корее масло остановит нож, чем эти штуки помогут в нормальном  бою.  -
Карамон ощупывал доспехи. - А нагрудники? Любой меч рассечет их без труда!
   - Да. - Перагас неестественно рассмеялся. -  Как  ты  сам  видишь,  лучше
сражаться голым, чем в этих доспехах.
   - Стало быть, мне не о чем волноваться, - вытаскивая из  корзины  кожаную
набедренную повязку, хмуро заметил Карамон.
   Повязку также богато украшали золотые пластинки, но она была такой узкой,
что не скрывала почти ничего  из  того,  что  должна  была  скрывать.  Когда
Карамон наконец оделся, даже кендер не мог  смотреть  на  него  без  чувства
некоторой неловкости.
   Перегас уже собрался уходить, когда Карамон остановил его на пороге.
   - Лучше скажи мне все сразу, друг, - попросил он. - Если, конечно, ты все
еще мой друг.
   Перагас пристально посмотрел на Карамона и пожал плечами:
   - Я думал, ты уже догадался. Мы используем заточенные мечи. Конечно;  при
выпадах они  проваливаются  в  рукоятку,  но  при  рубящих  ударах...  -  Он
прищурился.
   - Словом, бывает, что кровь течет  по-настоящему.  Поэтому  мы  стараемся
поменьше рубить.
   - Ты хочешь сказать, что  на  арене  можно  получить  настоящую  рану?  -
переспросил Карамон. - Значит, и я могу  кого-нибудь  ранить:  тебя,  Киири,
Рольфа, Варвара... Что еще может произойти? О чем  еще  ты  не  сказал  мне,
друг?
   От  волнения  и  гнева  Карамон  почти  кричал,  но  Перагас  по-прежнему
оставался холоден.
   - Как ты считаешь, откуда у меня эти шрамы? - спросил он. - Думаешь, я  в
детстве выпал из колыбели или меня кошка поцарапала? Ладно, когда-нибудь  ты
все поймешь. Сейчас у меня нет времени на объяснения. Просто доверяй  нам  -
мне и Киири. Следуй за нами и держись поближе. В первую очередь  остерегайся
минотавров: они - рабы собственной  свирепости.  Никакой  хозяин  и  никакой
Король-Жрец им не указ. Да, они согласились подчиняться правилам, но лишь из
боязни, что их отправят назад, на Митрас. А зрители... зрители их любят.
   Трибуны  ликуют,  когда  минотавры   устраивают   кому-нибудь   небольшое
кровопускание.
   А если кто-то из них почует кровь, он уже не может управлять собой.
   - Убирайся! - прорычал Карамон.
   Перагас некоторое время молча смотрел на него, потом повернулся  и  пошел
прочь. В коридоре он, однако, остановился и, держась за ручку двери,  сурово
сказал:
   - Послушай, друг, шрамы, которые я получил на арене, - это  мои  награды,
мои знаки отличия. Каждый из них для меня дороже, чем  для  рыцаря  -  новая
пара шпор, полученная из рук главы  Ордена  за  доблесть!  Это  единственная
награда, которую нам удается получить  за  свое  геройство!  На  арене  свои
законы чести, Карамон, и они не имеют ничего общего с  законами  чести  всех
этих рыцарей и благородных господ, что сидят на трибунах и смотрят, как  мы,
рабы, пускаем друг другу кровь ради их удовольствия.  У  нас  особая  честь,
именно она помогает нам выжить.
   Перагас замолчал. Может быть, он сказал бы что-то еще, но Карамон  упорно
смотрел в пол, отказываясь замечать его присутствие и никак не  реагируя  на
его слова.
   - У тебя есть еще пять минут, - сказал в конце концов Перагас и в сердцах
хлопнул дверью.
   Тасу очень хотелось высказаться, но он только взглянул на лицо Карамона и
понял: сейчас не время.

***

   Если идешь в бой с мрачным настроением, то обязательно заработаешь дырку,
сквозь которую оно улетучится.
   Карамон никак не мог вспомнить, кто из старых военачальников сказал  это,
однако по личному опыту знал, насколько это  верно.  В  бою  твоя  жизнь  во
многом зависит от того, насколько надежно  прикрывают  тебя  твои  товарищи.
Перед боем все ссоры  и  споры  необходимо  улаживать.  Карамон  никогда  не
относился к тем, кто подолгу лелеет обиду, - как правило, ни к чему хорошему
это не приводило.
   Поэтому ему было легко перед самым выходом на арену пожать Перагасу руку.
