рос.
   Я подумал о том, не предложить ли Эдмунду нарушить это скорбное молчание.
Он мог бы рассказать людям о  будущем,  которое  ждет  их  в  новых  землях,
вернуть им радость и надежду. Однако же я решил, что делать этого не  стоит.
Безмолвие было почти священным. Люди прощались со своей землей.
   В конце цикла мы приблизились к колоссу.  И  снова  никто  не  сказал  ни
слова, но люди Кэйрн Телест по одному сходили с тропы и подходили к огромной
каменной колонне. Эдмунд с любопытством смотрел на  нее  -  ему  никогда  не
приходилось так близко видеть колосс.  В  его  лице  читалось  восхищение  и
благоговение; его изумлял этот массивный столп, высеченный из цельной скалы.
   Я  перевел  взгляд  на  короля.  Он  казался  изумленным,  потрясенным  и
разгневанным, но  я  понимал,  что  гнев  в  его  душе  мешается  с  горечью
разочарования, словно бы колосс предал его лично.
   Для меня самого вид колосса вовсе не был чем-то  неожиданным.  Я  в  свое
время изучал его, пытаясь раскрыть его тайны и тем принести  спасение  моему
народу. Но тайна  колоссов  навечно  погребена  под  толщей  лет.  Повинуясь
внутреннему импульсу, Эдмунд снял перчатки, протянул руку,  чтобы  коснуться
камня, пальцами ощутить  вязь  врезанных  в  колонну  рун,  но  остановился,
внезапно устрашившись магии, побоявшись, что ее сила сожжет его.  Он  поднял
на меня вопрошающий взгляд.
   - С вами ничего не случится, - пожал плечами я. - Эта магия уже давно  не
может причинить человеку вред.
   - Как и принести ему пользу, - прибавил Эдмунд словно бы про себя.
   Он осторожно коснулся рукой равнодушно-холодного камня;  нерешительно,  с
каким-то почтением скользнул пальцами  по  узору  рун,  смысл  которых  ныне
утерян. Потом принц поднял голову, взглянул вверх, насколько  хватало  света
факела, - выше все тонуло в непроглядной черноте. Отсветы пламени плясали на
гладкой поверхности камня, на выпуклом рисунке рун.
   - Колонна поднимается к сводам пещеры, - заметил я. Мне  показалось,  что
лучше будет говорить  чуть  суховатым,  спокойным  голосом  учителя,  как  я
говорил с принцем в те счастливые дни, когда  занимался  с  ним  в  классной
комнате. - По всей вероятности, она пронизывает своды пещеры  и  выходит  на
поверхность где-то возле Священного Моря. И вся поверхность колонны  покрыта
рунами, как вы можете это видеть здесь.  Самое  печальное,  -  продолжил  я,
невольно хмурясь, - что я знаю большинство этих знаков. Я знаю и понимаю их.
Но сила рун - не в отдельных знаках, а и их сплетении и сочетании. А  понять
эти сочетания уже не в моих силах. Я срисовал узоры рун и долго изучал их  в
библиотеке, пользуясь древними текстами как ключом...
   Теперь я говорил так тихо, что мои слова мог расслышать только Эдмунд.
   - Это было похоже на попытку размотать  огромный  клубок,  сплетенный  из
мириадов тончайших нитей. За одной нитью я еще мог проследить; она вела меня
- и неизменно приводила к узлу. Я терпеливо отделял нити одну  от  другой  -
снова и снова, пока мой мозг  не  начинал  отказывать  от  переутомления.  Я
распутывал узел, но лишь для того, чтобы  обнаружить  еще  один.  А  к  тому
времени, как мне удавалось распутать и второй, я терял  ту  нить,  что  вела
меня от начала. Но в этом клубке мириады узлов... - Я поднял взгляд вверх  и
вздохнул:
   - Мириады.
   Король резко обернулся. В свете факелов его лицо казалось жестким, словно
бы высеченным из камня. За все время, пока мы стояли возле  колосса,  он  не
произнес ни слова. Я вдруг осознал, что он хранил молчание с тех самых  пор,
как мы покинули город.
   Он пошел назад, к дороге. Люди подняли детей на  руки  и  последовали  за
ним. Следом потянулись и солдаты, унося с собой  факелы,  рядом  со  мной  и
принцем остался только один.
   Стоя  перед  колонной,  Эдмунд  натягивал  перчатки.  Я  терпеливо  ждал,
чувствуя, что принц хочет поговорить со мной наедине.
