не выдержала и опустила  голову.  Черные
мокрые пряди волос закрыли лицо  Крисании,  и  Карамон  не  сумел  разобрать
выражения ее глаз.
   - Вы, ребята, меня знаете!  -  громко  объявил  главарь,  грубо  потрепав
волосы жрицы. - Всю добычу поделим поровну. После того,  разумеется,  как  я
возьму свою долю!
   Разбойники  загоготали,  из  толпы  раздались  непристойные  выкрики.  По
некоторым замечаниям Карамон понял, что подобную "добычу"  бандиты  "делили"
на всех не в первый раз.
   Но он видел в толпе и хмурые молодые лица. Кое-кто  покачивал  головой  и
бормотал: "Я не стану связываться  с  ведьмой!"  Или:  "Я  раньше  соглашусь
прикончить колдуна!"
   Ведьма!.. Снова возникло и пошло гулять  меж  разбойников  это  слово.  В
памяти Карамона ожили полузабытые  воспоминания  о  тех  днях,  когда  он  и
Рейстлин путешествовали по землям Кринна в  компании  Флинта  -  кузнеца  из
племени гномов.
   Уже недалек был день великого возвращения  истинных  богов.  С  детальной
ясностью Карамон припомнил один городок, куда они прибыли на рассвете. Толпа
собиралась расправиться со старухой, обвиненной в колдовстве,  -  ее  хотели
сжечь заживо.
   Его брат и Стурм Светлый Меч - бесстрашный и благородный рыцарь, - рискуя
жизнями, спасли женщину от лютой смерти.  Старая  карга,  правда,  оказалась
шарлатанкой из бродячего цирка, не слишком ловкой к тому же, но пример  этот
наглядно иллюстрировал отношение людей времен безбожия к  любым  проявлениям
магических способностей. То, что Крисания была жрицей,  нисколько  не  могло
помочь делу в дни, когда на Кринне не осталось ни  одного  истинного  жреца;
люди  были  склонны  смотреть  на  ее  жреческие  возможности  с   суеверным
подозрением.
   Карамон решил взять себя в руки и рассуждать холодно и последовательно.
   Смерть на костре была ужасной, но она не шла ни в какое сравнение с  тем,
что ждало Крисанию в лагере грабителей...
   - Давайте ведьму мне, а остальных тащите сами. - Костыль подошел к своему
коню, которого один из разбойников тут же  держал  в  поводу,  и  вскочил  в
седло. К нему подвели Крисанию. Полукровка наклонился и, легко подняв жрицу,
усадил ее впереди себя. Когда он ухватил поводья,  получилось  что-то  вроде
объятий, но лицо Крисании осталось холодным и бесстрастным.
   "Знает ли она, что ее ждет?" Карамон смотрел  вслед  главарю,  который  с
гнусной улыбкой проехал мимо него. Он догадывался, что  Крисания  была  мало
осведомлена о глубинах человеческой низости - ее происхождение и сан  всегда
защищали ее от грубости жизни. Возможно, она даже не подозревает,  на  какую
мерзость способны эти люди.
   Внезапно Крисания обернулась. Ее лицо по-прежнему  оставалось  бледным  и
спокойным, но в глазах  стоял  такой  ужас,  такая  мольба,  что  Карамон  в
бессильном отчаянии опустил взгляд.
   "Она знает... Всемогущие боги, помогите ей! Она все знает..."
   Кто-то сильно толкнул Карамона в спину. Потом его схватили за руки  и  за
ноги и тяжело перекинули через седло его же жеребца. Чувствуя, как  начинают
неметь туго стянутые веревками запястья,  Карамон  смотрел,  как  разбойники
грузят на коня бесчувственное тело его брата.
   Затем все повскакивали на коней и повезли пленников в глубь леса.
   Дождевая вода и грязь из луж, по которым рысью скакал  жеребец,  заливали
Карамону лицо, лука седла впилась в бок, в ушах шумело от прилившей к голове
крови, но плененный гигант ничего этого не замечал. Перед ним все еще стояли
темные, исполненные ужаса и умоляющие о спасении глаза Крисании.
   Но Карамон знал, что помощи ждать неоткуда и спасения им не будет.

Глава 10

   Рейстлин медленно брел по обжигающим пескам пустыни. Перед  ним  тянулась
цепочка чьих-то следов, и он  старательно  придерживался  их,  не  отходя  в
сторону.
   Следы вели его все дальше  и  дальше,  по  зыбучим,  сверкающим  сахарной
белизной песчаным дюнам. С неба  немилосердно  палило  солнце.  Было  жарко,
Рейстлин ужасно устал и хотел пить. Голова кружилась, в груди  пылали  угли.
