скрывались
за пределами круга света, отбрасываемого костром, и опасливо  приглядывались
к Карамону. В полутьме им был виден только его гигантский  силуэт  с  грозно
сверкающим  мечом,  поэтому  они  благоразумно  держались  от   гиганта   на
почтительном расстоянии.
   - Покажи им,  Карамон!  -  азартно  крикнул  Тассельхоф.  -  Посшибай  им
каменные головы!
   Карамон медленно повернулся к нему, и кендер замолчал,  заметив  странное
выражение его лица.
   - Я не Карамон, - вкрадчиво сказал он. - Я - Рейстлин, его брат.  Карамон
мертв, это я убил его.
   Исполин посмотрел на свою руку, сжимавшую меч, и вдруг отбросил клинок  в
сторону с таким видом, словно рукоятка обожгла его.
   - Что это я вооружился мечом и щитом? - удивленно спросил он самого себя.
   - Мое оружие - магия, я не могу творить заклинания, пока мои руки связаны
железом...
   Тассельхоф испуганно икнул и бросил тревожный взгляд на драконидов.
   Рептилии тоже  обменялись  озадаченными  взглядами.  Потом  они  медленно
двинулись вперед, не спуская настороженных глаз с  Карамона.  Очевидно,  они
ожидали какого-то подвоха.
   - Ты не Рейстлин, ты - Карамон! - в отчаянии закричал Тас, но  гигант  не
обратил на него ни малейшего внимания.
   Разум его, все еще отравленный "гномьей водкой", по-прежнему  отказывался
возвращаться в реальность. Карамон безмятежно закрыл глаза,  вытянул  вперед
руки и забормотал какую-то галиматью.
   - Антснест, сильвераш, букара... - твердил он, медленно  раскачиваясь  из
стороны в сторону.
   Прямо перед Тасом выплыла из темноты ухмыляющаяся рожа  ящера.  Сверкнула
сталь, и в голове кендера вспыхнуло яркое солнце...
   Тассельхоф упал. По лицу его струилась какая-то горячая жидкость, затекая
в глаза и в рот. Кендер почувствовал металлический привкус крови, но  ничего
не мог поделать. Он устал... страшно устал...
   Но сильнее усталости была боль. Он хотел заснуть, но боль не позволила.
   Тас боялся пошевелить головой из опасения,  что  она  расколется  на  две
половинки, словно гнилой орех. Так он  и  лежал,  совершенно  недвижимый,  и
смотрел на мир одним глазом - тем, который еще не был залит кровью.
   Уши кендера слышали пронзительный визг Бупу - так в  руках  мучителя  мог
визжать маленький беззащитный зверек. Затем визг внезапно  оборвался,  и  на
несколько мгновений над поляной воцарилась полная тишина. Через пару  секунд
снова раздался вскрик, потом - мучительный стон, и огромное тело рухнуло  на
землю совсем рядом с  ним.  Это  был  Карамон.  Изо  рта  его  текла  кровь,
неподвижные глаза были широко открыты.
   Тассельхоф удивился, что не чувствует ни печали, ни сожаления. Он  вообще
ничего не чувствовал, кроме страшной боли в голове. Над ним с мечом  в  руке
стоял огромный драконид, и кендер знал, что тот сейчас его прикончит, но  не
мог даже пошевелиться. Ему было все равно, и он лишь беззвучно умолял  ящера
вс медлить и поскорее прекратить муку, которая безжалостно терзала его.
   Затем где-то рядом мелькнул белый плащ, и раздался громкий чистый  голос,
призывающий Паладайна. Драконид  тут  же  исчез,  и  Тас  услышал,  как  его
когтистые лапы с  треском  ломают  кусты  уже  вдалеке  отсюда.  Белый  плащ
приблизился, легкая и прохладная рука прикоснулась к голове  кендера,  и  он
снова услышал имя Паладайна. В тот же миг боль куда-то исчезла, и Тассельхоф
заморгал обоими глазами, пытаясь увидеть что-то сквозь наплывшую кровь.
   Крисания тем временем склонилась над Карамоном,  и  кендер  заметил,  как
веки гиганта дрогнули, приоткрылись и снова сомкнулись - на этот раз  уже  в
глубоком целительном сне.
   "Ну, вот и все, - с облегчением подумал Тас. - Они  ушли,  и  теперь  все
будет хорошо".
   Потом он почувствовал, как мышцы его  рук  напряглись.  Целительные  силы
жрицы продолжали вливаться в него, и Тас, приподнявшись на локте, всмотрелся
в темноту.
