раздо лучшим Беседующим-со-Звездами, чем я? - Сильван раскалялся от гнева.
     - Я мог бы стать им, кузен. - Спокойное достоинство звучало в голосе Кайрина. - Глокоус мечтал сделать меня Беседующим-со-Звездами. Но я отказался. Я знал и вашего отца, и вашу матушку и любил их обоих. Трон нашей страны по праву принадлежит вам, Ваше Величество. Я не хотел быть узурпатором.
     Сильван почувствовал мгновенный стыд от невысказанного упрека.
     - Простите меня, кузен. Я сказал то, чего на самом деле не думаю. Но я все-таки полагаю, что вы ошибаетесь насчет Глокоуса. Им руководит только любовь к Сильванести и забота о благе страны. Тот факт, что он поднялся с самых низов до нынешнего высокого положения, говорит в его пользу. И не только в его пользу, но и в пользу вашего дяди, сумевшего разглядеть ценность Глокоуса для страны и не впасть в предубеждение против него из-за того, кем он был в прошлом, - как это прежде часто случалось с нами, эльфами. Моя матушка часто говорила, что мы вредили сами себе, не давая талантливым людям реализовать их возможности, судя о них по их происхождению, а не по способностям. Одним из самых доверенных военачальников моей матери был некий Самар, который начал свою службу рядовым солдатом.
     - Если бы Глокоус пришел к нам с намерением улучшить жизнь нашего народа, то я первый поддерживал бы его, несмотря на низкое происхождение. Но все, что он сделал для нас, - это посадил магическое дерево, - Кайрин криво усмехнулся, - и возвел щит вокруг нашей страны.
     - Но щит предназначен для нашей защиты, - запротестовал Сильван.
     - Так же как тюремные стены предназначены для защиты томящихся за ними.
     Сильван задумался. Он не мог сомневаться в том, что его брат говорит со всей искренностью и серьезностью. Но он не хотел слушать ничего, направленного против регента. По правде говоря, он чувствовал себя неуверенно перед той внезапно возникшей ответственностью, которую налагали на него его новые обязанности. И Сильвана успокаивала мысль, что кто-то станет давать ему советы и помогать в делах. И лучше всего, если это будет Глокоус, такой вежливый, предупредительный и очаровательный.
     - Давайте не будем ссориться из-за таких пустяков, кузен, - предложил Сильван. - Я подумаю над вашими словами. А пока позвольте поблагодарить вас за то, что вы говорили от всего сердца. Я знаю, что это было нелегко. - И он протянул руку.
     Кайрин горячо пожал ее, и они заговорили о других делах, о церемонии предстоящей коронации, о новых эльфийских танцах. Затем Кайрин стал прощаться с королем, пообещав прийти попозже, чтобы проводить его на коронацию.
     - Подумать только, я буду носить корону, которая когда-то украшала голову моего прадеда! - Сильван все еще не мог поверить в это.
     - Так пусть она принесет вам больше счастья, чем принесла ему, - серьезно ответил Кайрин. Сохраняя печальное выражение лица, он вышел.
     Сильван пожалел о его уходе; королю были приятны дружелюбие и располагающие манеры Кайрина, хотя он и чувствовал себя немного обиженным оттого, что тот испортил ему праздничное утро. От этого дня молодой король вправе был ожидать только радости.
     - Он просто завидует, - сказал себе Сильван. - Что ж, это вполне естественно. На его месте я бы, наверное, испытывал такие же чувства.
     - Ваше Величество, - доложил один из слуг, - я вынужден огорчить вас, начинается дождь.

***

     - Ну и что вы думаете о нашем новом короле? - обратился генерал Коннал к своему собеседнику, поднимаясь по ступеням королевского дворца. Они направлялись в королевские покои, чтобы засвидетельствовать свое почтение правителю в утро коронации. Дождь превратился в ливень, всякий намек на солнце исчез.
     - Я нахожу его неглупым, скромным и естественным, - с улыбкой ответил Глокоус. - Мне чрезвычайно приятно общаться с ним. А каково ваше мнение, друг мой?