Ему очень хотелось лечь на песок  и  закрыть  глаза,  но  его  манил  вперед
колодец, скрытый в тени деревьев. Как Рейстлин  ни  старался  -  он  не  мог
добраться до этого благодатного оазиса.  Отпечатки  чужих  ног  вели  его  в
сторону, и он не смел свернуть со  своей  ненадежной,  теряющейся  в  песках
тропы.
   Все дальше и дальше брел Рейстлин, все сильнее и  сильнее  давил  на  его
плечи черный плащ. Несколько миль уже он не поднимал головы, а когда поднял,
то содрогнулся от ужаса. Следы вели на грубый деревянный помост. Там  стояла
на  коленях  одетая  в  черное  фигура,  голова  ее  склонилась  на  толстую
деревянную колоду. Рейстлин, хотя и не видел лица, мгновенно понял, что  это
он сам стоит на эшафоте и, положив голову на плаху, ждет, когда  со  свистом
рассечет воздух топор палача. Палач тоже был там. Лицо  его  скрывал  черный
капюшон. Бот он поднял топор  и  занес  его  над  шеей  Рейстлина.  А  когда
сверкающая сталь сорвалась вниз,  то  в  последнюю  секунду  Рейстлин  сумел
разглядеть лицо своего убийцы...
   - Рейст!.. - прошептал совсем рядом чей-то голос.  Маг  слегка  шевельнул
головой. Голос подарил ему отрадное утешение - все  предыдущее  было  только
дурным сном. Рейстлин хотел поскорее  проснуться,  отогнать  прочь  кровавый
кошмар.
   - Рейст! - тревожно шепнул голос.
   Ощущение реальной, не выдуманной опасности заставило мага очнуться.
   Некоторое время он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, приходя в  себя
и вспоминая, что с ним на самом деле произошло.
   Под ним была мокрая земля, руки стягивала  веревка,  а  рот  был  заткнут
какой-то грубой тряпкой. Голова раскалывалась от боли, но в  ушах  продолжал
звучать настойчивый голос Карамона.
   Где-то невдалеке Рейстлин разобрал смех и шум множества  голосов.  Ноздри
его щекотал едкий дым костра. Шепот  брата  слышался  совсем  рядом,  и  тут
Рейстлин вспомнил все: нападение, огромного человека на стальной ноге... Маг
осторожно открыл глаза.
   Карамон лежал рядом с ним в грязной луже. Его запястья были туго  стянуты
веревками, а огромные кулаки  почернели  от  застоявшейся  крови.  Однако  в
глазах  брата  Рейстлин  заметил  знакомый  огонек,  который  заставил   его
вспомнить о прежних днях - о тех временах,  когда  они  сражались  плечом  к
плечу, сведя воедино магию и разящий меч.
   Несмотря на боль и таящую угрозу темноту, окружавшую их, Рейстлин  ощутил
такой душевный подъем, какого не испытывал уже много лет.
   Опасность снова сблизила их, и связь между близнецами окрепла  настолько,
что они могли общаться практически без слов: улыбкой, взглядом, мыслью...
   Увидев, что Рейстлин пришел в себя и  понимает,  в  какую  переделку  они
попали, Карамон подполз к нему как можно ближе.
   - Ты в состоянии освободить руки? Серебряный кинжал еще с тобой?
   Рейстлин коротко кивнул. В начале  времен  боги  запретили  магам  носить
всякое оружие и доспехи. Считалось, что причина  этого  скрыта  в  призвании
магов посвящать все свое время постижению магического  искусства,  -  им  не
стоило тратить драгоценных часов на упражнения с мечом  и  кинжалом.  Однако
после того, как маги помогли  легендарному  Хуме  победить  Владычицу  Тьмы,
создав волшебные Глаза Дракона,  боги  даровали  им  право  носить  с  собою
маленькие кинжалы в память о копье Хумы.
   Кинжал был прикреплен к запястью  Рейстлина  хитроумной  кожаной  петлей,
которая  позволяла  оружию  в  случае  необходимости  выскользнуть  прямо  в
подставленную ладонь. И все же серебряный  кинжал  был  последним  средством
защиты - маг мог воспользоваться им только после того, как истратит все свои
заклинания... или в таком положении, как теперь.
   - Ты можешь пустить в ход свою магию? - снова шепнул Карамон.
