ный, уставился на него.
   - Дела обстоят так плохо? Король только кивнул в ответ.
   - Именно так. Об этом мало кто знает - только вожди племен, а теперь  вот
и ты... Поэтому я прошу тебя - держи язык за зубами.  Урожай  едва  не  весь
погиб.
   Наши амбары  пусты,  в  казне  почти  нет  денег,  а  нам  предстоит  еще
готовиться  к  войне.  Этой  зимой  придется   ввести   жесткие   нормы   на
продовольствие - только так, по  нашим  подсчетам,  мы  сумеем  с  нынешними
запасами дотянуть до весны, да и то едва-едва. Даже сотня лишних ртов  и  та
может...
   Дункан не договорил, но все было ясно и без слов.
   Харас некоторое время стоял молча и размышлял,  затем  поднял  голову,  и
глаза его блеснули.
   - Если это правда, то будь что будет! - сказал он суровo. - Лучше yмереть
от голода, чем сражаться со своими братьями.
   - Это слова благородного гнома... - ответил король,  но  гром  барабанов,
раскатившийся по коридорам и  залам  Паке  Таркаса,  прервал  его.  Глубокие
голоса жрецов зазвучали  под  сводами  старинной  крепости,  выкликая  слова
древних, как сам мир, боевых заклинаний. -  Но  словами  сыт  не  будешь!  -
Король повысил голос, чтобы перекричать тяжелый, грозный гул.  -  Их  нельзя
пить, нельзя обернуть вокруг озябших ног или сжечь в очаге, чтобы согреться.
И даже самые благородные речи не смогут успокоить ребенка, у которого  живот
сводит от голода.
   - А как насчет детей, отцы которых  уйдут  на  войну,  чтобы  никогда  не
возвратиться? - перебил короля советник.
   - Что ж, - Дункан покачал головой, - они будут горевать месяц, два, но  в
конце концов успокоятся. Во  всяком  случае,  все  это  время  у  них  будет
небольшая ежедневная  порция  еды  и  угля.  Впрочем,  трудно  сказать,  что
лучше...
   С этими словами король поднялся с трона и вышел из зала Совета. Он  снова
шел на дозорную башню.

***

   Пока Харас разговаривал с королем в зале Совета, Регар  Огненный  Горн  и
его товарищи ехали на своих коротконогих и мохнатых  горных  пони  прочь  от
Пакс Таркаса. Грубые насмешки и оскорбления все еще звучали у них в ушах. На
протяжении нескольких долгих часов Регар  не  произнес  ни  одного  слова  и
очнулся от своей мрачной задумчивости лишь  тогда,  когда  они  отъехали  от
крепости уже довольно далеко.  На  перекрестке  дорог  старый  гном  натянул
поводья и остановился.
   Обернувшись к самому молодому из сопровождавших его гномов, посол  сказал
ровным, бесцветным голосом:
   - Ты поедешь дальше на север, Даррен Железный Кулак.
   С этими словами старый гном вытащил из-за пояса потертый кожаный кошелек.
   Оттуда он достал свою  последнюю  золотую  монету.  Огненный  Горн  долго
глядел на нее, затем вложил в протянутую ладонь Даррена.
   -  Вот.  Этим  ты  оплатишь  переправу  через  Новое  море.  Отыщи  этого
Фистандантилуса и скажи ему... скажи ему...
   Регар замолчал - то, что он должен был  сказать,  не  лезло  ни  в  какие
ворота, но другого выхода он не видел. Это решение он принял, уезжая из Пакс
Таркаса под свист и улюлюканье горных гномов.  Ухмыльнувшись,  он  продолжил
хрипло:
   - Найди Фистандантилуса и скажи ему, что когда он  окажется  под  стенами
Пакс Таркаса, его  будет  ждать  армия  гномов,  готовая  сражаться  на  его
стороне...

Глава 2

   Над Соламнией сгустилась холодная ночная тьма. Звезды в  чернильно-черном
небе сверкали так ярко, как бывает только в морозные зимние ночи.  Созвездие
Платинового  Дракона  Паладайна  и  созвездие  Такхизис,   Владычицы   Тьмы,
осторожно кружились вокруг неподвижных Весов Гилеана. Пройдет еще две  сотни
лет, если не больше, прежде чем эти два созвездия исчезнут с небосвода, боги
сойдут на землю и начнут войну, в которой примут участие все жители Кринна.
   Пока же двое извечных врагов просто глядели друг на друга в небесах.
