е - не сильно.
   Кендер протяжно вздохнул.
   - Никак в толк не возьму, зачем ему понадобилось убивать  Гнимша?  Ладно,
может быть, когда-нибудь я у него  спрошу.  А  пока...  -  Он  огляделся  по
сторонам.
   - Первым делом нужно найти Карамона и сказать ему, что я добыл магическое
устройство и  мы  можем  наконец  отправляться  домой.  Вот  не  думал,  что
когда-нибудь скажу такое, - бормотал он, пытаясь спустить ноги на пол, -  но
"домой" в данных обстоятельствах звучит удивительно здорово!
   Он попытался встать, но его ноги,  очевидно,  предпочитали  оставаться  в
постели, так как Тассельхоф вдруг  обнаружил  себя  по-прежнему  сидящим  на
краешке койки.
   - Так не пойдет! - возмутился кендер, с угрозой глядя на  взбунтовавшиеся
конечности. - Не забывайте - без меня вы ничто! Я ваш хозяин, поэтому, когда
я говорю "Шагай!", вы должны шагать. Ясно? А сейчас я  собираюсь  встать,  -
хмуро  предупредил  Тассельхоф  свои  ноги.  -  И  вправе  ожидать  от   вас
послушания.
   После такой суровой отповеди эффект был налицо. Ноги  вели  себя  намного
лучше, чем в  первый  раз,  и  кендер,  правда,  слегка  покачиваясь,  сумел
пересечь темную комнату и подобраться вплотную к двери, за которой начинался
освещенный несколькими факелами коридор.
   Осторожно  выглянув  из-за  угла,  он  посмотрел  сначала  налево,  потом
направо, но не увидел ничего, кроме дверей темных комнат, подобных  той,  из
которой он так стремился выбраться. Левый коридор  уводил  во  тьму,  правый
заканчивался ведущей наверх лестницей.
   "Интересно, где это я?" - задумался кендер, направляясь к  лестнице,  так
как, насколько он мог судить, единственный выход из  подземелья  был  именно
там.
   "Впрочем,  не  так  уж  это  и  важно,  -  заключил  он   с   философским
спокойствием. - Вот преимущество  человека,  побывавшего  в  Бездне,  -  все
остальные места, сколь угодно  мерзкие,  по  сравнению  с  ней  кажутся  ему
светлыми и прекрасными".
   На полдороге ему пришлось остановиться для  небольшого  спора  со  своими
ногами, которые опять взбунтовались. Видимо, они очень  хотели  вернуться  в
постель и полежать еще немного, так что Тассельхофу пришлось  напомнить  им,
"кто в доме хозяин". Когда эта минутная слабость прошла, кендер  приблизился
к подножию лестницы и вдруг услышал доносившиеся сверху голоса.
   - Вот незадача, - пробормотал он с досадой,  проворно  ныряя  в  тень.  -
Наверху кто-то есть. Должно быть, это стража. Похоже  на  гномов.  Девары  -
так, кажется, они называются...
   Кендер затаился и напряг слух, пытаясь разобрать, о чем шла речь.
   - Неужели нельзя было сподобиться выучить язык, на котором  разговаривают
все приличные люди, - с раздражением заметил он  через  несколько  минут.  -
Ведь ничего же не понятно! Впрочем, они что-то уж слишком возбуждены!
   Не в  силах  справиться  со  своим  непомерным  любопытством,  Тассельхоф
медленно поднялся по лестнице и  заглянул  за  угол,  но  тут  же  спрятался
обратно.
   - Двое, - пробормотал он. - И оба загораживают мне проход. И  ведь  никак
их не обойдешь...
   Его кошельки с оружием и инструментами  исчезли,  оставшись  в  подземных
темницах Торбардина, но нож за поясом он сохранил.
   "Но чем он может мне помочь против этих?" - спросил сам себя  Тассельхоф,
с уважением вспоминая огромные боевые топоры, которые  он  заметил  в  руках
гномов.
   Он выждал еще немного, надеясь,  что  темные  гномы  уйдут.  Оба  часовых
выглядели довольно усталыми,  однако  они  словно  приросли  к  тому  месту,
которое охраняли, и уходить никуда не собирались.
   - Но я же не могу оставаться здесь всю ночь или весь день, смотря  что  у
них там наверху, - проворчал Тассельхоф.  -  Ладно,  последую  совету  отца,
который любил говорить: "Сначала поработай языком, и только потом берись  за
отмычку".
   Самое худшее, что они мне сделают -  если,  конечно,  не  убьют  меня  на
месте, - это посадят обратно под замок.  В  этом  случае  я  снова  буду  на
свободе минимум через полчаса - или я ничего не понимаю в замках.