   Рейстлин устало закрыл глаза. Да, он сможет, но  воспользуйся  он  магией
сейчас - и у него останется меньше сил для встречи со страшными  Хранителями
Врат. Однако, судя по всему, ситуация нынче такая, что до этого  момента  он
может вовсе не дожить.
   "Нет, я останусь жить!  -  яростно  подумал  Рейстлин.  -  Фистандантилус
остался жить, значит, останусь и я! Я ничего не делаю сам,  я  лишь  иду  по
следам на песке..."
   Эта мысль рассердила мага,  и  он  отогнал  ее.  Открыв  глаза,  Рейстлин
кивнул.
   - Я достаточно силен, - мысленно передал он брату, и  Карамон  облегченно
вздохнул.
   - Рейст, - прошептал воин, и лицо его снова омрачилось, -  ты...  знаешь,
что они... что ждет Крисанию?
   Рейстлин тут же представил себе грубые руки великана-полукровки,  шарящие
по телу Крисании, и испытал такую ненависть и  ярость,  что  сам  испугался.
Сердце мага болезненно сжалось, и кровавая пелена на мгновение ослепила его.
   Заметив странный взгляд Карамона, Рейстлин понял, что  лицо  выдало  его.
Маг мрачно ухмыльнулся, и Карамон поспешно продолжил:
   - У меня есть план.
   Рейстлин нетерпеливо кивнул - он уже знал, что было у Карамона на уме.
   - Если мне не удастся... - Карамон приблизил губы вплотную к уху брата.
   - "Я убью сначала ее, а затем себя", -  закончил  Рейстлин.  Но  в  этом,
конечно, не будет нужды. Карамон в безопасности. Под защитой...
   Услышав приближающиеся шаги, маг закрыл глаза и  притворился,  будто  все
еще лежит без сознания. Он чувствовал  в  рукаве  тяжесть  кинжала.  Изогнув
кисть, Рейстлин высвободил серебряную рукоять  кинжала  из  удерживающей  ее
петли.
   Проделывая это, маг хмуро думал о Крисании: почему он так близко к сердцу
принимает  судьбу  женщины,  которая  ему   совершенно   безразлична...   за
исключением, конечно, ожидаемой от жрицы помощи.
   Два разбойника подняли Карамона на ноги и куда-то повели. Гигант был рад,
что головорезы второпях решили, будто Рейстлин все еще без  сознания,  и  не
тронули мага. Запинаясь в темноте о склизкие корни и скрипя зубами от боли в
затекших икрах, Карамон поймал себя на том, что из ума у  него  не.  выходит
странное выражение, которое появилось на лице его брата  при  упоминании  об
уготованной Крисании участи. Увидь он подобное выражение на чьем-либо другом
лице, он сказал бы, что оно вызвано бессильной яростью влюбленного, но  брат
его был не таков. Или он ошибается?  Может,  Рейстлин  все  же  способен  на
подобное чувство? Еще в Истаре Карамон решил, что в сердце брата  нет  места
для любви, что зло полностью поглотило его душу, но теперь  он  снова  начал
сомневаться.
   На короткий миг его брат-близнец  вдруг  опять  стал  похож  на  прежнего
Рейстлина, с которым он плечом к плечу сражался с общим  врагом  и  которому
доверял в битве как самому себе. Да и слова Рейстлина о Тасе не казались ему
уж столь сомнительными: Карамон готов был поверить, что его брат  не  убивал
кендера. Ну, а с Крисанией, несмотря на частые  приступы  раздражительности,
Рейстлин почти всегда был мягок. Возможно...
   Один из грабителей пребольно ткнул  Карамона  чем-то  под  ребра,  вернув
гладиатора к той отчаянной реальности, в которой он находился.  "Возможно!..
Как бы не так!" Карамон фыркнул. Вполне вероятно, для  них  в  самом  скором
времени все закончится здесь. И единственное, что он сможет приобрести ценою
своей жизни, - это быструю смерть для своих друзей.
   Изучая по пути разбойничий лагерь и вспоминая все, что он видел и  слышал
за время своего пленения, Карамон мысленно поправлял свой план.
   На самом деле то место, куда их привезли,  напоминало  скорее  небольшой,
затерянный в лесной глуши поселок, нежели логово шайки грабителей. Обитатели
поселка жили в грубых бревенчатых хижинах, а в обширной  пещере  под  холмом
содержался скот. Судя по всему, никто не признавал  здесь  никакого  закона,
кроме закона  грубой  силы,  олицетворением  которой  был  главарь  шайки  -
великан-полукровка.