   - Эти же или похожие руны должны хранить Врата Смерти, - тихо  проговорил
он, удостоверившись, что никто, кроме меня, не слышит его - солдат отошел  в
сторону из уважения к принцу. - Даже если мы найдем их, нам нечего надеяться
на то, что мы сумеем в них войти.
   Мое сердце забилось быстрее. Наконец-то он начал воспринимать мою мысль!
   - Вспомните пророчество, Эдмунд.
   Больше я не сказал ничего. Я не хотел торопиться, Не хотел заставлять его
принимать то или иное решение. Гораздо лучше будет, если Эдмунд,  обдумав  и
взвесив все, примет решение сам. Я убедился в этом еще в те  времена,  когда
принц  был  всего  лишь  учеником.  Ему  можно   было   предложить   что-то,
посоветовать, но никогда нельзя было настаивать или вынуждать его. Он тут же
становился непреклонным и холодным, как камень стен пещеры.
   - Пророчество! - раздраженно повторил он. - Слова, сказанные века  назад!
Если даже они сбудутся, в чем, должен признаться, я сомневаюсь,  почему  это
должно произойти сейчас?
   - Потому, мой принц, - ответил я, - что навряд ли после нас в  этом  мире
останется какая-либо жизнь.
   Как я и предполагал, ответ потряс его. Эдмунд в ужасе воззрился на  меня,
но промолчал. В последний раз взглянув на колосс, он отвернулся  и  поспешил
прочь следом за своим отцом. Я знал, что мои слова встревожили его. Я  видел
задумчивое и озабоченное выражение, возникшее на его  лице,  видел,  как  он
ссутулился, словно то, что он услышал, тяжким грузом легло на его плечи.
   Эдмунд, Эдмунд! Как же я люблю тебя и как же мне больно возлагать на твои
плечи эту чудовищную тяжесть... Я поднимаю глаза и вижу, как ты ходишь среди
устроившихся на отдых людей - тебе нужно знать, что псе они расположились со
всеми возможными сейчас удобствами; я знаю, что ты измучен дорогой, но ты не
сомкнешь глаз прежде, чем уснут люди, доверившиеся тебе.
   Ты не ел целый цикл. Я видел, как ты отдаешь свою  долю  старой  женщине,
нянчившей тебя, когда ты был еще младенцем. Ты пытался сделать так, чтобы об
этом гноем поступке никто не проведал. Но я видел все. Я знаю. И твой  народ
начинает понимать, Эдмунд, к концу нашего путешествия они научатся  понимать
и ценить по достоинству своего истинного короля.
   Но, однако, я отвлекся. Мне нужно поскорее закончить эту  главу  записей.
Мои пальцы застыли от холода, и,  несмотря  на  все  старания,  чернила  уже
начинают покрываться тонкой ледяной корочкой.
   Колосс, о котором я писал, отмечает границу Кэйрн Телест.  Мы  продолжали
идти до самого конца цикла, покуда не достигли цели этого перехода. Я  искал
и нашел вход в туннель, отмеченный на одной из старинных  карт,  -  туннель,
идущий сквозь стену пещеры. Я знал, что это именно тот туннель, который  нам
нужен: войдя и него, я обнаружил, что его пол идет слегка под уклон.
   - Этот туннель, - объявил я, указывая на темный шлющий провал, - приведет
нас в земли, лежащие глубоко под нашим родным Кэйрном.  Он  приведет  нас  к
глубь Абарраха, к той земле, что  обозначена  на  древней  карте  как  Кэйрн
Некрос, к городу Некрополису.
   Люди слушали молча - даже дети перестали плакать. Мы все  понимали,  что,
войдя в туннель, оставим за спиной не только свои земли, но и свое прошлое.
   Король, не говоря ни слова, пошел вперед, в туннель -  пошел  первым.  За
ним следовали мы с Эдмундом. Принцу пришлось пригнуться, чтобы  не  задевать
головой  низкий  свод.  После  символического  поступка  короля,  словно  бы
открывавшего нам путь, я занял место во главе народа Кэйрн Телест: теперь  я
веду их.
   Остальные потянулись за нами.  Я  видел,  что  многие  останавливаются  у
входа, чтобы  оглянуться,  сказать  последнее  прости  своей  родной  земле,
взглянуть на нее  в  последний  раз.  Должен  признаться,  я  тоже  не  смог
удержаться от этого. Но мы видели лишь одно:  непроглядный  мрак.  Последний
свет, что еще оставался в наших землях, мы уносим с собой.
