остановился и схватил брата за руку.  Отвечая
на вопросительный взгляд Рейстлина, он указал на открытую могилу.
   Никто из них не сказал больше ни слова.  При  их  приближении  из  ямы  с
сердитым карканьем взлетели стервятники, и небо на  мгновение  сделалось  из
серого черным.  Карамон  заглянул  в  яму,  зажал  ладонью  рот  и  поспешно
отвернулся.
   Рейстлин еще некоторое время смотрел на трупы, и его тонкие губы сжались,
превратившись в едва различимую узкую полоску.
   - Идем, брат, - позвал он и первым  пошел  к  маленькой  хижине,  в  окне
которой они заметили огонек.
   У хижины, однако, Карамон оказался  раньше  Рейстлина.  Держа  ладонь  на
рукояти меча, он осторожно заглянул в окно и,  кивнув  головой,  со  вздохом
отступил назад.  Рейстлин,  верно  истолковав  подаваемые  Карамоном  знаки,
приблизился к двери и осторожно ее толкнул.
   На смятой постели лежал юноша. Глаза его были закрыты, а руки сложены  на
груди. На пепельно-сером лице застыло выражение спокойствия, хотя  прикрытые
веками глазные яблоки глубоко запали, скулы заострились, а губы посинели  от
холода, который насылает только смерть. Рядом с ним стояла на коленях жрица,
одетая в платье,  которое  когда-то  было  белым.  Голова  ее  покоилась  на
сложенных для молитвы руках, а черные волосы рассыпались по одеялу.
   Карамон хотел что-то сказать, но Рейстлин остановил его  движением  руки,
не желая, чтобы гигант нарушил мертвую тишину хижины.
   Близнецы молча стояли в дверном проеме, прислушиваясь к  падению  тяжелых
капель холодного дождя.
   Крисания пребывала со своим богом. Сосредоточившись на молитвах,  она  не
видела и не слышала ничего вокруг и, наверное, не обратила  бы  внимания  на
появление братьев, если бы поскрипывание Карамоновых доспехов не вернуло  ее
к действительности. Приподняв голову и откинув на  плечи  спутанные  волосы,
жрица без малейшего удивления посмотрела на близнецов.
   Лицо Крисании было бледным от усталости и пережитого  потрясения,  однако
она хорошо владела собой. Несмотря  на  то  что  она  не  просила  Паладайна
прислать к ней на подмогу Карамона и Рейстлина, она прекрасно знала, что бог
читает молитвы сердца так  же  легко,  как  и  произнесенные  вслух.  Именно
поэтому она слегка  склонила  голову,  чтобы  поблагодарить  Несущего  Свет,
вздохнула и повернулась к братьям.
   Ее взгляд тут же встретился со взглядом Рейстлина. Крисания заговорила, и
ей показалось, что звук ее  голоса  сливается  с  монотонной  и  равнодушной
песней дождя.
   - Мне ничего не удалось сделать... - сказала жрица.
   Рейстлин остался совершенно спокоен; во всяком случае, он ничем не  выдал
своего волнения. Бросив взгляд в сторону кровати, он спросил:
   - Этот не поверил тебе?
   - О нет, он-то поверил!.. - Крисания тоже посмотрела на неподвижное тело.
   - Просто он не позволил мне вылечить его. Он был... очень сердит...
   Наклонившись, она накрыла мертвеца одеялом.
   - Паладайн взял его к себе. Я yверен, что теперь он все понял.
   - Он - да, - заметил Рейстлин. - А ты?
   Крисания  поникла  головой,  и  лицо  ее  скрылось  под  густыми  черными
волосами.
   Она молчала так  долго,  что  Карамон,  ничего  не  понимавший,  негромко
откашлялся и переступил с нош на ногу.
   - Гм, Рейст... - начал он...
   - Тише! - шепнул маг.
   Крисания подняла голову. Карамона она даже не  слышала.  Серые  глаза  ее
потемнели, став одного цвета с плащом мага.
   - Я поняла, - сказал она твердо. - Впервые я все поняла,  и  теперь  ясно
вижу, что мне следует сделать. В Истаре я видела, как гибнет вера в богов.
