...кендер.  Они  хотят  повидаться  с
тобой, Мастер.
   В голосе Эстетика слышалось смятение. Даже если бы демон из Бездны явился
в Библиотеку и потребовал свидания  с  Астинусом  -  и  тот  не  испугал  бы
Бертрема так сильно, как кендер (если,  конечно,  это  был  бы  не  огненный
демон).
   - Проводи их ко мне, - кивнул Астинус.
   - Обоих?! - потрясение спросил Бертрем. Астинус снова  поднял  голову,  и
его лоб покрылся глубокими морщинами.
   - Надеюсь, драконид не повредил тебе слух, Бертрем? -  спросил  он.  -  А
может, тебя случайно стукнули по голове?
   - Н-нет, Мастер... - Бертрем покраснел и, пятясь, выскочил  из  кабинета,
едва не запутавшись в своей длинной рясе.
   - Карамон Маджере и...и Тассельхоф Сын Соседа! - неуверенно  объявил  он,
снова появляясь на пороге кабинета хрониста минуты полторы спустя.
   -  Тассельхоф  Непоседа,  -  представился  кендер,  протягивая   Астинусу
маленькую ладошку, которую историк серьезно пожал.
   - А ты - Астинус Палантасский, - продолжил Тас, и его хохолок  затрепетал
от восхищения. - Мы с тобой  уже  встречались,  но  ты,  наверное,  меня  не
помнишь, потому что этого, видишь ли,  еще  не  произошло.  А  теперь,  если
задуматься как следует, не произойдет вовсе. Я правильно говорю, Карамон?
   - Не произойдет, - подтвердил гигант, и Астинус пристально  посмотрел  на
него.
   - Ты совсем не похож на своего брата, - сказал  летописец.  -  Во  всяком
случае, не так,  как  должны  быть  похожи  близнецы.  Впрочем,  -  спокойно
прибавил он, - Рейстлину пришлось пройти через страшные  испытания,  которые
повлияли на его облик и образ мыслей. И все же в твоих глазах есть что-то от
него...
   Астинус задумчиво нахмурился. Он никак не мог понять, что  происходит,  а
на всем Кринне не могло произойти ничего такого, что было бы недоступно  его
уму.
   Как следствие, историк не на шутку разозлился.
   Астинус выходил из  себя  чрезвычайно  редко.  Как  правило,  одного  его
раздраженного слова бывало достаточно, чтобы все Эстетики в панике  забегали
по коридорам Библиотеки, однако на сей раз он был  рассержен  по-настоящему.
Седые брови встопорщились, губы плотно сжались, а в глазах  появилось  такое
выражение, что кендер принялся озираться по сторонам в  поисках  неотложного
дела, сославшись на которое он мог бы как можно скорее удалиться,  не  теряя
достоинства.
   - Ну, в чем дело?! - Хронист хватил ладонью по столу с такой  силой,  что
перья в стакане подпрыгнули,  чернила  расплескались,  а  ожидавший  снаружи
Бертрем ринулся прочь со  всей  возможной  скоростью,  какую  позволяли  ему
развить сваливающиеся с ног мягкие сандалии и длинный подол рясы.
   - В тебе есть какая-то тайна, Карамон Маджере, а для меня нет и не  может
быть никаких тайн. Я знаю все: что, где и как происходит, мне известны мысли
каждого живого существа на Кринне и все  их  тайные  желания.  Почему  же  я
ничего не могу прочесть по твоим глазам, Карамон Маджере?
   - Тас уже сказал тебе, - невозмутимо отозвался Карамон. С  этими  словами
он полез в дорожную сумку, которая висела у него через плечо, достал  оттуда
огромный переплетенный в кожу фолиант и бережно опустил его  на  стол  перед
летописцем.
   - Это моя книга! - воскликнул Астинус и нахмурился еще сильнее. Он  сидел
за столом мрачнее тучи, а следующую свою фразу почти прокричал:
   - Откуда она взялась? Ни одна из моих книг  не  может  покинуть  пределов
Библиотеки без моего ведома. Бертрем...
   - Взгляни на дату.
   Астинус смерил Карамона яростным взором, затем бросил  беглый  взгляд  на
дату на переплете и открыл было рот, чтобы снова окликнуть Бертрема,  однако
что-то остановило его. Крик замер на губах историка, так и не  родившись,  а
глаза удивленно расширились. Наконец он поднял голову, посмотрел на Карамона
и снова принялся разглядывать дату.
   - Так вот оно что...Я вижу в твоих глазах будущее.
   - Будущее, которое записано в этой  хронике,  -  торжественно  подтвердил
Карамон.