   Кендер тихо пошел по коридору.
   "Или это не отец говорил? - размышлял он на  ходу.  -  Тогда  кто?  Может
быть, дядюшка Пружина?"
   Выйдя из-за угла, Тас оказался на виду у гномов-часовых, которые  заметно
вздрогнули при виде кендера.
   - Привет! - беззаботно окликнул их Тас. - Меня зовут Тассельхоф Непоседа.
   - Он протянул руку для знакомства. - А вас? Ах, вы не хотите знакомиться?
Ну и хорошо. Наверняка я не смог бы правильно произнести ваши имена.  Видите
ли, я сидел там внизу, в тюрьме, а  теперь  я  ищу  того  человека,  который
обычно запирал меня на замок. Вы, должно быть, знаете его - это маг, который
всегда ходит в черном. Он как раз допрашивал меня, когда кое-какие мои слова
сильно его удивили. У него сделалось что-то вроде припадка, и он выбежал  из
камеры, позабыв запереть дверь. Может быть, кто-нибудь из вас видел, куда он
побежал? Я хотел бы... Эй, куда же вы?
   Тассельхоф заморгал, потом с осуждением покачал головой.
   - Фу,  какие  они  невоспитанные!  Разве  прилично  вести  себя  подобным
образом?
   Последние слова относились к обоим гномам, которые сначала  рассматривали
кендера с нарастающей тревогой на лицах, а затем, хором  выкрикнув  какое-то
смутно знакомое слово, бросились наутек.
   - "Антаракс", - повторил задумчиво Тассельхоф, с недоумением глядя  вслед
гномам. - Похоже на гномье слово... Ах да, конечно!  "Моровая  язва"...  Так
вот оно в чем дело - они думают, что я все еще болен чумой. Ну  что  ж,  это
весьма кстати.
   Теперь кендер стоял в длинном и пустом коридоре, почти точь-в-точь  таком
же, как и тот, который он видел внизу. В дальнем  его  конце  виднелась  еще
одна лестница, к которой бежали оба девара.
   - Я все еще не знаю, где я, -  подытожил  Тас,  -  и  никто,  похоже,  не
собирается подсказать мне, как отсюда выбраться. Должно быть,  мне  придется
последовать за этими двумя деварами - уж они-то, наверное, знают, где выход.
   Может быть, мне повезет, и Карамон тоже окажется где-нибудь поблизости.
   Однако подгибающиеся ноги недвусмысленно указали Тассельхофу на то, что о
беге не может быть и  речи.  Кендер  неловко  заковылял  вслед  за  гномами,
стараясь двигаться как можно быстрее, однако они взлетели  по  ступенькам  и
пропали из виду, а Тас еще не преодолел и  половины  коридора.  Отдуваясь  и
борясь с головокружением, он карабкался вверх, горя желанием поскорее  найти
Карамона, однако, справившись с последней ступенькой и завернув за угол,  он
резко остановился.
   - Оп-па! - Кендер присел от неожиданности и  поспешно  отступил  обратно,
зажимая рот рукой. - Заткнись, Непоседа, если не хочешь иметь дело  с  целой
деварской армией.
   И  действительно,  двое  стражников,  за  которыми   спешил   Тассельхоф,
столкнулись в коридоре по меньшей мере с двумя десятками гномов. Скорчившись
в каком-то темном углу, Тас слышал их возбужденные восклицания и  все  ждал,
что они вот-вот отправятся искать его, топая ножищами по каменному полу.
   Но ничего подобного не случилось.
   Прислушиваясь к разговору,  Тас  выждал  еще  немного,  а  потом  рискнул
выглянуть  из-за  угла.  Только  теперь  он  разглядел,  что  некоторые   из
присутствующих гномов вовсе не похожи на деваров - их бороды были  тщательно
расчесаны, да и одеты они были в сверкающие доспехи.
   Самое главное, они выглядели  довольно  воинственно  и  грозно.  На  двух
деваров эти новые гномы смотрели мрачными  взглядами,  словно  прикидывая  -
свежевать их сейчас или немного погодя.
   - Горные гномы! - пробормотал Тассельхоф, узнав орнамент  на  доспехах  и
гербы на щитах. - А если верить тому, что сказал  Рейстлин,  -  они  и  есть
враги, с которыми воюет Карамон. Следовательно, они  должны  сейчас  быть  у
себя под горой, а не у нас. Если мы, конечно, сами не под горой, а я начинаю
склоняться именно к этому выводу. Интересно, однако, что они тут делают?