   Если бы хоть один из великих богов  бросил  взгляд  вниз,  он  (или  она)
непременно заметили бы слабые и жалкие попытки людей сравняться с ними в  их
небесной славе. На равнинах Соламнии, под  стенами  города-крепости  Гарнет,
вся степь была усыпана кострами, освещавшими ночь, подобно звездам в вышине.
   Это стояла лагерем  армия  Фистандантилуса.  Огни  костров  отражались  в
сверкающих щитах воинов и начищенных нагрудных пластинах, играли на  лезвиях
мечей и остриях бесчисленных копий. Языки пламени дрожали на  лицах,  и  без
того уже освещенных огнем надежды и вновь обретенной гордости,  искрились  в
темных глазах тех, кто примкнул к лагерю совсем недавно и  не  решился  пока
вступить в войско, взлетали высоко в небо и глядели на веселые игры детей.
   Вокруг походных костров сидели и  стояли  группы  людей.  Воины  негромко
переговаривались, смеялись, пели песни, пили, ели, точили мечи и  полировали
доспехи. Ночной воздух был полон шуток и проклятий, звона железа  и  длинных
историй, которые так хорошо рассказывать и слушать у костра  долгой  осенней
ночью. То тут, то там раздавались болезненные стоны, и люди растирали руки и
плечи, гудевшие от непривычных упражнений с мечами и копьями. Загрубевшие от
работы с мотыгами и лопатами ладони покрылись свежими мозолями  от  рукояток
мечей и пик, однако никто не жаловался. Жаловаться им было не на что: люди у
костров видели, как веселы и беззаботны их дети, они знали, что  дети  более
или менее сыты, а что будет  завтра  -  мало  кого  волновало.  Лица  женщин
светились гордостью за своих мужей: впервые за долгие годы  у  них  в  жизни
появилась какая-то определенная цель.
   Были, конечно, среди них и такие, кто понимал  -  на  пути  к  этой  цели
погибнуть так же легко, как выпить кружку  воды  в  жаркий  летний  полдень,
однако смерть в бою была совсем иной, чем от голода  или  жгучей  лихорадки.
Поэтому никто не покинул войска, каждый надеялся на  лучшую  долю  для  себя
лично и уж как минимум - на достойную и быструю смерть.
   "В конце концов, - подумал про себя Гэрик, когда появился другой  солдат,
чтобы сменить его на посту, - смерть придет  к  каждому  из  нас;  уж  лучше
встретить ее при свете дня, с мечом в руке, чем позволить ей  подкрасться  к
тебе ночью, под покровом темноты, и дать схватить  себя  за  горло  ужасными
холодными руками".
   Теперь он был свободен. Вернувшись к своему костру, Гэрик достал из мешка
толстый походный плащ и, торопливо проглотив миску кроличьего рагу, пошел по
равнине между кострами.
   Направляясь к окраине лагеря, он миновал множество  костров,  отмахиваясь
от приглашений  посидеть  с  друзьями.  Сегодня  у  него  было  дело,  и  он
торопился.
   Никто, впрочем, не обратил  на  него  внимания  и  ничего  особенного  не
заподозрил.
   Многим не спалось по ночам, несмотря на усталость; радостное  ожидание  и
волнение овладело душами и умами многих. И Гэрик был отнюдь не единственным,
кто избегал света костров, лишь только наступала ночь: темнота вокруг лагеря
была наполнена шорохами, шепотом и нежным смехом.
   У Гэрика действительно было назначено свидание, но вовсе не с любовницей,
хотя многие девушки в лагере были  бы  счастливы  малейшим  знакам  внимания
молодого и привлекательного аристократа.
   Подойдя к условленному  месту  возле  большого  серого  валуна,  довольно
далеко от лагеря и от тех мест,  где  обычно  встречались  любовники,  Гэрик
поплотнее завернулся в плащ, присел и стал ждать. Ожидание было недолгим.
   - Гэрик? - раздался в темноте неуверенный голос.
   - Микаэл! - радостно воскликнул Гэрик, вскакивая на ноги.
   Двое  мужчин  пожали  друг  другу  руки  и  вдруг,  повинуясь  внезапному
импульсу, крепко обнялись.
   - Я не поверил своим глазам, когда увидел, что  ты  въезжаешь  в  лагерь,
кузен! - проговорил Гэрик, слегка отдышавшись. Он  по-прежнему  сжимал  руку
молодого человека, словно боясь, что тот может раствориться в темноте.
   - Я тоже, - откликнулся Микаэл, крепко держа своего  родича  за  плечо  и
кашляя, словно пытаясь освободиться от комка в горле. Наконец оба опустились
на валун. Некоторое время они молчали, смущенно покашливая. Оба боялись, как
бы дрожь в  голосе  не  выдала  их  чувств,  и  изо  всех  сил  притворялись
мужественными и бывалыми солдатами.