   Что-то  приближалось  к  поляне.  Что-то,  что  испугало  драконидов  или
повелело им уйти. Чья-то тень вступала в круг  света  от  костра.  Он  хотел
возгласом предупредить о приближении грозной тени, но горло кендера стиснула
внезапная  судорога,  а  воля  его  натолкнулась   на   какое-то   невидимое
препятствие, которое не могла  преодолеть.  Парализованный  страхом,  кендер
почувствовал, как голова его закружилась. Он не мог больше ясно  соображать,
и единственная мысль, промелькнувшая у него в голове, была  о  том,  что  на
этот раз он выбрал себе приключение не по росту.
   Потом кендер увидел, как госпожа Крисания выпрямилась, и подол ее  белого
плаща взметнул прелые прошлогодние листья у самого его лица. Жрица  медленно
пятилась от существа, которое неумолимо наступало на  нес  из  темноты.  Тас
слышал, как она зовет Паладайна,  однако  скованный  ужасом  язык  плохо  ей
повиновался.
   Кендер и сам отчаянно желал закрыть глаза, но в его  небольшом  теле  все
еще  сражались  между  собою  страх  и  природное  любопытство.  Любопытство
победило. Тас увидел, как страшный пришелец все ближе и ближе приближается к
жрице.
   Незнакомец был одет в доспехи Соламнийских  Рыцарей,  но  латы  его  были
оплавлены и покрыты окалиной. Когда между ним и Крисанией  оставалось  всего
несколько шагов, пришелец вытянул вперед руку, и кендер увидел, что ладони у
него нет.
   Слова, которые он произносил, доносились  не  изо  рта,  глаза  светились
оранжевым огнем, а призрачные ноги ступали прямо  сквозь  пламя  костра.  От
него веяло неизбывным холодом той страны, где страшный рыцарь принужден  был
обитать бессчетное количество лет, и кендер  почувствовал,  как  этот  холод
пробирает его до самого мозга костей.
   И все же Тас продолжал смотреть. Крисания по-прежнему пятилась, а  Рыцарь
Смерти с каждым шагом подходил к ней  все  ближе.  Воин  в  черных  доспехах
поднял вторую руку и направил на  Крисанию  бледно  светящийся  указательный
палец.
   - Нет! - простонал Тас, чувствуя, как его охватывает леденящий душу ужас,
не подвластный ни разуму, ни воле. - Нет!
   Кендер  затрясся,  словно  в  лихорадке,  хотя  не  имел   ни   малейшего
представления о том, что сейчас произойдет.
   - Умри, - сказал рыцарь.
   Тас увидел, как рука Крисании метнулась к  горлу  и  стиснула  платиновый
медальон Паладайна. Возле ее пальцев сверкнули ослепительно белые молнии,  и
вслед за этим жрица Паладайна упала на землю, словно бесплотный перст Рыцаря
Смерти пронзил ее насквозь.
   - Нет! - услышал Тассельхоф собственный крик.  Оранжевые  глаза  медленно
повернулись к нему, и в следующее мгновение холодная и  сырая  тьма,  словно
земля могилы, сомкнулась вокруг кендера...

Глава 8

   Нервно ощупывая  пальцами  охранительные  руны,  вышитые  на  его  черной
накидке, Даламар с трепетом приблизился к двери в лабораторию мага.
   Одновременно он торопливо повторял в уме оберегающее  заклятие.  Будь  он
молоденькими  учеником,  который  приближается  к  уединенной  келье  своего
могущественного учителя, повелевающего силами  зла,  такие  предосторожности
могли  бы  показаться  неуместными.  Осторожность  же  Даламара  имела  свои
причины. У него были секреты, которые он не хотел раскрывать.  В  этом  мире
для Даламара не было  ничего  страшнее  взгляда  странных  золотистых  глаз,
зрачок которых имел форму песочных часов.
   Несмотря на трепет, который он  испытывал  перед  учителем,  всякий  раз,
когда он оказывался перед этой дверью, в  его  душе  нарастало  возбуждение,
почти граничащее  с  восторгом.  Здесь  он  видел  столько  чудесных  вещей,
удивительных... страшных...
   Даламар поднял правую руку и начертил в воздухе  магический  знак,  после
чего пробормотал закрепляющий заговор. За  этим  ничего  не  последовало,  и
Даламар вздохнул с облегчением: на дверь не было наложено никакого заклятия.
Возможно, впрочем, вырвавшийся  у  него  вздох  был  вздохом  разочарования.