   В это время  один  из  горных  гномов  заговорил,  и  Тассельхоф  заметно
просветлел.
   - Наконец-то попался хоть кто-то, кто говорит на нормальном  языке!  -  с
облегчением вздохнул он.
   Гном  говорил  на  грубой  смеси  гномьего  и  Общего,  что  объяснялось,
по-видимому, его незнанием или нежеланием  говорить  по-деварски.  Насколько
Тас понял, предводителю горных гномов было плевать на спятившего мага  и  на
умирающего от чумы кендера, который бродит где-то в подземном лабиринте.
   - Мы пришли за головой предводителя Карамона,  -  прорычал  гном.  -  Вы,
девары, сказали нам, что маг обещал все подготовить. Если все готово, то  на
конечном этапе мы могли бы обойтись и без него;  лично  я  предпочел  бы  не
иметь больше дел с черным магом. Теперь скажи мне, Аргат, твои воины  готовы
атаковать вражескую армию изнутри? Готовы ли вы пойти и убить  предводителя?
Или все это было простой уловкой? Если да, то вашим сородичам  в  Торбардине
придется плохо!
   - Это не уловка, - проревел тот, кого звали Аргат, и стиснул кулаки. - Мы
готовы начать действовать. Предводитель сейчас в штабе. Маг сделал так,  что
он сейчас один - с ним только его телохранитель. Наши люди готовы  атаковать
гномов холмов. Когда вы сделаете свою работу, когда лазутчики  сообщат,  что
ворота Торбардина открываются...
   - Сигнал уже звучит, звучит в эти самые минуты,  -  отрезал  предводитель
горных гномов. - Если бы мы были над землей, ты услышал бы зов боевых труб.
   Армия Торбардина уже идет!
   - Тогда идем  и  мы,  -  подтвердил  Аргат.  Поклонившись,  он  сказал  с
насмешкой:
   - Если ты не боишься, идем с нами. Мы лишим Карамона головы прямо сейчас.
   - Я пойду с вами, - холодно сказал гном, - лишь затем,  чтобы  убедиться,
что вы не замыслили никакого нового предательства.
   О чем еще говорили гномы - Тассельхоф не слышал.  Привалившись  спиной  к
стене, он старался переварить услышанное. Ослабевшие ноги затекли, и  в  них
впивались тысячи иголок, голова кружилась, а в ушах гудело,  но  Тас  ничего
этого не замечал.
   - Карамон, - прошептал он, стараясь что-нибудь  придумать.  -  Они  хотят
убить его! И все это устроил Рейстлин...
   Тас вздрогнул.
   - Бедный Карамон. Его родной брат-близнец... Если бы только он узнал, это
убило бы его на месте. Гномам не понадобились бы даже их топоры.
   Внезапно кендер вскинул голову.
   - Тассельхоф Непоседа! - сердито сказал он себе. - Что это ты делаешь?
   По-моему, ты бездействуешь и не  знаешь,  на  что  решиться,  совсем  как
овражный гном, у которого одна  нога  завязла  в  глине.  Ты  должен  спасти
Карамона! В конце концов, ты же пообещал Тике присматривать за ним!
   "Спасти его?! Как, старая дверная ручка?,.. - зазвучал у  него  в  голове
гулкий голос, подозрительно  похожий  на  голос  Флинта.  -  Там  не  меньше
двадцати гномов, а у тебя лишь этот нож, которым лишь курам головы отрезать!
   - Что-нибудь придумаю, - отрезал кендер. - А ты сидишь себе под  деревом,
ну и сиди...
   В ответ послышалось насмешливое фырканье,  но  Тас  не  обратил  на  него
никакого внимания. Выпрямившись  во  весь  рост,  он  выдернул  из-за  пояса
маленький нож и начал бесшумно - как умеют  только  кендеры  -  красться  по
коридору.

Глава 14

   У нее были темные волнистые волосы и кривоватая  хитрая  улыбка,  которая
впоследствии так нравилась мужчинам у ее дочери. Ее  характер  был  простым,
открытым и честным, как у одного из ее сыновей, и еще она обладала  даром  -
редким и удивительным, - который она сумела передать своему второму сыну.
   Это была способность к магии. Но одна способность сама по себе  мало  что
значит, а она была слаба - слаба волей и  духом.  Вместо  того  чтобы  самой
повелевать магическими силами, она позволила магии овладеть собой, и поэтому
она умерла. Ее смерть не оказала почти никакого воздействия ни на ее дочь  -
волевую и целеустремленную Китиару,  ни  на  сына-силача  Карамона.  Китиара
вообще ненавидела мать и сильно ревновала ее, а Карамон, хоть и  забоится  о
матери, однако гораздо ближе ему был собственный брат-близнец  -  хрупкий  и
болезненный Рейстлин. Кроме того, странные видения и галлюцинации,  а  также
мистические трансы, в которые мать частенько впадала, делали  ее  абсолютной
загадкой для молодого воина.