   Мы вошли в туннель. Пламя  факелов  отражалось  от  гладких  обсидиановых
стен, в неверном  свете  люди  казались  тенями,  скользившими  под  низкими
сводами. Мы шли и шли вперед - все глубже и глубже, к сердцу мира.
   Позади, за нашей спиной, тьма навеки окутала Кэйрн Телест.

Глава 5
ТУННЕЛИ НАДЕЖДЫ, АБАРРАХ

   Тот, кто будет читать эти записи (если хоть кто-нибудь из нас останется в
живых, в чем я начинаю сомневаться),  по  всей  видимости,  заметит  большой
перерыв в них. Когда в последний раз я  отложил  в  сторону  перо,  мы  едва
вступили в первый из тех туннелей, которые на карте обозначены  как  Туннели
Надежды. Вы увидите, что я зачеркнул это название на карте и  вписал  вместо
него другое.
   Туннели Смерти.
   В этих туннелях мы провели двадцать циклов - много дольше, чем я полагал.
Как оказалось, карта неточна - но, надо признать, только в том, что касается
продолжительности пути: несомненно, это тот  же  путь,  которым  века  назад
прошли наши предки, основавшие Кэйрн Телест.
   В те времена туннели были едва созданы: их стены были гладкими,  своды  -
надежными, пол - ровным. Я знал, что за века  все  это  изменилось:  Абаррах
подвержен сейсмическим колебаниям, хотя обычно от них только чашки звенели в
сервантах да еще слегка покачивались дворцовые люстры.
   Я полагал, что наши предки укрепили туннели  с  помощью  магии,  как  они
поступили с нашими домами и дворцами, со  стенами  нашего  города  и  нашими
лавками. Но даже если это и было так, должно быть, они утратили свою силу  -
их нужно перековать, обновить...  создать  заново.  А  быть  может,  древние
просто не озаботились тем, чтобы защитить туннели,  решив,  что,  если  даже
туннели будут  частично  разрушены,  ведающим  знаки  силы  легко  будет  их
восстановить.
   Каких бы бед наши предки ни опасались в будущем, самого страшного они  не
могли предусмотреть; им не приходило в голову, что мы можем утратить магию.
   Снова и снова мы были вынуждены останавливаться - и дорого же стоила  нам
каждая подобная остановка! Мы обнаружили, что своды туннеля во многих местах
обрушились, путь нам преграждали огромные обломки скалы, и  нам  приходилось
тратить по несколько циклов на то, чтобы сдвинуть их с  места  и  расчистить
дорогу. В полу пещеры зияли огромные трещины, лишь самые смелые отваживались
перепрыгнуть их. Нам приходилось перебрасывать через них мосты,  чтобы  люди
могли перебраться на другую сторону.
   А ведь мы еще даже не преодолели туннелей. И конца-краю этому не видно. Я
не могу точно определить наше местоположение. Некоторые приметы,  отмечавшие
путь, бесследно исчезли - были уничтожены обвалами, погребены под  каменными
осыпями или изменены временем до неузнаваемости. Теперь я не уверен  даже  в
том, что мы идем верным путем. Я не вижу способов установить  это.  Судя  по
картам, древние начертали на стенах  руны,  которые  должны  были  указывать
путникам дорогу, но - даже если когда-то это и было гак - их магия  для  нас
ныне непостижима. Мы не способны воспользоваться их помощью.
   Мы в отчаянном положении. Дневные рационы урезаны вполовину. Мы  исхудали
- от людей остались буквально кожа  да  кости.  Дети  больше  не  плачут  от
усталости, они плачут от голода. Телеги и повозки мы  бросили  по  пути.  Те
вещи, которые люди бережно хранили как  память  о  прежней  жизни,  стали  в
тягость их ослабевшим от голода и  усталости  владельцам.  Сейчас  мы  везем
только те повозки, которые необходимы  для  того,  чтобы  везти  стариков  и
больных, но и их мы оставляем в  туннелях,  одну  за  другой.  Самые  слабые
начинают умирать. И некроманты приступают к своим мрачным обязанностям.
   Страдания людей, как я и полагал, тяжким грузом ложатся на плечи  принца.
Кроме того, Эдмунд видит, как у него на глазах слабеет его отец.