   - Я думал, что вижу призрака, -  сказал  наконец  Микаэл,  делая  попытку
засмеяться. - До нас дошли  слухи,  что  ты  умер...  Убит...  -  Его  голос
прервался, и он снова кашлянул. - Слишком сыро, - пробормотал он вполголоса.
- У меня горло постоянно чем-то забито.
   - Мне удалось спастись, - негромко  ответил  Гэрик.  -  Но  моим  отцу  с
матерью и сестре не повезло.
   - Анне? - пробормотал Микаэл с болью в голосе.
   - Она умерла быстро и без мучений, - тихо сказал Гэрик. - Как и мама...
   Отец сам зарубил их, прежде чем толпа расправилась с  ним.  Чернь  словно
взбесилась. Они разорвали тело отца в клочья...
   Гэрик поперхнулся, и Микаэл сочувственно пожал ему руку.
   - Твой отец поступил  как  истинно  благородный  человек.  Он  погиб  как
настоящий рыцарь, защищая свой дом. Эта смерть все же лучше того,  что  было
уготовано многим... - добавил он мрачно, и Гэрик  внимательно  посмотрел  на
друга. Впрочем, в темноте мало что можно было рассмотреть. - Но как же ты? -
продолжал Микаэл. - Как тебе удалось спастись? Где ты пропадал больше года?
   - Мне не пришлось спасаться от толпы,  -  с  горечью  в  голосе  объяснил
Гэрик.
   - Я был далеко и вернулся, когда все уже было кончено. Я был...  впрочем,
это не важно. - Молодой человек вспыхнул. - Дело в другом. Я должен был  там
быть вместе со своей семьей, когда все это случилось. Я должен  был  умереть
вместе с ними!
   - Твой отец не был бы от этого в восторге, - покачал головой Микаэл. - Он
был бы счастлив, если б узнал, что ты жив и что его род не прервется.
   Гэрик нахмурился еще сильней, и его глаза мрачно сверкнули.
   - Возможно. Хотя я не был с женщиной с...  -  Он  покачал  головой.  -  В
общем, я сделал для своей семьи все, что мог. Я поджег замок...
   Микаэл ахнул, но Гэрик не слышал его.
   - Я не хотел, чтобы чернь завладела древними стенами и поселилась там.
   Прах моих родных, пепел, в который они превратились, - все осталось  там,
среди руин замка, который выстроил мой прапрапрадед. Потом я долго  скитался
в одиночестве, не слишком заботясь о том, что будет со мной дальше. В  конце
концов я встретил небольшую группу людей, таких же, как  я.  Многие  из  них
тоже были вынуждены оставить  свой  дом...  в  силу  обстоятельств.  Они  не
задавали мне никаких вопросов. Им было все равно, кто я  такой.  Важно  было
только, хорошо ли я владею мечом. Я присоединился к ним  и  стал  жить,  как
они.
   - Это были... разбойники? - переспросил Микаэл, безуспешно пытаясь скрыть
свое удивление. Гэрик смерил его холодным взглядом.
   - Да, разбойники, - Ответил он наконец. - Ты потрясен? Тебя удивляет, что
Соламнийский Рыцарь так  быстро  забыл  Кодекс  и  Меру  и  присоединился  к
разбойникам с большой дороги? Но ты ответь мне на один вопрос,  Микаэл:  где
были Кодекс и Мера, когда толпа  убивала  мою  семью,  моего  отца,  который
приходился тебе родным дядей? Существует ли вообще честь в этом  жестоком  и
грубом мире, на этой забытой богами земле?
   - Возможно, что ее действительно нигде нет, - уверенно ответил Микаэл.  -
Только в наших сердцах.
   Гэрик  долго  молчал,  потом  начал  приглушенно  всхлипывать,  с  трудом
сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Микаэл обнял его за плечи  и  прижал  к
себе.
   Гэрик судорожно вздохнул и попытался вытереть слезы ладонью.
   - Я ни разу не плакал с тех  пор,  как  нашел  тела  своих  родителей,  -
признался он. - Ты прав, кузен. Живя  с  разбойниками,  я  словно  увязал  в
глубоком болоте, из которого, наверное, так никогда бы и не  выбрался,  если
бы не наш предводитель...
   - Это Карамон? Гэрик кивнул.
   - Мы устроили засаду и поймали всех троих - его самого и его спутников.