   - И мы действительно там побывали! - поддакнул Тассельхоф, подпрыгивая на
месте. - Хочешь, я расскажу? Это совершенно невероятная история. Мы,  видишь
ли, вернулись из прошлого в Утеху, только  она  совсем  не  была  похожа  на
прежнюю Утеху. Откровенно говоря, я думал, что нас занесло на  луну,  потому
что, когда Карамон включал магическое устройство, я  нечаянно  подумал:  как
хорошо было бы побывать на луне. Только это была не луна, просто...
   - Тише, Тас, - ласково сказал Карамон. Положив руку кендеру на плечо,  он
медленно двинулся в  сторону  выхода.  Кендер,  которого  неумолимая  ладонь
Карамона толкала в том же направлении, обернулся у самого порога и  крикнул,
приветливо помахивая рукой:
   - До свидания, Астинус! Буду рад  встретиться  с  тобой  после...то  есть
до...Ну в общем, еще раз.
   Но Астинус не слышал и не видел его. День, когда он получил  от  Карамона
Маджере толстый том, стал единственным днем в  истории  Палантаса,  которому
был уделен лишь один коротенький абзац:
   "Сегодня, в два  часа  пополудни,  Карамон  Маджере  принес  мне  Хронику
Крита", том ММСХL. Этот том, который написан моей рукой, я никогда не  писал
и не напишу".

***

   Похороны Элистана для  жителей  Палантаса  превратились  в  отпевание  их
прекрасного города. Церемония, согласно последней просьбе жреца, началась на
восходе солнца, и на нее явились все жители - молодые и  старые,  богатые  и
нищие. Даже раненых - тех, кто не мог двигаться самостоятельно,  -  принесли
на самодельных носилках и уложили на обожженной траве лужаек вокруг храма.
   Среди раненых был и Даламар. Когда Танис и Карамон привели темного  эльфа
и усадили его под опаленными осинами, никто не проронил ни  звука:  вот  уже
несколько дней в городе циркулировали упорные слухи о том, что  молодой  маг
сражался с самой Темной Госпожой - как называли  Китиару  -  и  победил  ее,
после чего воинство Повелительницы Драконов разбежалось. Элистан хотел  быть
похороненным в своем храме, но от величественного сооружения  остались  одни
закопченные мраморные стены. Амозус не раз заводил речь  о  своем  фамильном
склепе, но Крисания отклонила его великодушное предложение. Она помнила, что
Элистан обрел свою веру в  рабском  труде,  в  подземных  каменоломнях  Пакс
Таркаса, и потому распорядилась - а она, как  Посвященная  Паладайна,  стала
официальной главой Братства - положить Элистана в одну из глубоких пещер под
основанием храма, которые раньше использовались как кладовые.
   Это решение многих повергло в шок, но никто не осмелился  ни  оспаривать,
ни подвергать сомнению решение Праведной Дочери  Светоносного  бога.  Пещеры
были приведены в порядок, убраны и освящены, а  из  остатков  стен  храма  -
сооружен мраморный саркофаг. Именно с этих пор, даже когда  культ  Паладайна
достиг наивысшего расцвета - а эти дни были не за  горами,  -  жрецов  стали
хоронить именно в подземном каменном лабиринте, который вскоре стал одной из
самых почитаемых святынь на Кринне.
   Пока же прихожане в молчании  рассаживались  вокруг  руин  храма.  Ранние
птицы, которые ничего не знали ни о смерти, ни о войне, ни о горе,  а  знали
лишь то, что солнце  встает  и  что  они  живы,  наполнили  воздух  веселым,
беззаботным щебетом. Первые лучи  солнца  позолотили  вершины  далеких  гор,
изгоняя отовсюду, в том числе и из людских сердец, печаль и мрак ночи.
   Прощальную речь произнес только один человек. Это была Крисания, и  никто
не счел это неприличным. И дело здесь вовсе не в том, что молодая женщина по
воле Элистана становилась его преемницей на посту Верховного Жреца, а в том,
что она, как показалось жителям Палантаса, воплотила в себе всю их боль,  их
потери и надежды.
   Говорили, что этим утром она впервые встала с постели, впервые с тех пор,
как Танис Полуэльф на руках вынес ее из Башни Высшего Волшебства и  доставил
ко входу в Большую Библиотеку, где Эстетики и уцелевшие жрецы  трудились  не
покладая рук, облегчая страдания раненых и умирающих. Довольно долгое  время
Крисания сама балансировала на грани  жизни  и  смерти,  однако  ее  вера  и
молитвы жрецов сохранили ей жизнь. Вот только зрение так и  не  вернулось  к
молодой жрице.