     - Он всего лишь молодой веселый пес, - пожал плечами генерал. - Думаю, он не станет доставлять нам хлопот. - Его тон смягчился. - Вы были правы, друг мой. И мы хорошо сделали, посадив его на трон. Люди уже обожают его. Я давно не видел столько радостных лиц вокруг. Весь город веселится. Все улицы убраны цветами, люди нарядились в свое лучшее платье. Празднества продлятся, по-видимому, несколько дней. Эльфы называют его появление чудом. Уже поговаривают о том, что больные изнуряющей лихорадкой почувствовали себя лучше. И всякие разговоры о том, чтобы убрать щит, прекратились сами собой. Теперь ни к чему его убирать.
     - Да, мы вырвали с корнем семена мятежа, которые посеяли кираты в нашем благоуханном саду, - подхватил приятную тему Глокоус. - Они, возможно, воображали, что одержат над вами победу, посадив на трон потомка Лорака. Не надо лишать их этой иллюзии. Пусть себе радуются. Теперь у них есть король, и они наконец оставят нас в покое.
     - И если по какой-либо случайности щит подведет нас, - Коннал бросил многозначительный взгляд на регента, - то мы сумеем без проблем управиться с матерью нашего юного короля. Представляю, как она ворвется к нам, вооруженная до зубов, во главе своего войска и обнаружит, что страной правит ее собственный сын. На это зрелище, право, стоило бы посмотреть.
     - Возможно, стоило бы. - Глокоус, казалось, не находил эту идею особенно привлекательной. - Но я, например, вполне могу обойтись без лицезрения этой гадины. Ни на минуту не верю, что она согласится оставить его на троне. Этот приз она с удовольствием ухватила бы для себя. Но, к счастью, - он улыбнулся, хорошее настроение уже вернулось к нему, - ей никогда сюда не проникнуть. Щит не пропустит ее.
     - Однако он пропустил ее сына, - возразил Коннал.
     - Это не он, а я пропустил его сюда, - с нажимом напомнил Глокоус генералу.
     - Так вы утверждаете.
     - А вы сомневаетесь в этом, друг мой?
     Глокоус резко остановился и повернулся к Конналу. Белые одежды вихрем взметнулись вокруг его ног.
     - Да, сомневаюсь, - невозмутимо ответил генерал. - Потому что чувствую, что вы сами в этом сомневаетесь.
     Глокоус начал было что-то отвечать, но тут же умолк, закрыв рот. Сцепив на спине руки, он медленно двинулся вперед.
     - Я не хотел обижать вас, - извинился Коннал.
     - Не извиняйтесь, друг мой. - Глокоус вновь повернулся к нему. - Я не сержусь. Мне всего лишь обидно, вот и все. Просто грустно.
     - Но почему?..
     - Я вам объясню. Может быть, тогда вы поверите мне.
     Коннал вздохнул:
     - Вы намеренно не хотите меня понять. Но, во всяком случае, ваши объяснения будут мне интересны.
     - Я объясню вам, как это все происходит. Но не здесь, здесь слишком людно. - Глокоус указал на слуг, суетившихся вокруг огромного лаврового венка. - Пройдемте в библиотеку, там мы могли бы поговорить без свидетелей.
     Огромная зала, вдоль стен которой высились полки полированного темного дерева, сверху донизу уставленные старинными фолиантами и свитками, хранила такую глубокую тишину, словно книги поглощали все посторонние звуки, превращая всякую речь в слова, написанные на их страницах.
     - Когда я сказал, что щит действовал по моему желанию, - начал свои объяснения Глокоус, - я не имел в виду, что отдал специальную команду относительно этого молодого человека. Я не велел щиту пропускать его. Но магия щита исходит от магии дерева, растущего в Саду Астарин. Следуя моим указаниям, Создатели Крон вырастили его. Это я наставлял их в магии, которая вызвала Древо Щита к жизни. И она, эта магия, является частью меня самого. Я отдаю огромное количество своей силы и энергии, чтобы управлять этой магией и поддерживать щит на месте. Иногда я чувствую, - тут Глокоус заговорил совсем тихо, - что щит - это часть меня самого. Я - тот щит, который охраняет безопасность наших эльфов.
     Коннал молча слушал.
     - Мне не раз случалось замечать, что щит реагирует на мои невысказанные желания, - продолжал регент. - Желания, которые я сам часто не осознавал. И я так давно мечтал о том, чтобы на наш престол взошел законный король. Щит знал об этом моем неосознанном желании. И так случилось, что, когда Сильванеш оказался рядом со щитом, тот пропустил его.