   Перагас с готовностью принял его извинения, а  Киири,  которая  наверняка
слышала о происшедшем от чернокожего гладиатора, одобрительно улыбнулась.  К
тому же при виде его нового наряда в зеленых глазах  Киири  вспыхнуло  такое
неподдельное восхищение, что Карамон невольно зарделся. Как бы там ни было,'
перед боем его настроение значительно улучшилось.
   Втроем они стояли в коридоре,  проходящем  под  ареной,  и  готовились  к
своему выходу. Вместе с ними  дожидались  сигнала  и  остальные  гладиаторы,
участвующие в сегодняшних Играх: Рольф, Варвар и Рыжий Минотавр. Над головой
у них раздавались приглушенные вопли толпы, и Карамон всякий  раз  вытягивал
шею, стараясь рассмотреть, что творится у выхода. Ему  хотелось,  чтобы  все
поскорее началось. Насколько он помнил, никогда прежде он не волновался  так
сильно даже перед настоящей битвой.
   Другие гладиаторы тоже изрядно нервничали. Это проявлялось в смехе Киири,
звучащем сейчас намного пронзительнее и резче обычного, а также  в  струйках
пота, которые медленно ползли по неподвижному, словно вырезанному из черного
дерева, лицу Перагаса, - однако  это  было  нормальное,  здоровое  волнение,
вызванное нетерпеливым ожиданием события. Неожиданно для себя Карамон понял,
что и он сам тоже, дожидаясь этой схватки,  с  азартом  предвкушает  упоение
боя.
   - Арак назвал наши имена, - наконец сказала Киири.
   Она, Перагас и Карамон шагнули вперед, к выходу - гном решил, что раз эта
троица хорошо сработалась на тренировках, значит, и на арену можно выпустить
их в этом составе. (К тому же он надеялся, что  двое  профессионалов  сумеют
исправить возможные ошибки  Карамона.)  Первое,  что  почувствовал  Карамон,
выйдя из полутемного коридора, была волна оглушительного шума. Она  налетала
на него громом аплодисментов, градом приветственных криков, и ему показалось
сначала, будто весь этот шум обрушивается прямо с ясного солнечного неба. От
этого невозможного шума он едва  не  растерялся.  Ставшая  к  этому  времени
знакомой арена, на которой он ежедневно тренировался  в  течение  нескольких
месяцев, внезапно показалась ему чужой.
   Взгляд его испуганно метнулся на трибуны,  однако  это  не  принесло  ему
облегчения:
   Карамон привык видеть  их  пустыми,  но  сегодня  на  стадионе  собралась
многотысячная толпа. Все зрители - во всяком случае, так  ему  показалось  -
кричали, топали ногами и били в ладоши.
   Перед глазами Карамона поплыли яркие пятна - то были весело трепещущие на
ветру стяги, возвещающие начало Игр, вымпелы и шелковые штандарты  истарской
знати, а также скромные  флажки  разносчиков,  которые  торговали  с  лотков
всякой  всячиной,  начиная  от  охлажденного  фруктового   сока   и   кончая
тарбеанским чаем -  в  зависимости  от  погоды  и  времени  суток.  Все  это
двигалось, шевелилось и сверкало  на  солнце,  отчего  Карамон  почувствовал
головокружение и  подступающую  к  горлу  тошноту.  Прохладная  рука  Киири,
опустившаяся на его плечо,  привела  Карамона  в  чувство.  Обернувшись,  он
увидел ее улыбку и успокоился. За спиной Киири он разглядел знакомую  арену,
Перагаса и других гладиаторов, которые вышли на ринг вместе с ними.
   Совладав со своей растерянностью, Карамон сосредоточился  на  предстоящем
бое. "Думай о деле! - сурово  приказал  он  себе.  -  Если  ты  хоть  что-то
сделаешь не так, как отрабатывал на тренировках, ты  не  только  сам  будешь
выглядеть дураком, но и невзначай кого-нибудь поранишь". Карамон помнил, как
долго возилась с ним Киири, разучивая технику колющих ударов. Теперь он знал
почему.
   Взяв себя в руки, Карамон занял отведенное ему место  и  стал  дожидаться
начала. Отчего-то арена выглядела полузнакомой, и сначала Карамон  никак  не
мог понять, в чем тут дело. Только потом он сообразил, что  гном  не  только
заставил гладиаторов надеть парадные боевые костюмы, но И празднично украсил
арену.