   По меркам нашего народа, король был старым человеком.  Его  сын  родился,
когда он был уже в годах. Но когда мы покидали дворец, король был  здоров  и
полон сил, словно ему было вдвое меньше лет. Мне привиделся сон,  в  котором
жизнь короля предстала передо мной нитью, привязанной к  золотому  трону,  и
ныне стоящему во мраке тронного зала  в  Кэйрн  Телест.  Король  уходил  все
дальше от своего престола - и  нить  тянулась  за  ним.  Медленно,  цикл  за
циклом, нить становится все тоньше и тоньше; и теперь, когда мы  так  далеко
от своей родины, боюсь, одного неосторожного прикосновения  довольно,  чтобы
оборвать ее.
   Ничто более не интересует короля: ни то, что мы делаем,  ни  то,  что  мы
говорим, ни то, куда мы идем. Мне временами кажется,  что  он  не  чувствует
земли под ногами. Эдмунд всегда подле своего отца - поддерживает его, ведет,
словно  слепца.  Впрочем,  нет,  это  не  совсем  верное  сравнение.  Король
действует скорее как человек, идущий спиной вперед: он не  видит  того,  что
лежит впереди, - только то, что он оставляет позади.
   В  тех  случаях,  когда  Эдмунд  принужден  оставить  своего  отца,  дабы
исполнять свои бесчисленные обязанности перед  людьми,  он  оставляет  подле
короля двоих солдат, призванных заменить  его.  Король  относится  ко  всему
происходящему с полнейшим безразличием -  он  просто  идет  туда,  куда  его
ведут. Когда ему говорят, что он  должен  идти,  он  идет;  останавливается,
когда говорят, что он должен остановиться. Он ест то, что ему дают, судя  по
всему, не чувствуя вкуса. Мне кажется, он и камень съест, если ему  дать.  Я
также думаю, что если его перестанут кормить, он и  вовсе  ничего  не  будет
есть - и не почувствует этого.
   Много циклов, прошедших с тех пор, как мы  вошли  в  туннели,  король  не
говорил ни с кем - даже со своим сыном. Теперь он почти все время говорит  -
говорит с самим собой, ни к кому не обращаясь. Ни к кому, кого можно брать в
расчет. Большую часть времени он говорит со своей женой - не с той, что ныне
среди мертвых, но с той, прежней, живой  и  молодой  королевой.  Наш  король
отрекся от настоящего и возвратился в прошлое.
   Дела наши шли так скверно, что Совет умолял принца объявить себя королем.
Однако же Эдмунд отказал им. Это был один из немногих виденных мною случаев,
когда принц вышел из себя. Члены Совета отступили перед его гневом; они были
похожи на наказанных детей. Эдмунд прав. По нашим законам,  король  остается
королем до самой его смерти. Однако же закон не учитывал  возможности  того,
что король может сойти с ума. Среди нас такого не случается.
   Члены Совета были вынуждены прийти ко мне (я должен  признать,  что  этот
момент доставил мне величайшее удовольствие) и молить меня о том,  чтобы  во
имя нашего народа я повлиял на решение Эдмунда. Я пообещал сделать все,  что
могу.
   - Эдмунд, нам нужно поговорить,  -  сказал  я  ему  во  время  одного  из
вынужденных привалов: мы ждали, пока солдаты расчистят завал на дороге.
   Его лицо омрачилось, на нем появилось упорное, упрямое выражение. Я часто
видел его таким в дни его юности - например, когда заставлял его  заниматься
математикой, предметом, который он терпеть не мог. Тот  взгляд,  который  он
бросил на меня, пробудил во мне столько дорогих моему  сердцу  воспоминаний,
что я не сразу сумел собраться с мыслями и начать разговор.
   - Эдмунд, - начал я наконец,  стараясь  говорить  суховато  и  кратко:  я
намеревался апеллировать к его разуму, не к его чувствам, - ваш отец  болен.
Вы должны встать во главе своего народа - по крайней мере, на время...  -  Я
поднял руку, предупреждая его гневные возражения:
   - На время, до тех  пор,  покуда  Его  Величество  снова  будет  способен
вернуться к своим обязанностям. Вы, - прибавил я, - в ответе за свой  народ,
мой принц. Никогда за всю историю Кэйрн Телест мы  не  подвергались  большей
опасности, нежели теперь. Неужели вы покинете свой народ в  беде,  повинуясь
ложному чувству долга и сыновней почтительности? Разве  ваш  отец  хотел  бы
этого?
   Разумеется, я не стал даже упоминать  о  том,  что  именно  отец  Эдмунда
покинул свой народ. Однако принц понял мои мысли. Если  бы  я  произнес  эти
слова вслух, он с гневом отверг бы  подобные  мысли.  Однако  же  теперь  их
подсказала ему его собственная совесть...