Отсутствие заклятия означало, что его учитель и  господин  не  занят  сейчас
ничем серьезным, иначе бы он обязательно наложил на дверь магический  запор.
В  щели  под  тяжелой  деревянной  дверью  тоже  не  было  заметно   никаких
подозрительных отблесков, которые иногда появлялись во  время  экспериментов
учителя с огненными заклинаниями.  Ко  всему,  ноздри  Даламара  не  уловили
никаких запахов, кроме ставшего  привычным  запаха  химических  реактивов  и
гнили.
   Только произведя в уме все эти заключения, он приложил  к  двери  кончики
пальцев левой руки и приготовился ждать.
   Однако на втором вдохе из комнаты послышалось тихое повеление:
   - Войди, Даламар.
   Дверь бесшумно отворилась, и темный эльф, на всякий случай  изготовившись
к любым неожиданностям, шагнул через порог. Но все было  спокойно.  Рейстлин
сидел за старинным каменным столом, который был столь велик, что на нем  мог
свободно разлечься минотавр с Митраса и еще  осталось  бы-немало  свободного
места. Этот огромный стол, впрочем, как и все оборудование лаборатории,  был
частью прежней обстановки, которую Рейстлин обнаружил здесь после того,  как
объявил палантасскую Башню Высшего Волшебства своей.
   Просторная  полутемная  комната  казалась  намного  больше  самой   себя,
крупнее, нежели она могла бы быть на самом деле, исходя из архитектуры самой
Башни.
   Даламар так и не разобрался до конца, в чем тут секрет, -  возможно,  что
вовсе не комната увеличивалась, а он сам уменьшался в размерах,  стоило  ему
переступить порог лаборатории. Стены ее, как и в  кабинете  Рейстлина,  тоже
были уставлены полками с книгами, и  на  Даламара  глядели  со  всех  сторон
запыленные  корешки,  тускло  поблескивающие  руническими   письменами   или
исчерканные стремительной скорописью. Стеклянные банки и  колбы  причудливой
формы были расставлены на столах вдоль  книжных  стеллажей.  Внутри  них  со
сдержанной мощью бурлили разноцветные жидкости.
   Много лет назад здесь, в  этой  лаборатории,  властвовала  могущественная
магия. Маги всех трех Лож - Белой, Черной и Красной - объединили здесь  свои
усилия для того, чтобы создать Глаза Дракона, одним из которых  до  сих  пор
владел Рейстлин. Сюда маги Добра, Зла и Равновесия в последний  раз  сошлись
все вместе, чтобы спасти Башни - оплоты своего могущества  на  Кринне  -  от
Короля-Жреца из Истара и  толп  фанатиков,  его  последователей.  Здесь  они
потерпели поражение, решив, что лучше им жить побежденными,  чем  сражаться,
зная, что их магия способна разрушить мир.
   Тогда маги были вынуждены оставить эту  Башню  и  перебраться  вместе  со
всеми своими книгами и колдовскими принадлежностями в другую  Башню  Высшего
Волшебства, скрытую  в  самой  глубине  Вайретского  Леса.  После  этого  на
палантасскую Башню было наложено заклятие, и вокруг нее  поднялась  страшная
Шойканова Роща, которая должна была охранять ее от самозванцев до  тех  пор,
пока  не  придет  предсказанный  "могущественный  Властелин   настоящего   и
будущего".
   И он пришел.
   Вот он, сидит в старинной лаборатории, сгорбившись над  каменным  столом,
поднятым со дна моря  в  незапамятные  времена.  По  бокам  столешницы  были
вырезаны  в  камне  затейливые  руны,  которые  отклоняли  любое   заклятие,
способное помешать магическим  экспериментам.  Поверхность  стола  при  этом
оставалась ровной, отполированной до зеркального блеска - Даламар  видел  на
ней отражение синих переплетов книг, сложенных перед  Рейстлином  аккуратной
стопкой, и блики свечного пламени.
   Кроме книг, на  рабочем  столе  мага  покоились  самые  разные  предметы:
уродливые и изящные, восхитительные и ужасные. Все это были необходимые  для
заклинаний вещи, с  которыми  Рейстлин  только  что  работал  или  собирался
работать.
   Сейчас он, что-то бормоча, просматривал некую колдовскую книгу, крошил  в
своих тонких пальцах какой-то предмет и ронял обломки в  стоящий  перед  ним
тонкий фиал.
   - Шалафи,  -  негромко  произнес  Даламар  эльфийское  слово,  означавшее
"господин".