   Помосты с опилками, на которых Карамон тренировался изо дня в день,  были
затянуты тканью с символами четырех сторон света, вокруг них пылали и чадили
раскаленные угли, кипело и булькало в огромных котлах масло. Четыре  помоста
соединялись между собой узкими деревянными мостками, которые проходили прямо
над Ямами Смерти, как их иногда называли, где вращались и  гремели  страшные
машины - давилки, дробилки и циркулярные пилы. Поначалу Ямы Смерти  испугали
Карамона, но теперь он узнал, что все это - чистая бутафория. Зрители  очень
любили, когда бойцу, вытесненному  с  помоста,  приходилось  отражать  атаки
противника, балансируя на узкой доске и каждую секунду  рискуя  свалиться  в
механическое чрево. Также зрителям  очень  нравилось,  когда  Варвар  держал
Рольфа за ноги над кипящим маслом. На тренировках Карамон с Киири  часто  от
души смеялись, видя, какое испуганное выражение появляется на лице Рольфа  и
какие отчаянные усилия он предпринимает, чтобы освободиться. Впрочем,  и  на
тренировках, и перед публикой это  кончалось  одним  и  тем  же:  Рольф  бил
Варвара кулаком по голове и спасался.
   Солнце стояло в зените, и внимание Карамона привлек яркий золотой блеск в
центре арены. Там помещался Шпиль Свободы - высокое  сооружение  из  чистого
золота, -  столь  изящный  и  красивый,  что  он  казался  неуместным  среди
пропитанных потом опилок. На вершине его висел  ключ,  который  мог  открыть
замок на любом ошейнике. Шпиль Свободы Карамон видел каждый  день,  но  ключ
обычно хранился в сундуке в комнате  Арака.  Одного  взгляда  на  этот  ключ
оказалось достаточно, чтобы с новой силой ощутить на шее  тяжесть  стального
обруча.
   Карамон почувствовал, как глаза его невольно наполнились слезами.
   Свобода... Казалось бы, что может быть проще: проснуться утром,  отворить
дверь и пойти куда вздумается - ведь тебе открыты все пути  в  этом  широком
мире.
   Раньше Карамон никогда не задумывался об этом и только теперь,  лишившись
такой возможности, он понял, как много для него значила свобода.
   Потом он услышал голос Арака и заметил, что гном указывает на него.
   Стиснув в руках оружие, Карамон посмотрел на Киири. Золотой ключ все  еще
сверкал у него перед глазами. В конце  года  те  из  рабов,  кто  достаточно
хорошо показал себя  на  Играх,  получали  возможность  сразиться  за  право
вскарабкаться на Шпиль и достать ключ. Все это, конечно, тоже было  сплошным
надувательством - Арак отбирал для этого финального представления  тех,  кто
мог собрать побольше публики, - однако Карамон еще ни разу серьезно не думал
о возможности сразиться за ключ. Все  его  мысли  до  сих  пор  были  заняты
судьбой брата и Фистандантилусом.
   Теперь он понял, что у него есть еще одна цель.
   Карамон издал  громкий  воинственный  клич  и  поднял  над  головой  свой
складной меч.
   Со временем Карамон окончательно избавился от растерянности и  неловкости
и даже начал получать удовольствие от участия в представлении. Ему нравились
громкие аплодисменты и приветственный  гул  толпы.  Чувствуя,  что  является
своего рода центром азартной страсти  и  неусыпного  внимания,  он  принялся
играть на публику, срывая целый шквал оваций, о чем предупреждала его Киири.
Несколько ран, полученных им в особо жарких стычках, оказались не более  чем
царапинами.
   Карамон почти не чувствовал боли и с улыбкой  вспоминал  свои  тревоги  и
сомнения.
   Теперь ему стало понятно, почему Перагас даже не удосужился  предупредить
о такой мелочи во время тренировок, и сейчас Карамон жалел,  что  час  назад
принял его слова слишком близко к сердцу.
   - Они любят тебя, - сказала ему Киири во время короткого  перерыва  между
двумя схватками и с нескрываемым восхищением окинула  взглядом  мускулистое,
практически обнаженное тело Карамона. - И я понимаю их. Я сама с нетерпением
жду,  когда  мы  отбросим  свои  складные  железки  и  перейдем   к   борьбе
врукопашную.
   Карамон вспыхнул, и Киири засмеялась, но по ее глазам гигант  понял,  что
она не шутила. Неожиданно для себя Карамон остро ощутил ее женскую  красоту,
которую отчего-то не замечал прежде. Возможно,  виноват  в  этом  был-костюм
Киири - такой же откровенный, как и его, соблазнительно подчеркивающий формы
ее тела, но при этом все же скрывающий самые вожделенные его  уголки.  Кровь
Карамона вскипела от страсти и восторга, совсем как во  время  боя.  Но  тут
мысль о Тике пронеслась в его голове, и Карамон в смущении  торопливо  отвел
глаза, понимая, что взгляд его сказал больше, чем ему хотелось.