   Рейстлина смерть матери повергла в глубокое отчаяние. Он был единственным
из ее детей, кто до конца  понимал  свою  мать.  Он  жалел  ее  за  слабость
характера, хотя за нее же и презирал. Когда мать умерла, Рейстлин  пришел  в
ярость;  он  остался  один-одинешенек  в  целом  мире,  наедине   со   своим
драгоценным и опасным даром. Как ни сердился молодой маг, в глубине его души
рождался безотчетный, всепоглощающий страх, ибо в судьбе матери ему  виделся
его собственный жребий.
   После смерти мужа мать  Рейстлина  погрузилась  в  состояние,  близкое  к
трансу, вызванное горем и безразличным отчаянием, из которого она  не  вышла
до конца своих дней. Рейстлин был беспомощен.  Он  ничего  не  мог  сделать,
только смотрел, как угасает огонек ее жизни, по мере того как  она  медленно
уходит во тьму. Мать лежала молча, никого не узнавая и отказываясь  от  еды,
то и дело разумом своим уносясь в иные планы бытия, видеть которые дано было
только ей.
   Ее сына - тоже мага - это потрясло до глубины души.
   Он сидел с матерью в ее последнюю ночь. Держа мать  за  тонкую  руку,  он
смотрел, как ее ввалившиеся, лихорадочно блестящие глаза следят за чудесами,
вызванными к жизни сорвавшимися с цепи магическими силами.
   Этой ночью Рейстлин  поклялся  себе  страшной  клятвой,  что  никогда  не
позволит никому и ничему - ни своему брату-близнецу, ни сводной  сестре,  ни
магии, ни судьбе, ни даже богам - играть собой  так,  как  это  было  с  его
матерью.
   Он сам, и только сам поведет себя по жизни, поведет туда, куда ему  будет
нужно.
   Он поклялся себе в этом самой страшной  клятвой,  связавшей  его  на  всю
жизнь, но он был еще  мальчишкой,  который  остался  один  в  темноте  подле
умирающей матери. Он слышал ее последний судорожный вздох и чувствовал,  как
последняя дрожь пробежала по тонким, таким же, как у него  самого,  пальцам.
Сжимая эти пальцы, он плакал и все умолял ее сквозь слезы:
   - Мама, вернись домой... вернись домой!
   Теперь, в Замане,  эти  слова  были  обращены  к  нему.  Они  дразнили  и
испытывали, смеялись и молили, разогревали его гнев  и  холодили  душу.  Они
звенели в ушах,  эхом  отдавались  в  голове,  словно  звучали  надтреснутые
колокола - не в тон, не в лад, невпопад. Чувствуя, что  голова  его  вот-вот
разлетится от боли, Рейстлин сильно ударился лбом о стену.
   Однажды Рейстлин видел, как Ариакас пытал пленного  рыцаря,  заперев  его
внутри звонницы. Ночь напролет темные  жрецы  звонили  в  колокола,  вознося
хвалу  своей  Королеве.  Наутро  рыцарь  был  найден  мертвым,  а   на   его
перекошенном лице навеки застыла гримаса ужаса - ужаса столь бесконечного  и
глубокого,  что  даже  привычные  к  жестокости  палачи  поспешили  поскорее
избавиться от трупа.
   Рейстлин  чувствовал  себя  примерно  так  же  -  запертым  внутри  своей
собственной колокольни, колокола судьбы на которой вызванивали и вбивали ему
в череп его же собственные слова, предвещавшие его судьбу:  "Вернись  домой,
вернись домой!". Шатаясь, крепко сжимая  голову  руками,  Рейстлин  отчаянно
пытался заставить их замолчать, но его усилия ни к чему не привели...
   Оглушенный и ослепленный болью, маг решил убежать от них.  Пошатываясь  и
спотыкаясь на каждом шагу,  он  бродил  по  коридорам  магической  крепости,
понятия не имея, где находится, ища только одного - спасения. В конце концов
он наступил на полу собственного плаща и, запутавшись в ней, с размаху  упал
на колени.
   Из его кармана выпал какой-то  круглый  предмет,  выпал  и  покатился  по
каменному полу. Глядя на него, Рейстлин ахнул от страха и  гнева.  Это  было
еще одно свидетельство его поражения - разбитый, треснутый, бесполезный Глаз
Дракона. Рейстлин бросился за ним,  но  шар  будто  специально  избегал  его
растопыренных пальцев, катясь по каменным плитам и подпрыгивая на выбоинах.