   Рейстлин поднял голову.
   Даламар почувствовал, как взгляд желтых глаз  почти  с  физической  болью
пронзил насквозь сто сердце. Дрожь пробежала по его телу, и в мозгу  молнией
сверкнула мысль: "Он знает! Он догадался!" Однако невольный страх его  никак
не проявился внешне. Тонкие, приятные черты лица темного эльфа, не  дрогнув,
остались безмятежными и спокойными. Он бесстрастно встретил взгляд  учителя,
продолжая держать руки  сложенными  под  накидкой,  как  предписывалось  ему
положением ученика.
   О, как опасна оказалась его работа! Не мог он найти  утешения  и  в  том,
что, когда Они сочли необходимым заслать соглядатая  в  ближайшее  окружение
мага, даже Они не посмели приказывать и ожидали, когда вызовется доброволец.
Никто не отважился хладнокровно послать на верную смерть живое  существо.  И
он, Даламар, сам выступил вперед.
   Магия была единственным прибежищем в жизни  Даламара.  Он  был  родом  из
Сильванеста, однако теперь уже и сам не считал себя эльфом, как  не  считали
его эльфом жители этой далекой страны. По рождению он  принадлежал  к  самой
низшей касте, поэтому и магии его обучили самой примитивной. Высшая магия  в
краю эльфов была уделом особ королевской крови. Однако Даламар все же вкусил
могущества, и с тех пор оно превратилось для  него  в  навязчивую  идею.  Он
работал тайно, изучал сокровенные книги, считавшиеся для него запретными,  и
понемногу  овладел  магическим  искусством,  которое  было  доступно  только
высокородным.
   Наиболее привлекала его именно темная магия, поэтому, когда обнаружилось,
что он тайно носит черную мантию, на которую ни один истинный  эльф  не  мог
даже взглянуть спокойно, его изгнали из родной страны  и  перестали  считать
эльфом.  С  тех  пор  Даламара  называли  не  иначе   как   "темный   эльф",
подразумевая, что он сторонится света. Даламара это вполне  устраивало,  так
как к этому времени он открыл, что мрак тоже обладает могущественной силой.
   И все же он отважился на это  задание.  Когда  его  спросили,  почему  он
добровольно вызвался подвергнуть свою жизнь опасности, он спокойно ответил:
   - Я бы рискнул даже своей душой ради возможности учиться у величайшего  и
самого могущественного мага нашего ордена.
   - Возможно, именно это тебе и придется делать,  -  сказал  ему  негромкий
печальный голос.
   Голос этот возвращался к Даламару в воспоминаниях снова и снова, причем в
самые неподходящие минуты, хотя он заметил, что чаще всего  голос  настигает
его во тьме.
   Что ж, царившая в Башне тьма действительно была самой темной, и это  было
не удивительно. Но случалось и по-другому: например,  сейчас  Даламар  снова
услышал его, и только ценой определенных усилий ему удалось  заглушить  этот
голос в своем сознании.
   - В чем дело? - негромко спросил Рейстлин. Маг всегда говорил тихо, почти
мягко. Порой его голос был  немногим  громче  шепота.  Даламару  же  не  раз
случалось видеть бушевавшие в  этом  зале  неистовые  бури,  когда  сверкали
ослепительные молнии, а раскаты грома были столь  оглушительны,  что  он  на
несколько дней становился глуховат. Он был рядом с учителем, когда  Рейстлин
вызвал существ из другого плана  бытия  и  заставил  их  повиноваться  своим
приказам - их пронзительные вопли и страшные проклятия до сих пор заставляли
его просыпаться по ночам. Однако ни разу Даламар не  слышал,  чтобы  Рейсшин
повысил голос. Его мягкий, свистящий шепот странным образом был слышен  даже
среди безбрежного моря ярости и хаоса, и хаос тут же повиновался ему.
   - Во внешнем мире происходят  события,  шалафи,  которые  требуют  твоего
внимания.
   - В самом деле?  -  Рейстлин,  готовясь  продолжить  свою  работу,  вновь
опустил голову.
   - Госпожа Крисания...
   Рейстлин быстро взглянул  на  ученика,  напомнив  тому  изготовившуюся  к
броску змею. Темный эльф невольно попятился назад под  пристальным  взглядом
мага.
   - Что там? Говори же! - прошипел Рейстлин.
   - Ты... ты должен прийти и взглянуть сам, шалафи, - пробормотал  Даламар.
- Живец говорит...