   В то утро Крисания стояла перед жителями города, и ее незрячие глаза были
направлены прямо на солнце, которое она никогда больше не увидит. Яркие лучи
сверкали в ее  длинных  черных  волосах,  обрамлявших  прекрасное  лицо,  на
котором ясно видны были глубокая вера и сострадание.
   - Я стою в темноте,  -  сказала  Крисания,  и  ее  чистый,  нежный  голос
зазвучал над толпой вместе со звонкими песнями жаворонков, - но  я  чувствую
на своем лице тепло и знаю, что стою лицом к солнцу. И я вижу  солнце,  хотя
мои глаза навеки покрыл мрак. Способность видеть может утратить и  тот,  кто
слишком долго глядит на солнце, и тот, кто слишком долго  живет  в  темноте.
Элистан учил нас, что смертные не должны жить  только  на  ярком  свету  или
только во тьме, они должны переходить из тьмы к свету  и  обратно.  Если  мы
будем не правильно пользоваться и тем и другим - а ведь  тень  и  свет  есть
великий дар богов, - то потери и смерть неизбежны,  однако  и  день  и  ночь
способны вознаградить любого так щедро, как  это  только  возможно.  Мы  все
прошли через испытания кровью, мраком, огнем... - Тут ее голос  сорвался,  а
те, кто стоял ближе других к Крисании, заметили на ее щеках слезы, но  жрица
взяла себя в руки и продолжала все тем же уверенным и спокойным голосом:
   - Мы с честью выдержали эти испытания, как некогда выдержал их Хума, хотя
наши потери неисчислимы, а утраты столь  горьки,  что  мы  еще  долго  будем
скорбеть и оплакивать  ушедших.  Но  жертва  была  не  напрасной.  Мы  стали
сильнее, мы укрепились в сознании того, что наш дух  может  подчас  сверкать
ярче и чище, чем звезды на небе.
   Кто-то, ведомый Черной луной,  может  выбрать  себе  тропу  тьмы,  кто-то
предпочтет ходить дорогами света, но и тот и другой путь каменист и  опасен,
и лишь рука друга, слова ободрения помогут вам осилить нелегкую дорогу.
   Способность  любить  бесконечно,  способность  сострадать,  заботиться  о
других даны каждому из нас - дарованы щедрыми богами представителям всех рас
и народов Кринна...
   Крисания немного помолчала.
   - Наш город погиб в огне, - проговорила она мягко. - Мы  потеряли  многих
из тех, кого любили, и, возможно, жизнь  может  показаться  кому-то  слишком
тяжким бременем.  Но  помните  -  стоит  протянуть  руку,  и  ваших  пальцев
обязательно коснется чья-то теплая рука, которая протянется  вам  навстречу.
Только  вместе  с  кем-то  близким  сможете  вы  обрести  силы  и   надежду,
необходимые вам, чтобы идти дальше...
   После церемонии жрецы в белоснежных мантиях отнесли тело Элистана к месту
его последнего упокоения, а Карамон с Тасом отправились на поиски  Крисании.
Они отыскали ее среди развалин храма:
   Крисания стояла, опустив руку на плечо молодой жрицы,  которая  стала  ее
поводырем.
   - Тут пришли двое, - доложил ей послушник, - и хотят видеть Посвященную.
   Крисания повернулась и протянула вперед руку.
   - Позвольте мне дотронуться до вас, - сказала она.
   - Это я, Карамон, - неловко начал гигант. - И еще...
   - Я... - подавленно пискнул кендер.
   - Вы пришли попрощаться, - улыбнулась Крисания.
   - Да, мы уезжаем сегодня, - кивнул Карамон, беря ее тонкие пальцы в свои.
   - Поедете прямо в Утеху?
   - Нет...не совсем. - Карамон слегка  замялся.  -  Сначала  мы  с  Танисом
отправимся в Солантус. Потом, когда...когда я снова  почувствую  себя  самим
собой, мы воспользуемся магическим устройством и оно перенесет нас в Утеху.
   Крисания слегка сжала его руку и заставила Карамона приблизиться.
   - Рейстлин обрел покой, - сказала Крисания тихо. - А ты?
   - Да, госпожа, - решительно и уверенно ответил  гигант.  -  Наконец-то  я
смогу жить в мире  с  самим  собой.  -  Он  вздохнул.  -  Просто  мне  нужно
поговорить с Танисом и разобраться в своей прошлой жизни, привести в порядок
события и мысли. Кроме того, - Карамон сильно покраснел, - мне нужно узнать,
как строят дома. Когда я строил наш дом, я постоянно  был  пьян  и  не  имел
никакого представления о том, что и как делают мои руки.