   Маневр с отводом глаз, однако, лишь отчасти имел успех, так как  куда  бы
Карамон ни  посмотрел,  всюду  натыкался  на  восхищенные  взоры  прекрасных
женщин, которые тут же спешили привлечь к себе его внимание.
   - Нам пора, - напомнила Киири, и Карамон с радостью вернулся на арену.
   Навстречу ему шагнул Варвар, и Карамон ухмыльнулся ему со всей  возможной
свирепостью.  Это  был  их  коронный   номер,   который   они   отрабатывали
бесчисленное число раз. Когда они сошлись лицом  к  лицу,  Варвар  подмигнул
Карамону, и тот едва не рассмеялся. С огромным трудом ему удалось  сохранить
на лице выражение свирепой  ярости.  Словно  два  диких  зверя,  оба  слегка
пригнулись и принялись кружить по  арене,  зажигая  в  зрителях  напряженное
ожидание. Карамону при  этом  пришлось  напомнить  себе,  что  ему  надлежит
выглядеть воплощением ненависти.
   Варвар ему  искренне  нравился.  Он  был  родом  с  Равнин  и  во  многих
отношениях - высоким ростом и длинными черными волосами - напоминал  Речного
Ветра, хотя и вполовину не был столь грозным противником, как суровый  вождь
кочевников.
   Стальной ошейник Варвара был побит и исцарапан в многочисленных схватках.
   Карамон не сомневался, что в конце года его  противник  станет  одним  из
тех, кому позволят сражаться за золотой ключ.
   Карамон  сделал  выпад  складным  мечом,  но  Варвар  ловко  уклонился  и
подставил ему  подножку.  Карамон  с  ревом  опрокинулся  на  землю,  и  над
стадионом повис дружный вздох. Однако часть зрителей приветствовала Варвара,
своего фаворита,  радостными  воплями.  Тот  нацелился  в  Карамона  копьем.
Женщины в ужасе застонали, но Карамон  в  последнее  мгновение  откатился  в
сторону и, схватив своего противника за ногу, сильным рывком швырнул  его  в
опилки.
   Под гром аплодисментов двое гладиаторов боролись на арене. Киири ринулась
на помощь Карамону, но Варвар, к вящему удовольствию части зрителей, успешно
отбился от обоих. Именно в этот момент Карамон. галантным жестом велел Киири
встать у него за спиной, а сам выхватил из-за пояса кинжал.  Зрителям  стало
ясно, что Непобедимый хочет сам расправиться со своим дерзким противником.
   Киири похлопала Карамона по бедру (этого не было в  сценарии,  и  Карамон
едва не забыл, что ему делать дальше) и отступила. Кинжал  в  руке  Карамона
был условленным  сигналом,  который  означал:  "Заканчиваем  представление".
Варвар ринулся в атаку,  и  Карамон,  поднырнув  под  него,  ткнул  складным
кинжалом прямо в живот противнику, где под украшенной  перьями  кирасой  был
тщательно  замаскирован  рыбий  плавательный  пузырь,   наполненный   кровью
цыпленка.
   Все вышло как надо! Кровь хлынула на руку  и  на  грудь  Карамону,  и  он
заглянул в лицо Варвару, готовясь издать победный клич...
   Что-то было не так.
   Глаза его противника округлились, как и полагалось по сценарию, однако  в
них Карамон увидел изумление и неподдельную боль.  Варвар  качнулся  вперед,
что тоже было предусмотрено и не раз отрепетировано, однако  вырвавшийся  из
его груди стон был полон истинной муки. Карамон подхватил падающее тело и  с
ужасом почувствовал, что кровь, продолжавшая течь из раны, горячая!
   Поддерживая тяжелое, обмякшее тело товарища, Карамон уставился на кинжал.
   Он был настоящим!
   - Карамон... - прошептал  Варвар  и  захлебнулся  кровью.  На  губах  его
выступила розовая пена.
   Публика неистовствовала.  Подобного  представления  здесь  уже  давно  не
видывали.
   - Варвар! Я не знал! - закричал Карамон, завороженный дымящимся  от  алой
крови лезвием. - Клянусь тебе!