   Темный эльф обращался уже к пустому месту - Рейстлина за столом не было.
   Подавив судорожный вздох, Даламар пробормотал заклинание, которое  должно
было в мгновение ока перенести его к учителю.
   Глубоко под землей, под основанием Башни Высшего  Волшебства,  находилась
крошечная комната, силой магии вырубленная прямо в скальной породе,  которая
служила фундаментом всей массивной  постройке.  Этой  комнаты  первоначально
здесь не было, ее создал  своими  чарами  Рейстлин.  Называлась  она  Кельей
Всеведения.
   Посередине этой комнаты находился бассейн идеально круглой формы с темной
неподвижной водой,  из  которой  в  самом  центре  бассейна  вздымался  язык
голубого пламени. Упираясь в потолок, пламя не  гасло  ни  днем,  ни  ночью.
Вокруг бассейна неподвижно лежали Живцы.
   Безусловно, Рейстлин был самым могущественным магом, живущим  на  Кринне,
но магия сто была еще далеко не совершенна -  никто  не  понимал  этого  так
ясно, как он сам. Всякий раз, когда Рейстлин спускался в  Келью  Всевидения,
он вынужден был воочию столкнуться с пределом своих возможностей, поэтому он
старался появляться здесь только в случае крайней необходимости. Живцы,  или
Живые, были зримым, предметным воплощением его неудач и ошибок.
   Эти  уродливые  существа,  искалеченные  магической  метаморфозой,  стали
рабами подземной  комнаты  и  теперь  обречены  были  вечно  служить  своему
создателю.  Здесь  они,  избывая  свою  мучительную  судьбу,   корчились   у
огнедышащей воды бассейна, словно огромные личинки неведомых  насекомых.  Их
влажно блестящие тела валялись прямо на каменном полу, который был скользким
от гноя и испражнений. Впрочем, их было так много,  что  увидеть  пол  можно
было лишь тогда, когда твари откатывались в  сторону,  давая  дорогу  своему
создателю.
   И все же, несмотря на то что жизнь являлась для них постоянным источником
боли и мучений. Живцы никогда не жаловались. Их жребий был куда лучше  удела
Мертвых - тех  безликих  существ,  которые  неприкаянно  бродили  по  темным
коридорам Башни. Словно х насмешку, их иногда называли Бессмертными.
   Рейстлин возник в комнате из пустоты  -  темная  тень,  воплотившаяся  из
мрака. Голубое пламя блеснуло на серебряных рунах, которыми был  расшит  его
плащ, и замерцало на складках черного бархата. В следующее мгновение рядом с
магом появился Даламар, и оба, подойдя к самому краю бассейна,  остановились
над темной спокойной водой.
   - Где? - спросил Рейстлин.
   - Зд-десь, Хозяин... - пробормотал  один  из  Живцов,  указывая  на  воду
бесформенным отростком на туловище.
   Рейстлин нагнулся к бассейну и вгляделся в  воду,  сделав  Даламару  знак
последовать его примеру.  В  первое  мгновение  темный  эльф  увидел  только
отражение голубого пламени, потом пламя и вода смешались между собой,  снова
разделились, и Даламар оказался в лесу.
   Он  увидел  огромного  человека  в  скверно  сидящих  доспехах,   который
неподвижно стоял, глядя на тело женщины, одетой в белое. Рядом  с  женщиной,
опустившись на колени и держа ее за руку, стоял кендер. Темный  эльф  слышал
их разговор так ясно, как будто находился рядом с ними.
   - Она мертва...
   - Я в этом не уверен, Карамон. Мне кажется...
   - Я достаточно часто видел смерть, чтобы не ошибиться. Она мертва, поверь
мне. И это моя вина... моя...
   - Ты кретин, Карамон! - гневно прорычал Рейстлин. -  Что  случилось?  Как
это случилось?
   Даламар заметил, что, как только маг  заговорил,  кендер  быстро  вскинул
голову.
   - Ты что-то  сказал?  -  спросил  кендер  у  человека,  который  принялся
ковырять мечом землю, - Нет. Должно быть, это ветер... - А что ты делаешь?
   - Рою могилу. Нам нужно похоронить ее.
   - Похоронить се?  -  Рейстлин  коротко  и  горько  рассмеялся.  -  Да-да,
конечно, слюнявый болван!  Это  все,  что  ты  в  состоянии  сделать!  -  Он
ненадолго задумался.
   - Я должен знать,  что  случилось.  Что  ты  видел?  -  обратился  маг  к
покрытому