   Мне и раньше приходилось грабить людей, но я  никогда  не  задумывался  о
том, что делаю. Иногда мне это даже нравилось, когда удавалось убедить  себя
в тем, что  я  граблю  таких  же  грязных  псов,  какие  погубили  отца.  Но
спутниками Карамона оказались маг и какая-то женщина. Маг был болен, и когда
я ударил его сзади, он свалился с коня, словно тряпичная кукла. А женщина...
Я знал, что с ней будет, и от одной мысли об этом  меня  чуть  не  стошнило,
однако я боялся нашего главаря  -  одноногого  великана-полукровку.  Он  был
жестоким и свирепым, самым настоящим чудовищем! Но Карамон  не  испугался  и
бросил ему вызов. В ту ночь я увидел настоящее  благородство  и  понял,  что
такое настоящая сила - это когда человек  хочет  отдать  свою  жизнь,  чтобы
защитить тех, кто слабее его. И он победил...
   Гэрик понемногу успокоился и заговорил ровным,  негромким  голосом,  хотя
глаза его продолжали гореть.
   - Благодаря ему я прозрел и увидел, во что превратилась  моя  собственная
жизнь. Когда Карамон спросил, кто хочет отправиться с ним, я  не  раздумывая
согласился, как согласились многие из нас. Впрочем, я последовал бы за ним в
любом случае.
   - А теперь ты - в числе его личной  гвардии?  -  спросил  Микаэл,  слегка
улыбаясь.
   Гэрик кивнул и снова покраснел, на этот раз от удовольствия и гордости.
   - Я объяснил ему, что я нисколько не лучше других, что я такой же  бандит
и вор, но он только посмотрел на меня  таким  взглядом,  словно  видел  меня
насквозь и доподлинно знал, что творится в моей душе. Потом он  улыбнулся  и
сказал мне так: "Каждому человеку когда-то  случается  заблудиться  в  ночи.
Ночь темная, беззвездная, но когда  приходит  утро,  человек  встречает  его
другим, не таким, как раньше".
   - Странно, - пробормотал Микаэл. - Интересно, что он хотел этим сказать?
   - Мне кажется, я его понимаю, - сказал Гэрик и бросил взгляд  на  дальний
конец  лагеря,  где  высился  огромный  шатер  Карамона.  Дым  от   костров,
поднимаясь  в  небо,  клубился  вокруг  высокого   флагштока,   на   котором
развевалось едва видимое в темноте шелковое знамя - зигзаг черной  молнии  и
звезда на ярком фоне.
   - Иногда мне кажется, что он сам идет через свою собственную  беззвездную
ночь. У него на  лице  часто  бывает  такое  выражение...  -  Гэрик  покачал
головой. - Знаешь, - сказал он вдруг, - Карамон и маг - братья-близнецы.
   Микаэл удивленно вытаращил глаза, и Гэрик кивнул.
   - Точно. Впрочем, это довольно странное родство.  Я  бы  не  сказал,  что
братья горячо любят друг друга.
   - Так он же из ордена Черных магов, - фыркнул Микаэл. -  Так  что  ничего
удивительного я в этом не вижу. Странно, что маг вообще путешествует с вами.
   Насколько я слышал, эти маги умеют мчаться  верхом  на  ночных  ветрах  и
призывать себе на помощь из могил мертвецов, которые служат им и  повинуются
каждому их слову.
   - Я не сомневаюсь, что наш маг все это умеет, - подтвердил Гэрик,  мрачно
покосившись на маленькую палатку неподалеку от Карамоновой. - Хотя я и видел
его магию только один раз, еще в разбойничьем лагере, я уверен, что он очень
силен. Мне достаточно только заглянуть ему в глаза, как у меня живот  сводит
от страха, а кровь в жилах превращается в воду. Просто он был  очень  болен,
когда мы поймали их в лесу. Ночь за ночью,  когда  он  еще  спал  в  палатке
брата, я слышал, как у него  буквально  легкие  разрываются  от  кашля.  Мне
иногда казалось, что  он  вот-вот  задохнется.  Не  представляю,  как  может
человек терпеть такую боль. Иногда я сам себя спрашиваю...
   - Но он выглядел вполне здоровым, когда я видел его  сегодня,  -  перебил
Микаэл.
   - О, его здоровье с тех пор значительно улучшилось. Он не делает  ничего,
что могло бы вновь подорвать его силы, и целые дни проводит в своей палатке,
изучая колдовские книги, которые возит с собою в огромных тяжелых  сундуках.
Но и у него есть своя "беззвездная ночь"... - Гэрик задумчиво  посмотрел  на
друга.
   - Он неизменно мрачен, а по ночам его преследуют кошмарные сны. Я не  раз
слышал, как он с криком просыпался и начинал что-то бормотать  на  неведомом
языке. Эти ужасные крики, я думаю, могли бы разбудить и мертвого...