   Милостивый Паладайн показал  мне,  в  чем  заключалась  гибельная  ошибка
Короля-Жреца - в гордыне. Мой бог хотел, чтобы я смогла этого  избежать.  Он
дал мне знание, и теперь, если я спрошу, он непременно ответит. Но в  Истаре
Паладайн показал мне также, насколько я слаба. Когда я  покинула  обреченный
город и отправилась сюда с тобой, я  была  похожа  на  испуганного  ребенка,
который в страхе и отчаянии вцепился в первого встречного. Теперь я  вернула
свою силу, а воспоминания о той страшной ночи навеки изгнаны из моей памяти.
   Произнося свою  пламенную  речь,  Крисания,  незаметно  для  себя  самой,
приблизилась к Рейстлину. Его глаза смотрели на жрицу не мигая,  и  Крисания
видела в них свое отражение.  Медальон  Паладайна,  который  она  носила  на
груди, сиял ровным холодным светом, руки были крепко сжаты, а  голос  звучал
прерывисто, как у больного лихорадкой.
   - Это зрелище всегда будет  стоять  у  меня  перед  глазами,  -  негромко
сказала Крисания, останавливаясь перед великим магом. - Даже когда я  пройду
с тобой через Врата, вооруженная своей верой и  силой  моего  бога,  я  буду
вспоминать об этом и сделаю все, чтобы навсегда покончить с силами тьмы.
   Рейстлин взял ее за руки. Пальцы Крисании, казалось, онемели от холода, и
он сжал их ладонями, согревая своим обжигающим прикосновением.
   - Нам  не  придется  изменять  время,  -  сказала  Крисания  негромко.  -
Фистандантилус был злым человеком, настоящим  негодяем  и  преступником.  Он
делал все только для того, чтобы прославить в веках свое имя. Но тебе и  мне
не все равно, к чему приведут наши поступки. Одного  этого  может  оказаться
достаточно, чтобы изменить ход истории. Я знаю это - мой бог говорил мне!
   Рейстлин неуверенно улыбнулся и, склонившись к рукам жрицы, прикоснулся к
ним губами, не отрывая при этом взгляда от ее лица.
   Крисания почувствовала, что  краснеет.  Затем  у  нее  вдруг  перехватило
дыхание. Карамон, словно поперхнувшись, издал какой-то  придушенный  звук  и
быстро вышел на улицу.
   Карамон стоял в гнетущей тишине, и дождь поливал его голову. Сквозь  этот
шум воин слышал слова, которые теперь ему ни за что не  забыть.  Монотонный,
как падение дождевых капель, голос повторял одну и ту же фразу:
   - Он хочет сам стать богом. Он хочет стать богом!
   В страхе Карамон покачал головой. Интерес, с  каким  он  занимался  своей
армией, его восторг по поводу того,  что  он  наконец-то  стал  полководцем,
влечение к Крисании, тысячи мелких забот, которые ежедневно занимали его,  -
все это заставило на время забыть о том, зачем он вообще вернулся в прошлое.
Теперь - вместе со словами девушки  -  память  словно  вернулась  к  нему  и
отрезвила, привела в чувство, подобно внезапно нахлынувшей ледяной волне.
   Но несмотря на все это, Карамон не мог забыть, каким был Рейстлин прошлой
ночью. Сколько времени прошло с тех пор, как братья в последний раз  ощущали
такую близость друг к другу? Карамон очень хорошо помнил, какое было лицо  у
Рейстлина,  когда  он  охранял  его  сон.  Хитрые  морщины  в  уголках   губ
разгладились, исчезла горькая складка между бровями, и лицо мага снова стало
совсем юным, каким помнил его Карамон с раннего детства. Теперь  он  начинал
понимать, что то время было самой счастливой порой в его жизни.
   Памяти, однако, нравилось играть с Карамоном злые шутки, словно его  душа
получала особое, извращенное удовольствие от собственных мучений.  На  смену
светлым воспоминаниям явилось вдруг одно весьма неприятное  -  об  истарском
плене. Карамон снова увидел себя в темной тюремной камере и снова подумал  о
том, что брат его, оказывается, действительно способен причинять любое, даже
самое страшное зло. Он снова вспомнил свою  готовность  убить  Рейстлина.  И
наконец, Карамон вновь подумал о Тассельхофе...
   Но ведь Рейстлин все ему объяснил! Он растолковал ему все еще в Истаре!
   Карамон почувствовал себя окончательно запутавшимся, сбитым с толку.
   Что, если Пар-Салиан ошибается? Что, если все маги ошиблись? А если Рейст
и Крисания действительно могут спасти мир от ужасов и страданий?