   В свое время Карамону не раз приходилось сталкиваться на большой дороге с
отпетыми головорезами, но теперь он  ясно  видел,  что  большинство  жителей
поселка отнюдь не были безжалостными душегубами. Еще в лесу  он  заметил  на
многих лицах явное неодобрение того, на что собирался вожак обречь Крисанию.
Эти люди, одетые в грязные лохмотья, были тем не менее  вооружены  отличными
стальными мечами - такие передаются в  семьях  от  отца  к  сыну,  -  причем
содержали свое оружие в образцовом порядке. Разбойник,  к  которому  дорогой
меч попал случайно, не стал бы заботиться о нем с такой любовью. К  тому  же
Карамону показалось - правда, в сгустившихся  сумерках  не  мудрено  было  и
ошибиться, - что на многих клинках он видел изображение  Розы  и  Зимородка,
древнего герба Соламнийских Рыцарей.
   Обладатели мечей, правда, были гладко выбриты и не носили  длинных  усов,
этого неизменного атрибута рыцарства, однако  в  их  суровых  молодых  лицах
Карамон угадывал сходство с лицом  своего  давнего  друга,  Стурма  Светлого
Меча. Вспомнив Стурма, Карамон припомнил и  историю  рыцарских  орденов  тех
времен, что последовали сразу после Катаклизма.
   Именно рыцарей обвинили поселяне во  всех  своих  бедствиях.  Разъяренные
толпы изгнали их  из  замков  и  поместий.  Многие  рыцари  погибли,  многие
потеряли свои семьи, которые были растерзаны чернью на их  глазах.  Те,  кто
уцелел, вынуждены были скрываться. Кто-то  скитался  по  лесам  в  одиночку,
кто-то пристал к шайкам разбойников.
   На многих лицах Карамон заметил печать злых  дел,  но  во  многих  глазах
видел он также покорность судьбе и безнадежное отчаяние.  Он  и  сам  знавал
плохие времена, так что хорошо  представлял  себе,  до  чего  могут  довести
человека голод и отчаяние.
   Все это давало Карамону надежду осуществить свой план.
   В центре лагеря горел большой жаркий костер. Когда воин  вступил  в  круг
света, все разбойники разом оставили  свои  дела  и  окружили  его  зловещим
кольцом.
   У самого костра, с бутылкой в руке, сидел в  огромном  деревянном  кресле
одноногий главарь. За  его  спиной  пересмеивались  и  кривлялись  несколько
человек из свиты Костыля, в которых Карамон  без  труда  признал  ту  подлую
породу льстецов и подпевал, которую можно встретить у  подножия  всех,  даже
самых ничтожных тронов. То, что среди них был давешний трактирщик,  Карамона
нисколько не удивило.
   Радом с креслом главаря сидела на стуле Крисания. Лиф  ее  белого  платья
был разорван - Карамону не нужно было гадать, чьими руками. Чувствуя в  душе
нарастающий гнев, воин заметил  на  скуле  жрицы  ссадину.  Нижняя  губа  ее
распухла.
   Несмотря на ужас своего положения, Крисания держалась с достоинством,  не
обращая  никакого  внимания  на  грубые  шутки  грабителей.  Карамон  мрачно
улыбнулся.
   Он не мог не  восхититься  мужеством  молодой  жрицы.  Зная  о  горестях,
выпавших на  ее  долю,  -  безумие  последних  дней  Истара,  мрачная  башня
Рейстлина и плен разбойников, - небывалых в ее прежней  тихой  и  безопасной
жизни, Карамон подумал, что спокойствию Крисании могла бы позавидовать  даже
Тика.
   Тика... Карамон нахмурился.  Ему  не  стоило  вспоминать  Тику,  особенно
сейчас,  видя,  в  каком  положении  находится   Крисания!   Отогнав   прочь
воспоминания, Карамон перевел взгляд со жрицы на своего противника.
   Заметив пленника, Костыль прервал разговор с одним из  своих  подпевал  и
взмахом огромной руки велел Карамону подойти ближе.
   - Готовься к смерти, воин, - приторно улыбнулся Костыль и бросил  ленивый
взгляд на Крисанию. - Я думаю, госпожа не станет возражать, если наше с  ней
свидание немного задержится. Тобой, бычок, я займусь  сам.  А  ты,  дорогая,
можешь считать этот спектакль прелюдией к нашим ночным развлечениям.
   Он погладил Крисанию по щеке. Жрица отпрянула, и главарь, гневно сверкнув
глазами, закатил ей звонкую пощечину.