   Гигант посмотрел в лицо молодой женщине, и она, почувствовав его  взгляд,
которого не могла видеть, улыбнулась и слегка порозовела. Увидев эту улыбку,
увидев мокрое от слез лицо Крисании, Карамон прижал ее к себе.
   - Прости... - прошептал он. - Как бы мне хотелось, чтобы я  мог  избавить
тебя от всего этого...
   - Нет, Карамон, - ответила молодая женщина. - Я вижу, и вижу ясно, как  и
обещал Лоралон...
   С этими словами она прижала руку Карамона к своей щеке и поцеловала ее.
   - Прощай, Карамон. Пусть Паладайн благословит тебя...
   Тассельхоф громко шмыгнул носом.
   - До свидания, Криса... то есть я хотел сказать - Посвященная,  -  сказал
он жалобно, неожиданно  ощутив  недостатки  своего  малого  роста  и  оттого
почувствовав себя одиноким и несчастным. - Мне очень  жаль,  что  я  устроил
такую кутерьму...
   Крисания не дала ему договорить. Она протянула  руку  и,  положив  ее  на
голову кендера, пригладила его непослушный хохолок.
   - Многие из нас, Тассельхоф, - сказала она, - ходят тропами или  дорогами
тьмы,  и  лишь  немногие  избранные  обладают  собственным  светом,  который
разгоняет мрак и заставляет ярче сиять все краски дня.
   - Правда? Должно быть, это очень нелегко - обладать таким светом. Что  же
это может быть? Наверное, факел, - предположил Тас. - Свеча слишком мала,  к
тому же тающий воск всегда капает на ботинки тем,  кто  ходит  со  свечой  в
руке...Скажи, как ты думаешь, смогу ли я когда-либо встретить кого-нибудь из
тех, о ком ты говоришь? - с интересом закончил он.
   Крисания улыбнулась:
   - Я говорила о тебе, Тассельхоф. Насколько я тебя узнала, ты не  из  тех,
кто позволит каплям воска замарать твои туфли. Прощай, Тассельхоф  Непоседа.
Я не буду просить Паладайна благословить тебя,  потому  что  ты  и  так  его
близкий друг...
   - Ну, - внезапно спросил Карамон, пока они пробирались  сквозь  толпу,  -
решил ты наконец, что тебе делать  дальше?  Теперь  у  тебя  есть  Воздушная
Цитадель, которую подарил тебе Амозус, и ты можешь отправиться в любое место
Кринна. Возможно, даже на луну, если захочешь...
   - Ах вот  ты  о  чем...  -  рассеянно  отозвался  кендер,  который  после
разговора с Крисанией пребывал в некоторой благоговейной задумчивости.  -  У
меня больше нет Цитадели. Она была слишком большая, к тому же когда я  решил
обследовать ее, то оказалось, что внутри нет ничего интересного. А  до  луны
она не долетит, я уже пробовал. Кстати, - он  поглядел  на  Карамона  широко
раскрытыми глазами, - известно ли тебе, что если подняться высоко-высоко, то
из носа начинает течь кровь? А  знаешь  ли  ты,  что  там,  наверху,  ужасно
холодно и вообще как-то неуютно? Кроме того, луны оказались намного  дальше,
чем я рассчитывал. Вот если бы у меня было магическое устройство...
   И он искоса поглядел на гиганта.
   - Об этом не может быть и речи, - отрезал Карамон. - Устройство  вернется
к Пар-Салиану.
   - А я мог бы отнести его старому магу,  -  тут  же  предложил  кендер.  -
Заодно и объяснился бы с ним, рассказал, как я нечаянно его сломал, а  Гнимш
починил и оно чуть не помешало заклятию...Нет? - Он тяжело  вздохнул.  -  Ну
ладно. В общем-то, я все равно решил поехать с тобой и Танисом, если я  тебе
еще нужен... - И он посмотрел на Карамона  с  печальной,  чуть  заискивающей
улыбкой.
   Карамон ответил тем, что обнял кендера за плечи и прижал к себе  с  такой
силой, что раздавил несколько интересных и, несомненно, весьма ценных вещиц,
которые нашли себе прибежище в кошельках Тассельхофа.
   - Кстати, - спохватился  вдруг  гигант,  -  а  что  ты  сделал  со  своей
Цитаделью?
   - А-а... - Тас небрежно махнул рукой. - Я подарил ее Рунсу.
   - Овражному гному! - ахнул Карамон, останавливаясь.