   - Я просто ревнивый, подозрительный дурак, - пробормотал Карамон себе под
нос, смахивая с лица дождевые капли. - Вдруг  все  эти  старые  маги  просто
завидуют ему, как и я?
   Несмотря на то что час был довольно ранний, вокруг  заметно  потемнело  -
облака сгустились и казались абсолютно черными. Дождь, и до этого не слабый,
теперь превратился в настоящий ливень.
   Рейстлин вышел на улицу. Следом за  ним  появилась  Крисания,  с  головой
укрытая плотным, сразу посеревшим от воды плащом. Карамон слегка откашлялся.
   - Я сейчас вынесу его и опущу к остальным в яму, -  предложил  он,  делая
шаг к двери. - Потом займусь могилой...
   - Нет, брат мой, - остановил его Рейстлин. -  Нет.  Это  не  должно  быть
спрятано под землей.
   Он откинул на спину капюшон плаща и поднял лицо к облакам, подставив  его
под неутомимо льющиеся бесчисленные водяные струи.
   - Эта  картина  должна  отражаться  в  глазах  богов!  Дым  этого  костра
поднимется до самых небес, и прогремит такой гром, что даже они услышат!
   Карамон слегка вздрогнул, удивленный этой неожиданной вспышкой ярости,  и
повернулся к брату. Лицо Рейстлина было таким же бескровным и худым,  как  у
лежащих в могиле трупов, а голос звенел от гнева.
   - Идем со мной, - сказал маг, освобождая свою руку от нервно сжимавших ее
пальцев  Крисании,  и  быстро  зашагал  по  направлению  к   яме.   Крисания
нерешительно последовала за магом, придерживая на ходу капюшон, чтобы его не
сорвали порывы ветра. Карамон подумал и присоединился к ним.
   Рейстлин остановился на самой середине улицы, по которой  сбегали  мутные
ручьи, и повернулся к брату и жрице.
   - Возьми наших лошадей, Карамон, - распорядился он. - Отведи их вместе  с
конем Крисании к лесу и  привяжи  там,  да  не  забудь  замотать  им  головы
мешковиной. Потом возвращайся сюда.
   Карамон уставился на него в недоумении.
   - Быстрее! - хрипло воскликнул маг.
   Гигант молча повиновался и повел лошадей в лес.
   - Теперь встань рядом, - продолжил маг, когда его брат вернулся. -  И  не
сходи с этого места, не приближайся ко мне, что бы ни случилось.
   Его взгляд обратился на Крисанию, затем снова вернулся к Карамону.
   - Ты понял?
   Карамон молча кивнул и, протянув руку, осторожно взял жрицу за локоть.
   - В чем дело? - спросила та и отпрянула.
   - Его магия... - ответил гигант.
   Рейстлин бросил на него резкий повелительный взгляд, и Карамон осекся.
   Встревоженная отчужденным выражением, появившимся на лице мага,  Крисания
тревожно осмотрелась по сторонам и сделала шаг в сторону Карамона.  Тот,  не
своя взгляда с брата, обнял ее за  плечи.  Они  стояли  теперь  на  холодном
дожде, затаив дыхание, опасаясь чем-либо помешать Рейстлину.
   Маг закрыл глаза. Запрокинув  голову,  он  поднял  руки  ладонями  вверх,
словно обращаясь к низким, темным  облакам.  Его  губы  шевельнулись,  но  в
первые мгновения ни Крисания, ни Карамон не могли ничего  разобрать.  Затем,
хотя Рейстлин, казалось, нисколько не повысил голоса, они  начали  разбирать
слова.
   Это был странный, стрекочущий, какой-то паучий язык - без сомнения,  язык
магии.
   Рейстлин снова и снова повторял один и тот же набор слов, и его голос  то
сбивался на фальцет, то превращался  в  бас,  и  поэтому  фразы  всякий  раз
обретали новый смысл.
   Над долиной вдруг воцарилась тишина. Карамон понял, что не слышит  больше
даже шипения дождя в лужах:  все  поглотила  сверхъестественная  и  странная
музыка голоса мага, читавшего свое заклинание. Даже Крисания,  прислушиваясь
к этим неземным звукам, крепче прижалась к Карамону и  вслушивалась,  широко
раскрыв глаза. Гигант, однако, не придумал ничего лучшего, как  успокаивающе
пох