   Рейстлин полз за ним на четвереньках, и в конце концов  шар  остановился.
Со свирепым горловым рычанием маг протянул к нему скрюченные пальцы и  вдруг
замер.
   Глаза его широко открылись от изумления. Он увидел,  куда  он  забрел,  и
теперь отпрянул, дрожа.
   Перед ним возникли Великие Врата.
   Они были точно такими же, как в Палантасской Башне Высшего  Волшебства  -
огромная овальная дверь, стоявшая на  небольшом  возвышении,  с  причудливым
орнаментом на ней - изображением  Пятиглавого  Дракона.  Пять  обращенных  к
центру двери голов разевали пасти в неслышном гимне Владычице Тьмы.
   Врата в Палантасской Башне были заперты; никто не мог открыть их снаружи,
сделать это можно было только изнутри,  из  самой  Бездны,  из  того  места,
которое никто и никогда не покидал против воли  Владычицы  Тьмы.  Эта  Врата
тоже были замкнуты, однако с этой стороны войти в них могли  двое  -  идущие
рука об руку Белый Жрец Бесконечного Добра и Черный Маг, воплощающий в  себе
Бесконечное Зло.
   Столь  невероятное  сочетание  было  специально  предусмотрено   великими
магами, которые надеялись таким образом  навсегда  запечатать  эти  страшные
Врата, ведущие в Царство Тьмы и Бессмертия.
   Обычный  смертный,  глядя  в  эти  Врата,  не  увидел  бы  ничего,  кроме
непроницаемой, кромешной тьмы.
   Но Рейстлин  давно  уже  не  был  простым  смертным.  С  каждым  днем  он
становился все ближе и ближе к своей богине и подчинял себе силы  все  более
могущественные.
   Все его помыслы были направлены на одно, и теперь маг словно завис  между
двумя мирами. Глядя на закрытые Врата, он почти проникал взглядом сквозь эту
тьму!
   Для него мрак не был сплошным...
   С трудом оторвавшись от созерцания Врат, Рейстлин снова сосредоточился на
Глазе Дракона.
   "Как он вообще выскользнул из кармана?" - подумал маг сердито. Он  держал
шар глубоко в секретном кармане своего плаща и теперь  недоумевал,  как  так
получилось, что эта волшебная вещица убежала от  него.  Пораскинув  мозгами,
Рейстлин усмехнулся самому себе - он знал ответ.  Каждый  Глаз  Дракона  был
наделен сильнейшим  инстинктом  самосохранения.  Например,  этот  шар  -  из
Истара,  он  заставил  короля  эльфов  Лорака  похитить  себя  и  увезти   в
Сильванести, чтобы Глаз Дракона не был уничтожен в Катаклизме. Потом,  когда
Лорак сошел с ума и шар не мог его больше  использовать,  он  снова  поменял
хозяина и привязался к Рейстлину. Это он сохранил  жизнь  молодому  магу  на
пороге библиотеки Астинуса.
   Это  он  сговорился  с  Фистандантилусом,  чтобы  доставить  Рейстлина  к
Владычице Тьмы. Теперь же, почувствовав грозящую ему опасность, Глаз Дракона
стремился бежать и от Рейстлина.
   Но Рейстлин не собирался  этого  допустить!  Протянув  руку,  он  быстрым
движением схватил шар.
   Раздался пронзительный визг...
   Врата открывались.
   Рейстлин поднял голову. Врата открывались, но совсем не для  того,  чтобы
пропустить его внутрь. Они открывались, чтобы предупредить,  устрашить  его,
показав дерзкому магу, какое наказание его ждет в случае проигрыша.
   Стоя на коленях и прижимая к груди Глаз  Дракона,  Рейстлин  почувствовал
присутствие Великой Такхизис,  Владычицы  Тьмы,  которая  медленно  вставала
перед ним. Потрясенный, он благоговейно склонился к ее ногам.
   - Это твой жребий, - прошелестел у него в голове знакомый голос. - Судьба
твоей матери станет и твоей. Поглощенный  собственной  магией,  ты  навсегда
останешься у нее в  плену.  Даже  смерть  будет  казаться  тебе  желанной  и
сладостной, но и в этом тебе будет отказано.
   Рейстлин  повалился  на  каменные  плиты.  Его  трясло.  Точно   так   же
вздрагивало тело Фистандантилуса, когда он прикасался к нему  алым  рубином.
Голова мага лежала на каменном полу. Так же она  лежала  на  плахе  во  сне,
преследо