     Генералу очень хотелось в это верить, но его обуревали сомнения. "Почему Глокоус не говорил об этом раньше? Почему его глаза избегают моего взгляда? - спрашивал себя генерал Коннал. - Ему известно что-то еще. И он скрывает это от меня".
     Коннал повернулся к Глокоусу:
     - Можете ли вы обещать мне, что больше никто не пройдет сквозь щит?
     - Я гарантирую вам это, мой генерал, - отвечал Глокоус. - И могу поставить на это свою жизнь.

19

Нищий слепец

     Воины Мины, оставлял Оплот, выступили в поход в прекрасном расположении духа, вовсю распевая походные песни, маршируя им в такт и болтая о тех чудесах отваги и удивительных подвигах, которые они совершат в Сильванести во имя их обожаемой предводительницы. Стоило только Мине появиться на своем красавце жеребце, цвета бычьей крови, как солдаты начинали выкрикивать здравицы и, ломая ряды (что неизменно вызывало гнев у их командиров), бежали к ней, чтобы коснуться ее руки или платья. Все они верили, что это непременно должно принести им счастье.
     Галдара среди них не было. Несколькими днями раньше он отбыл в Кхур, куда должен был доставить приказания Мины тамошнему командующему генералу Догаху. В его отсутствие командование принял на себя капитан Самоал. В начале похода никаких трудностей не возникало и не должно было возникнуть, он прекрасно знал это. Ярко светило солнце. Стояли погожие летние дни. Их отряд всего несколько дней как оставил Оплот, и они все еще находились на дружественных территориях. Уже скоро они войдут в земли великанов-людоедов - прежних союзников, а теперь заклятых врагов, но сейчас даже мысль о сражениях с этими кровожадными чудовищами не могла омрачить их дух. Имя Мины согревало их подобно бледному холодному солнцу.
     Старый солдат, ветеран многих и многих кампаний, Самоал знал, что, когда погода испортится и зарядят дожди, когда дороги превратятся в узкие, труднопроходимые тропы, когда начнут завывать ветры и враг будет преследовать их по пятам, тогда у солдат появится иное мнение об этом предприятии. Они примутся ворчать и брюзжать, а некоторые отчаянные головы даже станут открыто роптать и подстрекать других к мятежу. Но сейчас его обязанности были легкими. Он шагал рядом с Миной, на зависть всей колонне. Он стоял рядом с ней, придерживая стремя, когда она, сидя на коне, оглядывала проходившие мимо войска. Каждый вечер он проводил в ее палатке, изучая карты и намечая маршрут на следующий день. И даже спал он рядом с ее палаткой, завернувшись в солдатский плащ и не выпуская из рук меча, готовый в любую минуту вскочить, если ей понадобится его помощь.
     Ему и в голову не могла прийти мысль о том, что кто-то из солдат попытается обидеть ее. Однажды ночью, лежа под плащом и глядя на яркие звезды, сиявшие с высокого, чистого неба, он принялся размышлять над этим. Она все-таки была молодой девушкой, и довольно привлекательной. Его всегда тянуло к женщинам, причем самым разным. Он не смог бы даже приблизительно сосчитать всех, с кем бывал близок. И, как правило, такой лакомый кусочек, такая хорошенькая молоденькая девчонка заставляла бурлить его кровь. Но в присутствии Мины у него не возникало и тени желания, а, прислушиваясь к солдатской болтовне у костра, он знал, что и другие мужчины испытывают то же самое. Они любили ее, поклонялись ей. Но отношение их было почтительным и благоговейным. В нем не было ничего плотского.
     Следующее утро началось как обычно. Снявшись с привала, они тронулись в путь. По дороге Самоал прикинул, что если у Галдара все пройдет хорошо в Кхуре, то минотавр нагонит их в течение ближайших двух дней. Раньше Самоал никогда не любил и не интересовался минотаврами, служившими в их войсках, но теперь он с нетерпением ждал возвращения Галдара.
     - Господин! Остановите, пожалуйста, людей! - послышался крик разведчика.
     Самоал отдал колонне приказ остановиться и пошел навстречу кричавшему.
     - Что случилось? - отрывисто спросил он. - Великаны?
     - Нет, господин, - отсалютовал ему разведчик. - Впереди на дороге сидит слепой нищий.