   Микаэл вздрогнул, потом вздохнул и тоже посмотрел на шатер Карамона.
   - Когда мне сказали, что армию ведет черный маг, я не хотел и  слышать  о
том, чтобы вступить в нее, - сказал он. - Говорят, что этот Фистандантилус -
самый могущественный маг из всех, кто когда-либо  жил  на  свете.  Когда  ты
увидел меня сегодня, я еще не решил,  как  мне  поступить.  Я  и  приехал-то
только затем, чтобы узнать поподробнее, действительно ли армия вдет  на  юг,
чтобы помочь угнетенным жителям Абанасинии в их борьбе с горными гномами.
   Он снова вздохнул и сделал такое движение рукой, словно хотел  пригладить
длинные усы, однако его пальцы  остановились,  так  и  не  достигнув  гладко
выбритой верхней губы. Усы - этот древний  символ  рыцарства  -  могли  ныне
погубить своего обладателя.
   - Мой отец еще жив, Гэрик, - продолжил Микаэл, - но я  думаю,  что  он  с
удовольствием обменял бы свою жизнь на смерть, подобную той, какой умер твой
отец. Хозяин Вингаардской Башни  дал  нам  возможность  выбора:  остаться  в
городе и умереть или бежать и выжить. Отец предпочел бы смерть, как и я,  но
нам приходилось думать не только о себе. Горький  это  был  день,  когда  мы
погрузили что могли на жалкую повозку и уехали.  Я  помог  им  устроиться  в
Тротале, в полуразрушенном доме, и надеюсь, что у них будет все  хорошо,  во
всяком случае до весны.  Мама  еще  довольно  молода  и  может  работать  за
мужчину, а мои младшие братья - умелые охотники...
   - А что отец? - сочувственно спросил  Гэрик,  когда  Микаэл  замолчал  на
полуслове.
   - В тот день, в  день  нашего  бегства,  у  него  в  душе  словно  что-то
надорвалось, - с горечью ответил Микаэл. - Он просто сидит, смотрит  в  окно
целыми днями и ночами напролет и молчит. Он так ничего и не  сказал  с  того
дня, как мы бежали от родного очага.  На  коленях  у  него  меч,  а  он  все
смотрит, смотрит...
   Микаэл внезапно стиснул кулаки.
   - Зачем я лгу тебе, Гэрик? Мне нет никакого дела  до  бедствий  гномов  в
Абанасинии! Я приехал сюда, чтобы отыскать сокровище, сокровище, скрытое под
горами! И славу! Славу, которая вернет былой блеск глазам моего  отца!  Если
мы победим, то Соламнийское Рыцарство снова сможет возродиться!
   С этими словами Микаэл тоже  посмотрел  на  маленькую  палатку,  стоявшую
неподалеку от большой. Никто в лагере не осмеливался приблизиться к ней  без
крайней нужды.
   - Однако идти к славе под водительством мага, которого прозвали Темным...
   Рыцари прошлого ни за что бы так не поступили. Паладайн...
   - Паладайн отвернулся от нас, - перебил Гэрик. - Он предоставил нас самим
себе. Я почти ничего не знаю о магах - ни о белых, ни  о  черных,  -  и  наш
колдун меня мало волнует. Я  остаюсь  с  войском  из-за  одного  человека  -
Карамона. Если он приведет меня к славе и богатству - тем лучше. Если нет...
- Он тяжело вздохнул. - Что ж, как бы там ни было, он помог мне оставаться в
мире с самим собой. Хотел бы я пожелать и ему того же... - добавил  он  едва
слышно.
   Впрочем, Гэрик сумел справиться со своим мрачным настроением и поднялся.
   Микаэл последовал его примеру.
   - Мне пора возвращаться в лагерь - я должен хоть немного поспать.  Завтра
снова вставать с рассветом, - сказал он, - Войска  выступают  через  неделю,
если не раньше, - так я слышал. Что скажешь, кузен, остаешься?
   Микаэл посмотрел на Гэрика. Взглянул на палатку Карамона,  на  его  яркий
флаг с девятилучевой звездой, трепещущий на холодном ветру. Затем он кивнул.
   Гэрик широко улыбнулся. Два друга взялись за руки и пошли к лагерю.
   - Скажи мне еще одно, - негромко спросил на ходу Микаэл.  -  Это  правда,
что Карамон держит в плену ведьму?

Глава 3

   - А куда ты собралась? - резко спросил Карамон. Он  только  что  вошел  в
шатер и теперь быстро моргал глазами, не привыкшими к полумраку после яркого
дневного солнца.