   Рядом с ним тут же  оказались  Киири  и  Перагас.  Они  помогли  опустить
умирающего Варвара на опилки, и молодая женщина хрипло прошептала:
   - Продолжай действовать по сценарию! В ярости Карамон чуть было не ударил
ее, но Перагас перехватил его руку.
   - От этого зависит твоя жизнь и наши тоже,  -  прошипел  гладиатор.  -  И
жизнь твоего друга кендера!
   Карамон в растерянности уставился на них. Он никак не мог понять, что они
имеют в виду. Он только что  убил  человека  -  своего  друга!..  Со  стоном
Карамон оттолкнул Перагаса и опустился на колени рядом  с  умирающим.  Краем
уха он расслышал рев трибуны и понял: никто ничего не заметил. По их мнению,
Непобедимый отдавал последние почести "мертвому".
   - Прости, - шепнул Карамон, и Варвар кивнул.
   - Ты не виноват, - ответил он едва слышно. - Не вини се...  -  Голос  его
прервался, на губах лопнул кровавый пузырь, а глаза закатились.
   - Нам необходимо  вывести  его  с  арены,  -  прошептал  Перагас  на  ухо
Карамону.
   - И сделать это надо аккуратно. Как мы репетировали, помнишь?
   Карамон тупо кивнул. Твоя жизнь, наши жизни... жизнь твоего друга...  "Но
я же воин, мне случалось убивать и прежде. В смерти нет ничего  нового,  она
стара как мир". Жизнь твоего друга кендера...
   "Подчиняться приказу... Я привык к этому. Подчиняться  приказу,  а  потом
задавать вопросы", - повторяя в уме эти  слова,  Карамон  сумел  смирить  ту
часть своего разума, которая разрывалась от боли и гнева. Словно во сне,  он
помог Киири и Перагасу поднять "безжизненное" тело Варвара на ноги, как  они
делали это на репетициях прежде. Карамон даже нашел в себе силы  повернуться
к трибунам и поклониться, а Перагас, действуя одной рукой, сделал  так,  что
мертвец на мгновение ожил и тоже отвесил поклон. Публике это пришлось весьма
по вкусу, и она приветствовала всех  четверых  оглушительным  ревом.  Только
после нескольких дополнительных поклонов им  позволили  удалиться  прочь,  в
прохладные коридоры под ареной.
   Оказавшись внизу, Карамон помог уложить тело Варвара на холодный каменный
пол. Некоторое время он угрюмо смотрел  на  мертвого  товарища,  не  обращая
внимания на присутствие других гладиаторов,  которые  дожидались  сигнала  к
выходу на арену.
   Затем он медленно выпрямился, повернулся к Перагасу и схватил его за шею.
   Изо всех сил толкнув его назад, Карамон припечатал его к стене.  Выдернув
из-за пояса окровавленный кинжал, он поднес его к самым  глазам  чернокожего
атлета.
   - Это был несчастный случай, - прошипел Перагас сквозь стиснутые зубы.
   -  Режущее  оружие!  -  выкрикнул  Карам  он  И  с  такой  силой  тряхнул
гладиатора, что тот сильно ударился затылком о камень стены. -  Ты  говорил,
что здесь никого не убивают! Что ты скажешь теперь? Во имя  Бездны,  объясни
мне, что тут происходит!
   - Это был несчастный случай, тупица! - донесся сзади насмешливый голос.
   Карамон обернулся. Перед ним стоял гном, его квадратное тело  отбрасывало
на пол коридора уродливую тень.
   - Пожалуй, я кое-что расскажу тебе о несчастных случаях, - продолжил Арак
тихим голосом, в котором, однако,  ясно  слышалась  угроза.  За  спиной  его
появилась в полумраке коридора зловещая фигура великана, который  постукивал
себя по ладони увесистой дубинкой. - Отпусти Перагаса.  Он  и  Киири  должны
вернуться на арену я поклониться. Сегодня вы стали победителями.
   Карамон посмотрел на Перагаса и опустил руки. Кинжал выскользнул  из  его
онемевших пальцев и упал на пол, а сам он привалился спиной к стене.  Киири,
следившая за Карамоном с явным сочувствием, положила руку ему  на  плечо,  а
Перагас тяжело вздохнул. Затем он и Киири, обогнув тело Варвара, которое так
и осталось лежать на полу, вновь ушли на арену.
   - Ты сказал мне, что здесь никого  не  убивают!  -  пробормотал  Карамон,
задыхаясь от гнева и боли.
   Гном шагнул вперед и остановился прямо перед ним.
   - Это был несчастный случай, - с