     Самоал вспыхнул от гнева:
     - Ты велел остановиться из-за одного поганого нищего?
     - Да, господин... то есть нет, господин, - разведчик перепугался, - но он загородил тропу.
     - Ты что, не можешь убрать его с дороги? - Капитан уже не на шутку рассвирепел.
     - Но в нем есть что-то странное, господин, - мялся разведчик. - Это не обычный нищий. Я думаю, что вам следует сходить к нему, господин. Он сказал... сказал, что ему нужно поговорить с Миной.
     Самоал потер подбородок. Его не удивило, что слух о Мине уже широко разнесся, но то, что известие об их походе и даже о выбранном маршруте бежит впереди них, было странно и не слишком приятно.
     - Пойду гляну на него, - буркнул он и пошел с разведчиком вперед. Самоал вознамерился как следует расспросить слепца о том, что еще ему известно и откуда у него эти сведения. Ему хотелось управиться с этим до того, как Мина что-либо узнает.
     Но не успел он сделать и трех шагов, как услышал позади себя голос Мины.
     - Капитан Самоал, - громко произнесла она, оставаясь в седле, - в чем дело? Почему мы остановились?
     Самоал хотел было сказать, что дорогу впереди загородил крупный камень, но едва он открыл рот, как разведчик уже во все горло заорал о том, что знал, и его услышала не только Мина, но и вся колонна:
     - Мина! Там впереди сидит на дороге нищий слепец! Он говорит, что ждет тебя!
     Это дурачье, конечно, тут же принялось обрадованно переговариваться и с важным видом кивать друг другу. Им льстило и казалось вполне естественным, что слава их Мины уже достигла таких широких пределов. Какие глупцы! Они думают, что маршируют по улицам Джелека!
     Самоал с ужасом представил себе, что дороги впереди окажутся запружены всяким сбродом из мелких окрестных деревень, увечными, прокаженными и слепыми, молящими Мину излечить их.
     - Капитан, приведите этого человека ко мне, - приказала ему Мина.
     Самоал подошел к самому стремени коня.
     - Мина, послушайте минутку, - начал он. - Я знаю, вы хотите как лучше, но, если мы станем останавливаться из-за каждого калеки между Оплотом и Сильваностом, мы доберемся до эльфов как раз к Дню Середины Зимы. Если мы вообще туда доберемся. Каждой потраченной впустую минутой мы даем великанам возможность собрать силы и подобраться к нам поближе.
     - Этот человек спрашивает обо мне. Я должна видеть его. - Мина соскользнула с лошади. - Мы уже давно на марше. Прикажите людям отдохнуть. Где он, Ролоф?
     - Прямо впереди, на дороге, - показал разведчик. - До него примерно полмили. На вершине во-он того холма.
     Самоал увидел этого человека прежде, чем они поравнялись с ним. Дорога, по которой проходил их маршрут, бежала по взгорьям и то ныряла в ложбину, то поднималась к вершинам небольших холмов. На одном из этих холмов, как и сказал разведчик, их ждал нищий. Он сидел на земле, привалившись спиной к огромному валуну, с длинным, крепким посохом в руке. Услышав, что кто-то идет к нему, он поднялся на ноги и повернул к ним незрячее лицо.
     Слепец оказался моложе, чем ожидал Самоал. Длинные волосы, достигавшие плеч, отливали серебром в утреннем свете. Кожа лица была гладкой и молодой. Вероятно, когда-то он был даже красив. Одет он был в серое платье, поношенное и с обтрепанным низом, но чистое. Но все это Самоал отметил позже. В первый момент он не мог отвести взгляд от ужасного шрама, обезобразившего лицо мужчины.
     По-видимому, шрам остался после ожога. Волосы на одной половине головы были опалены, шрам выходил из-под них с правой стороны и, пересекая наискось все лицо, заканчивался у подбородка слева от рта. Правый глаз был перевязан тряпкой. Самоал невольно с жестоким любопытством подумал о том, цел ли перевязанный глаз или он расплавился в том страшном пламени, которое обожгло эту плоть и спалило волосы. Левый глаз был вроде бы цел, но ничего не видел, его затянула страшная белая пелена катаракты. Эта жуткая рана, похоже, была получена совсем недавно - вероятно, не прошло и месяца после трагедии, случившейся с этим человеком. Он, должно быть, до сих пор испытывал жестокую боль, но не подавал виду. Слепец молча стоял, ожидая их, и, хотя и не мог видеть Мину, повернул лицо в ее сторону. "Должно быть, он сумел отличить ее легкий шаг от моей тяжелой походки", - мелькнуло у Самоала.