   - Не волнуйся ты так, все равно он  не  сможет  летать  на  ней  один,  -
успокоил его Тас. - Хотя... - Он задумался и добавил:
   - Если, конечно, он  не  догадается  позвать  на  помощь  еще  нескольких
гномов. Об этом я как-то не подумал.
   - Где она? - простонал Карамон.
   - Специально для  него  я  опустил  крепость  на  землю  в  одном  чудном
местечке, - объяснил Тас несколько смущенно. - Это была самая богатая  часть
какого-то города, над которым мы пролетали. Ему  там  очень  понравилось,  в
Цитадели, я имею в виду, а не в городе, хотя,  по  зрелом  размышлении,  мне
кажется, что и город должен прийтись ему по душе. Как бы там ни  было,  Руне
здорово помог всем нам, поэтому когда я спросил у него, хочет ли он  владеть
Цитаделью, и он сказал "да", я тут же опустил ее на то  место,  которое  мне
понравилось.
   - Ну  и  переполох  поднялся,  ты  бы  видел!  -  со  счастливой  улыбкой
присовокупил  Тассельхоф.  -  Из  этого  огромного  замка  выбежал  какой-то
человек; он уселся на холме прямо напротив Цитадели и  начал  кричать,  что,
дескать, это его собственность и какое, мол, мы имели право садиться тут  со
своей Цитаделью и так далее в том же духе. Начался большой скандал. Тогда  -
очень вежливо, Карамон! - я указал ему на  то,  что  наша  крепость  накрыла
собой отнюдь не всю его собственность, а потом мы поговорили о необходимости
делиться с ближним и все такое. Я уверен, это могло бы его утешить, если  бы
он только слушал. А потом Руне начал рассказывать этому человеку про то, как
ему нравится Цитадель и как он собирается жить в ней со своим кланом.  Тогда
у этого человека случилось нечто вроде припадка, потому что  его  унесли,  а
вскоре на холме собрался уже весь город; Сначала было  очень  интересно,  но
потом мне все это наскучило. Короче, я был рад,  что  Огнекрылый  полетел  с
нами. Он помог мне вернуться.
   - Ты мне ничего об этом не рассказывал, - сказал Карамон,  изо  всех  сил
стараясь казаться свирепым.
   - Ну наверное, я просто позабыл, - пробормотал кендер. - У  меня,  знаешь
ли, было слишком много забот в последнее время. Мне необходимо  было  многое
обдумать, Карамон.
   - Я знал, Тас, - кивнул гигант, - и беспокоился за тебя. Вчера  я  видел,
как ты разговаривал с каким-то незнакомым кендером, и подумал,  что  ты  мог
бы, пожалуй, вернуться домой. Помнишь, ты говорил  мне,  что  собираешься  в
Кендермор?
   Лицо Тассельхофа стало необыкновенно серьезным. Он сунул свою  ладошку  в
руку Карамона и придвинулся ближе.
   - Нет, Карамон, - сказал он негромко. - Это не одно и то же. Я...я боюсь,
что больше не смогу разговаривать ни с одним кендером.
   Он тряхнул головой, и его хохолок печально закачался.
   - Я пытался рассказать им о Фисбене с его волшебной шляпой,  о  Флинте  и
его дереве, о Рейстлине и о бедном  Гнимше...  -  Тас  сглотнул  и,  вытащив
откуда-то огромный носовой платок, промокнул глаза. - Но они, кажется,  меня
не поняли. Им просто...нет до этого дела. А ведь  это  очень  трудно,  когда
тебе самому не все равно, да, Карамон? Иногда это просто больно!
   - Да, Тас, - откликнулся гигант.
   За разговором они вошли  в  тенистую  рощу,  где  под  высокой,  стройной
осиной, золотистые листья которой трепетали под лучами солнца, дожидался  их
Танис.
   - И не иногда - постоянно. Просто внутренняя боль намного лучше  пустоты,
- добавил воин.
   Подойдя к друзьям, Танис одной рукой обнял Карамона за широкие  плечи,  а
другую положил кендеру на плечо.
   - Готовы? - спросил он.
   - Готовы, - ответил Карамон.
   - Вот и хорошо. Лошади ждут за рощей. Мы могли бы, конечно, взять экипаж,
но, если говорить откровенно, мне никогда не нравилось ездить в этих  ящиках
на колесах. Да и Лоране тоже, хотя она ни разу в этом не признается. Как  бы
там ни было, но природа в это время года по-настоящему прекрасна. Давайте же
воспользуемся нашим путешествием и порадуемся этой красоте.
   - Ты ведь живешь сейчас в Солан