   Принц бросил взгляд на своего отца - тот сидел на обломке  скалы,  болтая
со своим прошлым. Я читал в лице Эдмунда озабоченность, тревогу и -  чувство
вины. Я  знал,  что  мой  удар  достиг  цели.  Я  знал,  что  сейчас  должен
предоставить Эдмунда самому себе. Но мне мучительно тяжело было уходить.
   "Почему всегда именно я вынужден причинять ему боль,  хотя  я  так  люблю
его?" - с горечью размышлял я, направляясь прочь.
   В конце цикла Эдмунд собрал всех и объявил им, что  теперь  он  будет  их
предводителем, ежели они того пожелают, - но только на  время.  Он  сохранит
титул принца. Его отец  по-прежнему  был  королем,  и  Эдмунд  ожидал,  что,
оправившись от болезни, он снова вступит в свои права.
   Люди были явно обрадованы решением  принца;  я  видел,  что  его  глубоко
трогает их очевидная любовь и верность ему. Конечно, речь Эдмунда  не  могла
облегчить мук голода, но она подняла дух людей - ас легким сердцем  и  голод
переносить легче. Я смотрел на принца с гордостью, и  в  моем  сердце  вновь
воскресала надежда.
   Они последуют за ним куда угодно, думалось мне, даже через Врата Смерти.
   Но, похоже, мы встретим смерть раньше, чем найдем Врата Смерти.
   Единственным радостным событием было то, что по мере  нашего  продвижения
становилось теплее. Я начинаю думать, что мы все  же  идем  верным  путем  и
приближаемся к цели нашего путешествия - к огненному сердцу Абарраха.
   На следующем привале я заметил, что он съел те  крохи  еды,  которые  ему
дали.
   - Да, - продолжал я, возвращаясь к карте, -  я  полагаю,  что  мы  вскоре
достигнем конца пути. Полагаю, что  мы  находимся  вот  здесь,  -  я  указал
пальцем точку на карте. - Еще два цикла - и, если нам не  будут  преграждать
дорогу новые препятствия, мы доберемся до озера.
   - И окажемся в Кэйрн Некрос. И, несомненно, найдем там изобильную  землю.
Конечно же, там будут и вода, и  пища.  Посмотри  на  этот  огромный  океан,
который называют Огненным Морем, -  принц  указал  на  внушительное  лавовое
озеро. - Должно быть, оно дает тепло и свет всей этой земле. И этим  городам
- взгляни  вот  на  этот,  Балтазар!  Гавань  Спасения...  какое  прекрасное
название! Мне оно кажется добрым знаком.  Гавань  Спасения,  где  наш  народ
сможет наконец обрести мир и счастье...
   Он долго изучал карту, вслух рассуждая о том, как, должно быть,  выглядит
то или иное место, как будут говорить с нами  люди  Кэйрн  Некрос,  как  они
будут удивлены, увидев нас.
   Я сидел, прислонившись к стене пещеры, и слушал  принца.  Мне  доставляло
удовольствие снова видеть его преисполненным радостных надежд. Я почти забыл
о мучительном чувстве голода, терзавшем мои  внутренности,  и  о  еще  более
мучительных страхах, мучивших меня все время, пока я не спал.
   К чему прерывать эту легкомысленную  радостную  болтовню?  Зачем  убивать
надежду,  зачем  рассекать  радужный  покров  мечты   обоюдоострым   клинком
реальности?  В  конце  концов,  я  ничего  не  знаю  наверное.  "Теории",  -
презрительно сказал бы на все мои опасения король. Все, что у  меня  есть  -
всего лишь теории.
   Предположение. Огненное Море остывает и уменьшается. Оно не  может  долее
обеспечивать земли на его берегах теплом и светом.
   Теория. Мы не найдем в Кэйрн Некрос изобильных земель.  Мы  найдем  земли
столь же пустынные и безжизненные, сколь и те, что мы оставили  позади.  Вот
почему люди Кэйрн Некрос похитили у нас тепло и свет.
   - Они будут удивлены,  увидев  нас,  -  говорит  Эдмунд,  улыбаясь  своим
мыслям.
   Да, говорю я себе. Очень удивлены. Действительно, очень удивлены.
   Кэйрн Некрос. Так назвали эти земли наши предки, те,  что  пришли  в  мир
Абаррах, назвали в честь  тех,  кто  погиб  при  Разделении  древнего  мира;
назвали, чтобы обозначить этим конец  одной  жизни  и  начало  -  тогда  еще
лучезарное, радостное - другой, новой.
   О Эдмунд, мой принц, сын мой... Знаком нашей су