     Мина замерла на мгновение, словно удивившись чему-то. Затем, пожав плечами, она направилась прямо к незнакомцу. Самоал следовал сзади, не снимая руки с меча. Несмотря на слепоту нищего, он чувствовал в нем какую-то угрозу. Как сказал разведчик, в незнакомце действительно было что-то странное.
     - Ты узнаешь меня, так ведь? - Глаза слепца смотрели поверх нее.
     - Да, я тебя узнаю, - ответила Мина.
     На раны слепца было страшно смотреть, и Самоал отвел взгляд. Из-под тряпки тянулась желтая дорожка гноя, кожа вокруг ожога была красной и воспаленной, лицо распухло, и капитан явственно ощутил запах гниющей плоти.
     - Когда это с тобой случилось? - спросила Мина.
     - В ночь бури.
     Она печально кивнула, будто ожидала такого ответа.
     - Почему ты осмелился идти прямо в бурю?
     - Я слышал голос, - ответил нищий. - И мне хотелось пойти взглянуть самому.
     - Это был голос Единого Бога.
     Нищий с недоверием покачал головой:
     - Голос был отчетливо слышен, несмотря на грохот грома и вой ветра, только слов было не разобрать. Я ушел очень далеко, ни дождь, ни ветер не могли мне помешать, и я уверен, что подошел к тому самому месту, откуда доносился голос. Я был совсем близко к нему, я уверен. Дошел почти до Нераки, когда в меня ударила молния. О том, что было потом, я ничего не помню.
     - Ты принял человеческий облик, - резко прервала его Мина. - Зачем?
     - Как ты можешь винить меня за это, Мина? - спросил тот сокрушенно. - Я вынужден идти по земле моих врагов. - И он жестом указал на свой посох. - Это единственный доступный теперь для меня способ путешествия - пешком, опираясь на клюку.
     - Мина, - обратился к девушке Самоал, не отрывая взгляда от нищего, - у нас сегодня впереди долгий путь. Ты только скажи, и я мигом избавлю от этого типа и дорогу, и мир.
     - Полегче, Самоал, - успокаивающе сказала Мина и положила руку ему на плечо. - Это давнее знакомство, и я задержусь не более чем на минуту. Как ты нашел меня? - обратилась она к слепому.
     - О твоих подвигах говорили везде, где я проходил, - ответил нищий. - Мне были известны имя и описание внешности. Может ли быть на свете другая Мина с глазами цвета янтаря? Нет, сказал я себе. На свете только одна Мина - та сиротка, которую когда-то давно волны выбросили на берег острова Шэлси. Та сиротка, которую подобрала Золотая Луна и которая завоевала сердце госпожи Первой Наставницы Цитадели Света. Она тоскует по тебе, Мина. Отчего ты покинула ее и всех нас, тех, кто любил тебя?
     - Оттого, что она не умела ответить на мои вопросы, - объяснила Мина. - Как и никто из вас.
     - А теперь ты нашла ответы? - Голос неизвестного зазвучал сурово.
     - Нашла.
     Нищий покачал головой. Он не выглядел рассерженным, скорее было похоже, что он сожалеет о чем-то.
     - Я могла бы вылечить тебя, - предложила Мина, сделала шаг вперед и протянула к нему руку.
     Но слепец резко отшатнулся от нее. Перехватив свой посох двумя руками и держа его перед собой, он преградил ей путь.
     - Нет! - почти выкрикнул он. - Хотя мои раны страшно болят, это всего лишь телесная боль. Она не затрагивает мою душу, как затронула бы ее боль от твоего так называемого излечения. И хотя я бреду в темноте, она не так глубока, как та мгла, в которой нынче пребываешь ты, Мина.
     Она улыбнулась ему теплой, спокойной улыбкой.
     - Ты слышал голос, Соломиратниус? - спросила она. - Ты ведь слышишь его и по сию пору, не так ли?
     Нищий не отвечал. Опустив посох, он пристально смотрел на девушку. Он