   Крисания молча подняла голову и посмотрела на своего мучителя  с  мрачной
надменностью. Карамон, зная, что не может позволить  жалости  отвлечь  себя,
продолжал внимательно изучать  соперника.  Он  понимал,  что  власть  вожака
держится на страхе и грубой силе и что большинство людей следует за  ним  не
по своему желанию, а в силу необходимости. Жители поселка  боялись  главаря.
Вероятно, в этих краях великан-полукровка - и закон, и судья. В  этом  нищем
краю люди остаются верны ему только потому, что  он  добывает  пропитание  и
поддерживает их жизнь. Без главаря половина из них умрет от голода, а другая
погибнет в стычках с иными шайками. Интересно все же, насколько  глубока  их
преданность Костылю?
   Карамон расправил плечи и заметил со спокойным презрением:
   - Стало быть, ты настолько храбр, что отваживаешься  бить  женщин?  -  Он
ухмыльнулся. - Развяжи меня, и тогда поглядим, кто  из  нас  на  самом  деле
мужчина.
   Костыль посмотрел на него с сочувствием, и Карамон заметил в его  взгляде
искорку сметливого лукавства.
   - Я ожидал от тебя большей сообразительности, воин, - вздохнул Костыль. -
Боюсь, ты окажешься  скучным  противником.  Но  ничего  лучшего  у  меня  на
сегодняшний вечер все равно нет. На вечер, а не на ночь...
   Великан усмехнулся своей поправке и отвесил Крисании шутовской поклон.
   Затем Костыль отшвырнул в сторону меховой плащ  и,  обернувшись  к  своим
людям, приказал принести ему меч. Подхалимы наперегонки бросились  исполнять
приказ вожака, в то время как остальные попятились, освобождая  место  возле
костра, - очевидно,  подобные  представления  давались  в  поселке  довольно
часто. В суматохе Карамон успел подать Крисании знак глазами, Метнув  взгляд
в ту сторону, где остался лежать Рейстлин.
   Жрица моментально поняла его. Она грустно улыбнулась, кивнула,  и  пальцы
ее тут же сомкнулись на медальоне Паладайна, а распухшие губы зашевелились в
беззвучной молитве.
   В этот миг Карамона подтолкнули вперед, и он потерял Крисанию из виду.
   - Чтобы  выбраться  из  этой  передряги,  одних  молитв  Паладайну  будет
маловато, госпожа, - пробормотал воин и не без  удовольствия  подумал,  что,
возможно, в те же самые мгновения его брат обращается с молитвой к Владычице
Тьмы.
   Самому ему некому было молиться и не на что надеяться, кроме  собственных
мускулов.
   Кто-то перерезал путы на его руках, и Карамон тут же  принялся  растирать
затекшие запястья. Затем он сбросил с себя промокшую рубашку: одежда  всегда
давала противнику возможность ухватиться за нее. Именно так учил его Арак на
гладиаторской арене в Истаре.
   При виде великолепной мускулатуры Карамона по толпе разбойников  прошелся
восхищенный шепоток. Дождевая вода струилась по  его  загорелому,  прекрасно
сложенному телу; оранжевые блики пламени играли на груди и плечах,  покрытых
многочисленными шрамами, заработанными воином в битвах. Кто-то сунул в  руку
Карамона меч, и он взмахнул им  искусно  и  легко,  так  что  даже  Костыль,
казалось, несколько растерялся.
   Но если полукровка - пусть на мгновение - и испугался своего  противника,
то Карамон был смущен не  меньше.  Потомок  двух  рас,  Костыль  унаследовал
лучшие  боевые  качества  обеих.  Развитая  мускулатура  и  стать   великана
сочетались в нем с человеческой  подвижностью  и  проворством.  Вдобавок  ко
всему в глазах его светился острый человеческий ум.  Костыль  тоже  сражался
почти  обнаженным,  однако  не  чудовищный  вид  врага   заставил   Карамона
присвистнуть.  Поразило  его  другое  -  оружие,  которое  держал   в   руке
великан-полукровка. Без сомнения, это был самый лучший меч, который  Карамон
когда-либо видел в жизни.
   Длинный и тяжелый, он явно был  рассчитан  на  двуручную  хватку.  Однако
великан без видимых усилий удерживал меч одной рукой! К  тому  же,  судя  по
паре разминочных взмахов, Костыль умел с этим оружием обращаться.  Клинок  в
его руке тихонько пел, со свистом  рассекая  темноту,  и,  играя  отблесками
костра, оставлял за собою оранжевый тающий след.
   Когда вожак  вышел  на  середину  оцепленного  толпой  крута,  Карамон  с
отчаянием понял, что ему предстоит сразиться не с грубым глупым животным,  а
с умелым, расчетливым бойц